Улыбка заката

Посвящается прекрасному писателю
Вадиму Степановичу Рыжакову

Витька с друзьями направлялся к реке искупаться в этот жаркий июльский день. Как и все мальчишки в четырнадцать лет, паренёк любил кататься на велосипеде, гонять на поле мяч и бегать по утрам с удочками на реку.
Ребята быстро разделись и забежали в воду. Принялись играть в догонялки. Это было одно из любимых развлечений в воде. Также любили плавать наперегонки и кто больше продержится под водою. Эх, мальчишки-мальчишки, всё бы им посоревноваться да померить силу.
И только они принялись играть, как к берегу подошли Томка и Зинка.
– А вам чего здесь надо?! – крикнул им из воды Виктор.
– Купаться пришли, – ответила Зина.
– Ну вот ещё! – засмеялись ребята. – Идите в другое место.
    – Это, интересно, куда же? – возмутилась Тома, выставив руки в бока. Она всегда так делала, если ей что не нравилось. Вообще она была девчонкой с характером и всегда любила поспорить.
– Да куда угодно, – ответил ей Витька, – не хватало ещё нам с девчонками купаться.
И он, передразнивая подругу, так же выставил руки в боки. Витьке Томка очень нравилась, но тот никому об этом не говорил и тем более не показывал виду. Поэтому и придирался к ней больше, чем к остальным. Особенно мальчишке нравился её боевой характер.
Тома была городская и в каникулы приезжала к деду Еремею. И каждое лето они с Витькой ругались и избегали друг друга.
– Ой, напугали!
И Томка направилась к воде.
– Я чего сказал, девчонкам здесь не место! – остановил её Виктор. – Идите на тот берег.
– Том, пойдем отсюда, – позвала подругу Зина, которая очень хорошо знала Витьку-хулигана. Он же может и за косу дёрнуть.
– Ну, вот ещё, мы будем купаться здесь.
– А я говорю, не будете, – стоял на своём мальчишка, потому как знал, что та тоже не станет ему уступать и они непременно поругаются снова.
– Ах, так, – рассердилась девочка и, нахмурив брови, схватила Витькину одежду, – бежим, Зинка!
Подруги бросились бежать. Парень пулей выскочил из воды и в плавках погнался за ними. Как только стал их догонять, Зинаида оставила подругу с одеждой и убежала в другую сторону. Парень схватил воришку за волосы.
– Отпусти, больно! – крикнула та.
Виктор отпустил.
– Я тебе глаза выцарапаю, ещё раз так сделаешь, ясно?!
Витька её знал хорошо, эта могла. В прошлое лето она ему ухо царапнула, да так глубоко, что оно ещё долго не заживало. Маменька помазала ему ухо зелёнкой, и он весь день просидел дома.
– А нечего вещи чужие трогать!
– А нечего вообще к нам цепляться, где хотим, там и купаемся, – и Тома снова сложила руки в боки.
– Мы с девчонками не купаемся.
Забрав одежду, паренёк отправился к реке.
– Ну и купайтесь себе на здоровье, водолазы! – обиделась Тома.
Вечер выдался тёплым, как и всегда после жарко¬го июльского дня. В небе ярко горели звёзды, разбросанные по всему небу. Присмотришься на них получше, и вроде это вовсе и не звёзды, а чьи-то маленькие, детские глазки где-то там далеко смотрят на тебя и подмигивают. В такие вечера Витьку пал¬кой домой не загонишь. Да никто его и не загоняет, гуляй себе хоть до утра, пока каникулы, главное, огород не забывай поливать и во дворе убираться.
Витька вечерами нет-нет да пройдёт ненароком мимо дома Еремея, бросит осторожно взгляд в окно, словно оглянулся, а глаза Томку ищут. А бывает, за вечер по нескольку раз пройдёт. Эх, нравится она ему, чего тут говорить. Как-то раз Витька с бани упал. Лазил за котёнком, который неизвестно как оказался на крыше и пищал на всю округу, и навернулся сам, разбив колено. Тут Томка шла, увидела, подбежала, ласково так спрашивает, не ушибся ли, а сама подорожник слюнявит и осторожно так к колену подносит. Эх, и смешная же. А Витька что, молча смотрел, как за ним ухаживают, и был очень даже доволен своему падению. Нравится она ему, ох, как нравится. Уезжает в город, только о ней и думает, клянётся себе на следующий год всё ей рассказать, какая она хорошая. А приезжает, и снова война и скандалы. А ведь Витька вовсе и не такой, каким хочет казаться, неужто она не понимает? А ей попробуй, скажи, что она красивая, она вон какая боевая, потом проходу не даст, засмеёт. Эх, тяжело всё-таки любить.
   С конца деревни лёгкой волной лилась гармонь. Это Степан-гармонист играет, как всегда, у себя на завалинке, и значит, вся деревенская молодёжь там. Хороший он старик, весёлый, добрый, хоть и инвалид. Ноги в войну потерял. Раненый отморозил. А всё равно духом не падает и работает по дому и на гармони играет. Хороший человек. И жена его, Вера Ивановна, тоже хорошая женщина. Живут душа в душу, а ведь ей тоже вон как тяжело. Эх, да чего там говорить…
Как Витька и ожидал, все ребятишки уже были там. Сидели рядом со Степаном, слушали гармонь и сами вполголоса подпевали ему. Том¬ка с Зинкой тоже там были. Паренёк осмотрел ребят и осторожно бросил взгляд на Тому. Та смотрела на гармонь и, улыбаясь, подпевала Степану. Эх, хорошо бы и ему научиться играть так. А что? Выйдешь вечером с гармонью, а ребята возле тебя так и вьются, и девчонки не отходят, любят они талантливых. Глядишь, и Томке понравишься сразу. Не такой уж Витька и хулиган, подумает, раз играет так здорово. Нет, обязательно нужно научиться играть.
Тут Ванька Конькин в пляс пошёл, запрыгал, замахал руками, а следом за ним и остальные ребята. Степан весело играл и посвистывал, а ребята плясали, кто как мог, каждый красовался друг перед другом. Только один Витька так и остался стоять.
Подбежала Томка, разрумянена, весёлая, схватила его за руку и в круг тянет.
– Чего стоишь? Пошли к нам!
– Вот ещё, делать мне нечего.
И паренёк выхватил руку.
– Ох, и вредный же ты!
И девчонка снова побежала танцевать. А тут и Ванька, ещё молодец, схватил Томку за локоть и давай кружиться, посвистывая.
– Ну и танцуйте себе, танцоры, – рассердился Витька и тихо, чтобы никто не видел, нырнул в темноту.
За спиною играла гармонь, доносился весёлый смех, а на небе по-прежнему горели звёзды. Только уже не подмигивали, как раньше, а смеялись, смеялись над ним, над Витькой. И чего он всё хмурится, чего недоволен. Паренёк и сам не понимал, что с ним происходит. Подошла бы к нему Зинаида, он бы так же, как Ванька, с нею закружился и сплясал. Да только не нужна ему Зинка, а с Томкой и хочется, и не может. Какая-то ещё детская робость, боязнь сидит в душе и мучает его. Именно боязнь. Хотя Витька никогда не был трусом. С дерева в реку самый первый из ребят прыгать стал, если нужно, с двумя смело в драку кинется, а тут… А тут боится. И как это ни было обидно, паренёк это сам понимал.
А нужна она ему, эта любовь? Одни муки от неё. Не было бы её, эх, как люди бы счастливо жили. Живи и ни о ком не думай. А тут день и ночь о ней думаешь, и ведь думаешь хорошо, а встретишься и ругаешься сразу.
Витька медленно прошёлся в другой конец деревни, а затем спустился к реке. На воде серебристыми лучами играла луна. Тишина. На душе даже как-то спокойно стало. Только комар откуда-то взялся и тихо пищит над ухом. Виктор махнул рукой, прогоняя мушку.
Паренёк уселся на траву и, срывая ромашки, на секунду задумался. А вот интересно: отец так же мамку любил? Они вообще всю жизнь в одной деревне выросли. А может, это только Витька та¬кой стеснительный, а на самом-то деле… Папка как-то говорил в шутку, что девчонки робких и задиристых не любят. А каких же тогда?
Долго ещё Витька просидел у реки, размышляя, как правильно любить, да и вообще, стоит ли любить. Нарвав небольшой букет колокольчиков и ромашек, он двинулся в деревню. Оставит цветы под её окнами, и пускай гадает, от кого. С этими мыслями паренёк улыбнулся и даже по¬веселел.
С другого конца улицы в его сторону шли Томка с Зинкой. Витька свернул с дороги в тень и спрятался за старым колодцем. Те, шлёпая по до¬роге, шли мимо, его не замечая.
– И чего это Витюшка танцевать не стал? – спросила вдруг Томка подругу.
Паренёк улыбнулся. Скажет тоже, Витюшка.
– Да какие ему танцы, ему только собак гонять, – ответила Зинаида и рассмеялась, – да ну его.
Виктор аж позеленел от злости.
«Ну, Зинка, ну, стрекоза, я тебе ещё устрою», – фырчал тот про себя.
    – Вовсе не такой он, каким хочет казаться, – заступилась Тома, – просто перед ребятами выступает, а на самом деле очень даже интересный и спокойный.
– Ты-то откуда знаешь? Ты с ним в школу не ходишь, он у тебя портфель не ворует, на переменах не толкает, за косу не дёргает…
Зинка могла ещё много чего перечислять, но решила, что и этого достаточно.
– А вот знаю. Мы с ним прошлым летом рыбу вместе ловили, и очень он даже интересный и не такой плохой.
– Рыбу ловили?
– Ну да, когда в поле ходила Зайку доить. Обратно иду с бидоном мимо реки, смотрю, Витька сидит, подошла улов посмотреть, а он мне удочку вторую протягивает. Я тогда семь окуньков вытащила, – и Томка показала подруге ладошку, – вот таких.
Паренёк улыбался, прячась за колодцем и провожая девчонок взглядом, навострив ухо. На душе всё играло, будто он только что съел волшебную конфету радости. Он помнил про ту рыбалку очень даже хорошо. Ведь именно тогда он и узнал всю Томку, какая она есть на самом деле. Забавная, добрая, смешная. Именно тогда он разглядел всю её красоту и, наверное, даже тогда и полюбил.
– А чего он тебя с реки прогоняет, купаться не дает, а?! – пытала Томку подруга.
    – Мальчишка потому что, – с какой-то теплотой и лаской произнесла та, хотя, может, Витьке про¬сто показалось, – все они такие.
С этими словами Тома попрощалась с подругой и зашла за калитку. Зинка ещё раз помахала ей с дороги рукой и пошагала дальше. Паренёк подождал, пока она скроется из виду, и с букетом отправился к Томке. Осторожно зайдя за калитку, он на носочках пробрался к её окну и, аккуратно просунув букет в щель откоса, поспешил домой. Эх, всё-таки не так уж и плохо любить оказывается. Сейчас ему было по-настоящему хорошо. И хотелось даже сделать, что-нибудь хорошее. Не такой уж Витька и плохой, правильно. И Томка об этом знает. Сияя улыбкой, паренёк шёл по дороге и посматривал на звёзды. Всё-таки подмигивают они ему, подмигивают, и он тоже, улыбаясь, подмигнул им.
Утром, полив огород, Витька с отцом принялся колоть дрова. Он очень любил работать с ним и вообще сильно хотел походить на него. Быть таким же крепким, правильным и мастером на все руки. Отец действительно мог всё. Крышу залатать – пожалуйста, комбайн с трактором по¬чинить – пару пустяков, и от тяжёлой работы ни¬когда не увиливал. День и ночь в поле. Экий раз выдался выходной, так дрова с сыном решил по¬колоть. Витька и сам бы справился, так и сказал отцу, да разве того переубедишь. А работать с ним одно удовольствие. Любил он его очень и гордился им. И усы у него что надо. Нет, Вить¬ка всё-таки решил для себя точно, как подрастёт немного, такие же усы отпустит, как у отца. И таким же будет сильным, справедливым и работящим.
Они махали с отцом колунами и разбивали огромные чурбаки на мелкие полешки. Только щепки летели. Витька в работе ничуть не уступал отцу. Колол без передышки, ежели тот сам на ми¬нуту не останавливался. Хотя солнце уже пекло и пот огромными каплями скапливался на лбу.
– За тобой не угонишься, – улыбался ему отец, – отдохни малость, никуда брёвна не убегут.
– Да я это, не устал, пап.
– Ну-ну.
Смахнув со лба пот, Витька принялся колоть снова. Разбив пару чурбаков, он оглянулся по сторонам и неловко посмотрел на отца. Почесав затылок и отведя взгляд в сторону, он тихонько спросил его:
– Па, а ты с мамой давно знаком?
Отец махнул топором, выпрямился и потер усы.
– Чего?
– Ну, с мамой давно знакомы?
– Ха, скажешь тоже, – усмехнулся он, – поди, в одной деревне росли, в одну школу бегали, а в войну в колхозе вместе трудились. Нам тогда лет по десять было. Мужики все на фронт ушли, вот мы матерям и помогали как могли.
– А как понял, что полюбил её?
    – Ну, как понял, – улыбнулся отец, – любовь сама пришла. Неожиданно. Влюбишься, поймёшь.
Витька уронил взгляд в землю и робко улыбнулся.
– Война только-только закончилась, мне, как и тебе, лет четырнадцать-пятнадцать было, ну и мамке твоей так же. И ведь хорошо с ней дружили всегда, и вдруг бац, и посмотреть на неё, и поговорить стесняюсь. Сам разговариваю с ней, а думаю не о том, о чём говорю. Вот ведь как бывает, сынок, растёшь с человеком всё детство, знаешь как свои пять пальцев, а полюбишь его, и словно чужой он тебе уже. Любовь, она, сынок, рождает в человеке робость, да и ещё много хороших качеств.
– А плохих?
– И плохих тоже. Взять, к примеру, ревность. Но любовь без ревности, что каша без соли.
Отец махнул пару раз колуном, вытер со лба пот, заговорил:
– И ведь любили друг друга, и знали об этом, а стеснялись лишний раз в глаза посмотреть. Слов¬но подменили. Вечером гуляем по деревне вместе и всю дорогу молчим. И вроде сказать есть о чём, а молчим. Как сейчас с мамкой вспомним, до сих пор в смех бросает. Но зато с годами с какой лаской и нежностью в воспоминаниях возвращаюсь в то забавное юношеское время, когда в душе таилась робость, а сердце безумно любило.
– А потом что?
– Ну что потом. В армию забрали, письма друг другу писали, а как отслужил, так поженились сразу.
– Прям так и сразу?
– А чего уже было медлить, когда любили друг друга. За три года службы столько писем написали… – отец улыбнулся. – Да и не теми уже детьми были. Повзрослели. Это поначалу только робе¬ешь, потому что одолевают тебя новые чувства, которые никогда прежде не испытывал, и не знаешь, что с ними делать и как себя вести. Да чего, сынок, говорить, влюбишься, сам всё поймешь.
Витька отвёл взгляд в сторону. Эх, папка-папка, как я тебя понимаю.
Но зато теперь какой-то невидимый груз спал с его души. Не один он такой стеснительный, под¬растёт, повзрослеет.
Паренёк улыбнулся и принялся колоть дальше.
Уже вечерело, когда Витька отправился гулять по деревне. Забегал в обед Женька, звал на поле гонять мяч, но тот месил поросёнку корм, да и не до футбола ему было. По деревне пронеслось мычание коров. Это Ефим-пастушок гнал с лугов стадо.
    Подойдя к дому Еремея, паренёк остановился и огляделся. После разговора с отцом он даже как-то посмелел. Томкино окно было распахнутым, но никого не было видно. Топчась на месте, он пристально стал засматриваться в избу и не заметил, как со спины подошёл Томкин дед.
– Кого это всё там высматриваешь? – улыбнулся Еремей.
Витька обернулся, увидел старика и от неожиданности проглотил язык.
– Я?.. Э-э, никого.
Старик кивнул сединой, глянул с прищуром. Эх, да разве обманешь его.
– Если ты к Томе, то они с Зинаидой на реку ушли.
– Да вовсе я не к ней.
– Ну-ну, – улыбнулся Еремей и пошагал к дому.
– Они купаться пошли?
Старик обернулся.
– Зачем же ещё. Она ить весь день в огороде хозяйничала. А солнце-то как пекло, как пекло. Вот Зинаида зашла, и купаться пошли.
Паренёк отправился к реке, на козий обрыв. Пусть Томка и не одна, а с Зинкой, он всё равно ругаться с ними не будет. Ведь хороший он, Витька, хороший. А то, что пришёл один, без ребят, так ведь он тоже весь день во дворе работал и скотину кормил. И почему бы ему также не искупнуться?
Томка одна сидела на обрыве, свесив ноги. Ни¬кого рядом не было. Витька прошёлся мимо, важно оглядел реку и только потом посмотрел на Тому.
– Чего тут сидишь?
– Купаться пришла.
    – Чего же не купаешься?
– Зинку жду, домой побежала, братишка прибегал, мать зачем-то звала.
– Так это, может, и надолго.
Томка пожала плечами.
– Сам чего без полотенца? Солнышка уже нет.
Витька промолчал. Быстро разделся и, по-мальчишески задрав нос, сказал:
– Смотри, как надо!
И разбежавшись, парень нырнул с двухметрового обрыва рыбкой. Когда же вы¬нырнул, то ожидал увидеть удивление или восторг, но никак не смех.
– Чего смеёшься? – даже обиделся тот.
– Думаешь, я так не умею?
– Нет, конечно.
– Смотри.
И Тома, скинув сарафан, разбежавшись с обрыва, нырнула в воду. Когда же вынырнула, то сама увидела удивлённый взгляд друга и снова рассмеялась.
– Догоняй! – и, толкнув Витьку в плечо, девчушка скрылась под водою.
    Витька улыбнулся и нырнул за подругой. Они играли в догонялки, весело смеялись, пугали друг друга хватая за ноги, плавали наперегонки и даже доставали со дна камушки. Когда же вылезли на берег, Томка протянула другу одну сторону полотенца.
– Держи.
Витька взял конец полотенца, и они вместе принялись утираться. За рекой к самому горизонту уходили розовые облака.
– Какой закат красивый, правда? – и Томка засмотрелась вдаль.
– А ты видишь улыбку заката?
– Какую ещё улыбку?
– А вон, видишь?
– Нет.
– Да вон же!
– Я ничего не вижу.
Девочка всматривалась в закат, но так и не могла понять, где могла быть улыбка. Пока она её искала, Витька, подойдя ближе, поцеловал её в щеку.
Тома без удивления посмотрела на друга.
– Полезли на дерево, – улыбнулась она, – с него лучше будет видно.
И они полезли на старую иву, что росла у самого обрыва, листва которой свисала над водой. Друзья уселись на огромной ветке и принялись любоваться розовым небом. Закат неописуемо был красив. Наверное, он и правда улыбался, улыбался над глупеньким и влюблённым мальчишкой. Витька, не отрывая глаз от неба, осторожно обнял подругу.
Пришла Зинка.
– Что вы там делаете?! – крикнула она.
    Витька убрал руку.
– На улыбку заката смотрим, – ответила ей подруга.
– На что смотрите?
– Полезай к нам, увидишь, – улыбнулся Виктор и снова обнял Тому.
Розовые облака ушли за горизонт, и немного погодя на вечернем небе показались звёзды, которые тоже улыбались, а может быть, и подмигивали. Каждый представляет по-своему.




Антон Лукин.