Это может тебя убить рассказ из цикла Расчёт по бр

В детстве читал много книг о  старине. Особенно поражали казни. Расстрелы, повешения, четвертования  воспринималось как нечто романтическое. Быть смертельно наказанным на другой планете всегда считал сумасшедшим бредом. Но в один из зелено-сумрачных Ахелойских  дней в моей уютной, по земным меркам камере яркими маслеными красками прописалось ожидание последней точки. Её самой, как водится, видно не было. Скитания по чужбинам учат многому, в том числе и отказу от собственных эмоций. Нет, они не исчезают. Они где-то рядом, но уже ни мои. Особое удовольствие наблюдать за ними со стороны от начала – до конца. Старт роковых переживаний как-то совсем уж буднично воплотился в пожилом гуманоиде. Робко постучался. Спросил разрешения войти. На мой вкус излишне вежливо. Так в скучную келью отшельника поневоле не проникают ни  эфемерные сны о прошлом, ни беспристрастные повелители будущего. Мелькнула смешливая мысль: – «А вот и мой неземной Дворкин!»   Его сухая голубая кожа местами переходила в чешую, а бардовая щетина и шерсть в выцветшие пёрышки. Вид визитёра пробуждал неприятные ощущения. Но в целом он напоминал человека.  Что внушало доверие и оптимизм.
 – Здравствуйте, Юргис Ароян!  Я Йони Эйк ваш адвокат. - Пролаял он на моём родном языке. И не дожидаясь приглашения, уселся за стол напротив меня.  Его большие горчичного цвета глаза смотрели с родственным сочувствием. Мимика наоборот выдавала хитрую усмешку.
– Вы пришли, чтоб огорчить меня? Ну, так действуйте. 
– Вам уже известен приговор. Смерть. И здесь я не в силах что-либо изменить, Всё против Вас. – Он подмигнул – но, что касается его исполнения, есть шанс, один на миллион, но есть. Я не имею права давать прямые советы, раскрывать тайны – он запнулся и умолк, выгружая на стол из брюшной складки почти забытые мной земные сигареты.
– Намекните, буду благодарен. – Я с наслаждением затянулся дымом Отечества.
– Между вынесением и исполнением вердикта будет восемь суток. За это время вспомнится пройденный путь. Из его пыли и копоти построится последнее желание. 
– Уточни,брат. – Я со смехом переврал фразу из старинного вестерна. – Какой прок мне от непонятой басне. В чём спасение?
 – Ты получишь то, чего боишься. А это как брат брату - по столу покатилась бутылка с натуральным соком из чайных листьев. Я перевёл взгляд с этикетки «Старый добрый чифир» на глаза собеседника, будто слово «спасибо» на все языки сразу. До меня вдруг дошло, как он рискует. Мой гость плакал, наивно по-детски и совсем по-человечески. Я не удержался и обнял его на прощание, как старого доброго друга.
Безмолвный конвой переселил  в помещение, здорово смахивающее на стандартную трёхкомнатную среднерусскую квартиру со всеми удобствами. Всё бы ничего, но сумасшедшее одиночество в окружении услужливо мыслящей и болтающей техники, в изысканных трапезах в синтетической компании фантомных девушек. В общем, грубая подделка затхлого земного рая. После вынесения туманного, как сама планета Ахелой, вердикта неестественный комфорт обострял внутренний протест и жажду правды. Потекли по сознанию грязными реками, замерцали огнями безвозвратных городов, задраконили дюзами давно отсалютовавших лет ядовитые пираньи воспоминаний. Благодаря им все сны грозили стать кошмарами. Подарок Йони Эйка был как нельзя кстати. Где-то читал про китайских императоров глубочайшей древности. Специально для них из нескольких тон сухого чайного листа тяжеленными прессами выдавливались бесценные капли просветлённой бодрости. Только растворялись они простой водой без добавления антидепрессантов и симбионтов. А первоначально служил чай монахам для неустанных молитв и праведных бдений. Наши цели совпадали. Но ничто, даже «Старый добрый чифирь» не поможет спрятать от себя самого.
С родной планеты я бежал не в поисках большого куша, или неземной любви. Просто меня не устраивал маячивший впереди выбор между  тюрьмой и голодной смертью. После вступления колыбели человечества в Гильдию Миров рабы промышленности, наук и искусств получили контракты вдали от дома. Осталась в родных пенатах лишь свора бесталанных офисных спекулянтов, жуликов, бездельников и истеричных критиков. Перемяв ворох бесплодных раздумий, сдал клеточный тест на гениальность. К удивлению друзей и родственников чужие аналитики откопали во мне лингвистический дар. Как он там оказался? И где странствовал до сих пор? Инопланетяне не ведали. В школе я даже кастильское литературное наречие с трудом на государственную оценку вытягивал. Так открылся второй файл моей противоречивой биографии.
Ахелой - курортный тайник, смерившийся с влиянием четырёх светил. В его распоряжении одиннадцать времён суток, неодинаковых по протяжённости. Вечная весна, в которой цветение одних форм жизни нисколечко не мешает созреванию других её проявлений. Хрустально-радужные облака. Цветочные бризы. Пляжи с разноцветными пушистыми, да к тому же самоочищающимися песками по берегам томных морей, в чьих ласковых водах утонуть ещё никому не удавалось. Сколько потрясающих красот вспомнилось мне в те бесконечные мгновенья истязающего ожидания. Мозг собирал бликующие осколки памяти в алогичные букеты противоречий, раскладывал на пасьянсы, комбинировал, связывая в спасительный плот, насыщался незабываемой окрошкой растраченного бесцельно праздника. Я неустанно повторял вслух: -  «Прошлое не станет прахом, пока я о нём думаю. Оно стремится прорасти в будущие события. А значит и меня вытащит. Цепляюсь из последних сил. И эти силы вопрошают: - «Ты устал, но от чего?» Работа – хорошо оплачиваемое развлечение. Проблем никаких. Акклиматизацию прошёл незаметно, Аллергии ни на что не возникало. Ни травм, ни простуд. Обитатели Ахелоя не раз отмечали мою уникальную по человеческим меркам способность адаптироваться. Лукаво поясняя, что эти самые мерки снимать больше не с кого. А ведь и верно, за семь с хвостиком лет проживания на Ахелое я не встретил ни одного потомка кроманьонцев, ни мужчин, ни женщин, ни детей. Не знаю почему, но я по-прежнему остаюсь первым и единственным землянином в здешних краях. Хотя, не исключаю, нечто подобное мне периодически сюда заглядывает.
Чужие наставники научили меня, нет не языкам. Их лингвистическая теория оказалась куда проще и полезнее наших. Нет того, кто бы хоть раз в жизни не испытал на себе верность поговорки – «умножить взаимопонимание может лишь способный разделить твои мысли». Одни и те же речевые конструкции используются всеми по-разному.  Универсальность и сложность словесных инструментов можно заменить подсознательной самонастройкой. Приёмники и передатчики информации бегают, плавают, летают и ползают в непонятных иным расам природных и  исторических условиях. К всеобщей нестыковке подключаются условности. Из лености и неверия в собственные возможности носители разума усложняют общение звуками, жестами мимикой. Узрел, настроился на ту же волну, вот ты и в теме. Две головы работают на двоих, или что там ещё у кого способно думать. Получается выражаться легко и непринуждённо, словно всю жизнь только так это и делал. Сложности в другом факторе. Меняется мировоззрение, восприятие, даже рецепторы гида-переводчика работают иначе. Но каждый его подопечный должен оставаться неизменным. Таков закон.
С первого импульса я  прочувствовал, Лоя, как оскорбление сочтёт парфюмерию, как угрозу – икебану. Каждое из четырёх светил Ахелоя действует на неё по-своему. Речевым аппаратом чертами лица и вообще строением тела она напоминала уроженку юго-восточной Азии. Только воздушный рикша, коренной абориген, повидавший  всех возможных и невозможных туристов, похожий на продолговатую летающую черепаху, сразу запретил ей вставлять свои ступни в его рудиментарные жабры. И не без оснований. Для сна барышня выбирала не мягкую и чистую постель, а клумбу, становилась босиком и пускала корни. Но как с ней было хорошо! Внутри меня играл, преломляясь, свет. Дышала,  слышала и видела кожа. Пожалуй, и всё, что было между нами. А на прощание она мне сказала: - «Ты мечтаешь о нашей новой встрече. Я тоже. Но знай, это может тебя убить».
Её слова всё отчётливее прорезались из памяти вслух до дрожи, до дыхательных спазмов. И наконец,  стена окрасилась мигающей надписью «Приговор приведён в исполнение». Буднично со скрипом отворилась входная дверь.  На пороге стояла Лоя: - «Добро пожаловать в мой мир!»
Теперь и я иногда разуваюсь, чтоб дать волю корням. Чему только не научится человек ради одной простой фразы – жизнь продолжается!
-------
рисунок Ульяны Орловой