Сбой в системе

И да, это снова фанфик. Увы, многим авторам близок этот жанр. Кто может вдохновить больше, чем реальность? И да, даже у Остапа Бендера и Болконского были прототипы.

Однажды я подсмотрела очень красивую историю. Теперь она, видимо, в далеком прошлом, и у каждого из ее участников — своя жизнь, но мне тааак трудно отпустить ее! Эту красоту из своих мыслей. Так хочется дать ей продолжение. И я так неистово ревную к новым… конкурентам моих любимых героев.
Но пускай она получит свое продолжение. Хотябы в этих строках.




Сбой программы / не по сценарию

Михаил Веселов — Тонем.mp3
Он переключил фары на ближний, и осторожно поигрывая на педалях как на клавишах, спустился по крутому, «протоптанному» шинами спуску прям к воде.
Та пробегала мима, не обращая на него никакого внимания. Этого ему было и нужно. Просто понаблюдать. Как что-то происходит. Само собой. Не затрагивая его.
Созерцательность. Как состояние души.
Вода поблескивала в лунных лучах. Будто ненавязчиво приветствуя его. Подмигивая. Он заглушил мотор, разложил свои бежевые сидения. Разулся. И устроился поудобней на спине, закинув руку под голову, а другой - зачем-то снимая на телефон свои ноги, выпущенные на волю в приоткрытый багажник фоном к своему бумажному «бокалу». Ну вот так: сумеречный скайлайн, медитирующая негромкая музыка для одного, кофе с заправки в бумажном стаканчике, и закинутые одна на одну ноги.
Те самые, которые столько раз приносили его в самые нужные места, сделавшие ему Имя и нашедшие ему его Путь в этой жизни. Людей его типа (а даже не профессии) — как волка, ноги кормят. Вот эти, бывалые. Верные. Друзья. Колеса, да ноги.
Вот и сегодня ему как волку хотелось выть на луну. Мысли не путались — они просто схлопнуись и обнулились, превратившись в кисель неясных ощущений, дарящих странный покой без причиы. И отзвуки мыслей издалека…
Тооонееммм…. Дыыышииимм…
Неужели сегодня получится?
Сколько времени прошло? С тех пор, как он впервые проезжал по этому мосту на ооочень раннюю съемку,
и вдруг встретил восход солнца из-за горизонат - вот так, проносясь мима, вынужденный делить Момент со слежкой за дорогой. Тогда он клатвенно пообещал себе встретить  хоть один рассвет — неспеша. Не двигаясь. С полным погружением.
Но до этого момента еще — достаточно времени. Пока всего-то — дело к полуночи. Уйма времени чтоб… даже не подумать, а отпустить все мысли.
О том, что обидел жену, но не хочет возвращаться. Вот ни в какую, не в этот раз. Столько раз решал все устаканить, все забыть и сделать правильно, и вот… И о том, что не хочет об этом никому сообщать. Ни друзьям, ни даже маме, ни…
… кому.
Это снова прокатилось эхом по самым дальним закоулкам сознания, пределов которого он не чаял отыскать и сам. До рассвета — еще часов 7.
7. Одна из ключевых цыфр в его жизни. Связанная с… Ни… кому.
Телефон, играющий ему музыку — вечного спутника по жизни — тоже вселенная, таящая в себе… закоулки. В которых можно заблудиться снова. Которые манят своим мерцанием, как звезды в темноте.
Он просто взял телефон в руки, чтоб переключить песню.
Да же?. Да!
Ну да!
Но пальцы вслед за мыслями машинально набрали сначала в лупе мессенджера 4 буквы, а потом — и в открытом чате.
- Вика! - позвал он, думая о бесконечности. Предстоящих часов… И прошедших лет.
И тут же удалил отправление. 3й час ночи. Она наверняка спит. Ну конечно. У нее маленький ребенок.
- Да? - пиликнуло в ответ буквально сразу, словно б поджидало его. Хотя они не пересекались даже буквами несколько месяцев.
И уличило его. В нерешительности, в переменчивости, в его сомнениях. И страхе. Опять попасть в Черную Дыру его космоса, пропасть без вести в собственных мыслях и эмоциях.
- Не спишь? - отозвался он буднично, и чуть виновато, - разбудил?
- Не спала.
- Чего так?
- Мелкую полчаса назад еле уложила, перебила сон. А ты чего? Соседи шумят?
- Нету тут соседей. Я на набережной.
- Что ты там делаешь?
- Ночую…
- *смайлик в ответ*…
Улыбается, - отметил он, - это хорошо.
Это всегда хорошо.
И очень красиво.
- Из дома сбежал? Смотри, благоверная в розыск подаст. - отозвалось в его голове знакомым до боли иронично-звонким голосом прочитанное. Голосом, пробирающим, раздирающим, вспарывающим. Все внутренности, весь самоконтроли, все решения. Просто «Ахилесова пята».
Так бывало, они переписывались и при спящей рядом Ульяне. Та узнавала. Может, не сразу, но всегда. Иногда — от него самого. И не только про буквы...
Она никогда не пыталась это понять, но требовала себе его понимания неизменно.
Ирина Дубцова и Любовь Успенская — Я тоже гео люблю.mp3
Но и сдаваться не собиралась. Проигрывать эту войну. Это метало его как теннисный мячик по собственным мыслям и чувствам, рикошетило, пока заданный импульс не терял со временем свое ускорение - ему оставалось только зажмуриться и ждать пока все удляжется. Пока его блондинка не улжется рядом и не улягулся ее стрелы и слезы, а не его брюнетка не исчезнет из виду вновь. На невыносимо неопределенный срок. Пока кто-то из них не даст новый сбой и не позовет дру друга снова.
Они никогда не писали друг другу «Привет». Когда система правил и норм давала сбой в голове, они просто звали друг друга по имени. Как сегодня.
Но ей совсем не нужно знать, что теперь что-то поменялось.
Ничего не поменялось по сути. Ничего. Он так и остается ее приключением. Пожизненным… «заземлением». Он и знать не хочет, с кем она теперь. Хорошо, что она ушла из соцсетей, мастерица роматических фейков. Он до изнеможения устал в это играть. За столько лет.
Ну а с кем он — ей тоже знать ни к чему. Ему и так не легче, хотя он сумел отстегнуть себя с одной стороны этой «дыбы». Ну а больше это никого не касается.
- Иногда хочется побыть одному… - и следующим сообщением, - что делаешь?
Никаких пордазумений. Никаких.
- Та ничего. Спать ложусь. - усекла она, и явила приобретенную, привитую привычку с ним не спорить, - Одному… Это… Хорошо… - он будто услышал ее вздох. Совсем рядом. Кто придумал эти телефоны?
Кто их так не додумал, иллюзии обмана??
- Может?… вздрогнул своим мыслям он…
- Может… - поспешила отозваться она навстречу. Всем своим существом, без оглядки, как только она умеет. Словно готова кинуться в ночь в сорочке босиком.

Он этого совсем не планировал. Заводить машину до рассвета. Поднимать кресло подрагивающими от волнения руками, еще не веря, что что-то сбудется. Вот-вот… Покидать насиженное, налёженное место подле умиротворяющей подруги-воды. Подниматься по протоптанной шинами крутой дорожке к мосту, к полицейскому посту, благодаря допуску которого чувствовал себя в такой безопасности в этой закрытой зоне. Оговаривать с ними, прикормленными его блатом, пропустить вслед за его черным внедорожником - еще одну серебристую хонду. Потом бежать за парой кофе с печеньками, и за ее любимыми яблоками и персиками к круглосуточный, и ждать, ждааааааттть на дороге, вглядываясь в бездонную ночную глубину. Трепеща и стращась момента.
Не смея больше звать по имени. Которое иногда воспринимал как мотитву, просьбу вернуть самое его счастливое время 15 лет назад, когда ему было почти 25, а она — только-только стала совершеннолетней. Когда они решили быть семьей, скоропостижно, ни на что не огладываясь. И чуть «ноги» ментальные себе не «переломали» обо все то, что не желали воспринимать всерьез. Но прежде — окунулись в такое, что дается не каждому в жизни.
«Где ты?» - посылал он в небо, не веря, что она приближается к нему. - и она — тут же отзывалась. Появлением серебристого отблеска в темноте.
Не произнося ни слова, он заводил свой авто, и уводил за собой серебристую легковушку по извилистым, припрятанным в темноте тропам. Угадывая и угадывая в недрах серебра и шорохе шин что-то… такое… И лишь вернувшись на место своего покоя, которое как будто оказалось теперь в другой, параллельной реальности, несло в себе уже не покой, а загадку и обещание, бесконечное обещание совсем другого «покоя», выходил из машины чтоб дождаиться, когда ему навстречу отроется серебристая дверь.
Она оставила спящего ребенка дома, срочно вызвонив и вызвав няню. Она сумасшедшая.
Ее безграничные и неудержимые волосы до пояса пружинят крупными кольцами.  Кажется, что сейчас она еще красивей, чем тогда. Хотя казалось бы, куда ж еще. Больше.
Она встречает его взглядом, вновь напоминающим ему, что она всегда поступит как решит сама. Кажется, что она вот-вот сделает шаг навстречу, порывисто… или несмело...
но она внезапно меняет курс, и небрежно идет к воде. К манящим отблескам. Кажется, что она разговаривает с нею, что у них там — свои тайны. Свой язык. Они сплетничают, и кажется, что вода сейчас все выболтает ей, про него, что не надо.
Ее силуэт спины в темноте — это лучшее, что он мог ждать от этого вечера.
От любого.
- Красиво. Очень. - звучит она тихонько. И волосы стекают по легкой вельветовой куртке.
Он настигает ее сзади, и останавливается в метре, словно если пренебрежет этим буфером безопасности, то как вампир почует ее запах,
и все. Все. Высосет, но не он ее, а наоборот.
Еще шаг, и попрут превращения, и обращения. Оборотни, другие миры. Искажения. Мифы.
Жертвы. Кто кому съест мозг потом? Или себе?
Но сначала - зазеркалья.
Сергей Лазарев — Лови.mp3

Он открыл глаза, и понял: план провален. С треском. Как обычно.
В стекла било яркое солнце, уже часов 9.
А ведь оставалось всего-то каких-то часа 2 дождаться, или час.
В окно постучала полиция — уже другой наряд, не его «прикормленный». И Вика проснулась на его плече.
Ну вот, они опять проспали ключевой, красссивый момент.
Правда, как показывает история, обычно они умеют эффективно наверстывать. Отряхнувшись от мелькнувшего сожаления, он полез за документами, там же было и письменное разрешение его «блата» присутствовать здесь. Формально он тут - работает. Человек в форме насупленно ознакомился и молча вернул, не упустив возможности сурово порассматривать девушку. Игорь давно знал: знакомая много лет с визажистами и камерами, она как никто другой умеет выглядеть пленительно только что проснувшись, помятая, без всякой косметики или подготовки.
- Здесь вообще то нельзя находиться.
- Мне — можно. - спокойно сообщил гость набережной. - я осматриваю локации для съемки, если нужно — раздобуду разрешение администрации.
- Хорошо вы тут… осматриваете… - съязвил поймавший споличным за нерабочим… пускай и не процессом...
- Если Вы — полиция нравов — то вы опоздали лет на 15, тогда могли застать меня на нем несовершеннолетнюю, - по ангельски беспечно выкинула в лицо окупантам провокацию мастерица эпатажа, блеснув морскими раскосыми глазами и тряхнув всклокоченной гривой. И протянула запрошенный паспорт. Полицейский узнал там знакомую из тв фамилию, а потом — и песрону - в сонное, обаятельно взлохмаченное лицо. «Красивая» - досадливо читалось на его лице, и посылалось  разоблачением везунчику. Везунчик чувстввал себя разбитым, как после похмелья. Сейчас они снова разбегутся в разные стороны на неопределенный срок. До нового «сбоя в рограмме». А пока — остается вспоминать, вспоминать…
Ирина Дубцова — Вспоминать.mp3
Сколько часов они проговорили вчера? Лежа в обнимку в сумерках.
Проговорили. И все. Как необычно.
Ну в этом есть и пюсы: иначе доблестные блюстители правопорядка были б смущены еще сильнее.
Бывало и такое. Эххх, поезда...

2.
Месяца полтора спустя он нанизывал мясо на шампуры с другом, и раскладывал овощи на гриль.
- Ну так? Ты снова видел ее?
Дэн видел эту историю с самого начала. Как на масштабном тв-проекте в еще почти доинтернетную эпоху, куда их протащили работать, в него ошалело влюбилась участница. Многие тогда не приминули обвинить обоих — начинающую певицу и безымянного танцовщика во взаимном пиаре. Но лишь те, кто видел что происходило изнутри — с трепетом и некоторой опаской затрагивали теперь ту тему. Первой совместной жизни восходящих звездочек, которые позже возьмут свои вершины… Но уже — порознь.
Теперь, после стольких лет, многие его друзья были и друзьями Ульяны. Их считали идеальной парой — танцовщица и режиссер, всегда вместе... недоумевая, почему они скрывают отношения от публики столько лет и не регистрируют их, а так же — почему не заводят детей, хотя Ульяна — очень даже вслух и не против. И почему они то и дело разьезжаются, уже в 5й раз. Хотя… когда за плечами почти 10 лет отношений, а у кавалера на горизонте маячит опасная цифра 40, пускай он так и остался для всех мелким шустрым «лисенком», но пороге — уж поди, кризис среднего возраста…
Про Вику почти уж и не вспоминали: когда-то резонансная вспышка его личной жизни напоказ публике давно позабыта, девушка — успела перевстречаться с олигархами, комиками, актерами и чемпионами, выйти замуж, родить, и «пропасть с радаров». Особенно — его-шних.
Знакомые, наслышанные про эту историю — считали капризную взболмошную неуровновешенную красотку — его страшным сном,
И лишь самые близкие его люди — с большой осторожностью упоминали о ней, и лишь только с его собственной подачи.
- Да.
- Как ты?
Лишь Дэн знал, почему у Игоря с его сдержанным подходом к жизни в его бежевой квартире пара стен на кухне и балконе перекрашены в ядрено красный и синий цвета: после одной из подобных встреч он, рздерганный разговором эксцентричной почтинезнакомкой, тяготеющей к спец эффектам, про то, что «бежевый салон его машины — это не спокойно, а грустно, и вообще беж — это не цвет, а его отсутствие…» по дороге домой купил в круглосуточном 2 банки краски, и всю ночь перекрашивал дома стены. Но никто тайну появления этих эксцентричных пятен в его доме не знал, даже любимая мама. Не говоря уж о жене, с которой они жили у нее. Эту квартиру он все собирался ремонтировать и сдавать, и все чет никак не мог собраться.
Никто не знал, что это был за резонанс ремонтный, кроме таких вот друзей детства как Дэн. Теперь он осторожно из засады подбирася к тлеющему фетилю.
Хотя он и знал, что услышит в очередной раз:
- Может, мы и не подходим друг другу. Мы совершенно по-разному смотрим на вещи, у нас разный темперамент. Качественный секс, да, многие годы, вореки всему, но это же еще не все. Ну да, у нас тогда ни черта не получилось, нас просто размазало об стену трудностей и реалий сразмаху, но… Но разве справедливо обвинять только ее?? Ей ыло 17! 17, Карл! А я-то сам? Тоже хорош, не? Я должен был понимать на что иду. Откуда ее забираю. Что нам предстоит. Какой она человек и куда идет. А я дальше совего носа не видел, и не пытался! Она девченка восторженная была, которая встретила прынца из тв. Она видела во мне лирического героя, а у меня в башке была четкая структура: карьера, учёба, бабосы, шмот. Но будем честны: пока я использовал свою взрослость чтоб создать приключения а потом их разрулить, все было идеально. Но как только я включал занудство: здесь не убрано, здесь не на месте здесь недосолено… Взял девочку, которая в 17 эффектно ворвалась в столицу, а артистическую жизнь, и сказал ей сиди дома вари борщи. Если любишь. Что, или ты мне наврала?
И так было всегда — поток неиссякаемого сознания лился из друга шквалом, снося все на своем пути, перескакивая через мысли. Никогда, ни при каких иных больше обстоятельствах (коих экстремальных на их пути — ох хватало!) - он не видел в своем четком друге-постановщике, у которого всегда в голове все по полочкам и абсолютная структура видения финального результат в пока еще полном хаосе и зарождении, столько неукротимого…
бардака. Никогда больше он не видел его таким раздерганным и растормошенным, как при этой теме.
- Зато сейчас ты даришь ей рассветы… - попробовал утешить тот.
- Да уж… Лучше поздно чем никогда.
И тогда начинался другой акт: подроообности:
- Знаешь, можно сколько угодно обещать себе: все, если и общение, то без глупостей! Но ведь нет же! Стихия какая то, если попадешь — поробуй выплыть! Мы же даже не пристаем друг к другу, не строим глазки… «- привет? - привет.». И все, "привет".
Дааа, не ново придание… Он видел их с самого начала этой истории. «Братишка» — она такая, конечно, Агонь… Ведьма.
- … Ну представь, сидели, ждали, болтали. Глазом не успели моргнуть! И вот уже… «бой курантов» всего действа... И тут такая струя света заливает салон машины сквозь стекла. Короче один рассвет проспали, другой — проебали.

3. ЛетТи
- Летти! Не подходи пожалуйста так близко к воде!
Он смотрел в спину 5-летней малышке, испытывая, наверное, самый беспощадный замес противоречий в жизни.
Каждый раз. Сколько б он ни убеждал себя, что все предельно просто. Его снова засасывало в какую-то немыслимую и непреодолимую воронку. Неясных мыслей и Ощущений.
Это была и тяга и оцепененпие. И очарование и досада. Благодарность и грусть.
Но ее следующий шаг вперед подхваил его неудержимым потоком и понес - оттаскивать девочку от паркового озерца.
Любой ее шаг действовал на него… побуждающе. Шаг ли к нему. Или от него. Любой ее шаг действовал на него с огромной силой и рефлексией. И слово тоже. Любое.
- Игорь, посмотри! Там рыбка!
Начав общаться с ним, она начала четко выговаривать «Р». Просто потому что к тому обязывало его имя.
- Это лягушонок. - тихонько поправил он, почти касаясь небритостью ее щечки.
Он присел на корточки, и обнял маляшку за талию, аккуратно ненавязчиво подтянув к своему боку, страхуя от любых неосторожнотсей. Она не отстранилась, и ему показалось, (или захотелось поверить?) будто б незаметно подалась ему навстречу.
Ее доверие было странным даром ему. Когда она указывала куда-то пальчиком, или приносила ему что-то показать в ладошках: «Игорь, посмотри!». Он вглядывался в светлые туманные глазки, и принимал все, что она ему дает. Ладочками. Глазами. И самим своим присутствием. Всю гамму сомнений и надежд.
Потом она вырвалась, и оглядываясь, принялась увлекать его куда-то вдоль берега. Он послушно следовал за ней, улавливая каждое движение, улыбаясь, и мысленно спрашивая: почему она назвала ее Лидией? Откуда такой неординарный выбор?
Итересно, как бы он решил назвать ее,
если б у него был такой шанс, и было на то право. Может, Анечкой? Но Летти — тоже не плохо.
Это прозвище — его производное и произведение, его придумка, потихоньку начало просачиваться в жизнь малышки, во все ее области и закоулки. А значит — и в Её жизнь. Теперь ее так называют и в детском саду. И по упоминаниями малышки, бабушка с дедушкой. Да, и Петр Сергеевич называет ее теперь так, хотя даже не знает кто это придумал…
Он старался теперь не припоминать, как познакомился с Летти впервые.
Они тогда не виделись с Викой почти полгода. Она непривычно несколько раз отклонила его варианты повидаться. Тогда он заподозрил: она, наверное, все-таки решила быть в семье, с мужем — так же, как он в свое время, парой лет раньше прямо сообщил ей, что хочет быть верен своему выбору, и эти вот встречи — ни к чему.
Она такого в лоб не говорила, просто вдруг теперь увиливла от его зова. Раз за разом.
А потом на третий, наверное, разговор, тихонько сказала, что беременна. Разорвала молнией темную глать его сознания. И это прозвучало, как приговор. Остаткам их истории.
Он подумал, что это — все. Совсем все.
Совсем.
А потом начал считать. Отмотал даты в переписке. Аккуратно уточнил сроки, чувствуя, как подступает дурнота. Проворочался несколько дней. Или недель. И наконец выплеснул это: «от кого?».
Она сказала «не знаю». Вот так просто.
Он потом чуть с ума не сошел, пытаясь припомнить «зачаточные» подробности той единственной подходящей по сроку встречи, после столького-то времени, просчитать варианты. Пока не понял: когда она живет с мужем, а с тобой виделась единожды, шансы если и есть, то они — минимальны. Из разряда чуда.
Потом она родила и провалилась в материнство. Он даже не думал, что это ей так пойдет. Что сделает ее на столько мягче и плавнее, так сгладит «углы» ее безудержной экспрессии.
Он мельком узнал об этом… Он изо всех сил старался жить без всего этого, своей жизнью, и у него даже получалось.
И все-же до него — долетело.
Он так и не понял, почему она ее так назвала. А ведь он всерьез думал, что не плохо знает ее. Что у них — типа своя истоия, и особое доверие вопреки всему. Еще не так давно она могла по 6 часов подряд выбалтывать любые подробности своей жизни, лежа у него на руках в его машине. Но ни разу не слышал ничего подобного. И близко не мельколо. Откуда? Что это? Что?? прошло мима него?
Видимо, не все. Подробности.
Он долгое время не мог произносить этого имени, даже про себя. А потом у него родилось это производное, смягченное. Летти. Только свое. 
Летти. Это как отпустить. Восвояси. Разжать ладонь. И выпустить. На волю.
Нет, он познакомился с нею не так. Однажды он встретил Вику с коляской, как-бы случайно. Заглянул,
и ничего не почувствовал. Совсем. Будто б все чувства умерли в тот момент. Или были в отключке. Под наркозом.
И все это «мимо» так шло ей. Она умудрялась улыбаться даже тогда, даже ему. Еще недавно — своя. Но уже не родная.
«родноооой… чужой...»… Ему так долго говорили знакомые, что угадывают его во всех ее песнях. Так много раз, что он поверил в это. Вот так, а потом встречаешь ее с чужой коляской… И она умудряется тебе улыбаться. Находя чуточку радости даже в этом пасмурном дней. Удивительный человек. Несокрушивая улыбка, почти достоверная.
А у малышки - ее смех. Все таки, как ни крути, это — ее девочка. И он не может, не способен винить ее. Их. За это «мимо».
Ведь на каждый новый старый вопрос от нее звучало все новое и новое «Не знаю. Чья она? Моя.»
Нет, он познакомился с нею не тогда.
Прошло еще 3 года, когда он научился игнорировать у нее наличие ребенка. А она добросовестно научилась игнорировать наличие у него Ульяны. Они снова научились видеться. Однажды он мог прийти к ней пьяный вдрободан, знатно отметив рождение дочери у друга, и выключиться на ее диванчике в ее гостиной. Потом подарить ей бесподобное синее шифоновое платье в пол со шлейфом-«крыльями», в котором она потом споет его любимую песню на тв. Или она могла приехать и выхаживать его когда он в очередной раз свалится с ангиной, и отправит Ульяну к бабушке в пригород, а сам останется болеть в пустующей даче друга.
За это время она с удивительной легкостью отпустила мужа. С несвойственным ей философским спокойствием махнула рукой на упоминания в прессе его измен, лишь пожимая плечами. Муж же нес на нее с полным негодованием: отсудил юридическое право видиться с ребенком,
и не стал этого делать.
Потом она вернулась к одному из бывших — к глянцевому красаффчику. Уезжала к нему за границу, в прессе были весьма далекоидущие намеки. А она — снова пожимала плечами. И снова через время оставалась одна, и ослепительно-наивно улыбалась камерам. Пела, гастролировала, озвучивала мультики, пробовалась в кино. Но не слишком рьяно. Трастовый фонд отца предоставлял ей возможность не работать, и карьера была ей скорее от скуки. Если б не это, она могла бы добиться невероятных высот.
В тот раз она позвонила из центральной России, где работала какое-то благотворительное мероприятие. Вообще-то она так далеко уезжать избегала, но в этот раз…
...позвонила, а не написала. И по голосу он сразу понял, что сейчас его жизнь снова пойдет трещинами.
Она полностью проигнорировала договоренность, что не рискует его семьей. Путанно обьяснила, что идиотское стечение обстоятельств поставило ее в крайне сложную ситуацию: все рейсы домой задержан из-за погодных условий. Няня — попала в больницу. Родители, у которых в Москве уютная дача — за границей по работе отца. Все друзья — дружно в сезонном «чёсе» раскиданы по гастролям по всей России. И ни одной живой души, кто мог бы забрать ребенка из детского сада и переночевать с ней. Может, он сможет…
придумать, кого еще попросить.
Его, конечно, дернуло. Ну кого он попросит?
Маму? Побыть с ребенком бывшей? С которой они давным давно не слишком гладко  расстались? На каком основании? Маму, которая обожает Ульяну? Или своих друзей, которые дааавно привыкли воспринимать их идеальной парой? Надо отдать должное Ульяне, та, регулярно устраивая ему выволочки за то, чему то и дело находтла подтверждение, при друзьях ничем не выдавала существующих в их отношениях… сложнотсей. И побочностей.
Однажды она издевательски задала вопрос, а не он него ли родила преслоутая Вика? Кинула издевкой, но в ответ на его затянувшееся молчание — поменялась в лице. Она хотела задеть,
но не разоблачить…
Что он мог ответить? Только то, что ответили ему:
«не знаю»…
Он давно не отпирался и давно привык к штормам и истерикам. Но Ульяна его давно устраивала, а он — устраивал ее. Он сделал ей карьеру. Она ему — красивую картинку. Первый год очарования и преданности, похожий на их с Виктой историю, давно позади. Позади уж почти 10. Ему скоро сорок, ей — 30. Они прочно пустили корни в жизни друг друга, в работу и окружение. Уж не та пора, чтоб юлить. Они взрослые, и давно вступили в пору принятий, решений, и четких правил игры.
Зато больше ни с кем он никогда ей не изменял. Все по честному.
А Вика — это просто… сбой в его программе.
Но сейчас по голосу он чувствоал, что это — не шутка и не провокация. Он знал Вику, и знал, что она — не манипулятор, и выплеснув всю гамму своих неудержимых и сокрушимых эмоций, принимает правила и играет по честному. Она давно не пыталась заполучить его. Она просто попала в безвыходную историю. И обратилась к тому,
кого все же считала не посторонним. Себе.
В тот день он, никогда до того не имевший дела с детьми, пришел в предупрежденный детский сад. Вика прислала туда факсом нотариально заверенную доверенность. Ему отдали крочшечную девочку, которая едва начинала говорить.
Он ждал непомерной ответственности, криков, истерик, испуганного заплаканного ребенка…
А его встретил осмысенный взгляд:
- Это ты Игорь? - заинтересованно рассматривала та, - Мама показывала коробочку с твоим медальоном. И запиской на листике.
- И что она тебе про меня говорила? - подводящим голосом спроисит он ее, закусив губу, присев на корточки, и узнавая в ней копию их общей не чужой...
- Про тебя. - встретит ее уверенный хрупкий голосок, - Что ты — не обычный для нее человек. Она иногда расказывает про тебя. И про поезд.
Он наскоро уведет малышку из-под прицелов заинтерсованных взглядов воспитательниц, стараясь восстановить дахание. Посадит в машину, и повезет в свою холостяцкую берлогу. Ульяне просто скажет, что ему эту ночь нужно побыть… одному.
По дороге она в окошко увидит парк с водой, и он не сможет отказать ей в маленькой прогулке. Снимет видео для… ее матери. Но оставит себе.
Дома уложит ее спать в гостиной, но ночью почувствует, как она пришла к нему, и первый и последний раз в жизни позволит ей это. Пойдет искать майку и треники, не в силах прогнать крошечного испуганного человечка.
Тогда впервые Летти стала для него не просто дочкой Вики, от которой теперь никуда не деться, но и самостоятельным… персонажем. Тогда она стала для него Летти. Без дополнительных поправок.
Недели через 3 он совершенно необьяснимо попросит у Вики разрешения видеться с ребенком. И узнает от нее, что та — тоже просила.
Потом она не задавая лишних вопросов и избегая любых комментариев сделает официальное разрешение, в документе будет сказано, что ему разрешено и доверяется видеться с ребенком самостоятельно и без надзора, забирать ее из детского сада.
И еще одна детать. «Не разрешены никакие медицинские манипуляции, кроме анализа ДНК.». Результатами которого Вика как-то даже сама и не интересовалась: «это мой ребенок. Остальное — на ваше личное усмотрение». При чем Диме, на сколько ему было изветсно, такого разрешения не давалось, да он и сам не спешил его отвоевывать. А Вика никогда не претендовла ни на какие алименты. Ни от кого. И не интересовалась. И не разрешала.
А вот ему — дозволила.
И он — сделает. Обьяснит как сумеет малышке, которая не просто слушала — внимала ему с распахнутыми как маленькие планетки глазами, что в конверте — ответ — кто ее настоящий папа. Им может оказаться Дима — Викин (Он научил Летти называть по имени не только себя, но и ее маму: однократного обьяснения, что ее мама для него — Вика — хватило) бывший муж, и человек, чью фамилию и отчество она носит, кого знает как папу. Хоть и мало, но с рождения. А может быть и он. Сам. И что в конверте — точный ответ.
А дальше — нет ответа. Чья это была инициатива — достать зажигалку, и сжечь конверт не открывая. Ему проще было думать, что так захотела девочка. Кому он оставил эту надежду? Сидя тогда на перилке около клиники. И откровенничая с новым другом. Таким специфическим...
И вот еще 2 года позади. Другого конверта так и не случилось. О вероятностях знает только несколько его самых близких друзей, но не знает даже мама. А он — все дружит с девочкой. Вика никак не препятствует. Он покупает малышке браслет ее любимого цвета с радиолокацией, и ставит программу на телефон только ее матери. И заказывает Вике еще одно платье: черное с разрезом. А его самые близкие друзья вглядываются в малышку с маниакальным интересом, и отмечают, уже в который раз, что бывший Викин муж капитально на него похож. А потом зачем-то вспоминают, что у Ульяны родинка над губой почти как у Вики.
Разрешение живет своей жизнью. А он — своей. Все по порядку.
Почти без сбоев.

4