Изобразительное искусство

Начинался новый предмет, доселе не ведомый. Новый корпус, новая аудитория, новый преподаватель. Всё, как бы ничего, но столы какие-то совершенно неописуемые. В ряби синих рисунков на всех столах был мастерски изображен одинаковый и узнаваемый персонаж в позах таких замысловатых, что «Камасутра» обзавидуется. Персонаж с непременным фонарем под глазом совокуплялся с животными, предметами быта, Тарзанами, скелетами, зомби, со своим двойником и не счесть всех других охочих до тела названного персонажа. Причем, на столах были следы уничтоженных прежних настольных рисунков, в светловатых разводах которых красовалась свежая страница половой жизни лица с фингалом. Рисункам была присуща изобретательность, некая неповторимая изюминка, притягивающая взгляды любопытствующей публики. Исподволь шеи вытягивались в сторону соседних столов, живописующих о страстях столь изысканных, что неискушенной публике порой было не вполне ясно, что автор хотел изобразить? Была ли это жесткая порнуха, дружеский шарж, перешедший все границы, медицинская энциклопедия в иллюстрациях или признаки маниакального расстройства неизвестного мастера пера.
   После звонка на пару, в аудитории всё еще царила оживленная атмосфера, с трудом прерванная присутствием преподавателя с  вполне узнаваемыми чертами персонажа из многослойной живописи, и с перманентным бланшем под левым глазом, стыдливо повернутым в фас три четверти. Следующие полтора часа поголовно все силились сопоставить жестокие сцены насилия над преподавателем, описанные на столешницах, с вполне контактным и даже ничуть не строгим, а скорее стыдливым мужчиной лет сорока. Мы совершенно пропустили мысли об актуальности предмета в свете последних тезисов съезда номер двадцать с чем-то. Давно известное нам слово «физика» вполне гармонировала со словами «горных пород» и только причина изуверских рисунков, с которыми бесполезно пытались бороться стиранием, смыванием и закрашиванием, нарушала цельную картину мира.
   Прошло немного времени, пока мы осмыслили странноватое отношение к личности преподавателя, а между тем, причина была проста и тривиальна. Все преподы посещали студенческое общежитие в качестве контролирующего дежурного, побуждая студентов к трезвости и соблюдению высокой морали. Все, без исключения. Но только этот был падок на крепкие напитки и душе его был противен отказ от предложенной стопки. А дальше злую шутку начинали откаблучивать его  утраченные способности блюсти себя в рамках места, времени и обстоятельств. Он слюняво лобызался со студентами, заверяя их в вечной любви и всяческих поблажках на зачетах и экзаменах, чем вызывал всеобщее восхищение и дополнительную стопку.
   Но, утром этот гад начисто забывал вчерашних собутыльников и беспощадно валил их пачками, очерняя зачетки кошмарным «неудом».
   А в следующем месяце он снова приходил исполнить свой долг по дежурным делам в общежитие и не в силах противостоять очередной стопке, выхватывал  от благодарной публики очередную оплеуху. Молодые неучи были так злопамятны, что   фингал под глазом воспринимали отнюдь не как полную сатисфакцию. Столы в аудитории принимали на себя всплеск мотивированной агрессии, принимая на  плоскость извергнутые нескромные желания справедливости, воплощенные в зрительных образах.
   Через месяц, а то и раньше,  всё повторялось…