Семья часть 3

                Марк

На первый взгляд мой друг Марк был весьма средних способностей. Учился легко, не усердствуя и уж, тем более, не переусердствуя. Был стабильным средним учеником. Вел себя уравновешенно, спокойно, достойно. Не ругался, не грубил ни соученикам ни учителям. Его нельзя было отнести к категории начитанных или способных, например, в плане спорта. Лидером он тоже не был. К музыке не тяготел. Одним словом - рядовой. Родителей по вопросам его оценок и поведения в школу не вызывали. Полагаю, даже уверен, что его отец Мойша вообще не знал адреса школы и в какой класс ходит его сын. Обычный школьник, которых тысячи в Одессе. Но уже в старших классах, при взгляде, “наведенном на резкость”, угадывалось что-то неуловимое, необъяснимое, что здорово выделяло его из всех учеников класса. У него была замечательная память на любую, получаемую им информацию. Он умел очень хорошо и правильно раскладывать все “по полочкам” в своей голове. В такой же степени, как и извлекать необходимые знания из "запасников" быстро и в нужное время. Как показала жизнь - это непереоценимо важное свойство памяти человека. Как немногие из нас в то время oн понимал мерзость, гадость и подлость коммунистической системы, но в силу особенности своей личности и темперамента с нею не конфликтовал и не спорил. Он спокойно существовал в тех условиях, в которых волею судьбы ему привелось взрослеть и жить. Гениальностью или талантами не отличался. Что это было, я своим умом понять не мог. В том, что он на “две головы” умнее меня - спору не было. Помимо отменной памяти его мозг мог систематизировать и классифицировать большие объемы разнообразной информации. Как я не пытался, как я не старался, никаких “маркерных” оценок ему я дать был не в состоянии. Я видел, я угадывал, я догадывался - и все. Но в чем это проявлялось и как, я не мог объяснить даже самому себе.  Для меня это оставалось загадкой много лет и остаётся по сей день.
После окончания института он решил поступать в аспирантуру. Папа, и даже не он, а люди, которые считали себя обязанными папе за массу добрых дел, сделанных им для этих людей, решили эту типичную советскую проблему в многонациональной дружной семье народов. Марк стал аспирантом. Как и в школе, учился легко и спокойно. После аспирантуры защитился. На мой вопрос было ли вмешательство папы в защиту диссертации (в силу моего особoго положения в семье Марка, я мог задать этот, не совсем этичный вопрос), он ответил, что никакой надобности в этом не было. Спустя несколько лет как-то опять, тихо и спокойно стал доктором технических наук. Получил приглашение возглавить кафедру кажется в Омске, а может в Томске - не помню и не важно. Но отказался по причине принятия окончательного решения эмигрировать в Израиль. Как было сказано ранее, папуля решил эту практически не разрешаемую в то время проблему. "Илюшя, Марык уежаить до ИзраилA, и шо ты имеешь сказать до мине сюдою?" - Вот приблизительно так представил мне это событие Мойша.
Марк трогательно любил и уважал своих родителей и несмотря на сей важнейший для него факт все же решил эмигрировать. Мойша и Броня уезжать категорически отказались. Он прекрасно понимал глубину переживаний и страданий родителей в связи с его отъездом, но, тем не менее, решение было принято. Я был твердо убежден и остаюсь при этом мнении сегодня, что, понимая силу, нестандартность и оригинальность своих мозгов как дар, данный свыше, он решил максимально посвятить себя делу помощи и защите Израиля. Этот момент был для него решающим и определяющим. Иными словами, мощный сдерживающий фактор сыновней любви и преданности был перевешен, вероятно, гораздо более могучим фактором преданного, страстного и жертвенного служения Израилю. 
После отъезда он отправил родителям несколько писем. Как обычно, он подчеркивал основную мысль, что все в порядке: он здоров, снимает квартиру, подрабатывает, у него хорошие друзья и замечательное настроение. Приблизительно через год с небольшим, к Мойше и Броне постучались два незнакомых человека и попросили разрешения войти. Они сообщили, что с Марком все в полном порядке, он хорошо устроен, передали от него письмецо, но в силу особенностей его работы он не может часто писать и родителей будут в дальнейшем информировать о жизни сына. Было бы смешно, если бы Мойша по только ему известным способам и каналам передачи информации не удостоверился в правдивости этих сообщений.
Но это была видимая часть айсберга. А, как говориться, “слухами земля полнится”. В реальности творческая жизнь Марка в условиях новой страны со всеми характерными для неё и присущими ей особенностями развивалась по следующему сценарию: как–то, листая серьезный научный журнал он наткнулся на объявление о подготовке к международной научной конференции (или форума, или встречи), и попросил аудиенцию у главного устроителя этой конференции, который оказался крупным ученым. Был любезно принят. Говорили очень долго и предметно (английский Марка был замечательный). В связи с тем фактом, что у Марка не было публикаций в международных научных журналах и, естественно, его имени, как ученого, в Израиле никто не знал, ему было отказано в участии даже на уровне независимого наблюдателя - устав конференции не позволял. С ним обещали связаться. Где-то месяца через три он был приглашен в кабинет этого же устроителя. Там его уже ожидали один Нобелевский лауреат и один руководитель крупного научного центра.
После этого единственного разговора на таком уровне, длившегося порядка 8 часов, он был немедленно трудоустроен в какой-то закрытый то ли институт, то ли лабораторию на должность, не требующую наличия специального допуска. Всю его “подноготную” дотошно и скрупулезно проверяли политические, экономические и военные подразделения контрразведки Израиля. Проверка длилась достаточно долго. После однозначного вывода - “чистый по всем параметрам”, Марку дали самый высокий уровень допуска к секретным государственным проектам. Как выразился один наш общий товарищ “Маркушу обшмонали от шнурков до лысины на макушке”. Но и на этом история служения Марка государству Израиль не заканчивается. Попав в список сотрудников с максимальным допуском, казалось, что блестящая карьера предопределена, заветная мечта, к которой Марк шел словно флагманский корабль, реализована. “Олимп” покорен! Мазал тов! Но есть небольшое продолжение этой необычной и счастливой во всех смыслах эмигрантской истории. Марк был зачислен в строго засекреченную группу специалистов, работающих на оборонную тематику. Этот день реально разделил его жизнь на “до” и “после”. Отныне он себе не принадлежал. Он отчетливо понимал, что при этих условиях начисто лишается пространства личной свободы, но это его не останавливало. У него отобрали все - привезённые с собой советские документы, а так же израильские. Выдали новое удостоверение личности с другим именем и фамилией. Марк, в его первозданном виде, перестал существовать. На новом ID в графе “адрес” стоялo название города о котором он ничего не знал и никогда не слышал, и не было его фотографии. За границы страны выезд не разрешался. Ему была предоставлена новая, комфортабельная квартира на улице, которой не существовало на карте государства Израиль. За ним приезжала машина для транспортировки на работу и обратно. Свой автомобиль ему не полагался. Для личных целей он вызывал машину по специальному телефону. Вот приблизительно так сложился израильский этап жизни бывшего одессита и советского гражданина Марка - октябренка, пионера и комсомольца великой страны, “почившей в бозе”. А благодаря усилиям Марка и ему подобных, Израиль живет, строится, развивается, процветает и будет на этой Земле вечно, демонстрируя другим народам и странам образцы стойкости, героизма, мужества, патриотизма и интеллектуальной мощи. Коленопреклонно восклицаю: слава тебе, Марк! God bless Israel!
Конечно, история этой семьи заслуживает пера более талантливого писателя чем я, но поскольку я был непосредственным свидетелем и участником многих описываемых событий, то позволил себе эту смелость, рассудив философски: “Если не я, то кто?”