Золотой век. Александр Пушкин и Италия

Золотой век. Александр Пушкин и Италия

Из доклада на международном конгрессе «Пушкин и Италия» в Барийском государственном университете «Альдо Моро» (2 февраля 2012 г.)

<< 6 июня 2000 г. в Италии «прописался» великий русский поэт: в Риме был открыт памятник А.С.Пушкину. Торжественная церемония его открытия была приурочена к 201-й годовщине со дня рождения Александра Сергеевича, когда в Риме с первым своим визитом в «дальнее» зарубежье находился тогдашний новый президент России Путин.

Надпись на белом мраморном постаменте гласит: «Александр Сергеевич Пушкин Aleksandr Sergeevic Pu;kin, Mosca 1799 – San Pietroburgo 1837». И далее перевод на итальянский язык пушкинских строк любви к «обетованной земле поэзии и неги», стране его поэтической фантазии:

Кто знает край, где небо блещет
Неизъяснимой синевой?
Италия, волшебная земля,
Страна высоких вдохновений…

В этом отрывке прекрасно отразилась тяга поэта к Италии, любовь к её природе, искусству, поэзии, великому прошлому этой страны; отразилось пушкинское видение страны, о которой он многое знал и к которой не однажды обращался в поэтических грёзах.

И в которой никогда, увы, не был. Ведь наш великий поэт, как известно, будучи невыездным, никогда не бывал за границей (не считая турецкой территории в Эрзруме и около него) и называл себя «краёв чужих неопытным любителем».

Это тем более печально, что поездки за рубеж для русских дворян были делом привычным. Так, если говорить, например, об Италии, многим из лицейских товарищей Пушкина «земли полуденной волшебные края» были хорошо знакомы: отплыл служить в русскую миссию в Италию Николай Корсаков (так же, как и Пушкин, причисленный к коллегии иностранных дел!), на дипломатической службе в стране «Петрарки и любви» находился Александр Горчаков (будущий канцлер Российской Империи), посещал Апеннины и лицеист Сергей Ломоносов (ставший профессиональным дипломатом). Уехал в Пьемонт вскоре после окончания лицея Сильверий Броглио (Брольо, в другой транскрипции). Успел побывать в Неаполе Вильгельм Кюхельбекер…

Как подсчитал современный исследователь Юрий Дружников, из двадцати человек, подписавших устав литературного общества «Арзамас», за границу, кроме Пушкина, съездили все. <...>

Иосиф Бродский так прокомментировал ситуацию с пленением Пушкина в своем Отечестве: «Все! Господи, почти все! За исключением бедного Александра Сергеевича, которому… не дали визы. А практически все, кто хотел, могли уехать на Запад, жить или умирать. Баратынский вон умер в Италии». <...>

Академик М.Н.Розанов, говоря о позднем Пушкине, подчёркивает: «Накануне своей трагической смерти Пушкин не переставал уноситься мыслию в Италию, не забывал и «заветного умысла» юных лет – «навек оставить скучный, неподвижный брег» и «по волнам направить свой поэтический побег». <...>

Близкий друг поэта А.О. Смирнова-Россет вспоминала о том, что незадолго перед смертью Александр Сергеевич говорил ей, собиравшейся в Италию: «… увезите меня в одном из ваших чемоданов…»

Но, никогда не пересекая границ России, наш гений «прекрасно чувствовал, словно обладая даром дальновидения, экзотические чужие земли». Чудесный, уникальный дар пушкинского проникновения в далекие миры и пространства учёные метко окрестили «всеведением поэта».

При этом подчеркнём, что этот дар безусловно сопровождался беспримерным трудом Пушкина по самообразованию. Самообразование было для нашего великого поэта постоянным и ведущим делом жизни. Достаточно сказать, что для того, чтобы стать «министром иностранных дел на русском Парнасе», ему пришлось стать полиглотом: овладеть четырнадцатью (!) языками.

Так, чтобы познакомиться в оригинале с произведениями Сервантеса, ему пришлось овладеть испанским языком; чтобы познать подлинного Шекспира, Пушкин должен был выучить английский язык; чтобы читать в подлиннике Данте, он выучил итальянский язык… Ведь всех этих великих авторов (и многих других) в пушкинское время можно было прочитать либо на их родном языке, либо в переводе на французский язык. Напомню, что русского литературного языка до Пушкина практически не существовало, его создателем и родоначальником (равно как и основателем русской классической литературы) стал именно Пушкин.

Академик М.Н.Розанов подсчитал, что в личной библиотеке Пушкина «имелось до тридцати итальянских писателей в подлиннике».

Италия была особенно дорога сердцу нашего поэта, она была для Пушкина «заветнейшей и любимейшей мечтой жизни».

В пушкинских текстах, как следует из «Словаря языка Пушкина», Италия упоминается 130 (!) раз. Сотни раз встречаются названия итальянских городов (Рима, Венеции, Неаполя…).

Италия для Пушкина – «это не только прекрасное далёко, куда стремится ум и сердце, но некий идеальный мир, наполненный драгоценной свободой и творчеством».

Итальянская культура (от древней до современной Пушкину) была духовно созвучна мироощущению нашего поэта - жизнеутверждающему, светоносному мироощущению.

Говоря об Италии, Пушкин употребляет всегда самые восторженные, «звучные» эпитеты: «прекрасная», «святая», «волшебная» и особенно часто «счастливая» и «златая»: «Златой Италии роскошный гражданин» («К Овидию», 1821), «Язык Италии златой звучит по улице весёлой» («Отрывки из путешествия Онегина», 1825), «Близ мест, где царствует Венеция златая», «Сыны Авзонии счастливой слегка поют мотив игривый…».

Отнесённый к Италии, эпитет «счастливая» в первую очередь вызывает ассоциации с культурным расцветом эпохи Возрождения.

В одном из любимых Пушкиным романов Ж. де Сталь «Коринна, или Италия» (1807) есть фрагмент, который К.Н.Батюшков перевёл под названием «Слава и Блаженство Италии» (1817). Он начинается словами: «Италия, царство солнца, Италия, владычица мира, Италия, колыбель искусств и племён!» (Пушкин, конечно же, был не одинок в своем поклонении далёкой Италии!)

«Италия златая» для Пушкина – не просто прекрасная Италия, это, прежде всего, «страна высоких вдохновений», «страна того гармоничного, а следовательно, и подлинно свободного искусства, которое возникло в эпоху Возрождения на родине Петрарки и Ариосто и которое он, Пушкин, в новых исторических условиях и на новой эстетической основе утверждал в русской литературе», – справедливо отмечает один из самых авторитетных современных исследователей темы «Пушкин и Италия» профессор Руф Хлодовский. <...>

Италия не могла не интересовать Пушкина и на личном, биографическом уровне, ведь в жилах нашего великого поэта текла и итальянская кровь: бабушка Пушкина по линии отца – Ольга Васильевна Чичерина – была из итальянского рода Cicerone! Кроме того, хорошо изучивший историю своих предков и гордившийся ею, Пушкин не мог не знать, что А.И.Репнин, родственник Пушкина по линии Ржевских, в молодости бывший стольником Петра I, в 1697 г. (в год рождения знаменитого чёрного прадеда Александра Сергеевича – Абрама Петровича Ганнибала) был послан царём «для научения морскому делу» именно в Италию!

Пушкинское «увлечение Италией» восходит к «садам Лицея»: именно в Лицее состоялось «знакомство» Пушкина с древней итальянской литературой, латинской грамматикой, а «сады Лицея» дали ему зрительное олицетворение античного мира.

Именно в Лицее (1815г.) Пушкин знакомится с К.Н.Батюшковым – не только известным поэтом, но и глубоким знатоком итальянской литературы и итальянского языка. Под влиянием Батюшкова, его статей об итальянских поэтах, стихов, посвященных им, Пушкин открывает для себя мир итальянской средневековой литературы, Итальянского Возрождения.

В зрелые годы наш великий поэт становится «могучим Источником, который соединил культурные и духовные вершины двух великих стран – России и Италии».

Особо заметим, что Пушкин, как убедительно показал известнейший ученый-пушкиновед Д.Д.Благой, владел не только разговорным, но и литературным итальянским языком.

П.В.Анненков со ссылкой на отца великого поэта отмечал: «Он (А.С. Пушкин) много читал по-итальянски». При этом биограф Пушкина сообщает: «Пушкин успел выучиться на Юге по-английски и по-итальянски – и много читал на обоих языках».

Пушкин отдал щедрую дань звучности и напевности «языка Италии златой». В системе выразительных средств его поэзии этим качествам языка он придавал особое значение. «Звуки италианские» – так он отметил воздушность и мелодичность стихов К.Н.Батюшкова. Напомним, что в заметке «О “Ромео и Джюльете” Шекспира» (1830) Пушкин называет итальянский язык «роскошным языком, исполненным блеска и concetti» (блестящих оборотов мысли).

В текстах Пушкина, по наблюдениям А.М.Букалова, содержится около ста итальянских записей: обширные выписки из Данте, Петрарки, Мадзони, Пиндемонте, оперные цитаты, термины и заглавия, названия литературных произведений и их авторов, восклицания и разного рода разговорные и эпистолярные «штампы».

«Анализ итальянских записей в текстах Пушкина убеждает в том, что он не просто ради орнамента или моды вставлял в ткань своих произведений итальянские слова и выражения, но всякий раз делал это художественно оправданно, со смыслом и значением».

Евгений Солонович, поэт и переводчик, один из лучших знатоков итальянской литературы, считает, например, что Пушкин мог думать по-итальянски! Его коллега Роман Дубровкин в статье «О стихотворстве италиянском» пишет, что на всём творчестве Пушкина «лежит отпечаток близкого знакомства с итальянской культурой».

В списке итальянских литературных интересов Пушкина множество звучных имен: Данте Алигьери, Франческо Петрарка, Джованни Боккаччо, Торквато Тассо, Иполлито Пиндемонте, Сильвио Пеллико…

Данте Алигьери (1265-1321) занимает особое место в итальянских увлечениях Пушкина. Дантовские цитаты у Пушкина встречаются в «Евгении Онегине», в других произведениях и письмах. Центральное место в пушкинских размышлениях о Данте занимает «Божественная комедия». Пушкин написал терциями (терцинами), как и Данте, несколько стихотворений: «В начале жизни школу помню я…», «И дале мы пошли…».

Особо подчеркнём, что свою любовь к будущей жене и благодарность Творцу за то, что Тот «ниспослал» ему такую женщину, Пушкин выразил именно в исконно итальянском жанре сонета – жанре, который сам он не очень любил и использовал всего три раза, - жанре Данте и Петрарки. «Суровый Дант не презирал сонета, В нём жар любви Петрарка изливал», - писал Пушкин в своём сонете, посвящённом сонету и так и названном – «Сонет».

Пушкинская «Мадонна» является классическим образцом формы сонета в русской поэзии. <...>

Не множеством картин старинных мастеров
Украсить я всегда желал свою обитель,
Чтоб суеверно им дивился посетитель,
Внимая важному сужденью знатоков.

В простом углу моём, средь медленных трудов,
Одной картины я желал быть вечно зритель,
Одной: чтоб на меня с холста, как с облаков,
Пречистая и наш Божественный Спаситель –

Она с величием, он с разумом в очах –
Взирали, кроткие, во славе и в лучах,

Одни, без ангелов, под пальмою Сиона.
Исполнились мои желания. Творец
Тебя мне ниспослал, тебя, моя Мадонна,
Чистейшей прелести чистейший образец.

Сонет «Мадона» является не только объяснением в любви будущей жене, но и воплощением представления Пушкина об идеале женственности, о женственности как сакральном явлении. Не случайно «живописным прототипом» этого произведения стала «Бритжуотерская (Bridgewater) Мадонна» Рафаэля. Дело в том, что как раз в 1830 году в витрине одного из книжных магазинов Санкт-Петербурга была выставлена старинная копия этой картины Рафаэля.

30 июля 1830 года Александр Сергеевич пишет невесте из Петербурга в Москву: «Les belles dames me demandent a voir votre portrait, et ne me pardonnent pas de ne pas l’avoir. Je m’en console en passant des heures entieres devant une madone blonde qui vous ressemble comme deux gouttes d’eau, et que j’aurais achete, si elle ne coutait pas 40 000 roubles» («Прелестные дамы просят меня показать ваш портрет и не могут простить мне, что его у меня нет. Я утешаюсь тем, что часами простаиваю перед белокурой Мадоной, похожей на Вас как две капли воды. Я купил бы её, если бы она не стоила 40 000 рублей»). <...>

«Не пустым для сердца звуком» для Александра Сергеевича Пушкина было и имя Франческо Петрарки (1304-1374) - великого поэта Италии, родоначальника гуманистической культуры Возрождения, увенчанного лаврами на римском Капитолии (8 апреля 1341г.). Этой теме в своей Пушкинской школе мы посвятили отдельное исследование, в котором, собрав полный свод фактов и сведений об обращении Пушкина к творчеству Петрарки (все цитаты, упоминания, отзывы, оценки и т.п.), мы прокомментировали их (представив при этом как авторитетные, уже устоявшиеся объяснения и точки зрения по данной теме, так и свои собственные), параллельно исследовав такие важные «моменты» и «детали», как
* история появления Петрарки в России,
* источники знаний и впечатлений Пушкина о Петрарке и его творчестве,
* отношение Пушкина к «языку Петрарки и любви», «языку Италии златой»,
* особенности палитры чувств Пушкина, характеризующих его восприятие Петрарки, и т.п.

Эту работу я сегодня с удовольствием передаю в ваш университет.

Сейчас же скажу следующее: об отношении Пушкина к Петрарке мы можем судить по многочисленным упоминаниям и цитированию им великого итальянца: в стихотворениях («Приятелю», «Сонет», «величавый» Петрарка упоминался в начальных вариантах стихотворения «Кто знает край, где небо блещет…»), в статьях («Об альманахе “Северная лира”», «О причинах, замедливших ход нашей словесности…»), в письмах (к А.А.Бестужеву и брату Л.С.Пушкину), в романе в стихах «Евгений Онегин» . Таким образом, на протяжении целых десяти лет (с 1821 по 1830 годы) Петрарка «не сходит с уст» Пушкина. <...>

Любопытно, что некоторые из современников Александра Сергеевича Пушкина даже проводили между ним и Петраркой параллели. Так, В.В. Измайлов писал ему 29 сентября 1826 г.: «Пушкин достоин триумфов Петрарки и Тасса, но москвитяне не римляне, и Кремль не Капитолий». Е.Ф. Розен в письме А.И. Подолинскому 24 ноября 1830 г. сообщал, что Пушкин «пишет вроде Петрарки: “Ты моя Мадонна! Чистейшей прелести чистейший образец!”» <...>

Торквато Тассо (1544-1595) Пушкин называл «Торквато величавым» и очень высоко ценил его творчество. В заметках на полях 2-й части «Опытов в стихах и прозе» К.Н.Батюшкова Пушкин, критикуя элегию «Умирающий Тасс», упрекая Батюшкова в вялости главного героя, возражает, что Тассо, напротив, «дышал любовью и всеми страстями». В этих же заметках, на полях стихотворения «Мечта» Пушкин пишет: «подражание Ломоносову и Torrismondo» (сокращенное название трагедии Тассо «Король Торризмунд»)

Главный персонаж поэмы Тассо «Освобождённый Иерусалим» Армида стала для Пушкина символом женской красоты и обольстительности. Армида упоминается у поэта в поэме «Руслан и Людмила» («Прекраснее садов Армиды…»), в первой главе «Евгения Онегина» («Лобзать уста младых Армид…»), в стихотворениях «Ел.Н.Ушаковой» («Что нежным взором вы Армида...»), «К вельможе» («Армида молодая…»), «Осень», («…в санях с Армидами младыми...»).

Есть у Пушкина стихотворение, озаглавленное «Из Пиндемонти» - по первой строчке «Не дорого ценю я громкие права…» (1836). О подражании Ипполлито Пиндемонте (1753-1828) речи не идёт, но выбор не случаен: миросозерцание уравновешенного Пиндемонте было очень близким Пушкину в последние годы его жизни. <...>

Несколько особых слов об отношении Пушкина к Сильвио Пеллико (1789 – 1854). А.С. Пушкин относился к Пеллико с пиететом. В 1835 году Пушкин пишет рецензию на русский перевод книги Пеллико «Об обязанностях человека», сравнивая трактат Пеллико с Евангелием. Чтением фрагмента этой рецензии я и завершу своё выступление: «Есть книга, коей каждое слово истолковано, объяснено, проповедано во всех концах земли, применено ко всевозможным обстоятельствам жизни и происшествиями мира; из коей нельзя повторить ни единого выражения, которого не знали бы все наизусть, которое не было бы уже пословицею народов; она не заключает уже для нас ничего неизвестного; но книга сия называется Евангелием, - и такова её вечно новая прелесть, что если мы, пресыщенные миром или удручённые унынием, случайно откроем её, то уже не в силах противиться её сладостному увлечению и погружаемся духом в её божественное красноречие.

И не всуе, собираясь сказать несколько слов о книге кроткого страдальца, дерзнули мы упомянуть о божественном Евангелии: мало было избранных (даже между первоначальными пастырями церкви), которые бы в своих творениях приближились кротостию духа, сладостию красноречия и младенческою простотою сердца к проповеди небесного учителя.

Сильвио Пеллико в высшей степени принадлежит к сим избранным, которых ангел господний приветствовал именем человеков благоволения.

Сильвио Пеллико десять лет провёл в разных темницах и, получа свободу, издал свои записки. Изумление было всеобщее: ждали жалоб, напитанных горечью, - прочли умилительные размышления, исполненные ясного спокойствия, любви и доброжелательства.

Сказав, какую книгу напомнило нам сочинение Сильвио Пеллико, мы ничего более не можем и не должны прибавить к похвале нашей…

«Прочтите её (книгу Пеллико) с тою же верою, с какою она писана, и вы вступите из тёмного мира сомнений, расстройства, раздора головы с сердцем в светлый мир порядка и согласия. Задача жизни и счастия вам покажется проста. Вы как-то соберёте себя, рассеянного по мелочам страстей, привычек и прихотей – и в вашей душе вы ощутите два чувства, которые, к сожалению, очень редки в эту эпоху: чувство довольства и чувство надежды». >>

/ Наталия Яковлевна Бородина, зам. директора Пушкинской школы г. Новомосковск Тульской области.

Источник: "Вера и время", 26.02.2012
http://www.verav.ru/common/mpublic.php?num=1228