Русские Штыки в Париже продолжение 31

                ГЛАВА ШЕСТАЯ
                МЕТАНИЯ НАПОЛЕОНА

     В первое время после взятия союзниками Парижа французские провинции жили под различными властями и формами правления. Мятежный дух народа, поднятый невзгодами военной кампании 1814 года, вызывал призраки великой французской революции. Никто не знал, чем всё закончится.

    Власть в стране принадлежала диаметрально противоположным силам. В столичном Париже и северо-восточных провинциях господствовали российские войска с австрийцами и пруссаками. Там подняли голову сторонники династии Бурбонов, создав временное правительство. Но французы на большей части страны по-прежнему признавали императора Наполеона, который засел с армией в Фонтенбло. Город Блуа и окрестности жили под властью императрицы Марии-Луизы, которая хотела стать регентшей малолетнего сына Наполеона. Юго-западная часть Франции была оккупирована английской армией герцога Веллингтона.

   Из Парижа российский император Александр I спокойно взирал на пестрый политический и военный ландшафт Франции. Царь был опытным дипломатом, имел хороших советников и, главное, – сильнейшую армию в Европе, да и в мире тоже. Он, как истинный византиец с тонкой улыбкой на умном лице, выжидал, когда агония Французской империи достигнет своего апогея. Александр больше не собирался воевать с Наполеоном и испытывать превратности войны с гениальным полководцем. Царь терпеливо ждал саморазрушения французской армии и выгодного мира.

   Политическая и военная ситуация во Франции зависла в своей неопределенности. Она должна была разрешиться либо миром, либо новой вспышкой военных действий. Многое зависело от позиции Наполеона Бонапарта, а он усиленно бряцал оружием и о мире не думал. Император ежедневно проводил военные смотры и копил силы для наступления на Париж. Ему удалось собрать до 60 000 человек, и он ожидал дополнительное усиление армии. Его дворец Фонтенбло и окрестности в окружении невысоких гор были забиты пехотой, кавалерией и артиллерией, став хорошо укрепленным военным лагерем.

   Наполеон при большом желании мог поднять часть населения страны на партизанскую войну против иностранных оккупантов. Его верные солдаты, опьяненные патриотизмом и глубокой верой в военный гений Бонапарта, готовы были идти за ним хоть в ад. Из-за этого многие европейские союзники и роялисты с Талейраном боялись продолжения войны. Они соглашались оставить Наполеону титул и отдать ему во владение какой-нибудь остров в Средиземном море. С этими мирными предложениями и вернулся к Наполеону из Парижа маркиз Арман-Огюст Коленкур.

   Французский император, как и русский царь, любезно встретил своего министра иностранных дел. Бонапарт был спокоен и внимательно выслушал длинный доклад Коленкура. Он только расстроился, когда узнал о грязной вылазке парижских роялистов на Вандомской площади. Мрачное лицо императора исказила гримаса сарказма:

- Что ж, я получил по заслугам! Я ведь не хотел никаких статуй при жизни, потому что только потомки могут оставить всё как есть. Меня ничего не удивляет – мне мстят и Бурбоны, и Талейран… Что касается союзных государей, то их поведение недостойно истинных монархов. В свое время я мог легко свергнуть с престолов и прусского короля Фридриха, и австрийского императора Франца. Я вел себя по отношению к ним как государь, они же ведут себя по отношению ко мне как якобинцы . Они дают миру дурной пример.

- Но Александр! – взмолился Коленкур. – Он желает вам добра.
    Наполеон тяжело вздохнул и закачал головой:
- Он отомщен, да, он добр, хотя и коварен. Австрийцы остались как всегда: униженными в беде, дерзкими и бесстыдными в счастье. Они почти что навязали мне свою эрцгерцогиню, а теперь делают вид, будто Мария-Луиза для них чужая. Англичане и пруссаки просто хотят унизить Францию.

    Император на мгновение остановился и вдруг взорвался яростной речью:
- Но еще не всё потеряно! Я не дорожу троном. Я солдат и могу превратиться в простого гражданина. Всё, что мне нужно, – это немного хлеба, а когда умру, то шесть футов земли. Правда, я люблю славу… Но она уже обеспечена от любых человеческих посягательств. Я хочу оставаться императором, чтобы вырвать Францию из рук её беспощадных врагов. Дайте срок! Послезавтра у меня будут корпуса Макдональда, Удино и Жерара. Вожди армии, правда, утомлены, но солдаты пойдут за мной – мои старые усачи, гвардейцы подадут пример остальным.

- Вы верите в конечную победу?! – изумлялся маркиз. – Сейчас у Парижа союзных войск втрое больше!
- Всё может перемениться в несколько дней, дорогой Коленкур! – утверждал, зажмурясь, Наполеон. – Какое будет удовлетворение! Какая слава!
    Его министр иностранных дел в ужасе качал головой: «Опять десятки тысяч убитых и раненых на пути к цели».

   Наполеон в эти дни пребывал словно в лихорадке: то он в возбуждении что-то чертил на карте, а потом бежал на двор и проводил новый смотр прибывающих воинских частей, то постепенно успокаивался и сидел в размышлениях за столом. Он в нетерпении ждал подхода новых корпусов, чтобы пойти на Париж. Наполеон был готов утопить столицу в крови, если этого потребует его слава…
   
                ГЛАВА СЕДЬМАЯ
                ВЕЛИКИЙ ПОСТ В РАЗВРАЩЕННОМ ПАРИЖЕ

     Несравненный Париж, ставший во времена империи Наполеона Бонапарта столицей западного мира, не утратил своего блеска и после захвата союзниками. В конце марта город на реке Сене стал штаб-квартирой шестой европейской коалиции. Её монархи, не без стараний князя Талейрана, распространили среди горожан прокламацию. В ней было заявлено, что вестись переговоры с Наполеоном не будут.
Союзники обещали признать то правительство, которое французы себе выберут.
   Парижане знали, что Наполеон еще не сложил оружие и что многие европейцы желают ему тяжелой участи, кроме доброго российского императора. Александр I, как независимый и признанный лидер коалиции, был снисходителен к проигравшему противнику. Об этом говорил парижский люд:

- Царь хочет только справедливости и мира.
- У Александра светлый характер! Он не склонен к мести…
    Горожане и союзники заметили, что российский император после взятия Парижа редко появляется на публике. Вскоре они узнали причину уединения Александра – шел Великий православный пост.

    В отличие от царя, союзные министры и дипломаты, генералы и офицеры с головой предались празднованию одержанной победы. Они пропадали на балах и парадах, делали многочисленные визиты и наслаждались прелестями Парижа. А посмотреть во французской столице было на что: дворцы, музеи, театры и различные увеселительные заведения, особенно в Пале-Рояле. Этот район города заинтересовал европейских победителей, ибо его называли «маленьким Парижем в большом Париже». В этом злачном месте размещалось множество ресторанов, публичных и игровых домов. Там были и ссудные кассы - в них разгорячённая публика брала займы для новых удовольствий.

   В целом весь Париж представлял собой сосредоточение развлекательных заведений для удовлетворения человеческих прихотей. Европейцы предались безудержному разгулу в Пале-Рояле, погрузившись в обжорство, пьянство и любострастие. Напротив, российский император подавал миру совсем другой пример. По православному календарю подходила строгая Страстная неделя, предваряющая светлый праздник Пасху.
  Александр, соблюдая пост, говел . Тогда же он устроил последнюю встречу для своей возлюбленной – герцогини Монпансье. Она, поселенная отдельно от царя, недоумевала по этому поводу. Наконец прекрасная Элен была приглашена в кабинет к Александру. Он, на удивление, встретил её холодно, отчего герцогиня стала вопрошать:

- Ты перестал уделять мне внимание? Но война, по сути, закончена! Что тебя тяготит?
- Моя милая Франция, – привычно заговорил царь, собираясь с мыслями. – Меня теперь действительно тяготит близость с тобой.

- Ваш Великий пост? – недоумевала Элен. – Что-то еще?
   Александр охотно кивнул, вглядываясь в заплаканные глаза герцогини:
- Я пощусь, но не только… Я скоро покину вашу страну. Ведь я, по сути, исполнил главное дело своей жизни – поверг Наполеона!
- Значит, скоро нам прощаться, – кусала губы Элен. – Так?
    Царь медленно подошел к ней и поцеловал её в лоб. Она тут же отшатнулась и вспыхнула упреком:
- Ты! Меня в лоб?!

- Да, дорогая Франция! – твердо сказал Александр. – Нам пора прощаться.
     У герцогини Монпансье началась истерика. Она тряслась всем телом и надрывно кричала:
- Конечно, ты властелин полумира! Ты царь державы, где никогда не заходит солнце! От Польши до Аляски! Что тебе стоит бросить меня, после того как ты наигрался мною! Наверное, тебя уже кто-то прельщает в Париже?
- Остынь! – Александр встряхнул Элен за плечи. – Мне здесь не нужны женщины! Я тут пощусь и замаливаю свои грехи.
    Француженка постепенно перестала рыдать. Она, немного успокоившись, выдавила из себя:
- Ну что ж, тогда давай прощаться…

    Российского императора еще обуревали чувства к этой прелестной французской герцогине, ставшей ему такой близкой во время военной кампании, но он справился с собой и спокойно сказал:
- Мы расстаемся друзьями. Я позабочусь, чтобы ты с братом получила во владение ваши бывшие угодья и дома. А от меня на долгую память я хотел бы тебе подарить одну вещь.
    Царь отошел к своему письменному столу и вернулся к герцогине с большой малахитовой шкатулкой. Он открыл её, и она невольно ахнула. На бархатной подушке сверкало роскошное драгоценное ожерелье изумительной красоты. Элен прильнула к высокому плечу Александра и тихо заплакала, повторяя одно и то же:
- Мы расстаемся друзьями. Мы расстаемся друзьями…

    Российский император, живя в Париже, поначалу сильно страдал, не имея возможности помолиться в православном храме. Он как-то с грустью сказал своему адъютанту и другу князю Петру Волконскому:

- Как же так?! В огромном Париже - и нет православной церкви! Я так хотел помолиться!
     Князь вдруг встрепенулся и улыбнулся:
- Государь, есть! Была небольшая церковь в российском посольстве у последнего нашего посла. Теперь все церковные атрибуты хранятся в доме американского посланника.
- Немедля взять их! – приказал обрадованный царь. – Мы оборудуем церковь рядом с Елисейским дворцом. Тогда моя душа будет спокойно говеть и радоваться. Пусть в Страстную неделю говеет и вся наша российская армия.

- Не зря, государь, мы повергли Наполеона к этим дням, – соглашался Волконский. – Многие православные люди видят в этом промысел Божий.
- Это восторг Божественных тайн! – уверенно говорил Александр. - К светлому празднику Пасхи мы разрушили кровавую империю Бонапарта, и, думаю, на долгие десятилетия на наших западных границах будет царить спокойствие и мир…

    23 марта 1814 года военный губернатор Парижа барон Сакен издал приказ: «Государь-Император надеется и уверен, что ни один из русских офицеров в противность церковным постановлениям во всё время продолжения Страстной недели спектаклями пользоваться не будет, о чем войскам даю знать. А кто явится из русских на спектакль, о том будет известно Его Императорскому Величеству».

                ГЛАВА ВОСЬМАЯ
                ОТ ЭЙФОРИИ ДО ОТЧАЯНИЯ

     Утром 24 марта 1814 года император Наполеон был снова тверд и пребывал в хорошем настроении. Миновала пора его растерянности и неопределенности из-за падения Парижа. Теперь у французского императора было под рукой 70 000 воинов, и он решил действовать: взять с боем свою столицу. Наполеон приказал немедленно выстроить гвардию во дворе  дворца Фонтенбло. В знаменитой треуголке Бонапарт вышел к усатым гренадерам, выстроенным в каре, и услышал их радостный рев:
- Да здравствует император!

   Его пробрало до слез. Он видел перед собой счастливых гренадеров, готовых задорого отдать свои жизни ради любимого императора-полководца. Наполеона охватила безудержная эйфория: его военный гений, помноженный на опыт храброй гвардии, будет гарантией будущих побед Франции над сильным противником. Он обратился к воинам с пламенной речью:

- Солдаты, неприятель, опередив нас на три перехода, овладел Парижем! Нужно его оттуда выгнать. Недостойные французы, эмигранты, которых мы некогда простили, соединились с неприятелем, надели белые кокарды. Подлецы! Они получат заслуженное ими за это новое покушение! Поклянемся победить или умереть, отплатить за оскорбление, нанесенное отечеству и нашему оружию!

   В ответ Наполеону кричали тысячи глоток:
- Мы клянемся!
- Мы ляжем костьми под развалинами Парижа!

    Пока Наполеон подпитывался неуемной энергией от своих преданных гвардейцев, на первом этаже дворца собрались его прославленные маршалы. Военачальники стояли в фойе могучей кучкой: Бертье, Ней, Лефевр, Макдональд, Удино, Монсей. Все они уже не горели жаждой борьбы с европейской коал
ицией и жаловались друг другу:
- Народ и армия устали от бесконечных войн!
- Мы теперь не способны повторить былые подвиги революционных войск.
    Крамольные высказывания маршалов еще нельзя было назвать заговором против своего императора, но бунт зрел. Командующие корпусами были уже в отчаянии что-то противопоставить мощным союзным армиям. Маршалы с большим военным опытом хорошо понимали, что продолжать войну бессмысленно. Они считали, что карта Наполеона бита и воевать только ради тщеславия их императора - значит совершать преступление. Военачальники стояли в кругу и предлагали выход из плачевного положения:

- Надо немедленно потребовать отречения Наполеона!
- Пусть отдаст трон в пользу сына.
- Мы должны сейчас же отказаться повиноваться ему!
- При необходимости надо прибегнуть к насилию…

   Они были смелы и решительны, пока в фойе не вошел счастливо выглядевший император. На его лице сияла кровожадная улыбка, не сулившая врагам ничего хорошего. Он немного удивленно посмотрел на печально стоявших маршалов и, посвистывая, стал быстро подниматься по лестнице. Наполеон бросал на своих командующих презрительный взгляд, ведь император с ними давно перестал считаться. Для великого монарха все военачальники были лишь слепыми исполнителями его воли.
 
   Наполеон прошел в свой кабинет, где его смиренно ожидали самые преданные соратники: министр иностранных дел Коленкур, герцог Бассано и Бертран. Вскоре император вызвал к себе и маршалов. Он всем кратко изложил свой план военных действий по освобождению Парижа и обнадежил скорой общей победой во всей военной кампании. Наполеон предложил высказываться и, к удивлению, услышал от маршалов лишь одно неодобрение:

- Наше нападение на столицу приведет только к гибели населения и самого города.
- Русские отомстят за Москву и сожгут Париж!
- Зачем заставлять наших солдат сражаться за развалины своей столицы?
- Мы не надеемся на победу!

   Император, смахнув с лица эйфорию, стал сверлить ненавистным взглядом каждого маршала. Он еле сдерживался, чтобы не выплеснуть на них свой гнев, а вспышки гнева Наполеона были хорошо известны. Они замолчали, потупив взор. Наконец от них выступил вперед неустрашимый Мишель Ней. Его недаром называли в армии «храбрейший из храбрых», и он, чеканя каждое слово, сказал:
- Сир!  Армия не пойдет на Париж с вами!

- Она повинуется мне! – закипал Наполеон. – Если она не пойдет за вами, то пойдет за мной! Достаточно одного моего слова, и я поведу её куда хочу!
- Нет, государь! – настаивал маршал, глядя на обезумевшего императора. – Она повинуется своим генералам. Теперь уже поздно думать о битвах, теперь надо думать об ином.

    Наполеон, не видя среди военных поддержки, в отчаянии спросил:
- Чего же вы хотите?!
    И тут маршалов словно прорвало:
- Отречения, сир!
- Вашего отречения!
- Лишь оно спасет нас всех!

    Император пришел в ужас: его всегда послушные соратники пошли на бунт! Он уже готов был разразиться дикой бранью, но едва сдержался, пребывая в одиночестве. Он лишь выдавил из себя:
- Ступайте, господа! Я подумаю и скажу вам свое решение.
   С Наполеоном остался лишь верный друг Коленкур. Только тогда император дал волю своему гневу:

- Я могу сейчас отдать приказ дежурному офицеру, и этих изменников немедленно арестуют!
- Но с кем вы будете воевать против союзников? – осмелился спросить маркиз и тут же обезоружил ответом: - Вы останетесь без опытных боевых соратников!
     Наполеон, в отчаянии повесив голову, тихо сказал:

- Если все они отказываются сражаться, если мои маршалы стали робки и проявляют колебания, то я не смогу рассчитывать на победу. Тогда пора отрекаться от престола.

     Император медленно сел за письменный стол и набросал текст заявления о своем отречении в пользу сына Наполеона II при регентстве жены Марии-Луизы. Коленкур вышел за дверь и привел взбунтовавшихся маршалов. Их лица были спокойны и печальны. Наполеон встал перед ними и заявил:
- Я отказываюсь от престола в пользу римского короля при регентстве императрицы. Если союзники будут согласны на этих условиях заключить мир, то война кончена! Я назначу депутацию, которая отбудет в Париж к царю Александру. В нее войдет министр иностранных дел маркиз Коленкур, маршалы Ней, Макдональд и Мармон.

    У военачальников вырвались возгласы одобрения, а император стал читать свой черновик:

- Ввиду того, что союзные державы провозгласили, что император Наполеон – единственное препятствие к восстановлению мира в Европе, то я, верный своей присяге, объявляю, что готов уйти с престола. Я готов покинуть Францию и даже жизнь для блага отечества, блага, неразрывно связанного с правами моего сына, правами регентства императрицы и законами империи.

    Маршалы остались довольны:
- Сир, вы достойный император и человек!
- Государь, вы человек чести!

- Союзники, несомненно, будут удовлетворены.
   Наполеон, кивая им, уже взял перо, чтобы подписать документ, но вдруг остановился. Он пристально взглянул на соратников и неожиданно спросил:
- А может, мы пойдем на них?

    Маршалы остолбенели с помрачневшими лицами, а император исступленно воскликнул:

- Мы их разобьем!
    Но все продолжали молчать, и никто не поддержал Наполеона. Тогда он, склонив голову, подписал отречение.

                ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
                КОНЕЦ ДИНАСТИИ БОНАПАРТОВ

    Если бы мир перевернулся, то князь Шарль Морис Талейран всё равно не остановился и продолжал бы плести сети своих бесконечных интриг в Париже, Франции и по всей Европе. Он и только он должен был быть наверху политического олимпа, который давал ему карьеру, славу, деньги и женщин.

   После взятия Парижа союзниками Талейран всего лишь удовлетворился, когда неимоверными усилиями встал во главе временного правительства страны, а в его доме жил всесильный российский император. Князь хотел большего – навсегда убрать с трона Франции династию Бонапартов и возвести династию Бурбонов. Талейрану, как и всем союзникам, хотелось мирным путем окончательно свалить императора Наполеона. Это можно было осуществить лишь с помощью французской армии, которая по-прежнему подчинялась великому корсиканцу. Для солдат и офицеров Наполеон оставался кумиром и императором. Они дали присягу и готовы были идти за ним хоть на край света. Но во главе армейских корпусов стояли влиятельные и разумные маршалы, которые уже устали от бесперспективной войны с коалицией и разочаровались в Наполеоне.

   Французские командующие больше не верили в победу, и об этом знал хитрый и ловкий Талейран. Он выбрал среди них наиболее слабое звено – маршала Огюста Мармона. Его корпус был авангардным во французской армии Наполеона и располагался ближе всех к Парижу, занятому европейскими союзниками. Всё это было как нельзя кстати для изворотливого князя, который подбивал клинья измены под колеблющегося военачальника. Они давно приятельски общались, и как только Талейран поставил себя во главе временного правительства Франции, то он решил действовать, чтобы склонить Мармона к измене императору.

   Поздним вечером влиятельный князь в карете отправился из Парижа к близкому городку Эссон на тайное свидание со знакомым маршалом. Две темные кареты встретились на ночной дороге. В карету к веселому Талейрану сел печальный Мармон. Маршал прекрасно понимал, что уже сейчас он изменяет присяге, и его начинала грызть совесть. Беспринципный князь, прекрасно разбиравшийся в человеческих чувствах, жизнерадостно сказал:

- Вам в истории Франции отводится роль спасителя страны! Вы и только вы можете отвести от Парижа руку кровожадного Наполеона, готового разрушить столицу ради своего тщеславия. Он готов на всё, лишь бы продлить господство над несчастными французами.

- Я спасу страну! – заявил в волнении маршал. – Я и многие здравомыслящие военачальники больше не в
идят смысла продолжать человеческую бойню, защищая обреченного Наполеона.
- Вот и замечательно! – воскликнул Талейран и зажег свечу в дорожном канделябре. Он подсунул Мармону какую-то бумагу и деловито предложил: - Вы должны сейчас подписать самый важный документ в своей жизни.

    Маршал трепетно взял исписанную бумагу и стал вдумчиво читать. В ней говорилось, что он обязуется предоставить свой Шестой корпус в распоряжение союзников и временного правительства Франции. Мармон, вытирая выступивший пот со лба, взял перо, но вдруг заколебался. Талейран это почувствовал и тут же усилил напор:

- Вы же легко можете темной ночью сделать с корпусом переход и оказаться в окружении противостоящих австрийских войск. Кроме вас и нескольких преданных генералов об этом никто в корпусе не догадается!
    Князь взглядом буквально сверлил маршала, и тот, подписывая роковой документ, торжественно сказал:

- Я это делаю во имя блага Франции. Хватит бессмысленной войны…
    Талейран очень вовремя склонил Мармона к измене Наполеону. В ночь на 25 марта 1814 года маршал неожиданно поднял свой Шестой армейский корпус и повел воинов к Парижу. Его солдаты и офицеры даже не догадывались, куда идут. Они привыкли слепо подчиняться Мармону.

    Именно этой ночью через Эссон в Париж проезжали кареты маркиза Армона Коленкура и маршалов Мишеля Нея и Александра Макдональда. Посланники Наполеона, едущие на переговоры с царем Александром, весьма удивились отсутствию Огюста Мармона. Ведь он, как и они, должен был представлять интересы французского императора.

    Талейран, как всегда, очень качественно провел свою закулисную работу. Князю во Франции долгое время не было равных в ведении дипломатических переговоров, пока в Париже не появился российский император. В тревожном марте 1814 года они вдвоем соединили свои усилия ради достижения великой цели – свержения Наполеона Бонапарта.

    Царь без промедления назначил аудиенцию посланникам французского императора. Глубокой ночью 25 марта в кабинете Александра за плотно задернутыми шторами ярко горели канделябры. Российский император, одетый в военный мундир, приветливо встретил французских миротворцев. Он обратился в первую очередь к знакомому министру иностранных дел:

- Приветствую вас, маркиз Коленкур. Какие вести принесли от вашего господина?
     Дипломат, поклонившись, передал царю документ об отречении Наполеона от трона Франции в пользу сына. Маршалы поддержали судьбоносный акт:
- Мы готовы служить Наполеону Второму!
- Франция с новым монархом найдет покой и благоденствие.
    Александр охотно им кивал:

- Вы абсолютно правы, господа! Только официальное отречение Наполеона предотвратит продолжение войны и возможную смуту среди французов.
- Именно так, государь император! – выступил вперед маршал Ней. - Только этот документ от моего господина покончит с войной, а не презренный сенат, заседающий в Париже. Сенаторы всегда торопились повиноваться воле человека, которого они теперь называет тираном.

- Слово моего господина решит всё! – заверил Коленкур. – Оно освободит от присяги французских воинов и чиновников. С официальным отречением Наполеона воцарится мир. Я прошу вас, государь, согласиться с отречением Наполеона в пользу его сына.
    Александр добродушно слушал французов, а потом ответил с еле уловимой улыбкой:

- Я не против вашего предложения, но вы должны меня понять, что сейчас неурочное время. Я не могу посоветоваться со своими братьями-монархами. Приходите ко мне утром…

    А утром 25 марта почва стремительно стала уходить из-под ног сторонников династии Бонапартов. Когда Коленкур, Ней и Макдональд вновь оказались в просторном кабинете российского императора, то кроме него там застали прусского короля Фридриха Вильгельма III и несколько министров коалиции. Представители Наполеона стали убедительно всех уговаривать:

- Нельзя доводить сложившуюся ситуацию до крайности.
- У Наполеона еще достаточно войск и решительности.

- Вы прекрасно осведомлены о его военных талантах. Зачем испытывать судьбу?
    Их аргументы, казалось, подействовали на союзных руководителей, которые сидели с задумчивыми лицами. Но тут в кабинет легкой походкой вошел князь Волконский и стал что-то настойчиво докладывать Александру. Из его слов маркиз Коленкур, хорошо знающий русский язык, расслышал только: «Шестой корпус». В этот момент царь радостно встрепенулся и спросил: «Весь?» После этого Александр встал  с места и с любезной улыбкой сказал представителям Наполеона:
- Ждите нас здесь.

   Он попросил прусского короля и министров следовать за ним. Через полчаса российский император вновь вернулся. Перед Александром в нетерпении выстроились Коленкур, Ней и Макдональд. Они получили неожиданный ответ от царя:
- Господа, прося меня о регентстве, вы ссылаетесь на непоколебимую преданность войск императору. Так вот: авангард Наполеона под командованием маршала Мармона только что перешел на нашу сторону. В эту минуту он уже на наших позициях…
    Поздно вечером маркиз Коленкур с маршалами ни с чем вернулись в Фонтенбло. Они рассказали своему императору всё, как было. Он мрачнел, и его стали уговаривать:

- Раз уж авангард перешел на сторону противника, то надо подчиниться неизбежному и сложить оружие.

- Нужно отрекаться от престола без всяких условий!
    Наполеон нервно ходил по кабинету взад-вперед. Он в отчаянии закричал:
- У меня еще есть верные войска! Мои солдаты верны мне до конца! Я уйду с армией за реку Луару и там продолжу борьбу!

    Соратники скорбно стояли и слушали его воспаленные фантазии. Наконец император выдохся и спокойно сказал:
- Впрочем, до завтра…

    Едва посланцы оставили кабинет хозяина, пребывающего в раздумьях, как им вдогонку пустился молодой адъютант Наполеона. Офицер вновь позвал к господину верного маркиза. Кому в эту роковую ночь мог пожаловаться на судьбу еще недавно всесильный Наполеон? Конечно, своему другу, беззаветно преданному Коленкуру. Они сели на диван, и маркиз стал внимательно слушать откровения императора:
- Милый Коленкур! Мои маршалы с негодованием говорят о предательстве Мармона, но боятся признаться, что он их опередил на пути будущих почестей от Бурбонов. А несчастный Мармон еще не знает, что его имя навечно опозорено!
- Это так, сир! – соглашался Коленкур и стал говорить о главном: - Но вам надо все-таки смириться…

- Я знаю, что мое поприще кончено! – в раздражении перебил Наполеон. – Или близко к концу. Да и какое удовлетворение царствовать над сердцами, которые мною уже утомлены и готовы отдаться другим.
    Маркиз стоически долго выслушивал, как господин сокрушался из-за измены своего маршала:

- Мармон сделал невозможной прекрасную развязку! Отовсюду до меня доходят вести, что крестьяне Лотарингии, Шампани и Бургундии уничтожают неприятельских солдат. Бурбоны явятся во Францию, и бог знает что за ними последует… Но сейчас миру нужен мой образ, мое имя, моя шпага – всё это наводит страх. Нужно сдаваться. Утром я позову маршалов, и вы увидите их радость, когда я выведу их из затруднения и разрешу поступить как Мармон, не утрачивая при этом чести.
    Наполеон в ту ночь был до предела искренен. Он признавался своему другу во всех грехах:

- Франция устала от меня, но я хотел дать ей власть над всем светом! Да, я источник гибели трех или четырех миллионов иностранцев, сражавшихся на моей стороне в бесконечных войнах, но я скорблю лишь о миллионе чистых французов, погибших ради меня и чести Франции…

      Наконец настало тусклое утро 26 марта 1814 года. Наполеон, посеревший от переживаний в бессонную ночь, позвал к себе маршалов. Он, видя потупившие взоры своих подчиненных, стал им укоризненно выговаривать:
- Господа, успокойтесь! Ни вам, ни армии не придется больше проливать кровь. Я согласен отречься… Если бы не уход Шестого корпуса! Но вышло по-иному. Я покоряюсь своей участи, покоритесь и вы вашей… Вы хотели покоя – вы получите его. Пусть будет богу угодно, чтобы я ошибся в своих предчувствиях, но мы не были поколением, созданным для покоя. Мир, которого вы желаете, скосит на ваших пуховых постелях скорее и больше людей из вашей среды, чем скосила бы война на биваках. Я сейчас напишу вам то, чего желаете вы и весь мир.

    Среди маршалов был слышен вздох облегчения. Император уже писал роковые строчки: «Союзные державы провозгласили, что император Наполеон – единственное препятствие к восстановлению мира в Европе. Император, верный своей присяге, заявляет, что он отказывается за себя и своих наследников от престолов Франции и Италии, ибо нет личной жертвы, не исключая даже жертвы собственной жизни, которую он не был бы готов принести во имя блага Франции».

   В тот же час министр иностранных дел Коленкур повез в Париж новое отречение Наполеона. Тем же днем во французской столице был провозглашен королем Людовик XVIII из династии Бурбонов.

    Наполеон Бонапарт не был бы Наполеоном, если бы даже в таком отчаянном положении прекратил борьбу. Утром 27 марта он послал гвардейцев вслед за Коленкуром, чтобы потребовать от маркиза возвратить акт его отречения. Наполеон вызвал к себе гвардейские части и снова стал устраивать в Фонтенбло учения и смотры. Уже став бывшим императором, он как одержимый повторял одну и ту же фразу: «Еще не всё потеряно!» Но из Фонтенбло стали незаметно уходить его воины – от маршалов до рядовых. Они в одиночку или группами приходили в Париж и присягали на верность Людовику XVIII. Династии Бонапартов пришел тихий конец…