Тонкое и сухое

Кожа – самый большой орган человека.
Одного человека – один орган.
С наибольшей площадью.
Бывает, что он истончается.
Иссушается.

Я держу за руку бабушку.
У нее очень сильные, жилистые руки.
С тоненькой, сухой и мягкой кожей.
Как это возможно – сухой и мягкой одновременно? А вот так: это же не антонимы! Сухой – мокрый, мягкий – твердый. А тут – сухой и мягкий. Все совпадает, я проверила!
В этом я в бабушку.
В проверках.
Она пожимает мне руку и говорит: «Ленусь, но…» - у нее всегда есть «но». И она шутит большими, сложноподчиненными фразами, продолжая пожимать мне руку, а второй рукой может в это время поглаживать мое плечо, или спину – голову уже перестала поглаживать, ведь это только для маленьких годится.
Потом говорит: «Ладно, иди, мне пора обедать»  - или «тебе пора», что, в принципе, одно и то же: у бабушки – режим жизни, у меня в ее глазах – тоже, ведь как без режима?!
Невозможно!
Особенно, когда истончается.
Иссушается.
У меня никогда нет режима. С тех пор, как я вышла из их дома в следующий, а потом – еще, еще дальше, мой режим ушел, разладился, я стала проверять собой, своим состоянием, что дальше. Режим – это было в прошлой жизни. В тревожной жизни особенно нужен планомерный режим, иначе тревога захлестнет, может и убить. Это на подсознательном уровне знают наши родители, наши бабушки.
Мы – не знаем.
Мы благополучны!
Поэтому  предпочитаем растить тревоги, а не держать себя в узде: выйдя из режима, ступаем в неизвестное - и тревожимся, тревожимся…
Наши сердца стали мягче, а тревоги – неопознанными.
У бабушки же все по плану: иначе как ей совладать с этой тончайшей, сухой оболочкой, покрывающей тело? Надо быть бдительной.
Ведь оболочка… рвется.
И мама мажет ей ноги кремами, и закручивает бинтами, как будто еще одним слоем кожи: помогает ей закуклиться обратно, укрепиться, продолжать жить в режиме, планах, планомерности…
В чем-то она стала ребенком.
Например, в денежных отношениях.
У нее есть доллары, - стыдливые, участливые немецкие и благодарные израильские, - и она дарит их детям, внукам и правнукам. Она планирует, что мы построим на них дом. Или съездим на море.
Мы с радостью едем и строим – добавляя еще и еще, но костяк – бабушкина сотня.
Бабушка – наш костяк.
С истонченной, сухой и мягкой кожей, покрывающей режимный остов.
Он согнулся с годами, этот остов.
Ходит она с четырехногой подставкой, все больше лежит, спит.
Когда не разгадывает кроссворды, не смотрит сериалы, не ест, не пьет таблетки – а это, скажу я вам, большая часть жизни! – бабушка спит.
Стойко, сухо и тонко - спит.
И ее любовь – она такая же: и остовом, и кожей.
Мы и вросшие, мы и взлелеянные.
Она – костяк.
Покрытый, как уже говорилось не раз, сухой и тонкой кожицей.
Я люблю эту кожу, эти руки, я глажу их при каждой встрече.
Это – моя бабушка.