Неотправленные письма

     Отец умер тихо, незаметно. Однажды серым осенним утром Анатолий зашёл в его комнатку, чтобы позвать к чаю и привычно поприветствовал старика: «Доброе утро!», Тот сидел в кресле, но не откликнулся. Под рукой отца на журнальном столике лежал частично исписанный листок бумаги. Казалось, он придремал, прикрыв спрятанные под очками глаза…
   Похороны также прошли тихо, скромно, но благопристойно, по-людски. Отец, хоть и был когда-то в детстве крещённым, в церковь не хаживал, лоб не крестил. На семейном совете было решено в церкви его не отпевать, но крест на могиле поставить, как и свечку за упокой души. На кладбище при похоронах были Анатолий - единственный сын со своей женой Натальей да внук Андрей. Через неделю после поминок Наталья предложила мужу за ужином:
    - Надо бы с комнатой отца разобраться – мебель старую выбросить, вещи ненужные. Память памятью, а живым о жизни думать надо. Андрейка женится не сегодня-завтра, подругу завёл, а до сих пор своего угла не имеет, спит на диване в гостиной.
  Анатолия покоробила такая спешка. Не успели похоронить, а уже мебель выбрасывать? От соседей стыдно будет. В принципе, конечно, жена права, только спешит напрасно. 
     - Не торопись, егоза, после сорокового дня займёмся комнатой, - проворчал он. Наталья надула губы за «егозу», но возражать не стала.
 
     В ближайший выходной, когда вся маленькая семья была в сборе, Анатолий предложил сыну:
    - Ты бы посмотрел комнату деда, что там для тебя лишнее. Эта комната твоей будет. Может, что-то из мебели выбросить, поменять?
    - А что мне смотреть, я её и так знаю! Кровать выбросим, диван из гостиной вместо неё поставим, я к нему привык. А в гостиную вы, наконец-то, новую мягкую мебель купите. Давно уж собираетесь, да диван выбрасывать жалко. Остальное в комнате не трогайте, я сам разберусь с вещами.
    - Пусть будет так! – согласился Анатолий. А ещё через неделю поздно вечером Андрей подошёл к отцу, держа в руках какие-то листки из тетради в клеточку, и подал один из них. Анатолий узнал – такой листок лежал на столике у деда в то скорбное утро. Тогда он даже не взглянул, что там было написано…
   «Привет, Петруха! С тоски снова я решил тебе написать. Сижу я как сыч, в тёплой квартире на шестом этаже, вокруг – люди, а всё равно один.  Хоть сейчас сорвался бы да и махнул обратно, в деревню! Посидел бы у Лизаветы на могилке. А потом взяли бы с тобой пол-литра – и на речку с удочками. Я всё вспоминаю, Петруха, какие у нас пескари водились крупные. И ловить их было весело – только закидывай. Ей-богу, приехал бы, ноги-то ещё ходят…».
   Анатолий задумался, в памяти стали всплывать давно не востребованные картинки… На краю небольшой деревушки под огромной берёзой - старая, потемневшая изба. Под окнами – голубой палисадник, заросший «золотыми шарами» и высокими стрельчатыми мальвами. Крутой косогор, речка с чистой, холодной от родников водой, окаймлённая кустами ивняка. До ближайшего села с начальной школой - два километра, а до райцентра – все двадцать. Из этой глуши несколько лет назад Анатолий и вывез отца к себе в город после того, как умерла мать. Вдвоем старики упорно не хотели бросать свой дом, мечтая умереть, как голубки, в один день. Но смерть распорядилась по-своему. Похоронив мать, Анатолий сумел убедить отца, что надо переезжать в город. И Петра, друга отца, Анатолий помнил. Не раз они втроём на речке с удочками зорьки коротали…
   - Да, - вздохнул Анатолий, - не успел дед отправить письмо.
   - А письмо-то не одно, - сын протянул отцу тоненькую пачку. - Вот их сколько, и все – Петру!
  Посидели, помолчали. Вдруг Андрей собрал все письма в одну стопку и встал.
   - Раз дед их не отправил, я отвезу! – решительно объявил он отцу. Анатолий хотел было отговорить сына, мол, ехать далековато, расходы, но потом вспомнил, что там ещё и могила матери и согласился. 
 
   В субботу рано утром Андрей уехал на автовокзал. Вернулся он поздно вечером, молчаливый и подавленный, будто пришибленный. Тихо поужинал и ушёл в комнату деда. Там, в кресле, и нашёл его Анатолий. На столике лежала всё та же пачка писем.
    - Что, не нашёл адресата? – спросил Анатолий.
    - Умер адресат, - выдохнул сын - На тот свет писал письма наш дед.
    - Так он же не знал, что Петр умер! – возразил отец.
    - Ещё как знал! Он хоронил Петра, мне фото показали, сосед один тогда похороны сфотографировал. Пётр умер чуть раньше, чем наша бабушка, в тот же год.

    Ошарашенный этим известием Анатолий долго сидел, не в силах что-либо сказать. Он хорошо помнил похороны матери, поминки, но друга отца, Петра, на этом скорбном процессе действительно не припоминает. А ведь должен бы Пётр там быть, должен! Склерозом отец не страдал, до самой смерти сохранял совершенно ясный разум. Нечасто, но в разговорах он припоминал порой такие эпизоды из прошлой деревенской жизни, что Анатолий удивлялся, ведь в его собственной памяти они уже стёрлись.  Эту ночь Анатолий не спал. Он несколько раз выходил на кухню, курил у открытой форточки. Невеселые размышления отгоняли сон:
   «В самом деле – как оценить то, что я  забрал отца к себе в город? С одной стороны, это доброе дело. Не оставлять же старика одного в деревенской избе. Вдвоём они с матерью ещё как-то, несмотря на годы, управлялись со своим нехитрым хозяйством, а одному каково? С другой стороны, я вырвал отца, как морковку из грядки, из его прошлой жизни. Той самой жизни, которую он сам себе построил. Лишил его своего, своими руками сработанного дома, лишил старой развесистой берёзы и тяжёлых красных кистей рябины, осенью заглядывавших в кухонное окно. Лишил речки с пескарями, ореховой удочки, лишил всего того, что принято называть малой Родиной…»
   Анатолий поймал себя на мысли, что, стараясь оправдать то давнее решение, он лжёт самому себе:  « А ведь не для отца хотел я тогда комфорта и покоя – для себя. Себя хотел избавить от беспокойства и тревоги – как там отец, один. Взял да и перевёз его к себе как старый чемодан, не жить, а доживать. Да и на могилу к матери свозил всего один раз, в первую годовщину смерти. И от одиночества, судя по этим письмам, я его не избавил. «Доброе утро!», «Отец, выходи к столу!», «Спокойной ночи!» - вот и все обыденные рамки общения. До какой же степени надо было чувствовать себя одиноким, находясь возле сына, снохи и внука, чтобы писать письма умершему другу и изливать душу!»
   Утром невыспавшийся Анатолий уехал первым автобусом в деревню. Прошагал прежней, теперь – поросшей бурьянами дорогой пару километров. Оторвал доску, которой была забита дверь в родную избу, долго оглядывал голые стены. Бдительная старуха-соседка заглянула во двор, окликнула подозрительно. Пришлось выйти,  поздороваться, чтобы не беспокоилась, не вор пришёл. Не узнала Анатолия соседка, пришлось назвать себя. Спросила про отца, перекрестилась, узнав о смерти, пошла прочь.  Анатолий по косогору спустился к речке. Речка-красавица всё так же несла свою холодную прозрачную воду, извиваясь вдоль косогора. Вот здесь он с отцом обычно сидел с удочкой. Подобрав крохотный камешек, Анатолий бросил его в середину течения. К упавшему на дно камешку тёмными стрелами со всех сторон метнулись невидимые прежде пескари и тут же разбежались обратно, вновь застыв на своих местах и снова став невидимыми для глаза. Подальше, вниз по течению, ещё сохранились мостки, на которых прежде мать полоскала бельё.
   Как давно это было! Сколько же раз с тех пор несла его чистая речка мутную вешнюю воду! Анатолий любил прежде смотреть на половодье, на нескончаемый разлив с высокого косогора. К домам вода не подступала, слишком высоко, но противоположный низкий берег, поросший теперь мелколесьем, заливала далеко, до самых ельников. Был он тогда молод, не было седины на висках и изнуряющей боли в пояснице. А была неуёмная, подогреваемая молодостью, жажда жизни, зовущая в городскую суету и не признающая местом, достойным его нормального существования, родную деревню. Много же потребовалось лет, чтобы понять, осознать – что же для человека является главным в его одной-единственной жизни! 
   Анатолий постоял возле мостков, не решаясь ступить на тонкие полусгнившие доски, затем не спеша, тяжело поднялся обратно в деревню. Нарвав в одичавшем палисаднике  букетик «золотых шаров», он, в последний раз оглянувшись на родительский дом, прежней дорогой направился на сельское кладбище. Здесь он долго искал могилу матери. Крайней тогда была могила, а сейчас она чуть ли не в середине кладбища оказалась. Повыдирал голыми руками высоко отросшую за лето траву, вынес прочь выцветшие от времени бумажные цветы, прикопал под деревянным крестом с облупившейся краской свой букет. Побродив по кладбищу, нашёл пакет, нагрёб в него земли с могилы матери и аккуратно убрал в карман…
   Вернувшись вечером в город, Анатолий поехал на городское кладбище. Могилу отца долго искать не пришлось. Сбросив с венка налетевшие золотистые осиновые листья и поправив ленты, Анатолий высыпал на могилу землю из пакета, достал прихваченную дорогой в магазине «четвертинку» водки и пару капроновых стаканчиков. Он налил до половины оба стаканчика, один из них поставил на могилу. Долго стоял, не решаясь выпить, наконец, глотнул и горько прошептал: «Прости, отец… за все прости!»