Иди и не греши

               

          Гулящая  девка, развратница, потаскуха, шлюха – вот неполный список слов, которыми клеймят поклонниц свободной любви. Причем осуждают их как мужчины, так и женщины; все тычут в них пальцем, всячески выражая свое презрение, при этом забывают о своих грехах, которые есть у каждого из нас. Вы помните из библии, что даже Христос не осудил одну из таких девиц, сказал тем, кто хотел учинить над ней расправу: «Кто из вас без греха, пусть бросит в нее камень», а ей сказал, увидев, что все разошлись, и не было среди них безгрешного: «Никто не осудил тебя, и я тебя не осуждаю. Иди и не греши».  Христос не осудил, а мы осуждаем, и камни  бросаем, и славим везде, на каждом перекрестке. А в своем глазу бревна не замечаем, пытаясь разглядеть соринку в чужом. Ну а как сами эти женщины? Как докатились до жизни такой? Вряд ли хотели себе такой доли – быть всеми презираемой. Что они чувствуют, способны ли любить?  Есть ли у них что-нибудь в душе, какие-то чувства, или душа эта умерла, задохнувшись под грузом порока; и осталась одна пустая мертвая оболочка, живущая как бы по инерции, без чувств, без мыслей, без привязанностей…  Хотите заглянуть в душу к такой женщине? Давайте сделаем это вместе!
         С Анжелой я познакомилась, когда, выйдя на пенсию, переехала из города в село.  Огромные голубые глаза, белое чистое лицо, хрупкая девичья фигурка… Трудно было поверить, что ей уже двадцать пять. Выглядела она на восемнадцать. Тем более трудно было поверить, что она уже отмечена пороком, такой чистотой и свежестью от нее веяло. Но внешность обманчива. Позже я узнала, что за ней тянулся длинный список  мужчин, с которыми она вступала в интимную связь.
         Жила она тогда с моим соседом Игорем – высоким красивым парнем, про которого, однако говорили, что он – наркоман. Но прожила она с ним недолго. Он отбил у своего приятеля жену, а Анжелу прогнал. Она, как приз, досталась обиженному супругу. Она еще не раз переходила из одних рук в другие прямо с каким-то  прямо-таки философским равнодушием, без внешних проявлений каких-то эмоций, как будто ей было все равно, с кем жить. Причем в ее послужном списке были как молодые, так и старые, красивые и уродливые, люди разного положения и статуса,  начиная от инженеров и начальников и кончая простыми работягами, а то и просто алкашами и наркоманами. Иногда за ней приезжали какие-то молодые парни на машине и увозили ее с собой. Потом она являлась  через два-три дня к своему очередному сожителю и продолжала жить дальше как ни в чем ни бывало. Казалось, она не знает, что такое верность, не имеет понятия о какой-то там нравственности и даже афиширует свою распущенность. Так, например, она хвастала, что переспала почти со всеми мужиками в селе, но, увидев, как у меня вытянулась физиономия, начинала смеяться и говорить, что она пошутила. Как бы там ни было, она нисколько не старалась, как другие женщины, скрыть свои похождения, а, напротив, всячески афишировала их.
           Но нельзя было сказать, что у нее были одни  только отрицательные качества. Во-первых, она была очень начитана и неглупа. С ней можно было поговорить на любые темы, в том числе и о политике. Во-вторых, она была добра, намного добрее других баб, которые изображали из себя святых, а сами жалели куска хлеба дать своему ближнему. Помню, когда я поехала на поле убирать лук, и мне нечего было взять на обед, одна лишь Анжела из всех, кто там был, поделилась со мной своим обедом. В-третьих, она очень любила и жалела животных. Я не могу назвать человека полностью порочным  и законченным  негодяем, если он любит животных.  Хотя, это как посмотреть. Гитлер, например, тоже любил животных… Вероятно, нет людей, в которых одно только плохое. И еще одна черта, которую я у нее подметила: она очень любила свою мать.
         Ее мать жила тут же в селе. Меня удивляло, почему она не привила своей дочери никаких нравственных принципов. По словам Анжелы,  ее мать работала главным бухгалтером на заводе (они жили раньше в городе). Отец был инженером. Тем более непонятно, как так получилось, что она стала притчей во языцах  на селе, и даже ее родная тетка постоянно склоняла ее, как могла.
         У нее было счастливое детство, ее никогда не наказывали, не били, родители в ней души не чаяли. Правда, когда родители развелись, это было для нее страшным ударом, так как отца своего она любила. В село мать переехала уже после развода, когда Анжеле было лет семнадцать – восемнадцать. Мать ее была, вероятно, женщиной романтически настроенной, раз дала ей такое имя. Анжела сразу же стала пользоваться огромным успехом у мужчин, она в то время считалась самой красивой девушкой в селе. Поэтому не удивительно, что уже через год она вышла замуж. Муж ее закончил сельхозинститут и работал агрономом. Родители его были потомственными учителями, так что муж и его семья вполне интеллигентные. Справили пышную свадьбу, родители сразу же купили им дом, чтобы жили отдельно. Казалось бы, живи да радуйся, чего не хватает? Но то, что кажется внешне благополучным, при ближайшем рассмотрении оказывается не всегда таким. Анжела не любила вспоминать про мужа. При моих осторожных вопросах она сразу же замыкалась, взгляд ее  становился отчужденным; обычно разговорчивая и общительная, становилась она странно молчаливой. Лишь иногда прорывалась у нее ненависть к свекрухе, и у меня сложилось мнение, что, вероятно, большую роль тут сыграла мать ее мужа. И не раз с горечью говорила она, что вот, когда богатая была и в золоте ходила, то все заискивали тогда и в ножки кланялись. А теперь носы воротят. Но это – давно известная истина: всегда людей привлекает богатство, а бедные и обездоленные никому не нужны.
         Страшным ударом для нее была смерть матери. Она тогда жила с матерью, когда ушла от очередного сожителя. В тот день она находилась где-то в загуле, то есть где-то пьянствовала и ночевать домой не пришла. Утром, еще не протрезвев, заявилась домой и застала мать мертвой. Горе ее было огромным и непритворным. Ведь это был единственный близкий ей человек. Отца тоже уже не было, ни братьев, ни сестер; теткам своим она не нужна была. Мать для нее была всем: ее подругой и опорой, человеком, который ее поддерживал и помогал, и, главное, прощал ей все ее выходки. Она легла на кровать с мертвой матерью, обняла ее и лежала так, не принимая пищи, до тех пор, пока их случайно не обнаружила соседка. Потом прибежали ее тетки, вызвали милицию и скорую. Ее буквально отрывали от тела матери. Анжела кричала и плакала, и не хотела верить в то, что мать ее покинула. Пережив это горе, она окончательно «съехала с катушек».
         Если раньше она просто выпивала, то теперь стала пить по-черному. Напивалась и засыпала. И не видела, что с ней делали мужчины. А те рады были воспользоваться  моментом. Не понимали, что у нее душа больная. Да и не хотели они ничего понимать, лишь свою похоть удовлетворить, больше ничего. Именно тогда у Анжелы появилось какое-то пассивное отношение к жизни и полное равнодушие к себе. Она перестала любить себя, и ее прекрасное тело перестало ее радовать, более того, оно стало ей  ненавистно. В библии много говориться о том,  что нужно любить ближнего и даже врагов своих, но нигде не говорится, что нужно любить самого себя, а ведь это очень важно; как может человек сохранять достоинство и уважение к себе, если он не будет любить себя. Просто эта любовь не должна быть чрезмерной. Но, если человек не любит себя, он неизбежно теряет человеческий облик и превращается в тряпку, о которую каждый может вытереть свои грязные ноги.
          Так и Анжела стала постепенно скатываться все ниже и ниже. Внешность ее тоже претерпела изменения: исчез молочно-белый цвет лица, появилась одутловатость, лицо приобрело какой-то синюшный оттенок, в нем появилось что-то порочное. Она уже не производила  впечатление ангела, спустившегося на нашу грешную землю. Легкая небрежность в одежде превратилась в неряшливость. Она перестала следить за собой, ходила в грязной одежде, с немытой головой. Глядя на нее, я удивлялась, как быстро человек может опуститься и превратиться бог знает во что. Многие зададут вопрос, как могла на нее так повлиять смерть матери, ведь многие теряют матерей и не опускаются так. Тут следует учесть, что у этих многих есть какая-то поддержка: муж, дети, сестры, братья, отец и т.д.  А у Анжелы не было никого, кроме матери; теткам она не нужна была, то есть не было никого, кто бы поддержал ее. К тому же она винила себя в смерти матери; думала, что, если бы она была дома, то спасла бы ее, вызвав вовремя скорую. Да и   переживает каждый  горе по-своему: один держится стойко, другой погружается полностью. А Анжела, будучи человеком морально слабым, мучимая к тому же угрызениями совести, избрала путь, которым пользуются многие слабые люди: стала заливать свое горе водкой. Можно много рассуждать  на тему вреда пьянства, но моя задача не в этом, я хочу заглянуть в душу, понять, осталось ли в этой душе, опустошенной, подверженной разврату и пьянству, место для каких-то добрых чувств и поступков.
          Рассказывали о ней жуткие вещи. О том, что ее, пьяную, имел, кто хотел, даже шестидесятилетние деды; о том, что видели, как она валялась на улице; о том, что отдавалась за кусок хлеба и кило картошки. В общем  кумушкам, которые, кстати, ненамного лучше, было о чем посплетничать. Но никто не хотел понять, что со смертью матери она лишилась постоянного дохода, и теперь ей приходилось самой выживать, а это было не так-то просто, так как устроиться на работу она не могла по причине отсутствия документов. (Они с матерью приехали из России). Ей приходилось работать у людей на огородах буквально за копейки, к тому же зимой работы не было. Что ей было делать? Не каждый может выдержать такие испытания. Вот и приходилось ей «подрабатывать» натурой. Тут скорее теток ее нужно упрекнуть за то, что не помогли своей племяннице, только осуждали ее, как могли. Иногда она приходила ко мне, жаловалась, что не ела уже  два – три дня. Я ее, конечно, кормила и с собой давала, но она стеснялась часто приходить. Жила она, где придется, то у подруг, то у любовников;  в своем доме, где умерла ее мать, она боялась находиться. К тому же дров там не было, и зимой жить там было невозможно. Поэтому нет ничего удивительного в том, что она сошлась с шестидесятилетним овдовевшим мужиком. Конечно, выглядели они, как папа с дочкой. Она – молодая, красивая (ей не было еще и тридцати), он – краснолицый здоровяк с внушительным животиком, любитель выпить и поесть, грубый и неотесанный, не прочитавший, наверное, ни одной книги, но зато работящий и получающий пенсию. С этого времени начался сравнительно спокойный период в жизни Анжелы. Иван, так звали ее сожителя, обеспечил ей более-менее сносное существование, во всяком случае, голодать ей больше не приходилось. Дровами он ее тоже обеспечил. Главная ее забота теперь была – убрать, постирать и приготовить поесть, но и в этом он ей помогал. Пить она не перестала, тем более, что дядя Ваня сам этим не брезговал. А вот с мужиками завязала. Может, так и дотянула бы до старости и стала бы в конце-концов уважаемым членом общества, но случилась беда: дядя Ваня хлебнул однажды лишку и скоропостижно умер. Пришлось бедной Анжеле снова возвращаться в ненавистный дом, так как тот дом, где она жила с Иваном, тут же прибрали к рукам его родственники.
          И тут начался самый, пожалуй, тяжелый период ее жизни. Мало того, что дом, покинутый хозяйкой, пришел в запустение: окна побили и по дому гулял сквозняк, чугунную плиту на кухне сняли, крыша на веранде стала протекать, свет отрезали, имущество растащили, двор зарос бурьяном. Но все это еще можно было как-то поправить. Самое страшное, что молодые пацаны, узнав, что Анжела теперь живет одна, стали «наезжать», то есть творить беспредел.
          Однажды я, зайдя к ней, обнаружила ее всю побитую с синяком под глазом. На мои расспросы Анжела, плача, призналась, что ее ночью изнасиловали  трое пацанов, которые влезли в разбитое окно. А так как она сопротивлялась, то они ее еще и избили. Я настояла, чтобы она сейчас же поехала в милицию, но это, к сожалению, ничего не дало. У нас, ей-богу, какая-то странная милиция, которая нередко защищает не пострадавших, а преступников, что я уже не раз замечала. Вместо того, чтобы наказать преступников, их вызвали, сочувственно выслушали (какие добрые дяди!) и отпустили.  Анжелу же следователь стал упрекать в том, что она ведет аморальный образ жизни, а, стало быть,  сама во всем виновата, так как спровоцировала  «бедных ребятишек»  на такие действия. Что за дикая философия? Где, скажите мне, в каком законе написано, что женщина, какой бы аморальной она не была, может  безнаказано  подвергаться изнасилованиям, избиениям и так далее? Преступление есть преступление, и оно должно быть наказано. Почему-то на Западе наказуемы преступные действия даже по отношению к проституткам, а у нас закон как дышло, куда повернул, то и вышло. Кто заплатил, тот и прав. А мы – граждане нашей свободной и прекрасной страны – совершенно  не защищены законом.
          Было ясно, что Анжеле оставаться одной в доме больше нельзя. Я пожалела ее и взяла к себе пожить. Прожила она у меня неделю. Все это время она не пила, и мы с ней много разговаривали. Оказалось, что она прекрасно разбирается в литературе, даже пишет стихи. Причем через стихи было понятно, что она понимает степень своего падения, но почему-то не может или не хочет этому сопротивляться. Стихи ее производили тягостное впечатление. Их мог написать только человек с больной душой, разуверившийся во всем, не видящий смысла в жизни. Я спрашивала у нее, жалеет ли она о том, что развелась с первым мужем, ведь жили они так хорошо и богато, что все им завидовали. Анжела отрицательно покачала головой и нахмурилась. «Никто не знает, как мы жили», - сказала она и пояснила, что за внешним благополучием не видно, что происходит в семье. Оказывается, муж ее был очень ревнивый и ревновал буквально к каждому столбу. Когда уходил на работу, запирал ее дома. «Я жила, как пленница», - сказала она. А еще рассказала, что муж частенько бил ее. «Не мог простить, что я не была девственницей». Я осторожно поинтересовалась, кто же был первым мужчиной, и услышала жуткую историю о том, как ее, шестнадцатилетнюю,  изнасиловали восемь человек. Позвали на речку купаться, а там…
         Я слышала однажды по телевизору передачу о том, что женщины, пережившие насилие,  чаще всего остаются одинокими: становятся мужененавистницами или ведут развратный образ жизни. «Кто хоть однажды стал жертвой, тот остается ею на всю жизнь».  Что-то нарушается в их психике.
          Вскоре Анжела нашла себе нового мужа – законченного алкоголика, покинутого женой с детьми. С ним она прожила на удивление долго – лет восемь. Но пить стала еще больше. Это и не удивительно, он сам пил и ей наливал. А что ей, бедной, оставалось делать? Порядочный на ней бы не женился, а одной ей оставаться тоже было нельзя, не выжила бы она одна. Грустно было смотреть, как она, в общем-то неплохой и добрый человек, все больше и больше опускается, перестает следить за собой. Сожитель, бывало, еще и бил ее, и выгонял из дома. Тогда она спала на улице или шла куда-нибудь к знакомым. Иногда приходила ко мне. Я ее, конечно, пускала,  но отношения у нас становились все более прохладными,  может, потому, что я ругала ее за пьянство, а,  может, потому, что у меня нечего было выпить, и она шла туда, где наливали.
         Исчезла она неожиданно для всех и непонятно куда. Просто однажды поехала в город и не вернулась. Ходили по этому поводу разные слухи: то говорили, что она где-то у корейцев на поле поварихой работает, то говорили, что уехала она в Винницу и там вышла замуж и даже  родила (?) ребенка. Но никто не говорил, что умерла или убили ее, потому как иногда звонила она своим подружкам. А недавно услышала я, что находится она в реабилитационном центре, где лечится трудом и молитвой от алкоголизма. И последнему я верю больше, чем всем предыдущим слухам.
               
                8.02.20 г.