Илья Сельвинский. Не только поэт

               
                ИЛЬЯ СЕЛЬВИНСКИЙ. ФРОНТОВИК. ПОЭТ. ПАТРИОТ
 
    В «Малом Иерусалиме» - старейшей части Евпатории (город на западном берегу Крымского полуострова) есть стена, своего рода, выставочный стенд под открытым небом - «Люди Евпатории».
   В 2003 году Евпатория отметила 2500-летие!  Изначально не город, а древнегреческое поселение Керкинида (2-й век до нашей эры). Сколько воды утекло с тех пор!
   Миллионы людей жили здесь; по музейным документам можно судить, как старались они благоустраивать своё поселение и как защищали от врагов. Их имена, пусть не все, есть в Городском краеведческом музее и небольших музейчиках.

                ПЕРВЫЕ ЕГО СТИХИ – В ЕВПАТОРИИ

   А на названном стенде те люди города, которые ближе нам по времени: Адам Генрих, архитектор; Анна Ахматова, поэт; Борис Балтер, писатель; Илья Сельвинский, поэт.
   Это талантливые личности; следы их деяний есть в биографии Евпатории, а потому жители города их почитают и не забывают.
 
   Я побывала в Евпатории осенью 2019 года. Первый раз. Об этом камерном городе, омываемом Чёрным морем, расскажу в другой статье. А сейчас моё повествование о Илье (Карле) Львовиче Сельвинском.
   Фронтовик, путешественник, поэт, драматург - он родился в Симферополе 24 октября (есть и другая дата) 1899 года.
   О нём рассказано много и подробно: в книгах, статьях, в воспоминаниях друзей и товарищей, дочери Татьяны. Писал о себе и сам поэт.

   Суммируя всё, получается яркая биография: русский советский поэт крымчакского происхождения. Есть ещё и такие тонкости: полу цыган и прочие полу; это всё я опускаю, ибо в крови тех, кто родился на древнем Крымском полуострове, многоцветье рас и национальностей.
   Как и в других местах, где есть моря и реки – сюда во все времена с тех пор, как люди научились строить плоты и лодки, стремились разные народы и, конечно, перемешивались с местным населением. Так и получались полу…
   А крымчаки – древнейший народ в Крыму. В одном из энциклопедических словарей есть данные, сколько их проживает на белом свете – немногим больше 1000 человек. Говорят на диалекте крымскотатарского языка.

   Родословная у Ильи Сельвинского суперинтересная. Кому нужны подробности, они есть в Интернете.  Я хочу рассказать, как Илья оказался в Евпатории. Если коротко, то путь его семьи такой (уже после его рождения): жили в Константинополе, снова - в Симферополе, Одессе, а в августе 1911 года переехали в Евпаторию.
  Здесь Илья сначала окончил 4-хклассное училище; в 1915-1919 годы учился в Евпаторийской мужской гимназии. Та гимназия (учатся там и девочки) существует и теперь. И носит имя Ильи Сельвинского.
   Есть здесь и Литературное объединение имени Ильи Сельвинского; о нём я расскажу позже.

   Евпатория, если можно так выразиться, дала ему путёвку в поэзию. Именно в этом городе, в газете «Евпаторийские новости» с 1915 года публикуются его первые стихи.
   А дальше он начинает искать себя. Попробовал учиться на медицинском факультете Таврического университета. Бросил. Перешёл на юридический факультет.
   Вероятно, ему было тесно в небольшом (тогда) приморском городе. Летом 1921 года Илья  приехал в Москву, где жила его сестра Генриетта. И перевёлся на юридический факультет МГУ. А затем окончил в этом университете и факультет общественных наук.
  Я прочитала, что на сайте МГУ в разделе «поэзия» (или – лирика) есть стихи и Ильи Сельвинского.

   В России в то время водоворот событий. В октябре 1917 года во главе Владимира Ульянова-Ленина большевики устроили военный государственный переворот, то, что потом долгие годы будут называть «пролетарской революцией».
   Илье Сельвинскому, когда он приехал в Москву, было неполных 22 года. Молодёжь, включая поэтов, бурлила. Илья успел поучаствовать в гражданской войне (красные и белые). Многие события того времени отражаются в его оригинальных стихах.

   Он знал разные языки – русский, украинский, еврейский, каких-то народов Севера (узнал во время своих длительных путешествий). И все эти языки поэт использует в своих произведениях. Это было не обычно и не привычно в поэзии постреволюционного времени, а потому критики он получил по полной программе.
   Хотя поэзия того времени была весьма экстравагантной. Можно вспомнить хотя бы Велимира (Виктора Владимировича) Хлебникова (1885-1922), одного из основоположников русского авангарда, создателя общества Председателей Земного шара; он был также экспериментатором в деле словотворчества.

   Несколько строк из его стихотворения «Море» (1921 г.):
Бьются синие которы
И зелёные ямуры
Эй, на палубе, поморы,
Эй, на палубе, музуры,
Голубые удальцы!
Ветер баловень – а-ха-ха!
Дал пощёчину с размаха,
Судно село кукарачь…
   (Словарь русского языка в Интернете, устав подчёркивать здесь слова, накрутил мокрое полотенце на голову и притих).

   Стихотворение замечательное тем, что показывает, как действительно богат наш русский язык, и как далеко не все его слова народ использует.
   Поэты и показывают это богатство; как химики в лаборатории, они также проводят опыты -  смешивают, казалось, не совместимое, и получают яркие словесные образы.
   Владимир Маяковский называл Велимира Хлебникова «Колумбом новых поэтических материалов, ныне заселённых и возделываемых нами».

   Не зря и Илью Сельвинского называли приверженцем авангардизма; в его поэзии нет, допустим, слова «кукарачь», но есть: «Годами голодаю по тебе…» или «А рыжий буйногривый ураган». Но не чужд он был и социалистическому реализму (кажется, и до сих пор нет точного определения соцреализма).
  Еще есть информация, что Илья Львович был основателем и председателем Литературного центра конструктивистов.

   Из «Словаря русского языка» С. И. Ожегова: «Конструктивизм – направление в искусстве 20 в., стремящееся к максимальной выразительности и экономичности форм, к обнажению их технической основы».
   Не очень понятно. Вероятно, названный центр имел какой-то устав, в котором всё было прописано. Можно предположить, что под технической основой конструктивизма подразумевался сюжет или предмет сюжета, вокруг которого и строилось (конструировалось) литературное событие.

   Как молодой поэт относился к «революции» - другая тема.
    Наглядно вот такое его четверостишие:

Мы путались в тонких системах партий,
Мы шли за Лениным, Керенским, Махно,
Отчаивались, возвращались за парты,
Чтоб снова кипеть, если знамя взмахнёт.

   Он много пишет и его произведения охотно публикуют издательства, журналы. А произведения его разно жанровые; он пробует себя, как драматург, прозаик. Лишь с 1926 и по 1939 годы в разных издательствах вышли:
   «Рекорды» (экспериментальные стихи); «Улялаевщина» (эпопея); «Записки поэта» (стихотворная повесть); «Пушторг» (роман в стихах); «Командарм-2» (трагедия)»; «Умка – Белый Медведь» (драматическая поэма); «Рыцарь Иоанн» (трагедия).

   Почти за все эти произведения его жёстко критиковали, в том числе – и собратья по поэтическому цеху. Он критиковал других, не взирая на имя и популярность. А ещё Илья Львович сочинял эпиграммы.
   Из того, что я прочитала: от некоторых поэтов – его современников летели пух и перья. Конечно, были обиженные. Критики считают, что были и не заслуженно обиженные.

   В поэтическом цеху в то время работали Владимир Маяковский (1893-1930); Борис Пастернак (1890-1960); Осип Мандельштам (1891-1938); Николай Асеев (1889-1963); список далеко не полный. Почти ровесники.  Илья Сельвинский чуть младше.
   В разных источниках есть упоминание о том, что Илья Сельвинский критиковал поэзию Владимира Маяковского; поэт-трибун не оставался в долгу. Интересная подробность: В. Маяковский выступал при этом своеобразным защитником И. Сельвинского и не позволял его третировать. Значит ценил его творчество, а возможно, и какие-то качества личности.
   Предполагаю, что на эту тему можно найти объёмные работы.
   
   А потом пришла беда – Великая Отечественная война.

                КАК ДЕВУШКА, ЧТО РАНЕНА В БОЮ…
 
    Это строчка из военного стихотворения Ильи Сельвинского «Севастополь-Балаклава»:
Как девушка, что ранена в бою,
Но не сдаёт позицию свою,
Военною овеянная славой,
Прильнувшая к заветному курку,
Стреляет золотая Балаклава…

   Он ушёл на фронт в 1941 году и находился все годы войны в самых горячих её точках. Был батальонным комиссаром; получил звание подполковника. Сражался с фашистами на Крымском, Кавказском и Прибалтийских фронтах. «Воевал под Перекопом», - из его воспоминаний.
   Дважды контужен (иная контузия бывает тяжелее, чем ранение), тяжело ранен под Батайском (город в Ростовской области).
   Награды: Орден Отечественной войны 1-й степени (1943 г.); Орден Красной Звезды (1943 г.); три Ордена Красного Знамени (1939, 1959, 1967 гг.); медали.
   К сожалению, не знаю, какими медалями был награждён поэт; возможно, среди них есть не менее весомые, чем названные ордена.

   Его военные стихи печатает газета «Красная звезда». Трудно назвать эти произведения Ильи Сельвинского просто стихами. Это описание всего того, что поэт-фронтовик видел. Без озноба невозможно читать о зверствах фашистов (не только немцев; например, в Крыму зверствовали румыны и другие пособники гитлеровцев).

   Кто знает творчество И. Сельвинского, могли читать и «Я это видел!» (передано по телеграфу в газету из г. Керчи 27 февраля 1942 года).
   Несколько строчек из этого печального, зовущего к мести, повествования:
                Нет! Об этом нельзя словами –
                Тут надо рычать! Рыдать!
                Семь тысяч расстрелянных в волчьей яме,
                Заржавленной, как руда…
                Семь тысяч трупов! Евреи… Славяне…
                Да! Об этом – нельзя словами!
                Огнём! Только огнём!
   Стихотворение передано из Керчи. Вероятно, поэт видел расстрелянных в Багеровом рву (Багерово - посёлок близ Керчи). Там фашисты казнили детей, женщин, стариков и подростков. Ров: километр в длину, шириной 4 метра и глубиной 2 метра был переполнен трупами этих несчастных людей.

   Накал боли и гнева в этом стихотворении Ильи Сельвинского сродни стихотворению Константина Симонова «Если дорог тебе твой дом…» (1942 г.).
Небольшая часть из этого произведения:

   …Если ты фашисту с ружьём,
   Не желаешь навек отдать
   Дом, где жил ты, жену и мать,
   Всё, что Родиной мы зовём, -
   Знай: никто её не спасёт,
   Если ты её не спасёшь;
   Знай: никто его не убьёт,
   Если ты его не убьёшь…
Так убей фашиста, чтоб он,
А не ты на земле лежал,
Не в твоём дому чтобы стон,
А в его по мёртвым стоял…
   Так убей же хоть одного!
   Так убей же его скорей!
   Сколько раз увидишь его,
   Столько раз его и убей!
(Стихотворение взято из сборника «Константин Симонов. Избранное». Издательство «Детская литература». М.,1970 г.)
   
   А ещё из Керчи немного ранее, 13 февраля 1942 года, Илья Сельвинский передал «Балладу о ленинизме». В центре города стоял бронзовый памятник Ленину; он во весь рост с вытянутой правой рукой.
  Фашисты, что «Вражьи дивизии// С моря пришли», сбросили фигуру. Остался штырь. Привели молоденького политрука и повесили его. В последние минуты своей жизни солдат вытянул вперёд, как и Ленин, правую руку. Так и угас.
    Повторю призыв поэта Сельвинского:
                Да! Об этом – нельзя словами!
                Огнём! Только огнём!

   На главной площади в Городе-герое Керчи и сейчас на высоком постаменте стоит такой же памятник Ленину. На том постаменте когда-то был памятник русскому царю Александру Второму, который дважды приплывал на корабле в Керчь. Но это другая история.

                КОГО БАЮКАЛА РОССИЯ…

    «Любовь и фронт» - так поэт назвал, можно сказать, оду женщинам на фронте.
   Сюжет такой: фашисты подбили «ИЛ-2»; самолёт упал, у лётчика сильные ожоги. И тут появилась фея – то ли медицинская сестра, то ли врач. Она и оказала ему первую помощь.
  «ИЛ-2» называли «летающий танк» и «горбатый»; на таком самолёте в годы войны летал самый молодой лётчик, после войны – известный, талантливый актёр Владимир Гуляев.

   Многие военные произведения Ильи Сельвинского – это горячие призывы к борьбе с врагом, к подвигу во имя Родины.
   Четверостишие из «Вставай, Кубань!»:

Вставай, Кубань, казачья слава!
Вставай, родимая, быстрей.
На правый бой, на бой кровавый
Скликай своих богатырей!

   Из стихотворения «Сталинграду»:
О, вы, штандарты дедовских побед,
России величавая отрада!
Развеяв
Гитлеровский
Бред,
Меж вас пылает знамя Сталинграда…

   А ещё среди его военных стихотворений «Русская девушка», «Тамань!» (Тамань моя, Тамань моя, форпост моей страны!) и многие другие.
   Чистая и честная душа, Илья Сельвинский, возможно, не знал, что и его фронтовые произведения кто-то читает с лупой, выискивая нечто между строк.

   Так случилось с его стихотворением «Кого баюкала Россия…» (1943 г.). К сожалению, я пока не смогла прочитать всё, переписала лишь вот эти строчки:
       Сама – как русская природа
       Душа народа моего:
       Она пригреет и урода,
       Как птицу, выходит его.

   А дальше… Некие дяди из окружения Иосифа Джугашвили-Сталина узрели в слове «урод» намёк на… Сталина.
   В одной из статей о жизни и творчестве Ильи Львовича я прочитала, что «в конце ноября 1943 года его вызвали из Крыма в Москву». И начали его «песочить» 10 февраля 1944 года на заседании секретариата ЦК ВКП(б)*.  Дяди были настроены на самые крутые наказания. И могли бы это сделать.
   В «Википедии» есть подробности.
   *С 1952 года – КПСС.

   Как закончилась та история - коротко. Вдруг на то заседание пришёл САМ. И вроде бы, то ли в шутку, то ли в серьёз, сказал, что поэта Сельвинского надо беречь, потому что его произведения любили Бухарин и кто-то ещё. Что случилось с Н. Бухариным, Л. Каменевым и другими соратниками Ленина, известно.
   Есть утверждение, что Сталин выделял среди поэтов (как поэтов) Бориса Пастернака и Илью Сельвинского. До этого я в литературе не встречала, что сей пришелец в Россию любил стихи. Пел, устраивал со своими приближёнными хоровые спевки, лучшим подпевалой был К. Ворошилов – об этом написано. Но стихи?
   Как бы то ни было, но отпустили с миром поэта Сельвинского и разрешили ему вернуться на фронт.

   Несколько нюансов в той истории.
   Прочитав, что в ноябре 1943 года И. Сельвинского вызвали в Москву из Крыма, я засомневалась, что поэт мог в то время быть на полуострове. Крым был оккупирован фашистами.
   Посмотрела книги о Великой Отечественной войне и выяснила, что наркоматом была разработана операция по освобождению Крыма: с севера – через Перекоп и Сиваш, и с востока – через Керченский пролив.
   В конце октября 1943 года началась высадка известного в истории Керченско-Эльтигенского морского десанта. И так далее.
   Шли тяжёлые бои на суше, в воздухе, на море. Советские армии несли большие потери. Крымский полуостров полностью был освобождён от врага лишь в мае 1944 года.

   Получается, что в том пекле, допустим, как он вспоминал, на Перекопе, и мог быть в ноябре 1943 года батальонный комиссар И. Л. Сельвинский.
   Не легче было тогда положение и на Западном фронте.
   И вот в это время секретариат ЦК ВКП(б) не обсуждает положение на каком-то из фронтов (пополнение армий, госпитали, продовольствие и горючее, оружие, техника), а читает стихотворение со словом «урод» и намечает, как бы построже наказать поэта и выслужиться перед Сталиным.
   Конечно, занимались они этим от безделья. Одни кровь проливали в сражениях за Родину. А другие штаны протирали в тёплых кабинетах.

   Ещё нюанс. А почему приближённые Сталина решили, что урод – это о Сталине, а не просто слово, выбранное поэтом для усиления эмоций?
   И самый-самый из вопросов: «А почему Сталин принял это на свой счёт, почему не обиделся на того, кто в стихотворении увидел сопоставление именно его с уродом?»

   Ведь без разрешения Иосифа Виссарионовича никакого заседания не было бы. И тему он не мог не знать. Почему допустил провести то заседание, на котором его, «отца народов», наверное, раз сто, пока обсуждали, сравнили с уродом.  Загадка! 
   Впрочем, наверное, где-то лежит протокол того заседания, а в нём – фамилии заседавших и какие-то выводы о них.
   
                ИЗ НОЗДРЕЙ ВЫЛЕТАЕТ ОГОНЬ

    Эти слова принадлежат советскому поэту Льву Озерову, а написал он так о Илье Сельвинском.
    У меня есть сборник (сборничек в 1 печатный лист) стихотворений: «Илья Сельвинский. Библиотека избранной лирики. Издательство ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия». Москва. 1967».  Издан при жизни поэта.
   Составителем этого сборника был Лев Озеров. Он и представил читателям автора стихотворений:

   «Когда в ранней юности я читал стихи Ильи Сельвинского, мне казалось, что у человека, написавшего их, из ноздрей вылетает огонь, грудная клетка движется, как кузнечные мехи, что под его загорелой крымской кожей перекатываются литые шары.
   Позднее я познакомился с автором «Улялаевщины» и «Охоты на тигра». Действительно, я увидел сильного человека, в молодости «работавшего борца» в цирке, перепробовавшего множество различнейших профессий, скитавшегося по всем широтам и долготам.

   Смельчак и следопыт, он с гимназических лет усадил себя за рабочий стол литератора, дав себе, своим нервам, своему времени полную, можно сказать – непомерную нагрузку.
   Этот рабочий стол литератора порой становился вагонной полкой, бортом ледокола, оленьей упряжкой, фронтовым окопом, больничной койкой...
   Каждый художник стремится быть вровень с веком. И даже впереди него… Илья Сельвинский писал о прошлом: IХ век Азербайджана, средние века, эпоха Петра, предреволюционная пора, Октябрь. Он жил настоящим: предвоенные годы, Великая Отечественная, эти дни…
  Он мечтает о чуде любви, о чуде вечной юности, о чуде человеческого братства…»

   Мне очень нравятся его стихи. В них накал таланта, философии, патриотизма и любви к жизни.
   Понятно, что невозможно здесь привести все стихи И. Сельвинского. Но хотя бы чуть-чуть.

          ПРОЛОГ К ДРАМАТИЧЕСКОЙ ТРИЛОГИИ «РОССИЯ»**
Россия… Родина моя, Россия…
Я с каждым днём люблю тебя сильней.
Любая неказистая осина,
Звенящая среди болотных пней,
Ветла какая-нибудь у дороги,
Да и сама дорога впереди
Мне так близки, что только сердце вздрогнет
И разольётся нежностью в груди.

Но ведь любить гнездо своё до дрожи
Дано и птице у родимых стрех.
Нет. Есть в России то, что родины дороже,
Что делает её святынею для всех.
Сторонка всякая по-своему красива,
А дедов край везде и всюду мил…
Мы не страну в тебе боготворим, Россия,
Ты больше, чем страна:
                ты – мир!
В тебе судьба всего земного шара,
Твоя дорога словно Млечный Путь…

   И вот когда от Чон-Чу до Алжира,
   От Заполярья до южных широт
   Где-то в столетьях народы мира
   Сольются в один всемирный народ,
   Когда разноречья араба и чеха
   Срастутся в единый язык Человека,
   И только к пейзажу
                великий итог
   Сведёт проблему Запад-Восток,
   Тогда-то будущие поколенья
   Спросят, подняв летописный груз:
   Что же это было за дивное племя –
                Русь?

    Татарщина, боярщина, крепостное право,
    Горб недоимок, падёж, недород…
    Но как ухитрился в сермяжке дырявой
    Душу сберечь этот странный народ?
    Совести как сохранил постоянство,
    Хоть одолели тюрьма да сума?
    С горя впадая в дремучее пьянство,
    Как он в туманах не пропил ума?
    Как он, поникнув лихой головою,
    Тише воды и ниже травы,
    Вдруг свою долю метал трын-травою
    В грозный час не щадя головы?..

    Как разрешит потомство эту тайну,
    Сказать сегодня не берусь…

                Аккордные строчки:
     И оттого при имени Россия (курсив)
     Мне слёзы перехватывают дух.

   ** «Россия» (трилогия: «Ливонская война», «Царь да бунтарь», «Большой Кирилл». Издательство «Советский писатель». М., 1957 г.)
       (Некоторые строчки в этом и других поэтических произведениях Ильи Сельвинского разбиты на слова. Предупреждаю тех, кому важно, как написано у поэта – Л. П.).

                ПОЧЕШИ… ЗА УХОМ

  С изюминкой и интригой стихотворение «Баллада о тигре». Оно большое; возьму часть. Повествование от первого лица.
  Суть баллады: Дальний Восток, Уссурийский заповедник… Главный герой идёт в лес. На плакат с предупреждением о том, что в районе тигр, он не обращает внимания.
  Гонит его в ту даль неразделённая любовь или какое-то любовное огорчение – «Бродил я, листьями гремя»; вышел к тигровым местам и попался в лапы «хозяину Уссури».

И вдруг я вижу изо мха
В три линии усы,
И вдруг я слышу сквозь меха
Рипящие басы
И различаю: жёлт и бел,
И два огня горят…
Но странно: я не оробел.
Напротив: рад.
Не от катара я умру,
Не от подагры, нет!
Не заглядевшись на пиру
В бездонный пистолет;
И не от ревности в Крыму,
В Москве не от статей –
Я, как поэму, смерть приму
Из тигровых когтей…
      
     Герой поэмы, рассуждая так, кокетничает; он верит в счастье, в любовь. Получается, что и умирать ему совсем ни к чему.
      Казалось бы, зверь победит. Не тут-то было!

Но преимущество моё
В одном: я человек!

Покуда в левое плечо
Вгрызаются клыки,
Пока дыханье горячо
Дымится у щеки,
И тьма сознанья моего
Уже совсем близка –
Я стал почёсывать его
За ухом… у виска…

   Довёл человек своей нежностью тигра до сонного состояния (кошка ведь): «Он дёргал ухом. Каркал он.//Он просто изнемог.//Но растерзать меня сквозь сон// Уже никак не мог»

   А дальше обращение к милой:
Вот, собственно, и весь рассказ.
В нём правды – ни на пядь.
Но он задуман был для Вас:
Я что хотел сказать?
Что если перед Вами я,
О милая, в долгу,
Что если с Вами, жизнь моя,
Ужиться не могу,
И ты хватаешься, кляня,
Рукой за рукоять –
Попробуй всё-таки меня
За ухом… почесать…
    Биографы Ильи Львовича утверждают, что многие свои произведения поэт посвящал жене Берте Яковлевне Сельвинской. «Балладу о тигре» он сам любил читать и делал это артистично.

                А У ЖЕНЩИНЫ ПЛЕЧИ - ЖЕНЩИНА

   А какие дивные у Ильи Сельвинского стихи о любви, о женщине! Ни грамма цинизма и пошлости. Здесь шедевр русского языка.

         ГИМН ЖЕНЩИНЕ
Каждый день, как с бою, добыт.
Кто из нас не рыдал в ладони?
И кого не гонял следопыт
В тюрьме ли, в быту, фельетоне?
Но ни хищность, ни зависть, ни месть
Не сумели мне петлю сплесть
Оттого, что на свете есть
            Женщина.
У мужчины рука – рычаг,
Жернова, а не зубы в мужчинах,
Коромысло в его плечах,
Чудо-мысли в его морщинах.

А у женщины плечи – женщина,
А у женщины локоть – женщина,
А у женщины речи – женщина,
А у женщины хохот – женщина.
И томясь о венерах Буше,
О пленительных ведьмах Ропса,
То по звёздам гадал я в душе,
То под дверью бесёнком скребся.
На метле или в пене морей,
Всех чудес на свете милей,
Ты – убежище муки моей,
      Женщина!

      * * *
В косы вплетены лучи,
Руки нежные, как ручьи…
Рыба в аквариуме всплывёт,
Видя в воде отраженье твоё;
В клетке чижик вдруг запоёт,
Услышав приближенье твоё;
Быть может, и мне пригрезятся сны
В страшном моём замороженном сне:
Ведь ты даже в шубке – примета весны
Рыбам, птицам и седине.

              ЗАКЛИНАНИЕ
Позови меня, позови меня,
Позови меня, позови меня!
Если вспрыгнет на плечи беда,
Не какая-нибудь, а вот именно –
Вековая беда – борода,
Позови меня, позови меня,
Не стыдись ни себя, ни меня –
Просто горе на радость выменяй,
Растопи свой страх у огня.
Позови меня, позови меня,
Позови меня, позови меня,
А не смеешь шепнуть письму,
Назови меня хоть по имени,
Я дыханьем тебя обойму!
Позови меня, позови меня,
          Поз-зови меня!

           ***
Вы забежали к нам накоротке,
Нас опахнув как бы дыханьем вальса,
Но в пепельнице долго не сдавался
Окурок с краскою на ободке.

И в этой дымке шоколадно-зыбкой,
В живом пятне меж мёртвых папирос
Почудилась дрожащая улыбка
И слово, что ещё не родилось.

   Почудилось мне сходство некоего таинства, которое есть и в стихотворении Александра Блока «Незнакомка»:

И каждый вечер в час назначенный…
Дыша духами и туманами,
Она садится у окна…

   А стихотворение Ильи Сельвинского «Исповедь донжуана» можно назвать наставлением для мужчин:

Мужчина женщину не любит.
Как кошка птицу, он её
Не понимает. Лишь пригубит,
А там – ползи, житье-бытьё.

А женщине, как всем актрисам,
Что так талантливо нежны,
Присущ особый артистизм,
Но ей овации нужны.

Не перед ложами с партером
Она играет: пред тобой,
О муженёк, что взглядом серым
Её смешал со всей толпой.

И растворился облик женин
Среди кофейников и книг.
Очарование движений?
Улыбка? Что ему до них?

Да и супруга всем довольна:
Растут зарплата и сыны,
Но шорох юбки колокольной
Не веет шелестом весны.

А жизнь идёт в делячьем стиле
И пропадает божий дар
Быть может, той же самой силы,
Что у Дузе` или Бернар.

Мужья! Примите умудрённо
В свои печёнки сей кинжал:
Вам изменяли ваши жёны
За то, что я их обожал.

                ВЕРЬ В СЕБЯ!

   Его стихи есть в художественном фильме «Сказание о земле Сибирской» (1947 г.). Стали песнями стихи: «Черноглазая казачка» и «Кони-звери» (музыка композитора М. Блантера).
   В «Википедии» в Интернете я вычитала, что Илья Львович во время Великой Отечественной войны был награждён золотыми часами за стихи, ставшие песней Крымского фронта - «Боевая Крымская».

   А как вам это? Из «Весеннее»:
Весною телеграфные столбы
Припоминают, что они – деревья…
             ***
Пускай не все решены задачи
И далеко не закончен бой –
Бывает такое чувство удачи,
Звериности сил, упоенья собой,
Такая стихия сродни загулу,
В каждой кровинке такой магнит,
Что прикажи вот этому стулу:
«Взлететь!» -
             и он удивлённо…взлетит.

         ЧЕЛОВЕК ВЫШЕ СВОЕЙ СУДЬБЫ
Что б ни случилось – помни одно:
Стих – тончайший громоотвод!
Любишь стихи – не сорвёшься на дно:
Поэзия сыщет, поймёт, позовёт.

Живи, искусства не сторонясь
Люди без лирики как столбы.
Участь наша ничтожнее нас:
Человек выше своей судьбы.

   С таким же названием Илья Сельвинский написал трагедию. Она была опубликована в журнале «Октябрь» (№4, 1962 г.). Возможно, роман «О, юность моя» (Издательство «Советский писатель», М.,1966 г.) был последним большим прижизненным произведением поэта и прозаика.
 
   На мой взгляд, его «СОНЕТ» можно назвать автобиографичным:

Я испытал и славу, и бесславье,
Я пережил и войны, и любовь:
Со мной играли в кости югославы,
Мне песни пел чукотский зверолов.

Я слышал тигра дымные октавы,
Предсмертный вой эсэсовских горилл;
С Петром Великим был я под Полтавой,
А с Фаустом о жизни говорил.

Мне кажется, что я живу на свете
Давнее давнего. Тысячелетье.
Я видел всё. Чего ещё мне ждать?

Но, глядя вдаль с её миражем сизым,
Как высшую хочу я благодать –
Одним глазком взглянуть на коммунизм.

                НАРОД! ВОЗЬМИ ХОТЬ СТРОЧКУ НА ПАМЯТЬ!

    В послевоенное время Илья Львович вёл семинар в Литературном институте. Его обожали студенты. Он охотно читал свои стихотворения на разных встречах и праздниках. Много работал.
   Это соответствует характеристике, которую дал Илье Сельвинскому его земляк – поэт, художник Максимилиан Волошин (1877-1932). Он написал на своей акварели - подарке Илье Львовичу: «Поэту-оркестру».
   Последние годы поэт болел, жил на даче в Подмосковье. Появились проблемы с голосом.
   Оказывается, Илья Львович во время войны сильно простудился и потом это сказалось на его здоровье. А ещё, конечно, контузии и ранение.

    Как предположение: поэт мог простудиться во время боевых событий в Крыму в ноябре 1943 года. Если он был на Перекопе, то мог быть и на озере Сиваш. В одной из книг о тех событиях я прочитала:
   «1 ноября началась переправа 346-й стрелковой дивизии через Сиваш. В этот день западный ветер отогнал воду, и солдаты шли по пояс в воде».
   Есть кинохроника тех переправ. Конечно, у бойцов не было возможности высушить одежду и обувь или поменять их. Ноябрь в Крыму – холодный месяц.

    Его поэзия жива. Народ помнит далеко не одну его строчку.
    Где бы я не была, всегда покупаю местные газеты. Это очень хороший информатор того, что жизнь бурлит не только в городах-миллионниках. Многое могут рассказать улицы, памятники, но газеты – больше.
    В Евпатории я читала «Евпаторийскую здравницу». 18 октября 2019 года в ней опубликована статья «Берег муз принимает гостей» (автор Елена Филатова):

   «12 октября в концертном зале Детского оздоровительного лагеря им. Ю. А. Гагарина торжественно прошёл Х юбилейный Международный музыкально-поэтический фестиваль «На берегу муз-2019», посвящённый 120-летию поэта Ильи Сельвинского.

   В честь этого события в Евпаторию приехали представители различных литературных объединений Крыма: Севастопольского ЛИТО им. Алексея Озерова; Ялтинского литературно-музыкального объединения «Чайная роза»; Сакского ЛИТО «Сакские родники»; Судакского литературного клуба «Киммерия»; Новоселовского литературного клуба «Откровение»; Арт-клуба «Февраль» г. Саки.
   На выходные в Евпаторию уже традиционно съехались также гости из стран СНГ и из-за рубежа – русскоязычные поэты и прозаики, авторы-исполнители, музыканты и барды.
   На протяжении двух дней они радовали жителей и гостей города своим творчеством – новыми произведениями и стихами в музыкальном сопровождении.

   С приветственным словом к участникам и гостям мероприятия обратилась депутат Евпаторийского городского совета второго созыва, председатель комитета по вопросам социальной политики, образования, культуры, спорта и делам молодёжи Нина Пермякова.
   Пожелания творческих успехов и заслуженных побед артистам, а также вручение почётных грамот от имени Главы муниципального образования, председателя Евпаторийского городского совета Олеси Харитоненко организаторам фестиваля – Евпаторийскому литературному объединению им. И. Л. Сельвинского и международному Арт-клубу «Геликон», сделали атмосферу в зале ещё праздничнее…»

   Президент фестиваля и международного Арт-клуба «Геликон», председатель литературного объединения им. Ильи Сельвинского Людмила Твардовская (в газете есть её фото) сказала:
   «Я благодарю администрацию города Евпатории, депутата Государственного Совета Республики Крым второго созыва Юрия Ветоху за постоянную поддержку и содействие.
   Хотелось бы, чтобы с каждым годом фестиваль становился масштабнее, набирал обороты на международном уровне, популяризировал творчество и привлекал к нам на полуостров ещё больше известных бардов и поэтов, творческую молодёжь…»
   На том фестивале немало было прочитано и спето посвящений Илье Львовичу Сельвинскому.   

    Он умер 22 марта 1968 года. Похоронен на Новодевичьем кладбище (участок 7) в Москве. Я вычитала, что на могильной плите выбита строка:
    «Народ! Возьми хоть строчку на память!»

   В Интернете есть фотография его (и жены) захоронения. Камень (могильная плита) треснут. Сначала я думала, что так было задумано, но присмотревшись, поняла, что именно трещины сдвинули на осколки камня слова Илья и Сельвинский.
   Дочь Ильи и Берты Сельвинских - Татьяна, художник, поэтесса, родилась в 1927, а умерла 17 мая 2020 года. Есть ли внуки-внучки и ещё какие-то родственники, не знаю. Это я к тому, что могилам необходимо внимание. Время и климат их не щадят.

                *******
   На одном из кладбищ Москвы я обратила внимание на запущенные могилы мужчин в военной форме. По датам жизни можно предположить, что они могли быть участниками Великой Отечественной войны. Причины запустений могил разные; например, не осталось в живых никого из родных.
 
   Это было в начале 2020 года, задолго до 9 мая - до 75-летия Великой Победы над фашистами разных мастей, а не только немецкими. Я решила обратиться в Московский городской комитет ветеранов войны с предложением, чтобы он (подобная общественная организация может обращаться с предложениями в любое государственное учреждение нужного профиля) посодействовал тому, чтобы на всех кладбищах к этой дате привели в порядок захоронения фронтовиков.
   Пока не помешала пандемия коронавируса, проводились разные мероприятия: ремонтировали монументы, высаживали деревья…

    У меня не получилось. Возможно, «постучала» в ту дверь робко или выбрала не ту дверь.
    Но как-то эту работу надо бы сдвинуть с мёртвой точки. Я знаю, что общественная организация, которая собирает материалы о «декабристах» и всячески поддерживает память о них, в Москве приводит в порядок захоронения «декабристов». Видела примеры.
   Было бы замечательно, если бы молодёжь России, склонная к работе волонтёрами, взялась бы и за это очень важное дело.
   Тогда и камень на могиле фронтовика, сына России, патриота Отечества Ильи Львовича Сельвинского был бы заменён на новый. Не думаю, что это страшно дорого.
    ------------------------------
 Опубликованная фотография поэта взята из сборника стихотворений "Илья Сельвинский" (издательство ЦК ВЛКСМ "Молодая гвардия". Москва. 1967)Со временем я заменю её на фото военных лет. На телеканалах мелькают фотографии, на которых Илья Сельвинский и Константин Симонов в годы войны.

   БАЛТЕР Борис Исаакович (1919-1974), советский писатель. Из его произведений литературоведы выделяют повесть о довоенном поколении молодёжи «До свиданья, мальчики» (1962 г.)
  ОЗЕРОВ Лев Адольфович, советский поэт. Изданы его лирические сборники «Ливень», «Светотень», «Далёкая слышимость»; сборник статей о поэтическом труде «Мастерство и волшебство» (1976 г.).
  РУТМИНСКИЙ Виктор Сергеевич (1926-1999). Очерк о И. Л. Сельвинском «Поэт-оркестр». Проза. ру. Автор 2-хтомника "Русские поэты.ХХ век. Русские поэты.ХIХ век". Был узником ГУЛАГа.
  ХЛЕБНИКОВ. Стихотворения и поэмы. Библиотека поэта. Основана М. Горьким. Издательство «Советский писатель». Ленинград. 1960 г.