Дар глава 4

- Нет! - закричала я и запустила ни в чем не повинную чашку с остывшим в ней чаем в очаг.

    Чашка обиженно тренькнула и раскололась на тройку черепков на полу, не долетев до места назначения. Разбуженный Дар осторожно подкрался к осколкам и печальной лужице, лизнул, проверяя, и недоуменно поднял на меня глаза. Бесконечно преданный мне пушистый зверек никогда не осуждал меня, и его вопросительное удивление неприятно меня задело.

- Да не психую я, - я сгребла покорно притихшего кота в охапку и потерлась щекой о его черную шерстку, - просто...

    Просто я не могла объяснить даже своему коту, какими же безмятежными и счастливыми казались мне сейчас предыдущие три месяца.

    Я наслаждалась своими новыми возможностями, наконец-то принимая клиентов. Впервые я узнала, что такое семейная гармония, мы вполне сносно ладили с мамой, хотя откровенных разговоров у нас больше не случалось. Бабушка тепло улыбалась. Тетка искренне радовалась за меня и в тайне от ревнивой сестры учила своим маленьким премудростям. Даже косые взгляды сестренки казались милыми и ничуть не раздражали. И самое важное: я была любимой и любила, я видела в огне нашу пока еще не рожденную дочь, и сердце мое каждый раз при этом воспоминании танцевало неистовый страстный танец где-то в глубине моей грудной клетки.

    Была в этом и ложка дегтя. В наш последний разговор мама взяла с меня слово, что месяц я не буду ходить на свидания с любимым.

    Мол, дар твой, хоть и не без помощи любви обретенный, требует сосредоточения и внимания, закрепи его, уделяя внимание должное.

    Я кивнула. Да будет так! Ходить на свидания не будем, но смотреть через плетень друг на друга нам никто не запрещал.

    И мы смотрели. Каждый вечер. Я научилась призывать тысячи светлячков, и они пылали под нашими ногами, замыкая нас в яркий круг ожидания чуда. Он приносил мне цветы. Каждый день разные. Не кидал мне, просто стоял с ними, подносил к губам, небрежно играл лепестками. Я улыбалась. Я страстно хотела убрать все преграды между нами, и тогда потихоньку начинал тлеть плетень. Он тут же бросался к нему, сбивая едва зарождающееся пламя, не отводя глаз от счастливой меня.

    Я моргнула, спеша убрать пелену закипающих от ярости слез на глазах. Все было неправдой! Там, в огне очага передней, разведенного не для предсказания, а тепла и уюта, я случайно увидела картину, которая зачеркнула мой идеально прорисованный мир, потому что по закону энтропии такой мир в реальности неизбежно разваливается. Так разваливаются в огне головешки, открывая правду мне, способной повелевать огненной стихией. Там, в пламени, двое влюбленных праздновали торжество своей страсти, разбавляя ее смехом и бесстыдством. Мой старый друг детства и та, чьё лицо я не знала и хотела позабыть как можно скорее.

    Хотелось крушить и ломать, но под рукой, кроме пушистого Дара, тихонько, но все же ощутимо прикусившего мне пальцы, в надежде привлечь мое внимание, ничего не было, и я просто застонала. Было два варианта, и я не знаю, какой нравился мне меньше. Первый состоял в том, что мой Дар не работал, или работал со странными сбоями, а второй - в том, что любимый изменял мне или скоро изменит.

    Чтобы вы выбрали?

    Грозная ведьма, повелительница стихии огня в моем лице выбрала сидеть за столом с застывшим перекошенным лицом и пялиться в потухший очаг. К двери подходил очередной клиент, но тряпка у порога предупреждающе полыхнула вместо приветствия, и клиент понятливо испарился.

    За спиной зашаркали знакомые шаги, повеяло лавандой. Бабушка. Она никогда не была красавицей, но в свои девяноста два выглядела едва ли на пятьдесят пять. Она никогда не сутулилась, держалась прямо и тихо, редко вмешивалась в семейные разборки, но, если ей случалось открыть рот, все неизменно замолкали и последнее слово было только за ней. Шестьдесят процентов клиентов нашей семьи приходили только к ней, и никакими скидками их не удавалось передать остальным. Но самое главное - я никогда не слышала, как она работает. За клиентом закрывалась дверь в ее клетушку, и оттуда не доносилось ни звука.

    Мелкими мы с сестрой не могли сдержать любопытства и подбегали к двери подслушать, но с нами случались маленькие неприятности: мы поскальзывались  и бухались в невесть откуда взявшуюся лужу, от ручки двери било мелкими разрядами, а порой случалось так, что вот только ты поднес ухо к двери - а уже сидишь на грядке с луком в огороде и ничего не помнишь.

- Давай, покажи! - без тени улыбки бабушка кивнула на очаг.

    Но я застыла на стуле онемевшей бездарной тряпкой. Тогда бабушка прищурилась на очаг сама - и в нем послушно загорелось пламя. Меня чуть удар не хватил - я считала себя единственной, кто был способен на такое в нашей семье. Пламя раскололось надвое, повторяя трансляцию, и мое лицо затопили слезы. Вытерев их, я увидела стоящую передо мной чашку с травяным чаем, с пола исчезли осколки, а бабушки рядом не было.

    Вечером я смотрела в не очень чистое окно с ползающим по нему деловитым паучком. Любимый не пришел. Паучок сплел небольшую паутину в углу рамы, а я пришла к неутешительным, выворачивающим меня наизнанку выводам.

- По крайней мере, с моим Даром все в порядке, - не громко, себе под нос пробормотала я, но была услышана.

- Ты не одна ведьма в этой семье, - многозначительно произнесла бабушка, и посмотрела на дверь, которая как раз заскрипела под чьей-то открывающей ее рукой.