Зона охвата - хулиганское начало

 
Помню уже с детства я был мелким хулиганом. Правда, никогда за чужими спинами не прятался. Потому по записям в дневнике и вызовам родителей в школу соперничал с отъявленными двоечниками и драчунами.
Отставая от сверстников в "физике" - не отличаясь внешностью и статью, чтобы как-то  выделится, дерзил одноклассникам и учителям. Словесное хулиганство вскоре стало коньком – приколы, прозвища, розыгрыши. Собирал анекдоты и народный юмор.
Не заметил как из заводилы и подстрекателя перешел в статус: "душа компании".
Происходило это в старших классах и на первых курсах института.  В элитных компаниях быстро становился своим, как впрочем и у местной шпаны, где щеголял пошловатым юморком типа:

Я целовал в тени завода ее мозолистую грудь...

 Разговоры про импрессионистов и местных шалав расширяли кругозор и лексику. Зона охвата моих почитателей постоянно расширялась. У одних я был эстетом:

В трагедиях Софокла, Еврипида,
Все как у нас, но только лишь без СПида!

У однокурсников статусом ниже тоже своим в доску!
Гуляя с ними по городу выдавал экспромты, типа:

 Иду,
а впереди такая прелесть –
Аж сводит челюсть,
аж сводит челюсть!

Когда по городу без цели я гуляю –
То обязательно в пивную попадаю.

Совершенствуясь, вышел на кухонные четверостишия с более широким охватом действующих лиц:

Сидим вдвоем – смотрю – грустит,
И я почему-то грущу.
Я думал наверно, что он угостит,
А он, что я угощу.

С востока лёгкий ветерок подул,
И в чисто поле вышли мы отважно,
Нам всё равно – понос иль твёрдый стул,
Свобода организма – вот что важно!

Именно оттуда я из кухонь и подворотен я и шагнул в юмористы и сатирики. Первые два сборника стихов и приколов были оценены народом положительно. Хотя эти жанры были небезопасны и я тоже это чувствовал:

Поэтом можешь ты не быть,
Но гражданином быть обязан,
Хотя по морде получить
За то и это можешь сразу!

Но хулиганить не перестал даже в зрелом возрасте. Чтоб никого не обидеть чаще подтрунивал над собой:

Держать в себе свой гнев имею дар,
Внутри клокочут грозовые тучи,
И только позже чуть спускаю пар,
Хоть не опасный, но еще вонючий.

А еще женщины вдохновляли и лихорадили:

Ты мне по новой отказала,
Не помню уж в который раз…
Пойду, пройдусь я у вокзала, –
Там мне дадут, хотя бы в глаз.

Лишь там обиду я забуду,
Как я забыл чреду обид...
И звезды повалились грудой
Ох мать моя! Как глаз болит!

А самым значительным среди своих хулиганств считаю стих, где попытался показать возможности нашего языка в выражении бурных чувств без нецензурной брани.

Нарыв

Живу всегда в пределах этикета
И дураку не намекаю: дело швах!
К тому ж, обычно не даю советов,
Не говорю, что Боря, ты не прав!

Второе ем не ложкою, а вилкой,
А первое совсем наоборот,
Прилюдно не чешу себя в затылке,
Еще не полощу вот чаем рот.

Всегда вперед я женщин пропускаю
И уступаю место старикам,
По этикету всех я уважаю,
Но в голове такое...
– просто срам!

Безмозглые, тупые идиоты!
Козлы, ослы и свиньи – тут и там,
А морды, рожи, рыла – это что-то!
Со всех сторон, особо по углам.

Поганцы!
Нечисть!
Всё заполонили!
Повсюду грязь, и вонь, и тошнота!
И как меня ещё вот не убили? –
Всё может эта мразь и сволота.

А бабы?! – Клячевидные кокетки
В редчайшем случае статистки для порнух!
Прослойками – прошмотки, профурсетки
В чреде вампирш и прочих разных шлюх!

А старики?! – Облезлые медузы!
В фекалиях мочёная герань!
Эх утопить бы всех в проливе Лаперуза,
Да моря жалко на такую дрянь!

А впрочем...
чёрт вас побери... – живите,
Живите и плодитесь тыщу лет!
Меня прорвало малость, извините,
На этом все!
Я возвращаюсь в этикет.