Детство Столин-Иваново

Мне не забыцца песні той даўняе вясны:
-На Мурамскай дарожцы стаялі тры сасны.. .
Петрусь Бровка

Родился я 5 декабря 1949 года в городе Столин Брестской области. Это был день сталинской конституции и до принятия брежневской конституции он был не рабочим днем. Впоследствии, я много раз по разным поводам и в разные времена бывал в этом уютном городе с величественным графским парком на берегу Горыни и расположенным рядом с ним сельскохозяйственным колледжем, прекрасной, реконструированной на высоком уровне в связи с чернобыльской бедой больницей.

Город удачно расположен в 3 километрах от станции Горынь железнодорожной магистрали Львов-Ровно-Барановичи-Вильнюс-Ленинград в 30 километрах в от станции Припять (куда легко добраться пассажирскими и пригородными поездами), находящейся рядом со знаменитым Волянским железнодорожным мостом через эту замечательную реку и заказником «Средняя Припять».

Если приехать в Пинск рано утром минским поездом, то где-то в 5.30 утра можно сесть на столинский автобус, маршрут которого проходит окольными путями рядом с рекой Припять через Плотницу, Стахово, Видибор и можно во отчую убедиться в необыкновенной красоте этого края. Правда уже и там можно увидеть множество заброшенных домов и строений. Раньше люди сражались за землю, теперь она оказывается никому не нужной.

Но впервые себя помню в день смерти Сталина 4 марта 1953 года, когда мы уже жили в городе Иваново, куда отца перевели по работе в 1952 году. Помню задумчиво и тревожно склонившихся над моей кроваткой отца и мать. Они мне сообщили, что умер Сталин и мать добавила, что возможно будет война. Я еще не мог оценить значение произошедшего события, но к счастью худшие опасения моих родителей не оправдались.

 Во всех городах, где мы жили, нашей семье сразу предоставлялась отдельная трехкомнатная квартира, так что жилищной проблемой мои детство и юность омрачены не были.
В городе Иваново мы жили в двухквартирном доме с приусадебными участками, причем нашим соседом были начальник милиции, а когда первого перевели по службе, новый с усами похожий на Чапаева в известном кинофильме начальник милиции тоже поселился в этом доме в центре города. Сегодня этот дом по-прежнему благополучно стоит на старом месте и его в городе называют милицейским.

Моими друзьями стали мои ровесники сын начальника милиции Вова и жившие по соседству через дорогу Боря и Олег. У Вовы дома хранился настоящий короткий римский меч, с которым под бдительным оком его бабушки нам разрешалось играть, но вынуть его из ножен нам вдвоем удавалось с трудом.
Когда отца Вовы перевели по службе в другой город, то у нового начальника милиции оказались в наличии две боевые дочки, которые были нас старше на 1-2 года и стали заводилами нашей компании. Под их решительным руководством мы облазили все ближайшие чердаки, стройки и стали доминировать на прилегающих к нашему дому территориях среди подобных компаний.
Помню наше искреннее возмущение нерадивостью строителей, когда на приличной высоте мы лазили по металлическим балкам строящегося универмага и не понимали, почему тавровые конструкции расположены ребром вверх, а не вниз, как нам было бы удобно для перемещения. И лишь начав преподавать будущим конструкторам дисциплину «Основы конструирования» я с помощью великолепного одноименного двухтомника Орлова П. И. разобрался, что строители все сделали правильно, поставив тонкое ребро с расчетом работы на сжатие, так как в этом случае прочностные характеристики стального материала балки увеличиваются по сравнению с растяжением в 1,7-1,9 раза.

15 февраля 1956 года родилась моя сестра Людмила, которая впоследствии прожила интересную полную приключений жизнь. Для меня это событие ознаменовалось тем, что я перестал быть в семье в центре внимания и вынужден был с этим смириться.
Когда я уже ходил в первый класс, у меня резко заболел живот, врачи быстро поставили диагноз аппендицита и удачно сделали мне операцию под наркозом в Ивановской районной больнице.

В целом Иваново был и остается уютным городком, расположенном на оживленной автомобильной трассе и железной дороге Брест-Кобрин-Иваново-Пинск-Лунинец-Гомель. Единственным его недостатком было отсутствие серьезной водной артерии. Там я пошел в первый класс средней школы, расположенной на центральной площади и которая теперь называется первой городской гимназией.

В 1958 году в Давид-Городке освободилась должность редактора районной газеты и отец по простоте душевной рекомендовал обкому партии на эту должность своего весьма смышленного и шустрого заместителя, получив предварительно его согласие.
 Надо сказать, что должность редактора была не только более высокооплачиваема, но и имела весьма серьезные дополнительные бонусы. Это ежегодная гарантированная вне зависимости от состояния здоровья почти бесплатная путевка в лучшие санатории страны, принадлежащие четвертому управлению минздрава СССР, куда нередко ехали с женой и по льготной цене покупали там ей курсовку для лечения, а также вхождение в состав бюро РК КПБ, где около десяти человек решали все политические, хозяйственные и кадровые вопросы района.

Но были и существенные обременения. Во-первых, в редакциях работали творческие и весьма грамотные люди, и среди них как, например, в школьных и вузовских коллективах постоянно возникали конфликты. Основным поводом для них, как правило, был доступ к публикациям в газете, за что выплачивался иногда весьма существенный относительно небольшой основной зарплаты гонорар. Это сильно напрягало отца и нередко дома он жаловался на необходимость постоянно вникать и разруливать эти конфликтные ситуации.

 Во-вторых, редактор газеты на районе выполнял одновременно функции главлита (цензора), что налагало на его работу особую ответственность.

Когда заместитель отца прошел все необходимые для работы в должности редактора согласования в вышестоящих инстанциях, он неожиданно предъявил справку, что его жена тяжело больна и ей категорически противопоказан переезд на новое место жительства.
 Тогда стали настойчиво предлагать моему отцу переехать в Давид-Городок, а редактором в Иваново назначить его заместителя (он в последствии проработал в этой должности много лет).

 Моя мама была против, так как в Иваново нас все устраивало. Моя школа была расположена на расстоянии метров 200 от дома, работа отца-100 метров, работа матери метров 400. Кроме этого мама была очень довольна своей работой и дружным коллективом аптеки, которую мама сделала одной из лучших в Брестской области, за что она была награждена знаком «Отличник здравохранения СССР».
 И хотя ей гарантировали должность управляющей аптеки на новом месте, мама обращала внимание на удаленность Давид-Городка от железной дороги и отсутствие шоссе с твердым покрытием между Столиным и Давид-Городком.
Но отец дома заявил, что он вынужден подчиниться партийной дисциплине и мы стали готовиться к переезду.

Думаю, что согласие отца во многом способствовало в дальнейшем его назначению на работу в хороший город Шклов и далее его переводу в город Горки, который считался особо престижным местом и куда стремились попасть многие.

 Первым секретарём Давид-Городокского районного комитета КП(б) — КП Белоруссии в то время работал прошедший в 1939—1946 годах службу в РККА, орденоносец, получивший будучи командиром пулемётной роты (такие роты подчинялись непосредственно командованию дивизий и воевали на наиболее опасных участках) тяжелое боевое ранение на фронте, талантливый руководитель и замечательный человек Константин Викентьевич Матюшевский (22 августа 1917 — 17 октября 1999) — советский партийный и государственный деятель, председатель Брестского облисполкома (1964—1983), первый секретарь Могилевского обкома Компартии Белоруссии (1958—1964) с которым у отца установились  самые дружеские отношения. Они были знакомы и раньше, когда отец  возглавлял Пинское областное радио, работая в Лунинецком РК КП(б)Б.  Константин Викентьевич в то время был  заместителем заведующего отдела партийных, профсоюзных и комсомольских органов Пинского обкома КП(б)Б.

 "Полесский милый городок,               
  Провинциальный город Столин,               
  К тебе попасть бы на денек,               
  В моей судьбе ты стал - престольным.
 
  Прекрасный праздник юных лет               
  Ты дал мне в жизни - первый бал,               
  И в памяти оставил след               
  Твой клуб и танцевальный зал,

  Да ив плакучих хоровод,               
  Что луг за городом венчал;               
  Там солнца красочный восход               
  За лугом, за рекой вставал.

  За древней крепостной стеной               
  Кувшинок белых карнавал,               
  На тихой заводи речной,               
  Навечно взгляд зарисовал,
 
  И дивный парк твой и причал               
  У городских твоих ворот,               
  Где нас с утра из года в год               
  Паромщик-лодочник встречал.
 
  Полесский милый городок -               
  Провинциальный город Столин,               
  К тебе попасть бы  на денёк:               
  В моей судьбе ты стал - престольным!
   
  Нам очень хочется сказать,               
  Что мы тобой всегда гордились,               
  Учителям своим под стать               
  Разумно жить мы научились.
   
  Полесский милый городок -               
  Провинциальный город Столин,               
  К тебе попасть бы на денёк,               
  В моей судьбе ты стал - престольным!"
    (Татьяна Тихонова-Зубарь)

        ДАЙЖЕСТ


Дворец Радзивиллов на белорусском Полесье — место, куда никто не может добраться
Все прекрасно знают главную белорусскую резиденцию Радзивиллов — дворцово-парковый ансамбль в Несвиже. Но кроме него княжеский род построил на нашей земле еще несколько дворцов — поменьше и поскромнее. Один из них — с необарочными фасадами и башней, удивительно похожей на несвижскую, в окружении старинного парка. Вы вряд ли слышали об этом месте. А если вдруг решите увидеть его своими глазами — не получится. Даже если очень захотеть. Почему?

Потому что его больше нет. Дворец в Маньковичах на Полесье сгорел во время войны, не оставив после себя камня на камне. Сохранились только воспоминания и черно-белые фотографии. Мы раскрасили эти снимки с помощью нейросетей — чтобы погружение в историю было чуть более осязаемым. Это вторая публикация нашего цикла о белорусских усадьбах и поместьях, исчезнувших безвозвратно.

Как Радзивиллы оказались на берегу Горыни
Маньковичи — деревня, примыкающая к Столину, райцентру в Брестской области. На первый взгляд — глухое место: болота, леса, извилистая Горынь. Но именно эта река на протяжении многих веков связывала регион с другими землями и делала его стратегически важным.

История Маньковичей уходит в XIV век — к этому времени относится первое упоминание в письменных источниках. В XVI столетии это были королевские земли — ими владели Жигимонт Старый и его сын Жигимонт Август. Именно последний в 1551 году подарил Маньковичи Николаю Радзивиллу Черному. Деревня вошла в состав Давид-Городокской ординации и стала частью владений одного из самых влиятельных родов Великого княжества Литовского.

Долгое время Маньковичи были лишь одним из многочисленных фольварков во владениях Радзивиллов. Сами же магнаты закрепились чуть ниже по течению Горыни — в Давид-Городке. Там, на Замковой горе, стоял деревянный замок — центр ординации. Радзивиллы управляли полесскими землями, развивали хозяйство и торговлю, держали под контролем речные пути.

Со временем замок в Давид-Городке утратил свое оборонительное значение и пришел в упадок. В XIX веке от него остались только земляные валы. Радзивиллам пришлось искать новое место для своей полесской резиденции, и выбор пал на Маньковичи. Одним из решающих факторов была природа: речная терраса над руслом Горыни, старая дубрава — тот ландшафт, на котором можно было создать современную виллу с парком и роскошными садами.

Это соответствовало общей тенденции европейской аристократии того времени: вместо средневековых крепостей становились модными удобные загородные усадьбы с парковыми ансамблями для жизни и отдыха, а не для обороны. Радзивиллы следовали этой моде и адаптировали ее под свои запросы.

Из Парижа на Полесье: история француженки, которая строила дворцы
Появление дворца в Маньковичах связано с княгиней Марией Доротеей Элизабет де Кастеллян. Француженка из древнего аристократического рода, она в 17 лет вышла замуж за князя Антония Вильгельма Радзивилла, адъютанта прусских императоров и героя военных кампаний. Брак открыл ей двери в мир огромных владений: от Пруссии до белорусских земель. Весной 1865 года Мария впервые приехала в Несвиж и увидела замок, некогда блиставший, но пришедший в упадок после войны 1812 года.

«До чего же прекрасны были его черты, несмотря на следы разрушений и варварского отношения, жертвой которого стало это древнее сокровище!» — писала она позже в книге воспоминаний.

Картина была и правда драматичной: дырявая крыша, разграбленные залы, заросший парк, пересохшие озера. Здесь Мария решила посвятить свою жизнь масштабному возрождению феодальной обители. Начался ремонт, очищались рвы, из Берлина и других европейских питомников привозились редкие растения для парка.

Стараниями Марии и Антония в Несвиж вернулись семейные реликвии, разошедшиеся по всей Европе: картины, архивы, оружие и доспехи. Из Эрмитажа удалось вернуть коллекцию печатей Великого княжества Литовского и позолоченный меч Максимилиана I. Настойчивые письма княгини дошли до Николая II, и император уступил ее просьбам.

Мария Доротея Элизабет де Кастеллян и Антоний Вильгельм Радзивилл
Несвиж оживал. В залах снова звучали голоса гостей, открывались картинные галереи, а парк превращался в пейзажный ансамбль по образцу лучших европейских резиденций.

И все же Мария смотрела дальше. В конце XIX века, когда предстояло разделить огромные владения между сыновьями, она решила создать новую резиденцию — в Маньковичах, над Горынью. В 1885-м началась закладка парка, а к 1905 году здесь уже возвышался необарочный дворец с башней, спроектированный берлинским архитектором Венцелем.

Эта усадьба предназначалась для ее младшего сына Станислава. Она была скромнее, чем Несвиж, но в ее архитектуре и парке легко читались отголоски главной резиденции рода. Маньковичи стали уютным и камерным продолжением большой истории: француженка, оставившая позолоченные залы европейских дворов, переносила сюда свой опыт и вкус, направляя их на восстановление и обустройство родовых гнезд Радзивиллов.

Парк в Маньковичах: старая дубрава, ставшая местом впечатлений
Основой парка послужила старая дубрава в пойме Горыни — лес, который веками рос сам по себе. Княгиня превратила его в пространство для прогулок и впечатлений: поляны сменялись рощами, аллеи — тенистыми коридорами, а одиночные деревья становились акцентами, вокруг которых строилась вся композиция.

Главная аллея была широкой — десять метров — и тянулась почти на километр. Она плавно извивалась, чтобы путь казался длиннее и виды открывались постепенно. Вдоль нее через равные промежутки росли клены, а в просветах между деревьями то и дело появлялся главный акцент — дворец с башней. Вторая аллея была совсем другой — узкой, уединенной, проложенной по северной окраине парка.

Пейзаж строился на контрастах: компактные группы деревьев в форме овала или треугольника соседствовали с открытыми полянами. Редкие растения — липы из Америки, кавказские пихты, плакучие китайские тополя — добавляли парку экзотики. Для их крон даже использовали металлические каркасы, чтобы формировать необычные силуэты.

У самого дворца парк становился более декоративным: газоны с клумбами, туи вдоль стен, вазы и скульптуры сфинксов на постаментах. Был даже небольшой пруд с фонтаном и лебедями.

Перед дворцом расстилалась большая поляна, на которой особенно выделялся невысокий дуб с широкой кроной, опущенной почти до земли. Сегодня именно он помогает определить место, где когда;то стоял дворец. С другой стороны здания на возвышении стояла беседка — одна из лучших видовых точек, откуда открывался широкий обзор на пойму Горыни.

Скромнее Несвижа, но со вкусом: каким был дворец в Маньковичах
Строительство дворца в Маньковичах завершилось в 1905 году. Конечно, это была уже не средневековая феодальная резиденция со рвами, бойницами и бастионами. Все выглядело гораздо скромнее, но со вкусом, как и подобало аристократическим усадьбам начала XX века.

Дворец имел Г;образную конфигурацию и состоял из нескольких двухэтажных корпусов. Главным акцентом служила четырехэтажная восьмигранная башня с часами, которая одновременно работала как водонапорная. Она явно перекликалась с несвижской — та же форма, но проще.

В центральной части здания, возле башни, находился широкий арочный проезд во внутренний двор.

В открытом доступе нам не удалось найти серьезных научных публикаций, подробно описывающих устройство дворца в Маньковичах. Но если верить информации, которая часто встречается в краеведческих источниках и на специализированных сайтах, картина складывается примерно такая.

Центральную часть здания занимал большой холл на всю высоту, а напротив располагался просторный салон квадратной формы. В отличие от Несвижа здесь не было сундуков с реликвиями и коллекций, накопленных веками. Лишь Станислав, сын Марии Доротеи, привез кое;какие ценности из главной резиденции.

Интерьеры создавали мастера, приглашенные из Италии, но в английском стиле: паркетные полы из разноцветного дерева, панели из ореха, мраморные камины разных размеров. Атмосферу задавали не фамильные сокровища, а охотничьи трофеи — окрестности славились дичью, и это чувствовалось в каждом зале.

Среди ценностей выделялось собрание гравюр на военную тематику и большая библиотека, где соседствовали старые и новейшие издания. В крайнем углу дворца находилась домашняя каплица — тихое пространство, которое завершало ансамбль.

Кароль Радзивилл: хозяин охотничьего дворца и «простой человек»
Спокойная жизнь во дворце оказалась недолгой. Первая мировая война нанесла имению серьезный урон, затем пришли революционные потрясения и советско;польская война. В эти годы владелец дворца, Станислав Радзивилл, добровольно вступил в польскую армию. Для многих представителей шляхты это было естественным шагом: они видели в Польше продолжение традиций и романтизировали времена Речи Посполитой. В 1920 году Станислав погиб на фронте в Житомирской области.

После смерти Станислава дворец перешел к его племяннику — Каролю Николаю Радзивиллу (на фото ниже). Он занялся ремонтом и восстановлением имения. К 1922 году резиденция снова наполнилась мебельными гарнитурами в стиле Людовика XVI, семейными портретами и былым блеском. Тогда эти белорусские земли уже входили в состав Польши по Рижскому мирному договору.

В руках Кароля, страстного охотника, усадьба обрела новый характер — охотничий. Тому способствовали дикие здешние места: из 150 тысяч радзивилловских гектаров только 1,6 тысячи использовались под пашни. Все остальное — глухие лесные чащи и болота, которые тянулись бесконечно.

В электронных архивах сегодня можно найти фотографии охот в Маньковичах. На фоне дворца — десятки подвешенных туш кабанов. По современным меркам это выглядит шокирующе, если не варварски. Но в польских источниках Кароля Радзивилла описывают иначе: как хозяина, сумевшего организовать образцовое охотничье хозяйство и боровшегося с браконьерами, которых в этих местах хватало.

Особое внимание он уделял лосю. После Первой мировой войны в радзивилловских угодьях оставалось всего восемь особей, и князь опасался, что лось может повторить судьбу зубра, почти исчезнувшего в те годы. Кароль Радзивилл добился обратного: уже в 1931;м популяция в угодьях достигла 140—200 особей, а в 1939-м — около 1000. Лоси были его «зеницей ока» — князь показывал их гостям с лодки или со смотровых площадок, построенных прямо среди болот.

«Лично для меня время лосиного гона — это и проверка состояния поголовья лосей, и радость от того, что вскоре я встречусь с этим царем пущи, — писал Кароль Радзивилл в журнале ;owieс Polski. — В первые дни сентября, уладив свои дела, я тоже выезжаю в пущу. Идя по настилам, встречаю в разных местах лесников с донесениями: „Лоси уже голос подают, их гораздо больше, чем в прошлом году. Уже многих видели своими глазами — некоторые огромные рогачи“».

В воспоминаниях современников князь предстает охотником и хозяином особого масштаба. Нередко сам, в «полесских лаптях», он проверял трудные участки брошенных через болота многокилометровых бревенчатых настилов, по которым его гости должны были пройти к токовищам. На больших охотах по традиции Кароль Радзивилл всегда лично расставлял участников в нужных местах.

Охоты устраивались регулярно: многодневные облавы на кабанов и волков, выслеживание глухарей и тетеревов, осенних стай уток. Приглашались не только семья и друзья, но и дипломаты, военные, а также состоятельные охотники из Силезии и Лодзи. Коммерческие охоты приносили доход, компенсируя расходы на охрану дичи. Добычу — кабанов и уток — даже экспортировали в западные страны.


1931 год. Охота с участием президента Польской республики Игнация Мосьцицкого в лесах Кароля Радзивилла
 
Каким человеком был Кароль Радзивилл? В 2018 году журналистам Onl;ner удалось побеседовать с Марией Петровной Мазоль из деревни Хотомель Столинского района, которая в молодости работала у князя служанкой на кухне. Вот что рассказывала о нем 99-летняя женщина:

— Князь быў чалавек неганаровы. Яшчэ далёка ідзе — а ўжо шапку здымае. Як на прыгажосць — так сабе чалавек. Каб якое адзенне было на ім асаблівае, то не. Просты чалавек. Люльку курыў. Прыйдзе на кухню, а там ляжыць хлеб на стале. Не рэжа нажом — адламляе кавалак, мачае ў каструлю і есць. Які ён князь? Яго ад простага мужыка не адрозніш!

И вспоминала интересный случай. Однажды утром она увидела князя в халате, к поясу которого была привязана маленькая фляжка. Он подошел к девушке и сказал открыть шкаф, где хранились ликеры и настойки.

— Княгіня прыказвала: хто дасць князю піць, таму морду выб’е. А як жа я яму адмоўлю? Думала, ён налье трошку, вып’е — і пойдзе. А ён за бутэльку схапіўся — і выпіў усё. Я ж разумею, што ад княгіні атрымаю. Але што рабіць? Пайшла смажыць яешню. Скоранька зжарыла, пасыпала сырым кропам паверху, як ён любіў, паклала на паднос, нацягнула белыя рукавічкі — і панесла. Ён паеў і пайшоў. А там, дзе сядзеў, пакінуў пяць злотых. Калісьці за гэтыя грошы можна было купіць два пуды жыта. Усе прачнуліся — а ён зрабіў выгляд, што толькі ўзняўся: ідзе галіцца і мыцца разам з усімі. Хітры быў.

Как дворец сгорел во время войны
Охоты, пиры и приемы — все это осталось в прошлом с началом Второй мировой войны. В 1939 году Кароль Радзивилл ушел в кавалерию Войска Польского, а дворец опустел. Но ненадолго — вскоре у него появились новые хозяева.

В июле 1941 года немецкие войска заняли Столин. В радзивилловском имении разместился гебитскомиссар Герхард Опитц — чиновник нацистской гражданской администрации, контролировавший округ.

Оккупация принесла политику геноцида: расправы над мирным населением отличались особой жестокостью. В Столине создали еврейское гетто. Туда загоняли не только местных жителей, но и тех, кого привозили из окрестных деревень. А евреев было много — после нападения Германии на Польшу в сентябре 1939 года они бежали на восток и осели в этих краях.

Самым страшным местом стало урочище Стасино. Здесь фашисты убили 12,5 тысячи человек: около 8 тысяч узников еврейского гетто, а также белорусов, украинцев, русских и людей других национальностей. Полное уничтожение гетто произошло в сентябре 1942-го, в канун еврейского Нового года. Утром людей согнали на Рыночную площадь, выстроили партиями по тысяче и повели на расстрел — через город, затем через поле, в Стасино. Там еще до войны был вырыт огромный котлован под ангары будущего аэродрома. Он и стал братской могилой.

Ненависть к оккупантам на Полесье была всеобщей. Партизаны и подпольщики вынашивали планы возмездия, а местные отряды вливались в соединение Александра Сабурова, действовавшее на украинской территории. В январе 1943;го эти планы воплотились в отважную акцию.

Партизаны напали на дворец в Маньковичах, где располагалось немецкое командование. Итог операции впечатлял: 112 полицейских взято в плен, 17 немецких офицеров уничтожено, взорван спиртзавод, сожжена резиденция гебитскомиссара, выведено из строя 20 автомашин.

Картина была почти кинематографичной: пылающий дворец и гебитскомиссар Опитц, загнанный в радзивилловскую башню и стреляющий оттуда по партизанам.
Эти события зафиксированы в телеграмме, отправленной в Берлин: «В ночь с 15 на 16 января 1943 город Столин был подвержен нападению сильной банды. Резиденция гебитскомиссара (дворец Маньковичи) и казармы охранных команд были разграблены и подожжены. Гебитскомиссар с восемью сотрудниками на башне дворца до утра смог обороняться от бандитов… После отступления бандитов ему удалось из уже горящей башни слезть по крыше на землю…»

Это была не просто партизанская вылазка. Впервые речь шла о прямом нападении на большой город, где находились значительные немецкие силы. Для Полесья атака стала знаковой: за ней последовали новые удары, и оккупанты утратили ощущение безопасности.

Что же касается дворца, то он сгорел безвозвратно. Разумеется, в той ситуации думали не о камне. Главное было — выбить оккупантов и показать, что их власть здесь не прочна.

Как сложилась судьба последнего Радзивилла из Маньковичей
А что же Кароль Радзивилл? В 1939 году он был мобилизован в польскую армию и участвовал в оборонительной кампании. Служил в кавалерийском подразделении и в бою под Коцком близ Люблина попал в немецкий плен. Однако вскоре сумел бежать. Через Италию и Францию добрался до Лондона, где продолжил службу в польских вооруженных силах эмиграции. Там занимался административной и инспекторской работой, помогая поддерживать организацию армии за границей.

В 1947 году Кароль Радзивилл эмигрировал в Южную Африку. Как, зачем — история умалчивает. Он поселился под Йоханнесбургом и занялся сельским хозяйством — держал птицеферму. Но теплыми африканскими вечерами ему наверняка вспоминались совсем другие картины. Белые леса Полесья, скрипящий под сапогами снег, загонные охоты, гул рогов и рваный лай собак. А еще — тихие встречи с лосями в болотных чащах, когда зверь выходил из тумана и замирал напротив. Все это осталось далеко, словно в другой жизни.

Последние свои годы Кароль Радзивилл провел за границей. В 1967;м вместе с женой Изабеллой он вернулся в Польшу. Год спустя, 24 октября 1968-го, умер в Варшаве. Похоронен в семейной усыпальнице в Вилянуве.

Что теперь на месте дворца
От самого дворца Радзивиллов в Маньковичах не осталось ничего. Война жестко прошлась и по парку. Сегодня это памятник природы республиканского значения. Старый лес живет своей жизнью: летом дает тень и прохладу, осенью пахнет листвой и влажной землей.

Для прогулок это место прекрасно, но от изысканной задумки княгини Марии сохранилось немного. Там, где когда;то чередовались поляны и группы деревьев, теперь сплошной зеленый массив. Перспективы не раскрываются, смены пейзажных картин почти нет. Как нет и главного акцента, которым был сам дворец.

И все же лес умеет удивлять. В его глубине можно наткнуться на редкие экзотические растения, завезенные сюда еще в конце XIX века. И на закладной камень, установленный в 1904 году Станиславом Радзивиллом в честь матери — той самой Марии, что заложила дворец и парк.

В одной из восстановленных хозяйственных построек работает краеведческий музей. Среди экспонатов представлен карточный столик на витых ножках — возможно, единственный предмет интерьера, переживший пожар и войну.

Так сегодня выглядит место, где когда;то кипела жизнь княжеской усадьбы. Дворец видел разное — польскую аристократию и немецкую администрацию. Его стены были свидетелями чужой власти. И тем не менее все это — часть нашего прошлого, которое остается с нами.