de omnibus dubitandum 119. 121

ЧАСТЬ СТО ДЕВЯТНАДЦАТАЯ (1918)

Глава 119.121. CЕДЬМЫЕ ПУТИ…

    Германия обязывалась оказать вооруженную поддержку украинской Раде для установления на Украине порядка и изгнания из нее большевиков. В вознаграждение за это она получала возможность сосать тогда еще богатую всякими пищевыми запасами Украину и облегчить свое материальное положение, становившееся чересчур критическим.

    Немцы повели дело захвата Украины необыкновенно энергично. Сразу были двинуты не маленькие отрядики, а настоящие, вполне достаточные боевые силы. Для вида (т.к. немцы объявили себя только союзниками украинцев) при них находились и украинские войска, но очень слабые и немногочисленные. Движение германских отрядов вглубь Украины (и параллельно с ним бегство большевиков) отличалось поразительной стремительностью. Не успели мы прочесть в газетах, что немцы захватили Киев, как уже распространились слухи (вполне правильные), что ими занята и Полтава; а затем скоро дошла очередь до Харькова (см. фото).

    В эти дни, когда немцы приближались к Харькову, анархия, грабежи и убийства в городе достигли кульминационного пункта. Мы целые ночи проводили начеку. Почти ежедневно узнавали мы страшные новости: там-то ограбили целый дом, связав жильцов и заперев их в подвале, там то вырезали целое семейство богатых «буржуев», там то застрелили и ограбили на улице нескольких мужчин и т.д. Иногда сплошь целыми ночами не удавалось поспать.

    После 7-8 час. вечера уже страшно было выходить на улицу. А когда вечером изредка приходилось пробежать куда-нибудь поблизости, то страшно жутко было на совершенно пустынных улицах, да еще среди полной тьмы, т.к. электрические фонари не горели. /.../

    К счастию, на нашей улице дело ограничилось только ложными тревогами. Но на ближайших к нам улицах было несколько случаев убийств и ограблений. Нервы у всех были так напряжены, что однажды в доме произошла настоящая паника, когда Галя Калистратова в клозете нечаянно громко хлопнула крышкой стульчака: показалось, что это выстрелили у нас под окнами.

    Грабители часто забирались в квартиры под видом милиции, якобы пришедшей для производства обыска; а затем командовали: «руки вверх!» и принимались грабить.

    Впрочем, и настоящая милиция, когда производила настоящие обыски, редко уходила с пустыми руками. Несколько наших знакомых в Харькове подверглись подобным ограблениям. На Бассейной у нас тоже однажды, 8 февраля, к сожалению, в мое отсутствие, был произведен обыск. Это произошло утром, когда я находился в гимназии. Тогда милиционеры забрали у Наташи сломанный ракетник, т.е. прибор для пускания ракет, имевший вид гигантского пистолета. Его привез ей с фронта Викентий в качестве военного сувенира.

    Насилу Сереже {Смидович Сергей Михайлович (р. 1902) — племянник С.Н., сын Михаила Викентьевича и Надежды Николаевны Смидович. С 1920 — в эмиграции в Константинополе, с апреля 1921 — в Праге} удалось упросить вернуть эту невинную игрушку. Недалеко от нас, на углу Бассейной и Епархиальной, в доме Кореневых, обосновался штаб харьковских анархистов. Они там устроили себе что-то вроде форта. Над домом развевалось черное знамя с надписью: «Месть за убитых товарищей». Часто можно было видеть, как туда на извозчиках провозились груды всяческого награбленного добра. Вооруженными разбоями в Харькове занималась систематически даже та самая воинская часть, которой поручена была охрана города.

    Но, в конце концов, это было обнаружено, и в один прекрасный день вся эта рота была целиком арестована и разоружена. Борьбу с бандитизмом большевицкие власти вообще вели энергично: только на первых порах у них не имелось достаточно средств для этого, да и подобрать подходящий честный и самоотверженный состав милиции для этого было трудновато. Особенно прославился в борьбе с бандитами энергичный тов. Кин, ставший тогда во главе харьковской милиции.

    Возвращаясь однажды из гимназии домой, я на Пушкинской встретил процессию арестованных: впереди верхом на коне ехал сам Кин, посреди улицы шла толпа солдат без оружия, а по бокам ее и сзади ехали конные милиционеры с ружьями. Это и были арестованные солдаты охранной роты.

    В первый приход большевиков чрезвычайка (ЧЕКа) в Харькове не действовала. Ее заменяла работа какого-то тов. Антонова, обосновавшегося со своим штабом на Южном вокзале, на так называемых «седьмых путях». Туда приводили арестованных бандитов и контрреволюционеров и там же расстреливали.

    «Седьмые пути» — это были страшные слова для харьковцев в первые месяцы 1918 года. Туда нередко, вместе с бандитами и контрреволюционерами, попадали и просто состоятельные граждане (буржуи, по тогдашней терминологии), и их отпускали за выкуп, называемый мягко залогом.

    Попало туда между прочим также несколько видных харьковских горных инженеров, в том числе трое наших хороших знакомых: Фенин, Штединг и Соколов. Привезен был туда же и сошедший с ума инженер Стаковский, которого чуть не расстреляли на руднике.

    Миша в эти дни много бегал и хлопотал об освобождении своих захваченных товарищей. Побывал даже с этою целью на страшных «седьмых путях» в штабе грозного Антонова {Антонов — В.А. Антонов-Овсеенко. В декабре был назначен наркомом по борьбе с контрреволюцией на Юге и прибыл в Харьков, где и обосновался со своим штабом. В его задачи входило командование советскими войсками, действовавшими против формирований Каледина, украинской Центральной Рады, германских оккупационных войск. В 1-м томе «Записок о гражданской войне» (М., 1924, С.53-55) Антонов-Овсеенко дает свою версию событий, описываемых С.Н. Согласно ей, функцию борьбы с так называемой внутренней контрреволюцией осуществлял не «грозный Антонов», а штаб находившегося в то время в Харькове Северного летучего отряда под командованием Р.Ф. Сиверса. Только в воспоминаниях Антонова-Овсеенко фигурируют не «7-е пути», а «7-я верста». Кто из мемуаристов напутал, сказать трудно, однако по сути понятия, оба термина равнозначны. Итак, вот свидетельство Антонова-Овсеенко: «В Харьков мы прибыли в 16 часов 24 декабря. На вокзале — полный хаос. Бесчисленное число составов, между которыми затеряны эшелоны Сиверса и Ховрина. Связь этих эшелонов с городом крайне слаба. Отряд Ховрина — так называемый 1-й Петроградский сводный отряд, почти совершенно разложился на почве реквизиций, обысков и арестов. /.../ Отряд Сиверса пытался вести некоторую борьбу с бандитизмом, каковые попытки превратили штаб отряда в судилище. Председателем суда был Клейман, человек весьма подвижной, а членом суда входил матрос Трушин, который считал всякого белоручку достойным истребления. В этот суд за советом и с жалобами обращались многие рабочие и служащие, не встречавшие должной поддержки местных властей. Суд жестоко расправлялся с грабителями.

    ”7-я верста“ памятна обывателям Харькова. Но обывательская фантазия до чрезвычайности преувеличивала происходившие на ней расстрелы. По приговору Революционного отрядного суда, действительно произведено было несколько расстрелов, но в общем их было крайне мало в сравнении с той разрухой, которая царила в городе».

    Штаб Сиверса был памятен не только харьковчанам. С.П. Мельгунов приводит свидетельство социал-демократа А. Локермана о событиях 1918 в Ростове-на-Дону. Здесь расстреливались участники Добровольческой армии и лица, записавшиеся в нее, в том числе гимназисты, семинаристы, раненые из госпиталей: «В штабе [Сиверса] арестованных раздевали; иных оставляли в сапогах и брюках, которые стаскивали уже после расстрела, других оставляли только в кальсонах. В 20-м веке, среди белого дня, по улице большого города гнали зимой по снегу голых и босых людей, одетых только в кальсоны, и, подогнав к церковной ограде, давали залпы... Многие крестились, и пули поражали в момент молитвы. Буржуазные предрассудки, вроде завязывания глаз, приглашения духовного лица и т.п., конечно, не соблюдались». (С.П. Мельгунов. Красный террор в России. 1918-1923. М., 1990. С. 92-94}.

    Инженеров, в конце концов, выпустили за весьма солидный выкуп {Сейчас все трое: и Фенин, и Штединг, и Соколов — проживают эмигрантами за границей {Фенин Александр Иванович (1865-1944) — горный инженер. Член Особого совещания при Главнокомандующем Вооруженными силами Юга России А.И. Деникина. Осенью 1919 после отставки В.А. Лебедева занял должность управляющего ведомством торговли и промышленности. После поражения белых армий — в эмиграции в Чехословакии. Преподавал в Горной академии в Пршибраме. Автор кн.: Воспоминания инженера. Об истории общественного и хозяйственного развития России (1883-1906 гг.). Прага, 1938. Умер и похоронен в Праге. Относительно Соколова на полях рукописи есть более поздняя приписка В.М. Смидовича: «Был расстрелян вместе с К.З. Бекарюковым в Севастополе в ноябре 1920 года (кажется, и с инженером Мироновым)»}. /.../

    Настал март. Слухи о быстром приближении немцев распространялись и волновали всех. Правители города, в конце концов, откровенно заявили, что Харьков — в опасности, и приняли меры к охране жителей от возможных при отступлении войска грабежей и насилий. Были организованы временные дружины, которым раздали казенное оружие и патроны. Одна из таких дружин расположилась в зале моей гимназии, как в месте очень людном, в центре города. /.../ 

    В эти наиболее тревожные дни явились внезапно в наш дом рабочие с рудников, которыми заведовал Миша, чтобы арестовать его. Разумеется, этот честнейший и благороднейший человек ни в чем не был виноват. Просто произошла какая-то заминка с выплатой заработной платы, весьма естественная при тогдашнем хаосе и беспорядке (рудники были уже национализированы), и Мишу решено было притянуть к ответу как главного инженера.

    Как-нибудь оправдаться или урезонить рассвирепевших рабочих не было никакой надежды. Уже немало инженеров погибло таким образом. Разговоры были короткие: к стенке — и конец! К счастию, за Мишей явились в его отсутствие, и его успели об этом предупредить. Он скрылся в отдаленной части города, где жил потом несколько дней, никуда не показываясь, в квартире у своих знакомых. Мы окольными путями навещали его и носили ему пищу. А требовавшие его ареста, еще несколько раз наведывались на нашу квартиру. Надя сказала, что Миша уехал в командировку. Но они не поверили и установили даже дежурство у нашего подъезда, поджидая его возвращения. А тем временем далекие пушечные выстрелы становились все ближе и слышнее.