Гениальный Копиист и Небожители

Г*Е*Н*И*А*Л*Ь*Н*Ы*Й   КОПИИСТ,  Н *Е*Б*О*Ж*И*Т*Е*Л*И   И    МИКЕЛАНДЖЕЛО  БУОНАРРОТИ
 
                И*Р*О*Н*И*Ч*Е*С*К*А*Я    ФАНТАЗИЯ

– Итак, – произнес он…. – Вы себе не раз задавали вопрос: почему вы не такой, как все. И ответа на него не нашли. <…>  Кстати, вы уже умеете летать?
– Не знаю, – сознался я. – Сегодня первый раз попробовал. А что я еще умею делать?
– Вам достаточно взглянуть на страницу, чтобы запомнить ее текст; вы складываете, умножаете, извлекаете корни с такой легкостью и быстротой, что могли бы с успехом выступать на эстраде, вы можете не спать несколько суток, да и не есть тоже… Вы умеете видеть связь между фактами и явлениями, очевидно между собой не связанными. Вы – гений по местным меркам. Хотя далеко не всеми вашими способностями вы умеете распоряжаться и не обо всех подозреваете. – Кир Булычёв «Выбор»
             _________________________________________________________


– Сейчас время пошло интересное. Такие техники есть: вот,  любого возраста людей даже нот не знающих быстро  учат на пианино играть. Для себя, для души, конечно. Всё равно, здорово. Я подумываю, – не записаться ли мне?! Ведь это здорово: придут ко мне друзья, а я…
– Пианино придётся покупать. Без своего инструмента как же? А оно будь здоров стоит.
–  Да… Но можно подержанное какое, старенькое на Авито найти. Решаемая проблема.  Я ведь на заграничные конкурсы не целюсь. 
– А место в твоей несчастной однушке  есть?  Пианино, оно, знаешь, не маленькое.
– Место?.. Барахло разберу и шкаф и вынесу.  Давно пора от хламья избавиться. Будет почти новая жизнь.

– Эхма, как тебя разбирает! Но я лично в быстрые образовательные техники не очень верю, –  брюзжал собеседник. – Раз быстрые, значит, с чем-то вроде гипноза. Вот у моего соседа по лестнице знакомый ещё в советское время хотел работать с туристами. И выучил быстренько под гипнозом английский. Всё понимал, вот только говорить мог после стопки водки. Иначе что-то в мозгах не совмещалось. А потом увеличилась доза: уже  полстакана требовалось. Дальше  – больше. Спиваться начал мужик. Пришлось бросить культурную денежную работу.
– Ну, я посмотрю ещё, но попробовать всё же охота: зачем себе в таком деле отказывать?

«Успехов! – искренне в мыслях пожелал своему соседу по пригородной электричке Славутич, – Не водку же человек собирается пить:  бескорыстная игра на музыкальных инструментах достойна уважения!» Со сдвинутым на самый нос козырьком летней кепки притворяясь дремлющим – разморенным жарой, он прислушивался к соседскому разговору. В электричке нечаянно  много интересного можно услышать! Как это хорошо: человек хочет чему-то научиться: согласен жертвовать временем, трудом. Зато потом какое у этого человека будет самоудовлетворение! Завидно. Вот у него, у Ярослава Славутича, всё не так.

Славутич печально вздохнул. Странности за собой он заметил ещё в классе шестом. По математике у него была, казалось бы, неискоренимая тройка: с трудом, с потом и сопением тройка. И Славик как-то позавидовал щелкавшему уравнения как мыльные пузыри соседу Мишке.  Бывало, Славик дома над задачником голову ломает, а Мишка давно во дворе бегает. Позавидовал, и вдруг начал вить в учебнике по математике не фигу с маслом, а вполне понятные вещи. Потребовалась, конечно, практика. Однако через полгода Славик уже был отправлен на городскую школьную олимпиаду, а потом и КМС по шахматам заработал.
– Можешь ведь, когда очень захочешь, – радовалась математичка и классная – обрати внимание, Слава, и на другие предметы: подтянись.

И Славик обратил внимание на другие предметы: к восьмому классу у него было всего две четвёрки. Хорошо?! Все тебя хвалят…  Хорошо то, хорошо, да вот проблема: пугала лёгкость досьижения. Как будто кто-то внутренний – какой-то Голос  объяснял ему решение задачи. Или указывал нужную струну, когда явилось желание освоить гитару, и слабое место соперника на занятиях боксом. Стоило только мысленно сформулировать своё желание, – решение было тут как тут – на тарелочке, как в сказках говорится. Но какой же это спорт, какое же это искусство боя,  когда заранее знаешь слабое место?! Это просто нечестно!.. Попытка поделиться своими сомнениями с родителями окончилась умильным сообщением, что он просто от природы всесторонне талантливый мальчик, но не зазнайка и склонен к сомнениям.  Весь в дедушку - изобретателя каких приборов для самолётов.

 Когда тебя считают талантливым, это любому приятно, но всё-таки что-то было здесь не то. С другой стороны, предметы взглядом двигать или, там, через стены ходить Славик не мог, – сколько ни желай. Тут внутренний Голос молчал намертво. Мускулы от одного желания тоже не нарастали: пришлось качаться, но как-то втрое меньше, чем другим. Слишком быстро всё получалось, а быстрое не приносит удовольствия. Например, на памятную дату торжественно вручённый подарок приятен. Но засыпь человека ежедневными подарками, будет он их ценить?!  А прочитанная Бальзаковская «Шагреневая кожа» вообще до холодка в животе неприятно поразила. У Бальзака волшебная шкурка исполняла любое желание хозяина, но и сама уменьшалась: уменьшался и срок жизни хозяина. А как и Славику как-нибудь предъявят кругленький счёт?.. Обидно, что за не прошенный дар тоже могут предъявить.

Был только один неподвластный в чистом виде желаниям  школьный предмет: литература. Книгу требовалось прочитать за обычное время, и при написании сочинений на темы русской классики внутренний Голос сам будто в некоторой панике подсказывал такую чушь, что пришлось срочно научиться его отстранять от работы. Стихи вообще ввергали не прошенного подсказчика в длительное онемение. Поэтому Славик очень полюбил литературу: здесь он был только самим собой что ли?! Трудно облечь эту мысль в слова: всё равно, как объяснить слепому, что такое телевизор! После одиннадцатого он подал документы в Техноложку и, конечно,  с блеском поступил. А хотел совсем не на технику: в университет хотел на литературу. Но побоялся потерять отдушину: оставил книжки только самому себе.

Шумная студенческая жизнь хороша была ещё и тем, что заглушала Голос-советчик, или его просто не было слышно?.. К несчастью,  по  мере взросления и обучения Голос тоже совершенствовался – пытался перекинуться на человеческие отношения. Стоило, например, посмотреть на симпатичную однокурсницу, как тут же являлось знание, какие цветы она любит, какое кино хотела бы посмотреть.  А через пару дней приглянувшаяся девушка вдруг первой начинала бросать на Славутича  близкие к обожанию взгляды. Что было уже совсем не интересно: в жизни должна быть романтика, неожиданность должна быть. Пришлось регулярно  уверять противный Голос, что он интересуется только учёбой. Наверное, поэтому Славутич до сих пор – до своих уже почти тридцати лет так и не женился: боялся кукольных отношений, да и как скрывать свои способности от той, кто всегда будет рядом?

После ещё в школе того жизнеопределяющего открытия учился Слава всегда одинаково легко: на пожелание получить неуд (были такие пожелания в виде пробы) Голос не реагировал. В институте свободного времени у отличника с повышенной стипендией оставалось достаточно, поэтому он экспериментировал сам с собой. Начал с того же пианино: забрал у соседей старый раздолбанный инструмент, и стал в самоучку учиться играть в сладкой надежде провала.  Но номер как с сочинениями тут не прошёл:  сами   голове откуда то явились знания об устройстве инструмента, а через пару месяцев он уже бодро играл по нотам. Нашёл старого частного учителя: «У вас совершенно  нет никакой школы, – прослушав, покачал головой учитель. – И слух на проверку не ахти,  а играете бегло. Но как то механически играете, не замечали? Впрочем,  это часто случается с самоучками. Рубинштейн, конечно из вас не получится, но будете регулярно заниматься, – кое-чего можете достичь». 

Регулярные занятия с учителем (обидно было бросать на половине пути) наградили интересным открытием: при быстром совершенствовании техники исполнения чужих произведений новоявленный пианист совсем не способен был к импровизации: здесь Голос тупо молчал, а пальцы бессильно замирали. «Это же просто! – удивлялся седенький учитель, – соедините, например…» – стоило услышать совет с именами композиторов, как умение игры возвращалось. Но это было не творчество: это была просто компиляция. Великовозрастный ученик - дилетант понимал это лучше  учителя, не ведавшего о странном Голосе и странных ниоткуда являвшихся в голове знаниях.  Всю жизнь влюблённый в музыку учитель привык тяжело трудиться ради этой любви.

Последнюю героическую попытку разобраться в своём даре Славутич совершил уже после окончания института:  от аспирантуры наотрез отказался («Гробит такую карьеру!» – говорили за спиной.), работу выбрал спокойную.  И произвёл в свободное время определяющий опыт на этот раз с живописью:  с некоторыми профессиональными разностями повторил путь обучения на фортепиано. Стоило захотеть, – явились знания о красках и перспективе. Рука скоро, как говорят, набилась. Через некоторое время он уже отлично копировал мастеров: но портреты выходили всё-таки лучше пейзажей. Это потому что природа неуловимее лица, – сообразил Славутич. На пейзажах Голос спотыкался, на портретах брюзжал, – у него явно были проблемы с великими художниками.

Всё-таки в живописи у Славутича с собственным творчеством получалось лучше, чем в музыке: верно, здесь таланта - природных данных  было чуточку больше. Он мог писать и свои картины, но выходило всегда под кого-то: «Какая замечательная бытовая картина в стиле голландской школы!  А эти цветы и фрукты – совершенно как у Моне! А это вы свой страшный сон нарисовали в стиле Гойи?! Вы очень разносторонний художник!» Но Слава уже знал точно: он не больше был художником, чем музыкантом.

Он, Слава Славутич, не был ничем самостоятельным. Он был копиист – гениальный копиист: гениально всеядный копиист в любом выбранном деле и предмете. Это значит, что он был вообще никем и ничем:  не тенью чужого гения – нет! Это было бы ещё не так обидно. Навязанный ему дар был вроде как технической тенью тени чужого живого мастерства. Ничего другого Голос подсказать не мог. Но откуда он вообще взялся,  – приглашали его, что ли?! Упрямство было у Ярослава в крови: от дедушки или нет, но своё родное.  Нельзя так просто здаваться: надо бороться. Трудность была: с чем бороться? Был ли бесплотный Голос частью его сознания, или чем-то отдельным – вроде внушения на расстоянии?!

Мысль о психическом расстройстве – наследственной болезни развеял папин знакомый врач. Сказал, что у Славутича одинаково развиты аналитизм мышления, достойная зависти превосходнейшая память и художественное видение, вот и выходит некое подобие голоса – беседа с самим собой.  В пациенты были бы такими, – психиатрия бы вымерла. И довольный собой врач выдал кучу историй о гениях, считавших себя посредственностями, и о гениях слышавших советы из пространства. По конец, доставая коньяк, врач шёпотом признался, что ему тоже внутренний голос подсказывает, кого можно вылечить, а кого и лечить бесполезно… Врач так ничего не понял в конкретной проблеме. И Славутич под коньяк пожелал ему забыть этот разговор. На врачей и официальную медицину в данном случае совершенно не было никакой надежды. О мозгах человека медицина знала потрясающе много интересного. Не знала только: откуда что берётся и что с этим делать?!

Продолжая бороться в одиночку, Славутич на всю протяжённость свободного холостого времени углубился в параллельное чтение серьёзной психологической литературы о закономерностях сознания особи хомо сапиенс (Голос это совершенно не испугало.) и разных  гипотез о параллельных мирах с подключением фантастики (не секрет, что многие серьёзные физики увлекались сочинением научной фантастики). Попутно для чтения непереводных статей  в придачу к английскому были освоены ещё четыре языка, написаны  сравнительного характера философские статьи  и как-то мимоходом получен диплом психоаналитика. И всё это ровно ничего не объяснило в происхождении Голоса: здесь с равным успехом подходило множество гипотез – любая из них. В процессе сравнения материала Голос молчал то ли слишком равнодушно, то ли слишком уверенно: «Ищи, ищи! Всё равно ты от меня никуда не денешься! От судьбы, милый, не уйдёшь!» – так можно было понять.

Тогда осатаневший от неудачных поисков в недрах официальной науки Славутич (есть стадия познания, когда человек уже не может остановиться!) вгрызся в недра не логичной, но красочной древней философии и истории религий разных стран и народов, отдыхая от этого опять-таки на науч-фантастике. На подступах  к теме Голос и этот винегрет проглотил спокойно. Потом обнаружились некоторые особенности: сравнения материала – разные там древние варианты сотворения мира, – это, пожалуйста, а, вот,  возможная множественность параллельных миров Голос что-то взволновала. «Зачем так напрягаться?! Ты работаешь слишком много. Ты ценный – талантливый. Береги здоровье, чтобы тебе съездить в море поплавать? А хочешь, научу, как денег заработать: много, – всё тебе можно будет!» Но умный Славутич не захотел денег: зачем ему новое рабство?! И одного выше крыши.

«Ага! – обнаружив беспокойство соперника, злорадно подумал Славутич, – Испугался, вражий сын: припекло тебя!» – и продолжил опытные изыскания в данном направлении. Голос стал пытаться сбивать с мысли.  Славутич в ответ научился затыкать его фантастикой: оказалось, Голос на дух не переваривал некоторых писателей. Из старенького заслуженного – братьев Стругацких  и всего Рея Бредбери. Из относительно современного  –  японского фантаста Харуки Мураками, как раз лезшего в двойственность и даже в много направленность людского сознания. Словом Голос не терпел всех, кто более или менее грамотно лез в не медицинские аспекты мышления.  Голос имел пристрастия, а значит, на него можно было и влиять. Это открытие было уже маленькой победой.

 Слава ещё поднапрягся, - вспомнил про бессилие Голоса перед школьными сочинениями: как этот злыдень пасовал перед Толстым или Достоевским, и  совершенно не понимал стихов! Так значит, это не у него Славы, проблема с талантом и с гениями: это у Голоса большая проблема с чистым творчеством! Которое не шоу и не ради денег. Которое искренне ради прекрасного доброго, вечного. Такое творчество ведь не загонишь в формулу и не предскажешь.
 
Интересненько – интересненько! Значит, Голос – нечто от него, Славы, отдельное: вроде мысленного клеща. И Слава стал мысленно сочинять про самого себя и самому себе истории в стиле Стругацких, после чего Голос бледнел и стихал,  пробуждаясь очень вежливым и скромным льстецом. Но Слава на эту ложную дружбу не покупался. И в результате всех титанических усилий родилась, наконец, собственная – только Ярослава Сергеевича Славутича гипотеза, как и все новые гипотезы на две трети сумасшедшая.

О чём одинаково твердят разные, в других пунктах между собою несогласные религии? О том, что мир людей не единственен: есть ещё рай и ад – мир ангелов и чертей. Так в христианстве – в мировоззрении далеко не самом древнем. А вот древнеиндийская философия прямо утверждает многомерность мироздания: миры вложены друг в друга наподобие матрёшек. Как бы разные энергетические уровни – разные измерения. Образно говоря, ниже мира людей – мир демонов, а выше – мир богов.  Являлись же разные божества или демоны людям и в индуизме, и в иудаизме,  в христианстве, в индуизме. Не в одной религии без явлений свыше не обошлось. Что являлись из иных миров только святым избранникам либо закоренелым грешникам (тоже своего рода крутые избранники!), это ещё не утверждает несуществование самих явлений.

Скажем, миры с разной энергетикой по понятной физической причине разделены некими барьерами, для преодоления которых с обеих сторон требуются определённые условия и способности. Которые, выходит,  у него, у Славутича есть?!  А сколько ещё таких людей на планете Земля?!  Оставим пока этот трудный вопрос: займёмся другими, не менее животрепещущими. С так называемыми демонами всё более или менее ясно: души они забирают – так религия обозначила воровство человечьей энергии инородными существами. А что такое боги? Здесь Славутич склонен был принять гипотезу восточной философии: боги – это не в смысле христианских милосерднейших  святых. Боги – это обыкновенные небо - долгожители с разными недоступными в людском физическом мире возможностями. Нечто вроде индуистских Шивы и Вишну.

Богам – долгожителям не нужны обычная пища и сон, у них прекрасное, вечно молодое тело, они наслаждаются потоками чистой энергии. Поэтому  боги, по сравнению с людьми, живут бесконечно долго. Но всё-таки и они смертны: чего-то им до абсолюта не хватает: не той ли самой энергии свободного творчества?! Пока он, Славутич, с таким трудом нащупывал суть проблемы, разные во все времена аттестуемые сумасшедшими сказочниками философы уже давно твердят, что человечество – нечто вроде энергетического донора для иных существ. Ведь, посмотрите, что на Земле делается, а?! Так и кажется, всё лучшее уплывает в некую чёрную дыру! Безобразие!

Рассуждаем логично и без фанатизма: если Бог-Творец есть, а на Земле такое творится со дня Творения нескончаемое безобразие, значит, есть свобода воли. А если есть свобода воли, значит,  люди в своём праве разобраться в своих отношениях с обитателями других матрёшечных миров сами. Остаются технические моменты: надо выйти на обоюдную связь, – поговорить лицом к лицу необходимо!.. На этом моменте Голос заткнулся намертво: обоюдной прямой связи другая сторона явно не желала. Междумирный барьер предстояло прошибать самому.

Как это у братьев Стругацких в повести «За миллиард лет до конца света»? Там на талантливого учёного удивительные проблемы сыпались, чтобы отказался от открытия. А когда не отказываться, то по методу знаменитого полководца Суворова лучшая защита есть наступление. Как же наступать на нечто нематериальное? Только силой - энергией мысли. И Славутич на полгодика смотался в Индию, – постичь основы медитации. (Официальную работу он уже бросил, так как публикуемые в иностранных журналах статьи давали приличную возможность существования.) Основы постигнув, он уже из своей московской квартиры стал вроде как ежедневно сверлить пространство упорной колючей мыслью: «Никому своей мысленной энергии не отдам. Желаю разговора!» Каковой в итоге и состоялся.

На стене у Славутича красовалась добротно скопированная фигура «Обнажённого» работы знаменитого Микеланджело с фресок в Сикстинской капелле. (Даже в сильно уменьшенном размере прекрасный юноша с совершенным телом занимал четверть стены.) И вот в один прекрасный день час и момент вместо неподвижной копии картины Славутич узрел некое подобие экрана и в нём – в подобии полупрозрачного кресла вполне человекообразное существо. Для обычного человека слишком красивое существо,  хотя и с менее мощным – с более утончённо изящным, чем на фреске Микеланджело, торсом. 
Существо было облечено в подобие лёгкого греческого хитона, длинные волнистые волосы перевязывались по лбу золотой повязкой. На шее  –  цветочная гирлянда, и на запястьях  –  браслеты.  Вокруг головы вился радужный ореол. Тело существа тоже слегка золотисто мерцало, а глаза были сказочно бездонны, но выражение совершенно прекрасного лица было что-то мрачновато.
– Может быть, вы предпочитаете видеть меня в космическом скафандре или в современном вам костюме? – знакомым Голосом озабоченно поинтересовался явившийся.
 
Со скрещенными ногами восседающий на диване в переделанных из драных джинсов шортах и любимой застиранной майке Славутич уверил, что это ему абсолютно всё равно, и так даже интереснее.
– Вы, простите, будете мой Голос?
– Я не просто голос: я ваш ведущий по жизни, – подняв изящнейший палец, надменно ответил явившийся.
– По индийской терминологии вы – бог?
– Я один из высшей касты богов высшего одиннадцатого уровня бессмертия мира неувядаемых. Вам следовало бы гордиться…
– А какого же чёрта, господин бог…
 – Переходим к сути срочного вопроса, – торопливо уклонился собеседник: вы знаете, что самовольное даже мысленное нарушение границ между мирами строго запрещено?!

– Крайне интересное сообщение! – взял быка за рога Славутич. – Кем и для кого запрещено? Чем уже сто тысячелетиями занимаются в вашем мире: что вы к нам, – ко мне, например, лезете в голову?! По какому праву?!
– Это совсем другое дело! Для людей совсем запрещено. Богам разрешается только из руководства. И мы, как вы выразились, не лезем. Мы исполняем программу координации миров и ведём несовершенных и слабых, мало живущих людей Земли…
– Куда ведёте? Прямиком в деградацию?!  Вы же планомерно мешаете людям подняться на более высшие уровни мышления. Вы забираете себе эмоциональную энергию, чем сокращаете срок нашей жизни. Люди для вас наподобие подопытных кроликов. А наши гении?! В большинстве они слишком рано и нередко насильственными смертями умирают. Ваша работа?!
– Что же нам остаётся  делать?! Как раз именно эти ваши гении опасно расшатывают между мирные границы!
– Классифицирую ваши слова как прямое признание в причастности к убийствам и незаконной тайной узурпации власти с целью превращения человечества в колонию рабов, творческая энергия которых поддерживает ваше якобы независимое бессмертие. А без этого вам плохо будет.  От имени человечества выражаю решительный протест! Мы намерены полностью перекрыть этот вампирский канал!

– Я простите, не уполномочен решать такие вопросы, – заныл явивший в телесном облике Голос. – Я должен доложить по инстанции: начальству то есть.
«Следовало ожидать! – подумал Славутич. – Ничего удивительного, когда наша бессмертная, адаптировавшаяся ко всем революциям бюрократия есть отражение бюрократии этих одиннадцати уровней бессмертия».
– Докладывайте, – разрешил он вслух. – Да побыстрее. И имейте в виду: перекрыть связь вам уже не удастся. Вы потратили на меня слишком много сил: я ведь великий копиист – вашими молитвами! Поэтому бить вас буду вашей же монетой. – Честно говоря, Славутич изрядно блейфовал, решив, что с богами именно только так и следует обращаться. Потому что наглые!

– Но вы по срокам мало живущи и рано смертны, – вконец расстроенно пискнул Голос. Радужный нимб его покрылся некрасивыми серыми пятнами.
– До смерти я ещё успею наделать вам неприятностей: начальство лично вас за это по голове или по нимбу не погладит.  Имейте в виду: я не пью, не курю и вообще здоров. Дорогу перехожу аккуратно. И на случай непредвиденно преждевременного ухода уже навалял фантастический рассказик как раз на тему нашего разговора. Так что жду продолжения интересной беседы в лице выше стоящих над вами товарищей.

Всхлипнув, морально униженное изображение совершенного существа расплылось и пропало. На стене, как и прежде, оказалась добротная молчаливая копия с работы великого художника - гения эпохи Возражения… Простите! Величайшего гения эпохи Возрождения неуживчивого художника – Микеланжело Буонарроти. Предвкушение возможности открытой борьбы наполнило Славутича гордостью. Подтвердилась информация из индуистских священных текстов – Вед: боги не боятся никакого земного оружия. В мире богов всё необходимое возникает из мысли и слова. Поэтому боги боятся только правильно на них нацеленного  – вскрывающего суть проблемы Слова.

Последующие сеансы связи открыли много интересного. Происходили эти сеансы уже в приличном божеском составе с ним беседующих от трёх высших небожителей до штук двенадцати: число увеличивалось по мере всё более проявляющихся несогласий. Являться собеседники предпочли в подобии серебристых скафандров или спортивных костюмов, с неизменными цветочными гирляндами поверх. Что выглядело немного нелепо, зато проясняло на стоянках древних людей рисунки очень похожие на людей в скафандрах. А нежданно забредший к Славутичу гость (что в связи с принятыми хозяином квартиры мерами было совершенно исключено!) принял бы увиденное за передачу на плоском экране телевизора – за награждение неких космонавтов или иностранных спортсменов. Бывший Голос уныло маячил где-то на заднем плане: главенствующей роли в божественном совете он явно не играл.

Информацию из склонных к откровенному обману небожителей пришлось брать их же методами: когда не особенно согласных удавалось провокационным вопросиком столкнуть, тогда они проговаривались о чём-нибудь интересном. Вкратце получалось так: всё необходимое у богов без всякого труда возникало из желания, вследствие чего они уже давненько утеряли сохранённую слабыми людьми способность к творчеству. Без творчества блаженное бессмертие богов планомерно пошло на убыль. Тогда боги отправили в мир людей своих разведчиков – сборщиков нужной информации. Сначала попробовали полу техническ5ий вариант: материализацию. Это когда остающийся среди богов как бы делает вариант своего с виду физического взрослого явления на Земле: вроде как объёмная живая голограмма. (На то и боги, чтобы мочь делать такие штуки!)

 Материализация ничего полезного не дала: материализованные особи бродили по Земле как не ведающие изнанки чужой жизни иностранцы или увлекались достижением власти. Языками внедрённые к людям боги овладевали быстренько, но понимали только прямое значение. А в любом языке, как известно, имеются переносные значения, фразеологические обороты, юмор и ирония. Кроме того, люди вообще часто говорят совсем не то, как думают. Всё это создавало массу напряжённых для небожителей недоразумений.

 Тогда выбрали добровольцев - героев: то есть согласных, временно утратив божественное тело, естественным земным образом родиться смертными людьми. (Не эстетично, но делать было нечего!) По плану, после обычной человеческой смерти такой доброволец должен был принести его пославшим всю необходимую нужную информацию о творчестве. Но планы, как известно из исторического опыта, редко исполняются в чистом виде:  непременно выскакивают побочные эффекты.

На фронте человеческих воплощений у богов случилась непредвиденная неприятность: рождаться то боги на Земле  рождались, но далеко не все имели таланты и тягу к прекрасному, вследствие чего приносимая такими информация о творчестве оставалась туманной. А удачно рождённые гениями и талантами особи по непонятным причинам изменяли системе. В человеческом рождении они, видите ли, посчитали, что мало живущие смертные для мироздания ценнее богов. Они желали служить людям,  – их ведя к совершенству духовных свершений, желали совершенствоваться сами.
 
Категорически не желая возвращаться в мир вечного блаженства, изменщики были даже согласны на человеческие неприятные смерти и следующие перерождения, только бы оставаться людьми и творить.
– Чего нам стоил один упрямец Галилей! А эти ваши жуткие нарушители границ Шекспир и Гёте! Вот уж кто смутьяны из смутьянов! – прекрасное ясноокое существо на экране,  закатив бездонной космической синевы очи, патетически воздело кверху изящнейшие руки. – Нам даже не удалось до конца понять эту вредную информацию о принце Гамлете: либо его у вас совсем нет, либо поголовно все у вас  –  Гамлеты! Зачем, скажите, такие странные выдумки?! Это творчество?! Будто бы Гамлет – это основа мышления европейской культуры: где же эта основа конкретно?! – Славутич не смог сдержать смешок над явно не смешной для собеседника ситуацией.

– Вот, вот! – мстительно изрёк небесноокий собеседник, – конечно, пришлось людей возвращать на надлежащий им уровень низшего развития:  войны, эпидемии всякие, инквизиция – борьба с ненужной вам наукой и тому подобное. Гениев, когда удавалось, насильно блокировали, чтобы вернуть в круг небожителей. Отсюда некоторые ранние смерти…
– Как смерть Моцарта? – уточнил Славутич.
– Ну, да. А что ж вы хотите?! Люди не имеют никакого  права на божественную музыку.

Но тут у регулировщиков жизни человечества опять вышла промашка: устранение ненужного им объекта путём блокировки энергетических центров  или несчастного случая лишало устраняющих контроля над его последующими земными рождениями. То есть в мир высших богов оттуда отбывших на Землю в большинстве вернуть не удавалось. Кроме того, оставшиеся на Земле бывшие боги страшно обозлились на бывшую божественную родню. («Естественно! – помыслил здесь Славутич. – Отлично их понимаю!») Началась настоящая война, в результате которой теперь даже уже и точно определить было нельзя: кто бывший мигрировавший бог, а кто непозволительно – божественно талантливый человек. Границы сделались не так уж трудно проходимыми: куда это годиться?!

– Приходится способствовать правителям – тиранам там, или военным. Как иначе держать низших в узде? – не сдержавшись, Славутич вслух с сочной образностью выругался, отчего изображение зарябило. –  Прошу не выражайтесь такой энерго ударной лексикой!  Учёным, вот, подкидываем опасные идеи. Скоро люди просто уничтожат сами себя…
– А вы тогда получите большую фигу, – сдержав гневный порыв, резюмировал Славутич в пределах культурного общения: станете ещё более смертными. – Если взмах крыла бабочки-однодневки может уничтожить континент, приходится беречь эту бабочку.

– Не понимаем, что вы, все люди, так любите решать мировые проблемы?! Вот лично вы, например: вам разве, не хочется дожить свою жизнь без страданий: удобно и красиво?
– Мерси, сыт по самые уши. Душа не переваривает. У нас, к тому же, понятия о красоте не совпадают. Скажите лучше: многие ли до меня согласились быть стукачами?
– Чего?! – напрягся собеседник, хватая нечто вроде ручки. – Позвольте законспектировать новую лексическую земную единицу!
– Пожалуйста. Стукач – это подлый тайный предатель и доносчик: последняя мразь на Земле.
 
– Мазь?! Едкая?
– Да нет же. Ох, как трудно с вами!
– Встаньте на наше место: из-за одного только маленького земного звука такое различие в смысле!
– Мерси! Не хочется что-то мне на ваше место. У Вас с простыми моральными нормами проблемы, – с пол часика небожитель лихорадочно под диктовку строчил в блокноте, пока Славутич с пол часика пытался втолковать крутящиеся около слова «доносчик» моральные нормы честного человека. 
– Зачем такие резкости и крайности мышления, – отёр пот со лба небожитель. Не все, но некоторые соглашаются стучать… То есть мирно передавать нам нужную  информацию. Но они… ммм…
– Не гении и даже не таланты, – помог Славутич.
– В общем, да, – с тяжёлым вздохом печально признались на экране. – Или вдруг теряют талант. Или пить начинают. Но мы пришли к выводу: гениальные нам и не нужны, – ваша гениальность обжигает. Копия гениальности много удобнее.
– Что же вы с самих гениев копию не возьмёте?

Выяснилось, что с гениев небожители насильно скопировать и потом использовать ничего не могут: это копирующих разрушает. А  взятая с совсем бесталанных информация бесполезна. Информацию необходимо брать не с мёртвых нот или формул, а с их познающего сознания.
– Поэтому вам потребовались такие, как я копиисты: я копирую, а этот проклятый Голос вам передаёт?

– Что же тут такого?! – Пожал плечами один из старших небожителей - собеседников. – Ведь от всего бывают отражения. И мы вам хорошо заплатим: вынуждены заплатить. – Видимо, ничего на небесах так и не поняли в моральных нормах честного человека.
– Конечно, теперь, когда уже вся ваша конспирация к чёрту!  А почему, позвольте узнать, именно  я: почему именно меня выбрали с детства?!
– Нам так удобнее: согласитесь, вдруг появление экстра способностей у взрослого странно. Потом эти взрослые уже не восприимчивы и зациклены: нам не нужна информация о рыбалке, марках пива и таком прочем. Наконец, у вас самого есть определённые способности к отражению: мы их просто активизируем.

– Короче, вы с детства портили мне жизнь! Сделали меня моделью гениального ребёнка: поиздевались вдоволь.. Только не в ту сторону активируете: меня как личность уничтожаете.
– Ваша земная личность это сущая детская фантазия: мыльный пузырь на одно мгновение.
– Врёте! Когда так, вы бы к нам  не лезли!  Да мы и вообще не хотим с вами работать:  это игра в одни ворота. Не сговоримся. Чао! Оревуар! Ариведерчи! Гуд бай! Пока! Прощайте!

Но от небожителей не так-то просто было отделаться! Беседы с небожителями на этом – Увы! – не завершились: с их стороны последовали и угрозы безвременной смерти, и предложения – денег, популярности и всего такого прочего,  с их точки зрения  для людей заманчивого.  А всё в человеке лучшее они считали за минутное ничего не стоящее. Всё это с точки приличного человека было несправедливо и подло. Поэтому упрямый и принципиальный  Славутич с богами не соглашался - держался как кремень: довольно он в молодости по неосознанности шёл на поводу! А энергия творчества должна принадлежать его творцам и человечеству. Так совершенно не считая, небожители тоже упрямо не желали оставлять запланированного ими гениального копииста в покое.

Зато копиист - бунтарь понял,  – проблемы мира богов вовсе не в якобы украденной у них людьми гениальности: проблемы в них самих – в их абсолютной уверенности в своём превосходстве. Как можно было получить пользу от частей целого, которое презирали?! О каком творчестве идёт речь, когда живут только для себя, ни с кем не желая делиться?! К попытке это объяснить божественные собеседники остались глухи: поучения человека их откровенно раздражали. Работать между мирно честно – 50 на 50 процентов: половину нужной пользы людям, половину небожителям, – такое предложение повергло небожителей в удивлённо высокомерную злость. Дружить они не собирались: желали остаться господами.

Да, неудобный человек попался для контакта. Но этот вредный человек был нужен:  в мире богов с поставщиками полезной информации дело обстояло не весьма хорошо. А конкретно этот поставщик информации теперь слишком много знал.  После долгих междусобойных разборок контактная компания небожителей предложила, с их точки зрения, видимо, высший вариант справедливой расплаты с человеком или только на две трети человеком. Потому как по некоторым обмолвкам Славутич начал подозревать, что тому немало тысячелетий назад он тоже спустился к людям за информацией, да и остался с ними. Поэтому его мысли небожителям относительно по внешней форме понятны.

– Мы вам в конце длинной благополучной жизни вместо смерти обеспечим обратный переход в наш мир: просто как порог перешагнёте. Когда захотите.  Ведь это очень неприятно – умирать. Такая честь даровалась немногим смертным. Вас смущает техническая сторона? Ну, вы из этого мира вы как бы просто как исчезните подобно радуге: физическое тело разложится на пять цветов,  и в нашем мире возникнет тело новое, совершенное в семицветной гамме. И никаких для вас информационных потерь, при людской смерти неизбежных.

– Ничего себе без информационных потерь! А как же другие: кого я любил, с кем дружил? У меня, может, ещё дети будут?! И ничего меня не будет волновать?.. А вообще люди: жизнь на земле так и будет катиться к худшему?!
– В совершенном мире вы не станете сожалеть об оставленных несовершенных: это просто пройдёт как болезнь.
– Как?! Вся моя жизнь пройдёт как болезнь?! Вся жизнь ничего не будет стоить?! Нет уж. Категорически не согласен.  Ваш мир высшим не считаю: бессмертие ещё не критерий. И ни за какую плату работать на вас и против своих не буду. А мой вам совет, – отрезал злой Славутич, – не лезьте к нам, пока не вылетели к чёрту! Люди вам не подопытные кролики!

 Увы! Наезды свыше не прекратились. Лишённые человеческих эмоций небожители - долгожители всё воспринимали чисто логически, а на всякую логику найдётся антилогика. Небожители, видимо, решили брать человека - строптивца измором: и зудели, и зудели в разном оформлении одно и то же в самых неподходящих для бесед местах. Например, переходишь ты дорогу, или дома ванну принимаешь, или мирно почитать собрался... Или вдруг в магазине видишь на месте кассирши небожительницу. И рука уже сама поднимается… А бедная девушка испуганно хлопает глазами на остолбеневшего покупателя. Просто житья не стало ни наяву, ни во сне.

Совершенно прекрасные божественные лица чудились везде и  вызывали моральную тошноту. Картинки с заседанием небожителей удалось научиться «отключать» – не видеть, но голоса заткнуть удавалось далеко не всегда. В ответ Славутич изловчился так словами доставать своих мучителей, что лица их теряли красивую симметрию, а скафандры покрывались некрасивыми как от мазута пятнами. Но силы всё-таки были не равны: один против целой компании богов – это было слишком напряжённо.

Вынужденно пребывая в постоянной боевой готовности ответного удара Славутич слегка одичал: начал бормотать - отвечать вслух, а думали про него, что он сам с собой разговаривает. Прибавьте к этому небритость и лихорадочный взгляд. Люди иногда начинали от такого гражданина шарахаться: людей можно было понять.  Надо было что-то с этой ситуацией  делать, но что, чёрт возьми?! С их сроком жизни небожители могут убеждать хоть всю, его, Славутича, жизнь. Для того чтобы безнадёжно спятить, времени требуется значительно меньше!

В свободное от мысленно морального сопротивления время Славутич упорно думал, как ликвидировать надоевшие ему переговоры: вот так неосторожно просверлишь мыслью дырку между мирами, а заткнуть как?! Заткнуть сложнее. Какая странная у него судьба: сколько усилий, а для чего?! А главное: что дальше? Прояснилось неожиданно. Небожители для разговоров давно уже не пользовались копией со знаменитой фрески Микеланджело: просто нахально возникали в уме, перед внутренним взором, так сказать.

 Так вот, сидел как-то раз Слава на диване, с печалью взирая на эту своей кисти копию. Размышлял, что явленная Микеланджело Буонарроти первозданная божественность творения нравится ему куда больше уже подзатёртой, изрядно меркантильной божественности небожителей: тело то красиво, да вот всё другое... И разве настоящая красота в одной симметричности пропорций?.. Да, совсем иные были у Микеланджело и идеалы, и видения: не как у этих небожителей.

В этот момент кисти Микеланджело атлетическая фигура прекрасного, опирающего на локоть обнажённого юноши вдруг потянулась и села прямо. Улыбнувшись, юноша превратился в одетого во что-то лёгкое человека неопределённых лет с лицом изменчивым и иронично умным: острый нос выдаётся вперёд, одна густая бровь выше другой. Губы резко очерчены: один уголок вверх, другой вниз. А серые глаза казались такими прозрачными, что, поглубже загляни в них, наверное,  узреешь звёзды небесные. Словом, примечательное не из толпы лицо: увидишь – не забудешь. Комната при этом потеряла обычные очертания: пошла радужными соцветиями. На письменном столе, вроде бы, расцвели розы, а книжный шкаф превратился в рериховские горы.
– Добрый день, – тряхнув непокорными вьющимися волосами переменчивого оттенка, сказал явившийся, – душевно рад личному знакомству.

– И вам не хворать, – мрачно буркнул Славутич, несмотря на красочность явления подозревавший очередной финт небожителей - вредителей: может, имидж решили сменить? Чёрт их, вредных мерзавцев, знает!
– Там, где я сейчас пребываю, нет никаких телесных проблем. Но всё равно спасибо на добром слове. А на Земле, бывало, я хворал, как все обычные люди. Подагра меня в могилу свела.
– Да вы кто и откуда?
– Не узнаёте?! А жаль!  Вот она цена земной славы: каких-то 500 лет и уже не узнают! Я – Микеланджело Буонарроти. Так меня при жизни звали на Земле. Вы можете звать меня просто по дружески – Леонардо.
– А кто вы теперь? – слегка обалдел Славутич. – Тоже небожитель?
– Вижу, не любите вы их, – ухмыльнулся назвавшийся Микеланджело.
– За что их любить то?! Всё себе, только на себя и тянут.
– Это точно. Ну, в определённом смысле я тоже небожитель или косможитель. Только так сказать, всё равно, что сказать – «землянин». Сколько на земле стран и наций?! Так небесных уровней ещё больше. А некоторые личности даже успевают при жизни наработать свой личный уровень. Вернее сказать: я - гражданин всей Вселенной.

– Так вы Тем не подчиняетесь?
– Я никому и ничему теперь не подчиняюсь, – гордо приосанился великий Леонардо, – кроме в разных формах жажды творчества, конечно. Хочу – явлюсь куда хочу и кому хочу.
– Значит, вы могли бы снова вернуться на Землю человеком?!
– В принципе мог бы, но зачем? Понимаете, я был такой гений, что вернувшись, ничего лучшего уже не создам: я прошлый как бы буду мешать себе будущему. Вот и получатся у меня вроде как прекрасные копии уже сделанного. А это не нужно. Это уже было и не интересно. Не бюсты же нынешних президентов мне ваять?!  Мелковато. Опять же, вдруг я увлекусь новыми веяниями и изобрету новое сверх оружие?! В человеческом облике гению свойственно увлекаться, - без этого никак. А не надо опасных открытий людям: и так уже хватает всего. Великий Космос бескраен, миров в нём хватает, – хватает и мне интересной работы. Только тело ведь умирает: сознание вечно.

Думаю вернуться на Землю человеком лет эдак через триста. К тому времени, надеюсь, человечество поумнеет, освоит космические пространства. Появятся новые темы. И мой прошлый гений не будет мешать новым его проявлениям. А в данный момент к вам, коллега, я явился кое-что объяснить на пользу вам и людям вообще. Поскольку вы и они находятся в трудном, переломном возрасте.

– Скажете тоже! – тяжело вздохнул Славутич. – Какой я вам коллега?! Как до звезды небесной мне.
– Я же не в смысле картин: я в смысле умения сопротивляться моральному насилию и соблазнам. Думаете, мало земного народу небожители убедили в своей правоте? Тьму тьмущую от нищих до королей и пап. Этих, кстати, легче, чем других: власть – тот ещё гипноз.
– Убедили и всех обманули?

– Ну, не совсем всех: некоторые ещё и от небожителей исхитрились ой как урвать! Боги людей боятся, и правильно делают. В последнее время люди что-то слишком активно разрушают свой мир, а это и по небожителям бьёт. Люди частенько не только талант, но лицо своё меняют на деньги. А ведь у богов денег нет. Они долго понять не могли: деньги – что же это? Кроме того, для замены одной мысли другой богам требуется лет 50: это у них считается ещё быстренько. Такова их природа: против природы разве попрёшь?! Так  что никакого адекватного ответа сегодня – сей момент вы от богов и не можете получить. Расчёт только на будущее. Они уже со времён Древней Греции стали много культурнее, - уверяю вас! Освежите ка в памяти греческие мифы: что там олимпийские боги творили?! Ужас.
– Ох! Боюсь до их нынешнего ответа я не доживу.

– А и не надо доживать. Не доживать надо, а просто жить по человеческим законам: перестанут люди завидовать богам, те не смогут на них давить.  Раз родился на Земле, так и будь человеком. Именно это и есть ключ к избавлению от нежелательной вам навязчивости некоторых лиц.
– Но я-то как раз богам не завидовал!

– Что вы всё время заладили «я», да «я» заладили не хуже богов! – возмутился Леонардо. – Отчего люди так богов обожают, – никогда не мог понять?! Отчего надо быть кем-то созданным и от кого-то зависеть?! А просто законы Вселенной чем не хороши?! Тем, что вся ответственность на живущем?! Все вы такие: и люди, и небожители всех уровней, – одинаково друг на друга неудачи списываете, да через забор лезете, когда ворота рядом распахнуты. Небожителей ещё и пожалеть можно: полвека одну несчастную мыслишку мусолить, – это же ужас. Это скучно. Люди-то гораздо свободнее.

Вот, вы, юноша, почему упорно считаете себя слабее их – зависимым от ими внедрённого  дара?! Называете себя копиистом. Но ведь вся культура в значительной мере – копия, много копий с чего-то гениального.  Гений сделает, – другие две тысячи лет с гаком переварить не могут: подражают в меру их хромого понимания.
 Расстраиваетесь вы, что копиист. Им вы были на каком-то этапе, но давно уже перешагнули рубеж: когда воспротивились, – тогда и перешагнули. Теперь вы не музыкант, не художник, не великий писатель, – ну и что же?! Зато вы широко мыслящая личность, – самая ответственная и опасная работа на Земле. Просто будьте таким, что бы вы там ещё ни делали… Уф! Упарился я с вами: элементарные вещи втолковывать приходится. По сравнению с этим даже Сикстинскую капеллу расписать – ерунда. Что же вы только с внешнего копию делали: суть не пытались постичь?! Уразумели что-нибудь?!

– Вроде да, уразумел, – Славутичу было стыдно за свои глупость и эгоизм, и стыдно, что такая великая личность тратит на него своё драгоценное для Вселенной время, но удержаться от следующего вопроса он не мог. – Я хотел спросить, если вы не против…
– Валяйте, если уж я явился.
– Как там во Вселенной насчёт Творца?! Разные религии, видите ли…
– Просто детский сад! - нахмурился Леонардо. - Какое, скажите, отношение религии имеют к Творцу?! Религии – это просто общественная структура. Религии все настолько хороши, насколько делают человека добрее и милосерднее. Начинаются поиски козла отпущения и зажигают костры, – вон такую религию.
– Но вы сами ад изображали!
– Уровень мышления такой был у людей, вот я изображал, – развёл руками Микеланджело, – гений, он, знаете ли, зависим от эпохи. Таков этот мир. Но вообще то, я в виде ада изображал потёмки человеческого сознания. Разве плохо получилось?!

– Замечательно натурально получилось! А как насчёт Творца: вы сами-то верите?!
– Конечно, – великий художник расплылся в лучезарно ехидной улыбке. – И даже могу указать его точное  место пребывание. – Постучав себе по лбу, он после приложил руку к сердцу. – Здесь и Здесь. Насколько удалось совместить. Человек строит дом, обставляет свою комнату. Так же и с миром вокруг себя. То же и с законами Вселенной. В моё время за такие слова прямо посылали на костёр, а теперь уже можно открыто говорить. Какое то продвижение вперёд всё-таки есть. Между прочим, заболтался я с вами, пора и прощаться.

Выражение лица Славутича, видимо, стало умоляющим.
– А вы беседуй со своим внутренним голосом: не бойтесь. – Посоветовал художник. – И небожителями тоже можно беседовать. Не важно, какие они: важно, –  какой вы. Не будете злиться и врага искать, – они вам безопасны. И пожалеть можно: живут – живут, а прогресс где?! Просто рассказывайте им, что считаете полезным. Может, и подружитесь, и поймёте друг друга?! В крайнем случае, иногда и со мной можно: как уже сами знаете. Ну, пока!

Помахав рукой, великий художник исчез: на стене опять была копия с фрески в Сикстинской капелле: прекрасный обнажённый юноша опирается локтем не гроздь фантастически больших  желудей. Нет ничего совершеннее человеческого тела, поэтому обнажённость эта была целомудренная. Юноша полу сидел – полу лежал на зелёной ткани, отчего казался только  родившимся – собирающимся сойти с дубового листа. Поза обнажённого в одно и тоже время была и спокойна, и наполнена энергией устремления, как бывает её наполнена сжатая пружина. Прекрасный человек был и мощнее природы, и меньше её: человк был неотделимой часть природы – её любимым сыном. В передаче этого образа великий художник и мыслитель Микеланджело ди Лодовико ди Леонардо ди Буонарроти Симони достиг невиданной гармонии.
– И так всегда у него, – с правильной завистью вздохнул Славутич, – в каждой работе, в каждом взмахе кисти – единство мироздания... И чего я зациклился на войне с небожителями?! Нет, что бы использовать все возможности!

В самом деле! Благодаря этому моему странному Голосу я могу в своё удовольствие сесть и сыграть на пианино, что хочу. Это же замечательно. Я не честно не стал известным боксёром, зато могу защитить кого-нибудь при случае. Голос может только помогать чисто технически, но хотеть - жаждать добиться чего-либо могу только я - кратко живущий человек.

С момента этого вывода Голос более ничего не навязывал Ярославу Славутичу, а только вежливо отвечал на вопросы. Более того! Голос вежливо интересовался мнением своего Коллеги по какому-нибудь земному вопросу. И никогда не забывал сказать "Спасибо!".