Моя жизнь. Глава 1. В яме

Часто люди называют детство самой счастливой порой. Но вот Чехов сказал: "В детстве у меня не было детства". У меня тоже было такое детство, как у Чехова.
Многое для ребёнка решается ещё до его рождения.

Как-то я спросил маму, когда она была уже старая, зачем она вышла замуж за этого человека, моего отца. Она ответила: "Хотела иметь свою семью". Ей было 33 года. Никакой любви там не было и в помине, не было и уважения. И, конечно, семьи не получилось. Мне было 7 лет, когда они разошлись.

Этого человека я всегда воспринимал как чужого. У меня даже какое-то недоумение вызывало: почему он живёт с нами, со мной и с мамой? Что он тут делает?

Когда они расстались, он какое-то время приходил к нам, чтобы повидаться со мной. Я выходил к нему во двор. Зачем это было нужно, неизвестно. Мне не о чём было со ним говорить, и ему не о чём было говорить со мной.

Я думаю, что это самый страшный приговор: когда собственному ребёнку не о чём говорить со своим отцом - именно для отца приговор. Я не знаю, где и когда этот совершенно чужой мне человек умер, где похоронен. И меня это никогда не интересовало.

Братьев и сестёр у меня нет.

А мама...

Моя мама была типичным творческим человеком. С головой уходила в любимую работу. У неё тоже было несчастное одинокое детство: родители жили без любви, она росла необычным ребёнком, её не понимали. Её мама, моя бабушка, явно предпочитала старшую дочь (моя мама была младшей).

Совершенно одинокая до 33 лет, но очень любившая свою работу - она была учительницей русского языка и литературы, очень талантливой и хорошей учительницей, - она уцепилась за последнюю возможность иметь ребёнка. Но совсем не думала о том, а каково будет самому этому ребёнку.

Посмотрите на фотографию. По-моему, по ней видно, как она рада, что у неё есть ребёнок. И что я этому совсем не рад. Это фотография ребёнка, который не хотел родиться. Как будто предвидя всё, что придётся потом пережить.

Никакой жизнерадостности, никакой непосредственности во мне не было ни капли.

Моя бабушка была одержима идеями-фикс. Одна из них состояла в том, что детей нужно закаливать. С моей старшей двоюродной сестрой, Фаей, она проделала такую штуку: вывозила её в прохладную погоду в коляске, легко одетую, и действительно закалила. Но когда она повторила это со мной, я заболел - воспалением лёгких. И до 7 лет переболел им 6 раз. Ещё были ветрянка, ангина и Бог знает что ещё.

Всё детство, почти до 20 лет, я чувствовал себя как будто связанным. Как на дне ямы, где я почему-то родился и должен существовать. Другие люди где-то там, сверху, они там живут, общаются, двигаются, а я должен сидеть в своей яме.

Я был ужасно неуверенным в себе, зажатым, застенчивым. Мама этого не замечала.

Как-то, когда она была уже старой, я сказал ей об этом: о том, что моё детство было исключительно несчастным. Она очень удивилась. Она не догадывалась об этом.

Когда мне было лет 8 или 9, мы как-то отдыхали с ней в Ваду-луй-Водах, на Днестре. Вечером шли в свой домик, уже в сумерках. Вдруг я побежал, прямо к реке. Плавать я тогда ещё почти не умел. Но мама догнала меня и сумела поймать.

Я сам смутно помню этот момент. Наверное, это было вспышкой отвращения к жизни, протеста - против такой жизни, против себя, такого, каким я был. Я не хотел быть таким.

Ещё один подобный момент - только мамы уже не было рядом - случился, когда погибло моё первое в жизни близкое существо, хомячок Ляпа. Я точно помню место, где он похоронен, помню прекрасно и его самого. Я его очень любил. Ляпа погиб по моей вине. Зимой я выносил его гулять, и он рыл норки в снегу. Я на минуту отвлёкся, на него напала собака, доберман, и укусила.

Потом я сидел на берегу озера, и меня охватил сильнейшее желание броситься в воду: страшно потянуло, как будто какой-то внешней силой, - но, к счастью или к несчастью, рядом проходили какие-то люди.
Единственное, что было хорошего в моём детстве, - книги. Читать я научился сам в 4 года, никому не приходило в голову меня учить. Больше - никакой жизни, никакого света, никакой радости.

* * *

Со мной в одном классе училась девочка, Лена Т. Она была у нас "мисс класса", самая красивая девочка в классе. Умная, прекрасно училась. Мы с ней были два лучших ученика класса. Уверенная в себе, взрослая не по возрасту. Но на меня, конечно, она не обращала внимания.

Когда нам исполнилось по 55 лет, я как-то сказал ей об этом. Не в форме упрёка, просто сообщил. Но она не приняла и не поняла этого.

Вот уж у кого было счастливое детство. Но, став взрослой, она счастливой быть не сумела. Хотя она благополучный человек. Но работает бухгалтером, работу свою не любит. С мужем разошлась.

Счастливое детство необходимо человеку как солнце, как воздух, но оно не гарантирует счастья в течение всей жизни. Потому что детство своё мы претерпеваем: в детстве от нас самих ничего не зависит. А вот взрослую жизнь - строим сами.

Психологи говорят, что детство должно быть "ресурсным местом", где мы черпаем радость, веру в жизнь, - тем периодом нашей жизни, который эмоционально поддерживает нас всю жизнь.

Мне о своём детстве пришлось просто забыть. И начать жить - в 20 лет.
 С тех пор, как мне исполнилось 20 лет, я ни разу не вспоминал своё детство.

В 20 лет я начал работать с детьми и увлёкся фотографией. Свою настоящую жизнь я считаю с этого возраста. Я родился как человек - в 20 лет. Сейчас мне почти 58 лет, значит, на самом деле - 38.

Я общительный человек, всегда интересовался людьми. По профессии я педагог, психолог и писатель. И поэтому среди моих знакомых много талантливых умных творческих людей. Но ни разу в своей жизни я не встретил человека, который бы просто по-человечески мне посочувствовал из-за того, что у меня было такое детство.

Ни разу.
Если бы меня спросили, от кого я родился, я бы сказал, что меня родили дети. Мои дети, мои ученики. Именно им я обязан своим духовным рождением. Обычно люди рожают детей, а меня, наоборот, родили дети. Когда я был уже формально взрослым.

Только в 20 лет я почувствовал себя живым, почувствовал себя человеком. Благодаря детям.

До этого я как будто не жил.

С тех пор - 38 лет - я работаю с детьми. И оказалось, что моё детство было ещё далеко не самым несчастным.