Однажды на планете Земля -10

Рабочий день Каролины начинался с того, что она включала кофейную машину и кондиционер, просматривала поступившие за ночь факсимильные сообщения. Она первая появлялась в офисе кафедры и должна была подготовить его к приходу остальных сотрудников.

Раньше остальных, ровно в восемь-сорок пять, приходил профессор Курт Вайсберг, известный своей немецкой педантичностью. Он галантно улыбался Каролине, говорил неизменное: «Морген!», выпивал приготовленную ему чашечку кофе и уходил на лекции. Вайсберг был специалистом по математическому анализу, в университете его очень ценили. Пока он пил кофе, появлялись Маргарет и Памела, иногда вместе иногда порознь. Обе они жили в Южном Сан-Франциско и добирались на метро. Обе имели докторские степени, но до полных профессоров еще не дослужились, и по российским меркам их можно было бы назвать доцентами. Маргарет вела занятия по аналитической геометрии, а Памела – по теории чисел. Эти Каролине не улыбались, смотрели на нее, как на пустое место, болтая между собой, сами наливали себе кофе и, выпив его, также исчезали. Последним дверь кафедры открывал молодой постдок Рамаяна, год как приехавший из Индии. Он жил в университетском кампусе, в двух шагах от факультетского корпуса и, наверное, поэтому всегда опаздывал к началу рабочего дня. Впрочем, опаздывать ему было особенно и некуда. Он не вел никаких занятий, был принят по научному гранту и занимался исследованиями под эгидой заведующего кафедрой профессора Смита. Однако Смит появлялся на кафедре редко, разъезжал по симпозиумам, и молодой индус был предоставлен, в основном, самому себе. Маргарет и Памела тоже имели какие-то гранты, но они работали по этим грантам со студентами. Вайсберг грантов не имел принципиально, утверждая, что проведение научной работы на заказ есть бесстыдная профанация, а поскольку время от времени он публиковал блестящие статьи в ведущих мировых журналах, к нему не было никаких претензий.

- Доброе утро, мадам! – с белозубой улыбкой поздоровался молодой индус. – Как себя чувствуете?
- Доброе утро, Рама! – ответила Каролина. – Сколько раз тебя просить: не называй меня мадам! Просто Кэрол.

- Окей, мадам: просто Кэрол. Как вы себя чувствуете?
- Отлично. Садись, все уже разошлись, попьем с тобой кофе. Как твоя малышка? Ты получил из дома новые фотографии?


Рамаяна с обычной своей застенчивостью принял приглашение, сел за стол, придвинул с себе предложенную Каролиной чашку. Несмотря на молодость, он был уже женат и в Индии его ждали жена и двухлетняя дочка.

- Нет, новых я не получал. Письма из Индии идут медленно. Через неделю я сам туда полечу, увижу ее.
- Ты берешь отпуск?

- Да, мне положен отпуск. Я уже купил билет.
- Наверное, это дорого?

- Дорого, но что делать? Я хочу видеть их, и они хотят видеть меня. Наверное, я привезу их сюда. Я посчитал, на скромную жизнь моих денег нам хватит.
- Ты мододец, Рама!

- Спасибо, мадам. – Рамаяна опять улыбнулся и встал со стула. – Я пойду, поработаю?
- Ну, конечно! – Каролина собрала всю посуду и загрузила ее в моечную машину.

Индус сел за свой компьютер, включил его. Каролина прошла к своему столу и тоже включила свою персоналку. Когда она работала в Ленинградском университете, у них на кафедре имелся один компьютер на пятнадцать сотрудников, здесь же, в Беркли, каждый сотрудник имел отдельный, поистине персональный компьютер, и это обеспечивало совсем иной уровень работы. Тем более, что все компьютеры университета были связаны в единую сеть. Преподаватели могли готовить на них свои лекции, проверять письменные работы студентов, составлять планы и отчеты, писать статьи и доклады. Особенно впечатляла доступность Интернета. В Ленинграде, из которого Каролина уехала три года назад, Интернет был диковиной, в университете имелось два или три компьютера, с которых смотрящие свысока на прочих смертных молодые люди в квадратных очках выходили в этот загадочный мир и возвращались оттуда с таинственными мессиджами. Здесь же в Интернет можно было войти с любого компьютера, каждый сотрудник имел там свой логин и свой пароль и даже свой собственный электронный почтовый ящик.

Сказать по правде, Каролина была не слишком загружена работой на кафедре. Ее должность называлась «офис-менеджер». В России она бы именовалась более скромно –лаборантка, и большая часть ее обязанностей состояла бы в бумажно-канцелярской суете в интересах всей кафедры. Но здесь, в Америке, где каждый сотрудник вел свою собственную канцелярию на своем персональном компьютере, эта функция лаборантки отсутствовала, и Каролина имела массу свободного времени. Возможно, другая женщина на ее месте относилась бы к такой синекуре спокойно и даже радостно, решала бы кроссворды, читала книжки или занималась бы вязанием, но Каролина не была другой женщиной. Она закончила филологический факультет Ленинградского университета, поступила в аспирантуру и блестяще защитила кандидатскую диссертацию. Будучи от рождения носителем американского диалекта английского языка (ее родители в семье разговаривали только на родном языке) Каролина стала высококвалифицированным, уважаемым специалистом и фактически была на факультете вне конкуренции. Она читала лекции, вела семинары и вдобавок занималась на частной основе с  людьми, отъезжающими в Америку и желающими в сжатые сроки чему-то научиться. Здесь, в Штатах, американский язык знали все (почти все) и это не было профессией. Изучением его филологических тонкостей занимались люди, знавшие этот язык лучше и глубже, чем она, выросшая в Советском Союзе. Шансов конкурировать с ними у Каролины не было. Поэтому получить даже место офис-менеджера в Беркли было для нее большой удачей, и произошло это только через год после того, как ее муж Евгений получил место профессора и завел в университете полезные знакомства. Евгений работал на другом факультете, занимался статистической математикой, и Каролина часто помогала ему, набивая на компьютере огромные массивы чисел, которые он затем обрабатывал с помощью своих программ. Однако эта рутинная деятельность не приносила ей особого удовлетворения, и в один прекрасный день ее посетила простая и заманчивая идея. Да, она не могла конкурировать здесь как знаток американского языка, но зато по сравнению с американскими специалистами она знала еще и русский! Она могла здесь, в Америке, организовать языковые курсы для людей, приехавших из России. Таких людей появлялось все больше, и Калифорния была одним из лидирующих штатов в этом процессе.

Каролина была деятельным человеком и пришедшую к ней идею принялась сразу же реализовывать. Она взялась составлять программу обучения русских иммигрантов с учетом особенностей различных профессий и сфер деятельности и занималась этим уже несколько месяцев. Вот и сейчас она уселась за компьютер, чтобы продолжить составлять краткий тезаурус и топики для строительных специальностей. Однако, включив его, она по давно заведенному порядку, первым делом вошла в Интернет и запустила почтовую программу, чтобы просмотреть свежие письма в своем личном почтовом ящике. Писем было три: одно от ленинградской подруги, которая сообщала, что съездила в Париж и делилась впечатлениями; второе – типичный спам - рекламный проспект от какой-то бостонской парфюмерной фирмы; третье же письмо прислал незнакомый Каролине человек по имени Марк Глэсс, который жил в Нью-Йорке, занимался журналистикой и собирался написать книгу об Александре Мелосе, то есть об ее отце. Из письма не было ясно, каким образом журналист узнал ее адрес и вообще, откуда он узнал, что дочь Мелоса живет в Сан-Франциско, но Марк собирался приехать и побеседовать с ней и с ее матерью.

Письмо это вызвало у Каролины противоречивые чувства. С одной стороны, она конечно же полагала, что ее отец достоин того, чтобы о нем была написана книга. Но с другой стороны, кто такой этот Марк Глэсс, с какой стати он заинтересовался биографией коммуниста, который бежал из Америки в разгар «охоты на ведьм», помог Хрущеву создать электронную промышленность и умер при Брежневе в опале? Под каким соусом он подаст историю ее отца, какие акценты расставит? Прежде всего следовало посоветоваться с Дороти.

Каролина сняла трубку и набрала номер.

- Привет, мам! – сказала она. – Как себя чувствуешь?
- Привет, Кэрол! – ответила Дороти. – Чудесно. Что у тебя нового?

- Да вот, получила письмо от некоего Марка Глэсса, из Нью-Йорка. Он собирается писать книгу про папу.
- Да? И зачем?

- Вот и я спрашиваю – зачем? Что может написать человек, который его не знал? И вообще, кто знает, в каком аспекте он все повернет. Сейчас Америка с Советским Союзом дружит, а завтра опять между ними может кошка пробежать, и папу опять будут клеймить. Стоит ли все ворошить? Как думаешь, мы можем запретить этому Глэссу издать книгу об Эле?

- Думаю, что нет. В Америке свобода слова. Когда книга выйдет, мы можем подать в суд, если там будут какие-то искажения фактов, но это надо будет доказывать с документами. А что он хочет от тебя, этот Глэсс?

- Хочет приехать в Сан-Франциско и побеседовать со мной и с тобой. Что-то вроде интервью.

- Знаешь что, Кэрол: попроси его прислать уже имеющиеся у него материалы или хотя бы их краткий пересказ, а также – предполагаемый план книги. Чтобы мы понимали, куда дует ветер.

Каролина согласилась с матерью, закончила разговор и ответила Марку Глэссу именно в этом ключе. Затем она зашла в почтовый ящик кафедры и посмотрела поступившие сообщения. Ничего существенного там не оказалось, и она приступила к работе над программой своих языковых курсов. Однако беспокойство не оставляло ее. Она продолжала задавать себе вопрос: откуда Глэсс мог узнать ее электронный адрес и как вообще ему могла прийти в голову идея написать книгу о давно забытой всеми американцами истории времен разгара холодной войны? И единственное объяснение она находила в том, что журналист как-то пересекся с Эриком Жербовым и тот распустил перед ним хвост, рассказав, под началом какого выдающегося человека он работал в Советском Союзе. У Эрика остались в Ленинграде общие с семьей Мелосов знакомые, и через них он мог узнать адрес Каролины, как узнал телефон Дороти. Да, скорее всего, именно Эрик был инициатором этой книги.

Для Каролины ее бывший муж давно отошел в далекое, неприятное прошлое, о котором не хотелось вспоминать. Жизнь с ним вспоминалась, как нелепая ошибка, которая, слава Богу, длилась недолго и не оставила после себя глубоких следов и ран. Первый муж, Борис, юный, как и она в ту пору, студент оставил ей Алису,  а от Эрика осталось лишь какое-то ощущение брезгливости, как от прикосновения к чему-то скользкому и липкому. Майкл утверждал, что именно Эрик виновен в смерти их отца, что именно его решение уехать в Штаты явилось причиной инфаркта. Но Каролина этому не очень верила. Отец не казался ей человеком, который мог быть сражен таким пустяком. Вокруг себя она не видела людей, способных сравниться с ее отцом по уму и силе характера, он всегда был для нее идеалом мужчины, и ей казалось невозможным, чтобы он мог обманываться в преданности ему такого человека как Эрик и принять близко к сердцу его отъезд. Она, глупая женщина, могла обмануться, но он, умный мужчина, не мог.

Когда подошло время ланча, Каролина позвонила Евгению, и они вместе отправились в ближайший кафетерий, где обычно обедали. Кафетерий был итальянский, там готовили прекрасную пасту с сыром и предлагали несколько видов пиццы, в том числе вегетарианские. Евгений был вегетарианцем и всегда мог выбрать там еду по своему вкусу. Каролина обычно составляла ему в этом компанию, но иногда брала для себя рыбу или что-нибудь мясное.

Естественно, что она поделилась с мужем новостью. Евгений вошел в семью уже после смерти Мелоса-старшего, однако, разумеется, он был полностью в курсе их истории.

- Я думаю, нет смысла строить предположения, - сказал он, выслушав Каролину. – Нужно дождаться его ответа, а на самом деле даже его приезда, поговорить, и тогда все станет ясно. Вы с Дороти расскажете Глэссу то, что посчитаете нужным, а потом проследите, чтобы ваши слова были напечатаны без искажений. Вот и все, что вы можете сделать. Если этот парень решил написать и издать книгу, он ее напишет и издаст, на это вы никак не можете повлиять. Такие личности как Александр Феоктистович – достояние мира, и люди должны о них знать.

- Разумеется, - согласилась Каролина. – Лишь бы не получилось, как с тем романом.

В прошлом году подруга прислала ей из Ленинграда два номера толстого журнала, в котором известный советский писатель опубликовал роман «Беглецы». За основу была взята история семьи Мелосов, но тональность романа была почти пасквильная, а последние годы жизни главного героя, попавшего в опалу и вынужденного переехать из Ленинграда во Владивосток, были вообще поданы как крах и деградация личности. Такую тему испортил!

- Там был художественный вымысел, - возразил Евгений. – Тут, как я понимаю, речь идет о документальной вещи, и все должно быть подтверждено.

- Так то оно так, но не судиться же с ним потом, если он что-то исказит? Как мы сможем повлиять на него сейчас?

- Думаю, что никак. Разве что ты очаруешь его своим обаянием, и он будет есть у тебя из рук и выполнять все твои желания. – К концу этой фразы Евгений засмеялся и Каролина ответила ему улыбкой.

- Ладно, - сказала она. – Подождем, что он ответит, а там посмотрим, стоит ли тратить на него мое обаяние.

Глэсс ответил в этот же день. Он написал, что не хотел бы затягивать с книгой, поэтому с планом познакомит по приезду, а приехать собирается прямо завтра, ближайшим самолетом. Что тут оставалось делать? Пришлось соглашаться.

Встретиться договорились в университете, в конце рабочего дня с тем, чтобы потом отвезти его к Дороти, где он и смог бы задать свои вопросы.

Марк Глэсс оказался человеком лет сорока, сухощавым, белобрысым, в очках с тонкой оправой; одет он был в потертые джинсы, клетчатую рубашку серых тонов и простенькие кроссовки. Он объяснил, что занимается историей американской науки и недавно, будучи в Массачусетсе, натолкнулся на человека, который познакомил его с удивительной историей двух американских инженеров, которые во время второй мировой войны участвовали в передаче русским военно-технических секретов, а потом бежали в Советский Союз и создавали там электронную промышленность.

- Этого человека звали Генрих Жербов? – спросила Каролина.
- Да, - ответил Глэсс. – Он сказал, что был одним из помощников вашего отца и, вообще, был очень близок к вашей семье. Что-то не так?

- Все так. Некоторое время он был даже моим мужем. Если это не трудно, давайте больше не будем о нем. Я не знаю, что он вам еще наговорил, но потом, когда книга будет готова, я попрошу вас показать черновик. Хорошо?

- Хорошо, - согласился писатель. – Это ваше право, и я буду только рад, если вы сделаете какие-то окончательные ремарки.

Каролина созвонилась с мужем, и все вместе, на серой тойоте, за руль которой сел Евгений, они отправились в Сан-Франциско.

- Вы тоже знали Александра Мелоса, Юджин? – обратился Марк к мужу Каролины.

- Нет, ответил тот. – Я познакомился с Каролиной уже после его смерти. Но в Ленинграде я знал многих людей, работавших с ним. А какой у вас опыт написания подобных книг?

- Не очень большой. Я написал только три книги.
- И все они документальные?

- Да. Я собираю документы, встречаюсь с людьми, записываю их рассказы… Мне нравится описывать реальных людей, реальные события, а не высасывать их из пальца.

- И это правильно, - откликнулась Каролина. – Жизнь бывает куда интереснее и парадоксальнее, чем любые выдумки. Надо только суметь ее описать.

- Я стараюсь, - заметно смутился Глэсс. – Не гарантирую, что у меня получится бестселлер, но я стараюсь.

По пути они заехали в Окленд, забрали из детского сада Анюту.

- У меня два мальчика, - заметил журналист, когда девочка забралась в машину и сказала «Привет!» незнакомому дяде. – Чуть постарше вашей дочери. Они близнецы.

Возможно, он старался расположить их к себе, а возможно просто был открытым человеком.

- У нас тоже есть еще одна, - поддержала тему Каролина. – Но она уже студентка, живет отдельно.

Дороти встретила их радушно, предложила чай и бисквиты с вишневым сиропом. После чая Евгений с дочерью ушли в другую комнату и включили там мультики, а Глэсс кратко повторил для Дороти то, что уже говорил Каролине. На упоминание имени Жербова Дороти никак не отреагировала, но в целом ее реакция на желание молодого человека написать книгу о ее муже была положительной.

- Думаю, вы должны начать с самого детства, - сказала она. – Эл еще в детстве выделялся среди сверстников, был первым учеником в школе и получил стипендию Морганов для обучения в колледже. Их семья жила как раз в Нью-Йорке, на Лонг-Айленде, и вы сможете найти людей, которые еще понят его. Я дам вам телефоны его сестры и одного из братьев, они вам много расскажут.

- Буду благодарен, - кивнул Глэсс. – А сколько у него было братьев?

- Четверо. Эл был самым младшим. Семья приехала из Греции, и Эл родился уже в Нью-Йорке. В Греции его отец был профессором математики, но в Нью-Йорке хватало своих математиков, и он переучился на юриста. Но, как вы конечно знаете, это были трудные времена, и было трудно содержать такую большую семью, поэтому из всех детей только Эл смог закончить колледж, благодаря стипендии Морганов. Он был очень способный!

- Да, я знаю, - вновь кивнул Глэсс. – Начиналась Депрессия. Наверное, поэтому он и вступил потом в коммунистическую партию? Насмотрелся на тяжелую жизнь простых людей.

Щеки Дороти зажглись легким румянцем.

- Да, так оно и было. В те времена среди американцев было много сторонников коммунизма. Я тоже ходила в такой кружок. Нас привлекал пример России, Советского Союза. Мы не знали толком, что там происходит, но со стороны нам казалось, что люди там более счастливы, чем у нас. Мы знали, что там нет безработицы, обучение и медицина – бесплатны, и нет ни бедных, ни богатых.

- Так вы тоже были членом коммунистической партии?

- Не совсем. Я ходила в кружок, мне нравились эти люди, нравились их идеи, но я не участвовала в каких-то конкретных акциях. А Эл участвовал.
- Например?

Тут в разговор вмешалась Каролина:

- Мам, может быть не стоит об этом? Разве это имеет отношение к папиной работе?

- Почему не стоит? – удивилась Дороти. – Это имеет отношение к тому, почему мы оказались в Советском Союзе! Так вот, - обратилась она опять к гостю, - Эл участвовал в подготовке забастовок рабочих в Нью-Йоркском порту, распространял среди них листовки и литературу. Но это, когда он был еще студентом, и мы не были с ним знакомы. Когда мы познакомились, он уже работал в Белл-лаборатории, в Итаке, и мой первый муж работал с ним вместе. Они были друзьями, и третьим другом был Бен Стоун, который потом тоже уехал в Россию и работал там вместе с Элом…

- О да, я знаю! – радостно воскликнул Гэсс. – Жербов говорил мне о нем. – Но тут же он вспомнил, что Каролина просила его не упоминать больше это имя, и осекся. – Извините, я вас перебил. Продолжайте, пожалуйста!

Но пыл пожилой женщины как-то пригас, румянец с ее щек ушел. Она грустно улыбнулась и сказала:

- Давайте, Марк, мы сделаем так. Я дам вам телефоны сестры и брата Эла. Вы с ними встретитесь, начнете писать, я тоже что-то напишу, покопаюсь в памяти, просмотрю старые письма… А потом вы опять приедете и мы опять поговорим.

- Отличная идея! – подхватил журналист. – А как я могу связаться с Беном Стоуном? Он жив?

- Он жив, но он находится в России, в Советском Союзе. Он не смог пока что вернуться в Штаты.

- Но я могу полететь в Россию и встретиться с ним. Благодаря Горбачеву Россия стала открытой страной.

- Да, Россия сейчас открытая страна, но мы бы советовали вам критически отнестись к тому, что наговорит Стоун, - опять вмешалась Каролина и решительно посмотрела на мать. Каролина была уверена, что роман «Беглецы» был написан именно с подачи Бена, и категорически не хотела, чтобы и документальная книга об ее отце была написана в том же ключе.

- Разумеется, разумеется! – с готовностью согласился Глэсс, который уже чувствовал, что история, за которую он взялся весьма сложна и наверняка неоднозначна. Однако он не был бы писателем и журналистом, если бы не задал вопрос, возникший у него во время беседы.

- Извините, Дороти, - обратился он вновь к вдове Мелоса, - может быть я покажусь вам несколько бестактным, но я хочу спросить. Вы упомянули, что ваш первый муж работал с Мелосом и они были дружны. Могу ли я связаться с ним и расспросить его тоже?

- Можете, - спокойно ответила Дороти. – У нас с ним добрые отношения, и, думаю, он охотно расскажет все, что помнит. Я позвоню ему и предупрежу. Сейчас я напишу вам все телефоны.

Она поднялась со стула и направилась к туалетному столику, где хранились ее записные книжки и письма.

- Когда вы возвращаетесь в Нью-Йорк? – спросила Каролина.

- Прямо сейчас, ночным рейсом, - ответил Глэсс. – У меня нет в Сан-Франциско других дел.

- А раньше вы бывали в Сан-Франциско?

- Конечно! Наверно, нет в Америке такого нормального человека, который не бывал хоть однажды в этом городе. Или в Нью-Йорке.

- А вот я не была в Нью-Йорке, - сказала Каролина с неподдельной грустью. – Я еще очень мало видела Америку.

- Значит, у вас все впереди. Вам можно позавидовать.

Дороти вернулась с исписанным листком бумаги.

- Вот вам телефоны и адреса, - сказала она. – Можете ссылаться на меня, я всем позвоню.

- А не могли бы вы дать и ваш телефон? – улыбнулся писатель. – Вдруг мне срочно понадобится ваша помощь, или ваш совет.

- Да конечно. – Дороти сделала движение, чтобы вернуться столику за ручкой, но дочь опередила ее. – Спасибо, Кэрри! – кивнула ей Дороти и, добавив в записи свой номер, протянула листок Глэссу.

- Огромное вам спасибо! – Глэсс положил листок в нагрудный карман и встал, готовый завершить свой визит. – Честно говоря, я очень волновался, когда летел сюда. Незнакомые люди, сложные судьбы… Меня могли просто не принять.

- Но мы же договорились! – удивилась Каролина. – Как мы могли не принять?

- Всяко бывает. Бывает договоришься, а потом на тебя посмотрят, послушают пару минут и скажут: «Извините, нас это не касается, у нас своих дел по горло». Так что еще раз спасибо и до свидания!

- До свидания! – почти хором ответили Дороти и Каролина, и гость удалился.

В этот момент Каролина вдруг вспомнила о брате и подумала (почему-то по-русски): «И где сейчас носит нашего Мишку? Что он хочет узнать об Америке с этой взбалмошной рыжей девчонкой?» А Дороти подумала о Сайрусе, отце ее двух первых детей. Ему надо позвонить в первую очередь. Для документальной книги в первую очередь важно описание работы, а Сайрус с радостью вспомнит о том, чем занимался в молодости вместе с Элом. Когда человек доживает до нашего с ним возраста, воспоминания становятся его главной отрадой.