Запись сто двадцать пятая. Тишина
18.04.07 В газетах скорбь по А. Казанцеву – он «шагнул» из окна своего высотного дома, написав жене записку, мол, прости. Жена говорит, что это уже не первая попытка – настроен был на суицид.
Казанцева жалко, но человек он для меня был – не очень, и сам (самовлюбленный), и по отзывам – не давал дорогу талантам, всё как-то серость поощрял, (хотя имел очень хороший поэтический вкус), вроде, не пускал вперед потенциальных соперников. Многие наши "автографцы" на него обижались - Наташа Ч., Алексей Сергеев... Мол, не пробиться в печать. Где остаётся печататься - в газетах? Свои книжки издавать? А с Александром Иннокентьевичем или друганом надо быть, или лестью, или...
Юля (она была на панихиде) немного рассказала: опутан он был проблемами. И семейные (молодая "почитательница".., и то ли шантаж, то ли судебное преследование), и деловые. "Сибирские Афины" стараниями Скарлыгина потеряли статус органа Союза писателей Томской области, и Казанцев журнал оформил в частное издание - это отчаянная попытка его сохранить: всё же "СА" несколько десятилетий оставался единственным литературным журналом в Томске. А издавать самому журнал - это же в наше время какими финансами надо располагать...
Про Скарлыгина – мол, он продвигался Казанцевым, а потом просто его предал: мало, что возглавил Союз писателей, так ещё и увел в свой "Начало века" (под обещание печатать) основную массу авторов - членов Союза.
А смерть Казанцева, конечно, ошеломила – всё же состоявшийся, любимый многими учениками поэт.
И думаешь – что же он чувствовал, решаясь на такое?
...ещё один.
Как же они не устойчивы!..
Тишина.
Город был с шумом на «ты»,
От тишины убегая,
Бил её трелью трамвая
И загонял под мосты.
Шорохом шинным давил,
Музыкой радиоточек
Рвал её в мелкие клочья
И новостями травил.
Будто войну объявил.
А почему - неизвестно.
Город - не тихое место,
Кто-то когда-то решил.
Но и сама тишина
Зря на рожон и не лезла,
В темных и пыльных подъездах
Дни коротала она.
В сумраке тихих квартир
Крепкий чаёк попивая,
Пледом укрывшись, зевая,
Книги читала до дыр.
Лишь на закате одна,
В час наступленья покоя
Жителей не беспокоя,
В ночь уходила она.
И в суете площадей,
В шуме сплошных биеннале
Сами собой возникали
Шорохи темных аллей.
Как заклинаньем каким
Злой приворот отменялся.
Город вдруг преображался
И становился другим.
Не было больше войны,
Шума, безумия, гонок…
Он, как усталый котенок,
Спал на руках тишины.
И замирала она,
Руки скрестив пред собою,
Доброй царицей покоя,
Отдохновенья и сна…
Только в предутренней мгле
Вновь тишина отступала,
Город покорно сдавала
Дворничьей первой метле…
2015 г.
Свидетельство о публикации №220070800391