По следам Деда Мороза

    Мёртвый город мрачно взирал на нас чёрными глазницами пустых окон. Привёзшая нас долмуша развернулась и мнгновенно исчезла. Утреннее солнце припекало, было тихо, пустынно и тревожно.
Все окружающие горы и долины покрывала густая сыпь серых каменных скелетов домов.
По местным меркам совсем не древний (ровесник нашего Питера) Лебессос (Каякёй по турецки), брошенный греками в 1923 году, выглядел полной развалиной, впрочем очень колоритной, загадочной и романтичной.
 Но сегодня он нас не интересует.
    "Пёхом километров десять до пляжа, потом вплавь к нашей цели - острову Гемиле, к могиле Святого Николая",- знакомлю жену с подробностями паломничества.

    Хотя по жизни я атеистический агностик, но очень трепетно и уважительно отношусь к фигуре Святителя Николая.
Во-первых, он - покровитель моряков и путешественников, то есть нас.
Во-вторых, он ещё и Николай Чудотворец и Николай Угодник и Санта-Клаус, а с 1935 года ещё подрабатывает на полставки Дедом Морозом.
И наконец, он висит у меня в мастерской, над сундуком.
Икона 18 века, вывезенная из фамильного исторического дома жены, села Задорино под Костромой, спасена и отреставрирована.
    Вообще, история Святого Николая темна и загадочна.
Он слеплен из двух Николаев - Мирликийского и Пинарского, по принципу борода от одного, уши от другого: житие и чудеса от первого, родители и странствия от второго.
И это неудивительно. Оба родились в Ликии, оба архиепископы, святые, чудотворцы, только один жил в четвёртом веке, другой в шестом.
Загробная жизнь у Ликийского сложилась более бурно и насыщено: его останки из Миры в 11 веке спёрли ловкие итальянцы из Бари, а остатки останков в 13 веке -  венецианцы. И теперь его мощам поклоняются в трёх городах (причём в Мире пустому саркофагу).
 А Николай Пинарский наездился при жизни и теперь тихо покоится на своём острове.
   
    Наслаждаясь долгожданной тенью и душистым хвойным ароматом, спускаемся по серпантину, вьющимуся по густому бору турецких сосен, с причудливыми кронами, огромными шишками и длинющими мягкими иглами.
Задорный пёсик, типа большого джек-рассела, давно приставший к нам, бодро бежит впереди - указывает дорогу к морю.
Сверху открывается шикарный вид на живописную бухту, бирюзовые воды и огромную рыбу-кит острова Гемиле.
   
    Вход на пляж платный. За что платить? За крошечный занюханный клочёк берега? Фигушки. Это как в "Двенадцати стульях": чтобы Провал не слишком проваливался.  Вот ведь ушлые турки. Не случайно и Бендер был сыном турецкоподданного.
Как дети и красноармейцы бесплатно обходим блокпост лесом по тропке (судя по её ширине, мы не одиноки).
     "Смотри, остров совсем рядом, не больше полкилометра плыть,"- успокаиваю струхнувшую жену.
Дальше, как в шпионских фильмах про Джеймса Бонда: прячем рюкзак в кусты, в масках с трубками и специальных плавательных тапках бухается с обрыва в прибой и сосредоточенно, не отвлекаясь на морские красоты, гребём.
Чтобы не платить дань, плывём к дикому мысу в стороне от корабельной пристани. Цепляясь за камни древних, уходящих в море развалин, вылезаем.
   
    "Гемиле (остров моряков в переводе с турецкого) часто еще именуется островом Святого Николая , который (Николай Пинарский) здесь жил и похоронен. Хорошо сохранились развалины крепостной стены, пятидесяти домов, пяти церквей IV - VI веков с фресками и мозаиками, зернохранилище, громадная цистерна для дождевой воды, некропль. Остров долго служил основным местом отдыха паломников на Святую землю,"- чуть отдышавшись, просвещаю жену.
   
    Развалины действительно впечатляют, особенно отлично сохранившиеся уникальные арочные галереи с каменными сводами от берега до вершины острова (чтобы VIP паломникам голову не напекло).
    Поражает обилие гробниц, склепов, саркофагов.
Понятно, древний культ мёртвых, которых больше чем живых, обилее пожилых богатых клиентов, недоплывающих до Палестины, но каменные негерметичны гробы везде: в центре города, на площади, у церквей! А как же запах, зараза? Просто, какой-то город мёртвых.
   
    Внимательно исследуем развалины церкви Святителя Николая, вырубленной в скале на вершине острова, безрезультатно ища святую могилу.
Потом удобно усевшись в тенёчке у церкви на саркофаг, любуемся бескрайним простором Эгейского моря, причудливо изрезаной бухтой, белыми песчинками яхт, плывущих к острову.
    Внезапно из арки полуразрушенной апсиды появляется процессия: огромного старого козла с солидной седой бородой, красивыми витыми рогами, в белой сутане из длинной шелковистой шерсти, сопровождают две молодые козочки.
Неодобрительно глядя на нас, встав во весь свой трёхметровый рост, старец стал методично поедать высоковисящий дикий виноград.
И тут я прозрел: "Это же чудо! Это же нам явился воскресший и преображённый Святой Николай!"
Ошеломлённые, как пойманные с поличным шпионы, смущённые своим неприличным видом (почти голые с нелепыми масками в руках), стараясь не обеспокоить грозного старца, почтительно кланяясь и извиняясь, скрываемся.
Воистину, все наши тяготы и трудности были не напрасны, и паломничество удалось на славу.
    Назад тащится по жаре в гору десяток километров страшно лень. С первой попытки ловим попутку (тоже настоящее чудо) - грузовой микроавтобус.
   
    Ошарашенный увиденным, трясясь, как заживопогребённый в душной жаркой темноте саркофага кузова, мечтаю о доме, о гипнотически-слепяще-белых снежных метелях,  нежно-пушистых трёхметровых сугробах, приятно-прохладных двацатиградусных морозах, в которых так хорошо живётся и дышится нам, и нашему чудесному Деду Морозу.