Последняя электричка. Фантастический роман. Гл. 27

Заворачивая влево от костерка, тропа узкая, малохоженная, тянулась, обходя деревья,  в сторону горы, к которой мы пока с Кровиночкой так и не подошли. Мы с Петром еще решили немного отдохнуть. Уж если мы нашли не только небольшой костер, но и тропу, пускай и малохоженную, то найдем и ее «хозяев». К чему спешить?  Я взглянул на полностью погруженного в свои думы Петра, который привычно покусывал травинку и отрешенно смотрел как бы мимо меня. Неожиданно он спросил:
— Расскажи, Володя, о твоем времени.
— О каком времени? — спросил я.
— Ну, например, о том времени, в котором ты жил там, на Земле, до поимки тебя в ненормальной электричке.
— Рассказать обо всём невозможно. Ну, все случилось через сон.
— Ты это серьезно?
— Серьёзнее не бывает. Мне этот сон снился, да и снится снова и снова, но с продолжением: огромный до умопомрачения красивый город, и река, которая течет почти по центру города, деля его почти пополам.  Нет, это не Венеция, и не Париж. Что-то похожее собрано в этом городе отовсюду. Это и кварталы датского Копенгагена, и целые улицы Вены. Есть в нём и часть Парижа, Лондона, Кёльна (кстати ни в Лондоне, ни в Кёльне я никогда не был, но знаю, что улицы эти и отдельные дома именно оттуда. Я проходил в этом городе из сна по московскому Арбату, встречался с Вана Тоомасом в старом Таллинне, проходил мимо Домского собора Риги и гулял по Мальмё, Хабаровску, Киеву… По некоторым улицам моего «сонного» города я медленно шел, по другим, всё замечая, мчался как ракета. И всех их я узнавал. И еще, меня без конца преследовали все время повторяющиеся кошмары со взбесившейся электричкой… Хотя какой это сон, Петя? Это не сон, а, можно сказать, настоящая явь…
А еще, всякое бывало. Да ты всё это знаешь и сам. Думаю, при копировании моих мозговых извилин, тебе всё вставили на место, — попытался отмахнуться я, но судя по тому, как посмотрел на меня Петр, я сказал:
— В то время все говорили о романтике, писали о ней песни. А была ли она на самом деле, эта романтика? Мне кажется, Петя, ее совсем не было. Просто нам тогда втемяшивали о том, что она существует, и всё.
Я почувствовал, как Петр улыбнулся и понял, что он на самом деле обо всём это знает.
— А ты ничего не хочешь мне сказать? — спросил я.
— А что говорить, Володя? Забудем о романтике. Она мне тоже не «фонтан». Я вот подумал еще об одном. Ну, хорошо, ты в начале нашего «путешествия» после побега как-то говорил мне о своем доме, о тоске по нему. А я вот никак не пойму, что такое тоска по дому?
Я вздохнул.
— Ну, и… — подогнал меня Петр.
— О чем рассказывать. Тоска и есть тоска, Петя. Ну, соскучился я по дому, по семье, и особенно, по жене Лиде… Ну,  вернемся мы домой. Ты и я…
— Но это только твой дом, Володя.
— И твой тоже, — сказал, как отрубил я.
— А ты подумал, как воспримет неожиданное появление для нее двух Владимиров? Она-то не знает, что звать меня не Владимир, а Петр. — тут же настырно спросил Петр.
— Да как-то воспримет… —  Я смешался.
— Стерпится — слюбится, — вдруг рассмеялся Кровиночка. — А не сподручнее ли, чтобы я не появлялся у вас дома, — уже серьёзно произнес Петр.
— И ты думаешь, что я оставлю тебя одного на улице, как бомжа? Значит так, давай будем решать вопросы по мере их поступления.
— Давай, — тут же согласился Петр. — Я согласен.
Где-то недалеко, может, за первым или вторым поворотом слышался тихий, но монотонный говорок речушки, которая споро бежала между гранитными выступами. И буквально в нескольких десятках метров от речушки и пролегала найденная нами тропинка.
— Ну, что, отдохнули, пойдем, что ли? — спросил я, поднимаясь с травы.
— Пойдем. — Петр не поднялся, а буквально подскочил, и, спустя секунду, был уже на ногах. Еще через секунду он приложил к губам палец, мол, молчи, и сделал два шага ко мне.
— Володя, за нами следят, — прошептал Петр, наклонившись ко мне. Вот уже продолжительное время. Я думал, что это мне так казалось, но теперь, уверен. Однако не подавай даже виду, что мы знаем об этом.
Я кивнул, мол, всё понял и знаю об этом. Спустя минуту мы медленно пошли по тропинке вперед. Он молча шел чуть впереди, я за ним. Сказать Петру о том, что за нами не только следят, но, возможно уже поймали в «свои сети» те, из Лаборатории Компилляции, или не нужно, подумал я, но в это время совершенно неожиданно для меня Петр словно споткнулся и, остановившись, повернулся ко мне:
— Как ты понял, я знаю, Володя. Обо всём знаю, — только и произнес он.
Я не спросил, о чём он знает, потому что понял — Петр, как и я чувствовал слежку за нами…
— И давно? — вырвалось у меня.
— С самого утра, когда мы подошли, сам знаешь, к чему…
— И что будем делать? Снова отдыхать? — спросил я.
Петр ухмыльнулся и коротко ответил:
— Идти дальше. Мы уже наотдыхались с тобой, — он подмигнул мне, повернулся и пошел вперед.
Я понял, что у Петра что-то «созревает», хотя и сам мысленно прокручивал разнообразные варианты возможного продолжения побега, но как ускользнуть от нахальной слежки, пока не знал. Скорее всего, не знал об этом и Петр. И я решил молча идти по тропинке. Возможно до того случая, пока у меня не созреет какой-то удобоваримый план. Мне даже показалось, а показалось ли, что я услышал о слежке даже раньше Петра. Кстати, топая за Петром, который шел вперед размеренным шагом, я никак не мог сообразить, что во мне где-то в далеких закромах мозга отложилась привычка, уж не из юности ли, не зековская ли, строго следить за тем, что происходит вокруг меня, ощущать возможные «поползновения» кого бы то ни было против меня, да и по-возможности просчитывать всё наперед…
— Стой, Петя, — я даже не понял, как это вырвалось у меня.
Он остановился и повернулся ко мне, я же услышал, как вдруг сзади меня послышался чуть хрипловатый голос:
— О, привет, ребята. Наконец-то. А вы кто?
Я резко повернул голову на голос и увидел высоковатого мужчину в «робинзоновской» одежде. Рядом с ним стояло напружинясь огромное почти метровой высоты животное, чем-то похожее на домашнюю кошку породы Нибелунг, но только уж сильно клыкастое. Незнакомец придерживал «кошку» рукой. Затем он наклонил голову к «кошке» и что-то прошептал ей. Она сразу же расслабилась и присела на длинные задние лапы.
— А ты кто? — тут же резко спросил Петр.
Зверь, как я увидел, тут же напрягся.
— Я… Я… Я — убегун, — несколько неуверенно пробормотал незнакомец..
— Даже так? — удивился я. — Мы тоже, так сказать, убегуны.
— Не было бы печали, — пробормотал Петр и тут же спросил:
— И давно ты бегаешь? От кого?
— Да я уже не бегаю, а живу здесь неподалеку. Как говорят, отбегал свое попервой. Хижину себе соорудил. Года четыре, а, может, и больше как здесь живу. Я неоднократно пытался пробраться через границу из этой непонятки, так ничего не выходит, никак в Пограничье не могу попасть… Не пропускает какая-то прозрачная стена…
— Так, может, надо найти Врата? — бросил я.
— В том то и дело, что нет здесь ни Врат, ни червоточин, нет и Таможни… Я всё уже и вдоль, и поперед прошел… Хотя Таможня то появляется там, на границе, то исчезает.
— И далеко к Пограничью? — опять же спросил Петр.
— Да не очень. Местный день пути, ну, может, полтора. Конечно, если поспешить, то можно и засветло добраться.
— Понятно. Значит так, познакомимся, сказал Петр, — меня зовут Петр, вот он — Владимир а тебя как звать-то?
— Меня? Меня — Виктор.
— Ну, вот и познакомились, — разулыбался Петр.
Незнакомец молча и непонятно странно, с удивлением смотрел на нас с Петром. Затем он спросил:
— Вы люди?
Я кивнул. Петр просто отвел глаза. Он и меня об этом буквально вчера спрашивал, и не один раз,  когда мы были в пути:
— Скажи, Володя, вот ты на все сто процентов — человек, а я кто? Кто я?
Я только в первый раз поддернул плечами, мол, мне  трудно сказать. А вот во второй раз ответил упрямо докапывающемуся  к истине Петру:
— Ты моя сто процентная копия, значит ты, Петя, тоже человек.
Петр только недоверчиво взглянул на меня и глубоко вздохнул: видно было, что мой ответ не устроил его.
— Но ты, Володя, ведь понимаешь, что я просто копия твоя. Но это… копия, понимаешь. Пуская сто процентная, или чуть меньше… Электронная, химическая, нейронная, да кто его знает, какая, но я все равно — копия… — Петр гнул свое. — Можно сказать, что я интеллектуальная машина, но я — не ты, рожденный…
— Тогда и я, выходит, копия. Да, меня родила мама, женщина, но из чего же я прежде состоял?
— Из сперматозоида, который нес в себе свои устои, свою генетическую память и клетки, несшей свои устои и свою генетическую память, и которая при встрече с ним, «поглотила» его и, соединив вместе, обе генетические памяти, начала делиться… Хотя, может я, Володя, и не прав.
— Вот! Возможно и тебя создали из… клетки, моей клетки…
— Да кто его знает. Так быстро из клетки не вырастишь, —- недоверчиво проговорил Петр. — Вот ты сколько рос, чтобы только родиться?
— Девять месяцев.
— А чтобы стать взрослым мужчиной, ну, таким, как ты сейчас?
— Десятки лет.
— Ну и… Здесь что-то иное, но что, поди, догадайся… Знаешь, я уже пробовал сделать над собой эксперимент.
— Какой эксперимент? — я заинтересованно взглянул на Петра, который жевал какую-то тонкую травинку.
Специально проколол руку. Так, небольшой прокол, И попробовал выступившую капельку крови. И знаешь, она, как и у всех землян — красная и солоноватая.
— Не у всех она красная, Петя.
— Да-а? — удивился Петр. — Разыгрываешь меня?
— Да, нет, не разыгрываю. На Земле живут и люди с голубой кровью. Правда, их очень и очень мало. Согласно статистике кианетиков, ну, то есть, голубокровных на несколько миллиардов людей, живущих на Земле, живет всего около семи тысяч человек1.
1 Цвет крови зависит от ее химического состава, вернее  вещества, отвечающего за перенос кислорода в крови. В мире на Земном шаре в настоящее время живет около 7000 человек, чья кровь действительно голубого цвета. Этих людей называют кианетиками от латинского  «голубой». Обычные клетки крови — кровяные тельца — содержат железо, имеющее красноватый оттенок, у кианетиков же кровяные тельца содержат медь. Эта замена не сказывается на работе крови — она по-прежнему разносит кислород по внутренним органам, забирая продукты обмена, но цвет крови уже другой. Он, правда, не голубой, как можно подумать, а скорее синеватой или голубовато-лиловой. Такой оттенок дает смесь меди и единичных фракций железа. (Здесь и далее прим. автора).

— Ну, ты и сказал. Так это не то,  что капля в море, а такая кроха, которую и…  Скажи, что есть люди еще и с золотой кровью, — Петр хмыкнул.
— А ты знаешь, есть. Их еще меньше, и они тоже живут на Земле.
— И чем же они отличаются от… как бы сказать… от носителей красной крови?
— Знаешь, я не настолько силен в биологии, в знаниях о человеке, чтобы так сразу все выложить тебе ответ «на блюдечке», но коротко постараюсь.
Ученые только с 60-х годов ХХ столетия и до сегодня нашли на земле всего 50 людей, у которых «золотая» кровь. Ее особенность заключается в нулевом резус-факторе, делающем такого человека универсальным донором, способным помочь каждому, но это и его главная слабость, поскольку  люди с «золотой» кровью не могут переливать себе другую кровь доноров, если попадут в какую-то катастрофу или по другим причинам.
— Вообще-то я просто спросил, люди ли вы, настоящие ли, поскольку вижу, что вы действительно люди, а не какие-то там непонятные, простите, твари. И очень рад этому. Прошу ко ме в гости в мою хижину, если вы е возражаете.
Мы не возражали.