Салтыков-Щедрин в Костроме

Здесь он побывал как минимум пять раз, причем не по своей воле, а лишь проездом в ссылку, но все разглядел и запомнил: «Посредине – площадь, от которой радиусами разбегаются во все стороны улицы, или, как он мысленно называл их, роты. По мере удаления от центра, роты пересекаются бульварами, которые в двух местах опоясывают город и в то же время представляют защиту от внешних врагов. Затем форштадт, земляной вал – и темная занавесь, то есть конец свету» («История одного города»).
Впервые он увидел ее в апреле 1848 года: «Я помню, как мы приехали в недавно выгоревшую тогда Кострому; с каким остолбенением рассказывали нам о бывшем там пожаре; я помню, как мы перевалились наконец за Макарьев(на Унже), как пошли там какие-то дикие люди, которые на вопрос: нет ли что поесть? – отвечали: - Сами один раз в неделю печку топим!
Помню леса, леса, леса… "(Годовщина // Т. 7. С. 345)
Там и сошло на него озарение: "Помню, что когда мы въехали в эту непросветную лесную полосу, я как будто от сна очнулся, и в голове моей ясно мелькнула мысль: да! это так! Это иначе и быть не должно! Одной этой мысли достаточно было, чтоб я вышел из моего нравственного оцепенения и понял мое положение во всем его объеме" (Там же).
Излюбленным местом костромского края, впрочем, для него была Чухлома, образ которой витал, хотя побывать в ней Михаилу Евграфовичу не довелось. Сочетание губного и шипящих звуков и букв из конца алфавита будоражили воображение и вдохновляли на такие, к примеру, строки: «Развитие творческих сил народа с целью столь беспрепятственного взыскания податей и сборов, которое исключало бы самое понятие о «недоимке»; изыскание новых источников производительности, в видах воспособления государственному казначейству, и, наконец, упразднение военных экзекуций, как средства, не всегда достигающего цели и притом сопряженного с издержками для казны. – вот вся сущность чухломской конституции» (Помпадуры и помпадурши // СС. Т. 8. С. 206.) Об одном из персонажей: «Как истинный чухломец, он был не только скромен, но даже немножко дик» (Т. 8. С. 203.)
Чухломцами он окрестил выдвиженцев из провинции.
Прочие местности костромского края такого восторга не вызывали. Особенно Кострома. В … «Жених»: «Этот город Кострома – только веселая сторона, а путного в нем мало!» (Т. 4. С. 5.)
Нерехта.
«Нередко случалось мне слышать от посторонних людей историю о том, как мы с генералом Горячкиным ловили червей в Нерехотском уезде; но всегда история эта передавалась в извращенном виде. Дело было так. В 18.. году, в сентябре, будучи уже костромским помпадуром, получил я от капитан-исправника донесение, что в Нерехотском уезде появился необыкновенной величины червяк, который поедает озимь, сию надежду будущего урожая, и что, несмотря на принятые полицейские меры, сей червь, как бы посмеиваясь над оными, продолжает свое истребительное дело. Делать нечего, как ни жаль было расставаться с доброю спутницею жизни и теплым гнездом, однако отправился. Приезжаю на место, требую, чтобы мне показали образцы зловредного насекомого – и что же вижу? Огромной величины травоядное, с вида точь-в-точь похожее на солитера! Подивившись, тут же составили план кампании и легли спать. На другой день, едва лишь встало солнце, как вдруг мне докладывают, что на границе соседней губернии ожидает меня генерал Горячкин, для совокупных действий по сему же делу, так как вредный тот червь производил свои опустошения и в смежности. Наскоро умываюсь, выхожу и вижу генерала, гарцующего на белом коне близ самой границы, но через оную не переступающего. Тогда, пригласив любезно доброго соседушку в свою убогую хижину и заказав себе прекраснейшую уху из волжских стерлядей, начали мы толковать о предстоящих мерах. Но как ночь была проведена почти без сна, по случаю беспрерывных трудов и совещаний, то вскоре мы заснули. Каково же было наше удивление, когда, проснувшись, вдруг узнали, что червь, как бы по мановению волшебства, вдруг исчез! Тогда, поевши ухи и настрого наказав обывателям, дабы они всячески озаботились, чтобы яйца червя остались без оплодотворения, мы расстались: я – в одну сторону, а ярославский соседушка мой – в другую. Таким образом, происходило сие достопамятное дело, стоившее мне немалых трудов и беспокойств» (Т. 8. С. 31-32.)