Буря в старом городе. Главы 1-2

Время действия: двадцатые годы ХХ века

«Настало время всё тебе открыть.
      Но помоги мне снять мой плащ волшебный!»
У. Шекспир «Буря»

Глава 1. Странное происшествие

Сильный и стремительный южный ветер вовсю хозяйничал на улицах. Он ломал и носил ветки, воронкой кружил жёлтую и багряную листву, поднимая её до вершин дрожавших шпилей. Он звенел железом и шифером крыш,  срывая отдельные куски, он трещал стволами деревьев, он гонял по тротуарам мусор.
Из пепельных туч сверкали молнии. Они били в высокие деревья, раскалывая их пополам. В воздухе пахло озоном и эфирными маслами.
Вечернюю бурю Мирослав предпочёл переждать в  старинной пивной «У святого Томаша» на Малой Стороне. Они с Иржи сидели под низким закопченным потолком и хлебали по второй кружке тёмного «Браника».
За окном давно упали сумерки, успокоился ветер, и о цветные стёкла застучал дождь.  Пора было бы уже уходить. Но Мирослав никак не мог избавиться от Иржи. Тот еле ворочал языком, похлёбывал пиво из кружки и всё поучал Мирослава.
- Ну ты мне скажи, чего это жена от тебя ушла? Да потому что ты бо-л-ван! Ты не следил за своей женой, не держал её в ку-ла-ке. Вот так! - И он показал внушительных размеров волосатый кулак.  – Оттого она и сбежала от тебя к другому.
На лысине Иржи блестели капельки пота.
- Ну это ещё как сказать, - замялся Мирослав. – Моя жена была особенная женщина...
И он затих, перебитый очередной тирадой Иржи.
- А у Марека сколько ты проиграл тогда?
Мирослав махнул досадливо рукой.
- Ха-ха! Неудачник ты! Вот и сиди теперь в своей дыре один!
Мирослав скосил глаз на пивную пузырившуюся лужицу. Ему было плохо. Сегодня Мирославу исполнилось сорок, а он видел перед собой пьяную морду Иржи и ничего хорошего впереди.
Пробормотав что-то на прощание, Мирослав, шатаясь на выщербленных ступеньках, вышел из погребка, вдыхая свежий воздух. Иржи что-то кричал ему вслед, но Мирослав не разобрал что именно.
Улица Летинска была серой, усыпанной листвой и ветками, принесёнными бурей. Мирослав брёл по брусчатке, бормоча под нос модную песенку.  Всё тело было тяжёлым, в голове – сплошной сумбур и ни одной приятной или дельной мысли.
На дороге Мирослав чуть не попал под колёса фиакра.
- Эй ты, смотри куда идёшь! - хрипло крикнул кучер, угрожая плетью.
Мирослав чуть ускорил шаг. Нырнув в чёрное нутро арки он вышел на освещённую улицу.
Деревья сбрасывали багряный наряд. В лёгкой дымке тумана горели фонари. Они освещали уличные часы - было начало девятого.
Стараясь сократить путь, Мирослав прошёл под деревом и не успел нагнуться – толстая ветка окатила его дождём и сорвала шляпу. Подобрав её и очистив от листьев Мирослав побрёл дальше.
Он долго шагал по Лужицкой улице вдоль стены Вояновых садов, а потом свернул к своему дому.
Во дворе он снял палочкой грязь с башмаков и омыл их в луже. Платочком вытер руки и зашагал к подъезду. Здесь он едва не столкнулся с выходившей женщиной, галантно пропустил её, сняв шляпу.
Шатаясь, поднимался по лестнице, держась за перила – его сильно развезло после пива.
Вот и его угловая квартира, утопающая в темноте. Тем не менее сразу заметил, что на пороге что-то белеет.
Мирослав поднял – это был обычный конверт. Странно, что его не бросили в почтовый ящик. И кто это додумался оставить его у дверей?
Мирослав сунул конверт в карман и отпер дверь.
Он снял пальто и шляпу. На стол белой бабочкой полетел конверт.
 Мирослав сразу же ощутил прохладу комнаты. Засветив лампу, он взялся за разжигание печи, сначала бросив туда  смятую бумагу и несколько лучин.
Вскоре печь запылала, жадно проглатывая купленные Мирославом берёзовые и дубовые дрова.
Мирослав сидел в полутьме, прислонившись к тёплой, облицованной плиткой стене. Ему было неизмеримо одиноко и грустно. В окно из-за дымки туч глядела такая же одинокая звезда.
Он сидел долго, пока за окном не послышались крики подвыпившей компании.
Тогда он поднялся, пошатываясь, застелил кровать, собрался раздеться, как взгляд его упал на лежащий на столе белый пакет.
Скрипнув стулом и подвинув поближе лампу Мирослав вскрыл конверт.
В нём было приглашение в Национальный театр. Давали оперу Зденека Фибиха «Буря». Мирослав удивился. Кто мог ему прислать подобное приглашение? Нелепая шутка друзей? Но они могли пошутить как-то поостроумнее. Да и не было у него в данный момент никаких друзей. Впрочем, как и явных врагов тоже. Быть может какая-то благотворительная организация, меценаты? Чепуха! Может быть где-то подобное существует, но явно не для него – обычного рядового чиновника!
Он внимательно осмотрел присланный билет на свет – вполне похож на настоящий!
Ему вдруг пришла в голову мысль - это послание от бывшей жены, которая, помнится, питала кое-какие симпатии и к литературе, и к музыке. Правда за их совместную жизнь они были на концертах всего два раза - по праздникам. Слушали, кажется, Дворжака и Сметану. Но с какой стати жена стала бы приглашать его в театр? Они давно уже не общались, отношения были скорее холодные, чем дружеские. Такой билет – достаточно дорогое удовольствие...
Так и не придя к какому-то выводу, Мирослав бросил конверт на стол и улёгся спать.
Следующим днём Мирослав Липинский сидел за столом у себя на службе.  Перебирая бумаги он вспомнил о приглашении в театр.
Мирослав вздохнул и посмотрел в окно. Там царила осень, листья опадали, кружась в воздухе, и солнце приятно золотило улицу. Он вдруг подумал, а почему бы не воспользоваться приглашением и не посетить театр? Завтра - пятница, вечером спектакль. Это приглашение – дар жизни и не стоит такими дарами пренебрегать.

***
В Национальном театре Мирослав бывал всего лишь один раз. Помнится в детстве он с мамой слушал оперу «Русалка». Нельзя сказать, что произведение произвело на него большое впечатление, сказка Андерсена о русалке нравилась больше. Но ария русалки, ярко исполненная молодой певицей, да и сама артистка в полупрозрачном одеянии произвели на подростка впечатление.
На новое здание театра, восстановленное после пожара, Мирослав полюбовался с моста Легионов.
Погуляв по городу, Мирослав вернулся к театру вечером. Здание блистало золотом и фресками, а внутри напоминало драгоценную шкатулку. Фойе и все помещения производили впечатление дворца с изящной лепниной и красивыми картинами. Походив в фойе среди разнаряженной публики, Мирослав остановился перед зеркалом. Да, пора было подумать о смене гардероба. Его серый шерстяной костюм уже был изрядно потёрт. Поправив галстук и тугой накрахмаленный воротничок, Мирослав вошёл в зрительный зал -  весь в золоте и красном бархате.
Рядом расположился невысокого роста седой старик в очках, одетый во фрак. С помощью театрального бинокля он оглядывал зал. Убрав его в футляр, старик посмотрел на Мирослава сквозь очки. Долго намеревался что-то спросить и решился:
- Позвольте, уважаемый господин - поклонник  вообще оперного искусства, или же почитатель Зденека Фибиха?
Мирослав слегка замялся.
- Ну как вам сказать. Не то, чтобы большой поклонник оперы... Но некоторые... мне нравятся.
- Какие, например?
- Ну, такие, как ... «Русалка»...
- Дворжака..., - напомнил любезный сосед.
- И ещё... «Проданная невеста» этого... Сметаны... Как-то ходили с женою, получили удовольствие.
- Да, прекрасная вещь. Ну, а как же Фибих?
Мирослав пожал плечами и усмехнулся.
- А его я вообще не знаю.
У старичка очки полезли на лоб.
- Нет, я конечно слышал это имя, - поспешно объяснил Мирослав. – Но не смотрел в театре ни одной его оперы или другого какого-то произведения.
Старичок слегка разочарованно кивнул, отвернулся, помолчал, высморкался в платок и стал разглядывать программку.
Мирославу стало неудобно, как будто он чем-то обидел старика.
- Простите, а о чём опера? Каков, так сказать, сюжет? – спросил он.
- Как, и этого вы не знаете! Это же Шекспир! Это же сценическое воплощение его «Бури», - торопливо прошептал старичок, так как в зале уже стал гаснуть свет.
Заиграл оркестр, сосед отодвинулся, поднялся занавес и началось действо.
Время от времени старик наклонялся к Мирославу, комментируя сюжет и восторженно восклицая:
- Какая музыка, а! Фибих – неистовый романтик!
Мирослав кивал, расслабленно глядя на сцену.
Честно говоря сюжет оперы ему показался запутанным и каким-то слишком сказочным. Действие происходило то на море, то на каком-то загадочном острове. Здесь - и волшебник Просперо, бывший герцог Милана, и его дочь милая Миранда, и его слуга –  призрачный дух Ариэль и раб – жуткий туземец Калибан...
Но музыка ему понравилась. Очень романтическая, масштабная и энергичная, особенно в сцене бури на море, и вдохновенно – лирическая - в сценах любви.
Комментарии старичка несколько утомляли. Мирослав был рад, что после спектакля он затерялся в толпе зрителей.
Получив в гардеробе свою верхнюю одежду Мирослав оделся перед зеркалом, но тут же обратил внимание на шляпу. Она была явно чужая!  У него была чёрная, а это тёмно-коричневая какая-то. По фасону похожа, но не его! На подкладке шляпы была какая-то надпись, но Мирослав уже спешил к седоусому гардеробщику.
- Простите, но шляпа не моя.
Гардеробщик поднял седые брови, осмотрел шляпу и глянул выцветшими глазами на Мирослава.
- Этого не может быть.
Он оглянулся.
- Видите, ничьей одежды уже нет. Всю разобрали. А пальто на вас ваше?
- Пальто моё! Вот и газета в боковом кармане у меня была. Но шляпа точно не моя. Вы перепутали.
- Милостивый пан, я повторяю, этого просто быть не может!
- И цвет шляпы другой.
- Погодите, здесь на подкладке надпись, - сказал гардеробщик, надев очки.
- Липский, - прочитал он. – Простите, а как ваша фамилия?
- Ну... А меня зовут Мирослав Липинский. Но я не подписывал своей шляпы... Это не моя вещь и фамилия чужая.
- Послушайте, пан Липский, - заговорил гардеробщик немного обиженным тоном. -  Я работаю здесь уже более сорока лет. Не было случая, чтобы я перепутал одежду. У меня такое правило. Получив одежду от посетителя, я тут же вешаю её на определённое место и выдаю номерок.... Это вы что-то путаете. Прошу вас не выдумывать...
Гардеробщик оказался чертовски упрямым человеком.
Тихонько выругавшись, Мирослав, который очень не любил ссор и выяснений отношений, в недоумении вышел из театра и надел чужую шляпу. Удивительно, но она пришлась точно по его голове.
Он сделал несколько шагов по туманному городу, вдыхая запах палой листвы. И тут его окликнул нежный женский голос, схожий с колокольчиком:
- Мирек, вечер добрый! Вот те на! Прошёл мимо и не узнал меня!
Мирослав резко обернулся. В свете фонаря стояла женщина в шляпке, из-под которой выбивались светлые с медным отливом волосы. Синие глаза её нежно и лукаво блестели.
Мирослав стал припоминать:
- Ольга?!
- Наконец-то узнал!
- Ты здесь одна?
- Нет, была тут с одним... кавалером. Поссорилась я с ним и упорхнула, как вольная птичка.
- Ты была в театре? – поинтересовался Мирослав.
- Да, смотрела «Бурю». Видела, как ты выходил из фойе. Странно, что не видела тебя в зале.
В голове Мирослава мелькали обрывки воспоминаний. Он то припоминал моменты, связанные с этой женщиной, то они куда-то улетучивались.
Ольга кокетливо улыбнулась и подошла ближе:
- Ну, Мирек, не будь же холоден, как эта река.
- Ну, что ты, Ольга. Ты просто застала меня внезапно.
- Ну как тебе опера?
- Сюжет показался несколько сумбурным, а вот музыка Фибиха просто прекрасна!
- Сюжет тоже был прекрасен, просто ты его не понял, милый, - снисходительно сказала Ольга. – Ты проводишь меня домой?
- Ольга, безусловно. Для меня это радость и честь, - сказал доверительно Мирослав, совершенно забыв о ситуации со шляпой.
Они прошлись по набережной и взяли фиакр.
Ольга жила в доме на улице Каролины Светлой неподалёку от ротонды Святого Креста.
У подъезда Ольга остановилась и обняла своего провожатого. Какое-то время она так и стояла, прижав голову к груди Мирослава, отчего шляпка немного съехала.
- Зайдёшь ко мне? Служанка хорошо готовит, ты будешь в восторге от её кухни, - тихо сказала она.
И её золотистые губы, с едва видным в свете фонаря апельсиновым пушком, слились с губами Мирослава.

Глава 2. Другая жизнь

Мирослав вернулся домой, но тело его ещё сохраняло запах духов и крепкие объятия пылкой Ольги.
Его обиталище, всегда раздражавшее, на сей раз показалось не таким уж серым и тесным, будто какой-то великан мощными руками раздвинул мрачные и толстые стены. Лучи солнца, рвавшие в клочья ковёр туч, метнулись жёлтыми стрелами в гладь трюмо, свет залил блестевшую лаком мебель.
В гардеробе радовала глаз пара вполне приличных костюмов. Мирослав наморщил лоб, пытаясь вспомнить обстоятельства их покупки или пошивки, и что-то островками всплывало в памяти.
До начала службы ещё оставалось время. Запах прелой листвы лекарственно щекотал ноздри.
Трамвай дрожал, покачиваясь, грохоча рельсами, вёз Мирослава на службу, а он всё вспоминал поцелуи и страстные вздохи Ольги.
Рыжий Иржи, весь круглый, словно шар, вкатился в трамвай и шумно приветствовал Мирослава. Тот пожал инженеру его рябую руку.
Спустя пару минут Иржи зашептал на ухо:
- Тут намечается большая игра у пани Миллеровой. Ты же у нас спец по игре в карты. Я проиграл вчера большую сумму, нужно отыграться. Слушай, помоги мне. А выигрыш обязательно поделим!
По круглым щекам Иржи катились струйки пота (на  улице стояло «индейское лето» и в трамвае было тепло), жёлтые глаза были мутноваты, но горели надеждой.
Мирослав спокойно сказал:
- Пани Миллерова и её посетители – большие спецы по оболваниванию игроков.
Перед его взором всплыло зелёное сукно, а руки ощутили бархат карт.
- Ну, я тебя очень прошу, Мирослав. Я никогда в жизни так никого не просил! – взмолился Иржи.

***
Игра была в самом разгаре, когда за окном забрезжило утро, прорываясь сквозь пелену тумана. За столом склонились те, кто любил попытать счастья за зелёным сукном. Выпитое вино кружило головы. Банкомёт перетасовал карты для следующей талии и принялся метать... Тихо шелестнули карты и звонко – золото, на которое насуплено и жадно поглядывали игроки.
Мирослав, бросив взгляд на бледного Иржи, посмотрел на резко очерченное угрюмое лицо барона. На бритом черепе плясали огоньки. Голубые глаза навыкате глядели на него в упор.
После игры бритоголовый человек с дрожащими руками и с горечью в глазах наблюдал, как деньги переходят к Мирославу. Барон Эрнст фон Габор проиграл достаточно большую сумму, и ещё больше оставался должен. Молоденькая смуглая девушка поднесла ему рюмку сливянки и набитые папиросы.
Барон залпом выпил рюмку и нервно закурил, пуская в воздух сизые кольца.
Мирослав и Иржи поспешили покинуть заведение.
Хозяйка пани Миллерова, белокурая, очень элегантная женщина, лично проводила их, и с утончённой вежливостью пригласила заходить.
Вскоре они уже сидели в одном из баров. Мирослав молча похлёбывал «Старопрамен».
- Мы вытянем с него остаток, мы облапошим его полностью, с ног до головы, - возбуждённо говорил Иржи. Он жадно пересчитывал деньги, а рядом на мраморном столике стояла кружка пива с оседающей пенкой и рюмка для яйца.
- Слушай,  уступи мне всю сумму, - попросил Иржи. -  Пойми, мне очень нужно расплатиться и как можно быстрее. А ты возьмёшь себе долг Габора.
Мирослав безучастно смотрел на приятеля.
- Ну... я очень тебя прошу.
Мирослав молча отодвинул пустую кружку и надел шляпу.

***
С бритоголовым человеком с глазами навыкате Мирослав встретился на Карловом мосту у каменного лика Яна Непомуцкого. Серебристо - чёрная  гладь реки едва виднелась в сером облаке тумана. Белые его рукава закручивались на статуях молчаливых святых, плечи и головы которых казались влажными.
- Я привык платить по счетам, пан Липский, - сказал  барон Габор. -  Но сейчас мне дать нечего. Разве что примите в качестве оплаты одну заблудшую душу.
И он хищно оскалился, улыбаясь, дыша табаком, лицо сразу прорезали полоски морщин.
- Вы спятили, - произнёс Мирослав в некотором смятении. – Уже душами торгуете?
- Каждый предлагает свой товар, какой может.
- Объясните, что означают ваши слова.
- Есть у меня одна дамочка. Молодая между прочим. Уступлю её вам...
У Мирослава перехватило дыхание от гнева.
– Через день в Вояновых садах, - не дожидаясь ответа бросил Габор.
Спустя день Габор строго пронзал Мирослава взглядом стальных глаз.  В его руке дымилась папироса. Сорванный ветром треугольный жёлтый лист мягко опустился на дорогое пальто собеседника. Сопровождающий барона толстяк тут же смахнул его.
Они стояли под сенью желтеющих деревьев Вояновых садов. Ещё какой-то тип прятался далеко, на мгновение показавшись, а потом слившись со стволом тополя.
- Вы сами её увидите - не пожалеете, - произнёс Габор бледнея. – Поехали... Вы уже отдали деньги этому дураку Иржи?
Мирослав молчал. Ехать с Габором ему не хотелось, но чёрный автомобиль уже стоял наготове за парком у дороги.
В лимузине пахло смесью табака, бензина и духов.
Только проникнув внутрь, Мирослав приметил на заднем сидении хрупкого юношу в сдвинутом на бок берете.
- Куда поедем? – хмуро спросил Мирослав.
- Я вас подвезу, - бросил Габор через плечо. -  Кстати, познакомьтесь с Виолой. И я вас очень прошу, подружитесь и не обижайте её.
Мирослав удивлённо всмотрелся в своего соседа. Это оказалась девушка. Короткие чёрные кудри выбивались из-под берета и едва прикрывали уши. Новый, крайне редко виденный облик девушки настолько поразил Мирослава, ему показалось, что он сидел рядом с новой Евой.
Она сидела тихо, словно бабочка на веточке куста. Её чёрные глаза - смородинки с напряжённым любопытством смотрели на Мирослава.
Мирослав отвёл взгляд, вспоминая, где он уже видел эту девушку. Они покачнулись, когда машина тронулась с места, набирая разбег. Мирослав больше не глядел на незнакомку.
За окнами шумели деревья, роняя листы, грустно и нежно, как в детской сказке.
Мирослав попросил притормозить невдалеке от дома.
Толстяк вышел из машины и открыл заднюю дверцу. Незнакомка выпорхнула мотыльком. Ветер играл короткими чёрными кудрями на её лбу. Было зябко. Фыркнув, лимузин двинулся, увозя хмурого барона.
Мирослав пригласил девушку в дом.
На лестнице Виола смущённо улыбнулась и заговорила:
- Вы не удивляйтесь... Как-то я сушила волосы над газом, сожгла несколько прядей. Пришлось остричь их. Потом все стали уверять, что мне это к лицу. Другие подхватывали эту моду.
- Вам действительно это идёт, -  с едва заметной улыбкой произнёс Мирослав остановившись. - Моё имя Мирослав.
- А я знаю, - уверила девушка. Она улыбнулась и на щеках появились круглые ямочки. -  Вы игрок в карты.
- Ну это - в свободное время. А так – я служу в одном департаменте.
- А я выступаю на сцене. В кабаре «Монмартр». Канкан, танец на пилоне...
- А, вот где я вас видел, - вспомнил Мирослав. – Вы чудесно танцуете. А номер со змеёй...
- Это тоже я, - рассмеялась Виола.
- Так вы выступаете под другим именем?
- Да, моё сценическое имя – Миранда.
- Вот оно что, -  сказал Мирослав. – Так вы мастер на все руки!
- На все акробатические трюки, - пошутила девушка, и Мирослав почувствовал, как он краснеет.
- Прошу вас в мою квартиру, - сказал он, чтобы скрыть смущение и стал искать в карманах ключ.
Девушка ему нравилась. С ней даже на тёмной лестнице было светло, она была словно солнце.
- А у вас тут уютно, - произнесла Виола, подрагивая гибким телом и окидывая взглядом комнату. – Какие у вас интересные картины.
Она прошлась, оглядывая небольшие акварели и пастели совершенно дилетантского уровня.
- Вы совсем замёрзли, - констатировал Мирослав, окидывая взглядом её хрупкую фигурку. –  Садитесь к печке. Я сейчас разожгу...
Когда печь затеплилась, Виола прислонилась спиной к кафельной стенке.
Грелась, поминутно вздрагивая,  нервно поправляя завитки волос.
Вскоре в доме стало тепло и уютно.
- Вы наверное голодны? Сейчас я распоряжусь, - сказал Мирослав и спустился вниз к коморке Игнаца.
Дворник вышел заспанный, весь пропахший табаком и мышами.  Дав денег, Мирослав отправил его в ближайший ресторан.
Пока Виола принимала душ, в дверь робко постучали, кашлянув.  Игнац передал Мирославу корзинку с разнообразной снедью и бутылкой вина «Мерло».
Пришла привратница Алзбета, которая помогла накрыть на стол и постелить.
Вскоре сервированный стол блистал. Его украсили астры и хризантемы в японской зелёной вазе.
- Ой, какое-то волшебство! - воскликнула Виола, входя в комнату. – Ничего не было и вдруг появилось!
- Ниоткуда, - заметил Мирослав, разведя руками и улыбаясь. – Прошу!
Она набросилась на еду будто голодала неделю. Выпила горячего вина и согрелась.
- Вы утомились? - спросил Мирослав, отставляя бутылку в сторону.
- В общем нет, - дёрнула она плечом. – Я готова...
- К чему? – удивлённо поднял брови Мирослав.
Она кокетливо посмотрела исподлобья, вдруг залилась лёгким румянцем и опустила взор.
- Ну как... Я же знаю, зачем я здесь... Я рада – вы гораздо приятнее!
- Как понять приятнее?
- Ну, как мужчина и.… человек... Правда как мужчину я Габора не знала... В общем – я рада, что так произошло!
Мирослав строго посмотрел на неё и кивнул на дверь в соседнюю комнату.
Сам он вышел в ванную. Через пятнадцать минут он крепко вытерся полотенцем, накинул тёплый халат и вернулся в комнату.
Виола очнулась, поднялась на локте, не скрывая обнажившиеся маленькие круглые груди с нежными сиреневыми сосками.
- Иди ко мне, - прошептала она.
Её руки ловко избавили его от халата. Мирослав наклонился к девушке, целуя лепестковые губы и твердеющие угловатые сосцы. Всё его тело ныло...
Какое-то время они лежали под одеялом крепко обнявшись. Он чувствовал запах её волос, прислонил голову к её острой груди и слышал, как стучит сердце.
Спустя время девушка уже крепко спала. Он внимательно посмотрел на её нежное, безмятежно спящее лицо, а потом тесно прижал к себе и быстро уснул.
Ночью Мирослав проснулся с ощущением чего-то нового и необыкновенного. Тихонько встал, набросил халат. Она зашевелилась, переворачиваясь на другой бок, и Мирослав замер на одной ноге.
Затем тихо прошёл на маленькую кухню и постоял у окна, наблюдая, как ветер гонит кавалькаду бледных листьев под тусклым светом фонаря.

***
Тонкая атласного цвета льняная сорочка с кружевами медленно опускалась по нежному телу, постепенно скрывая худенькие плечи с острыми лопатками и гибкую спину.
Весь этот волшебный процесс одевания Мирослав наблюдал внезапно проснувшись.
За окном стояла молочно - белая стена тумана. С озябших веток падали оловянные капли. Слышно было, как Игнац подметает двор от листьев.
Девушка села к зеркалу, и гребень побежал по волнам её коротких агатовых волос.
- Доброе утро, чудесное явление, – сказал Мирослав, сев в кровати.
Она вздрогнула, но не обернулась, видя его в зеркале. Взяла себя в руки, улыбнулась.
- Доброе  утро, мой господин.
- Лучше не называй меня своим господином.  Даже в шутку. И вообще ты свободный человек. Я не хочу никакого рабства.
Виола, привыкшая к пустословию мужчин, опустила гребень, вздохнула и улыбнулась, глядя куда-то вниз.
- Я тут воспользовалась чей-то гребёнкой. И ещё - помада,  тени, пудра. Просто у меня с собой нет вещей, а я привыкла с утра выглядеть красивой.
- Да, пользуйся, конечно. Только никакая пудра тебе не нужна. Ты и так хороша.
Она покраснела, и Мирослав воспринял это как добрый знак.
- Вот что, Виола. Мы сейчас позавтракаем и отправимся на прогулку.
Она подхватилась.
- Я не ожидала, что ты так рано встанешь. Я пойду на кухню что-то приготовлю.
- Я привык рано ходить на службу, - сказал Мирослав. – А готовить ничего не нужно. Можно разогреть то, что осталось от ужина.

***
Когда они вышли на улицу Мирослав спросил у Виолы, где она хотела бы прогуляться.
Девушка задумалась, какое-то время не решалась сказать, а потом, наконец,  предложила:
- Поехали к собору святого Вита.
Мирослав немного удивился:
- Ну что же, можно.  Почему нет? Отличное место для прогулки.
Кафедральный храм святого Вита величественно покоился в одеянии тумана.
Но когда они подошли ближе туман стал расходится, опадая отдельными полосами. Собор парил над землёй, гордый и красивый, бережно трогая струны души.
Виола повела Мирослава к юго-восточной части храма, где находилась часовня святого Вацлава. Кричали галки, тучами носясь над собором.
- Почему ты пришла сюда?
- Я очень люблю это место.  Я была здесь в конце сентября.
- На день святого Вацлава?
- Да. Смотри, как великолепна эта башня. А эти Золотые ворота? Парадный вход на стороне солнца. Это нетипично. И ещё – сюда приходят те люди, которые верят, что могут встретиться с Богом.
- Ты так считаешь? Это вероятно из-за этого мученика, святого Вацлава?
- Да, - серьёзно ответила Виола. – Я читала в книге, что этот князь, покровитель чешских земель, погиб от руки собственного брата. На месте его захоронения соорудили эту часовню. Этот князь является представителем Бога. Он силой своей веры пробивает небесный свод и открывает вход в иной, горний мир.
- Ты в это веришь?
- Конечно... Эта часовня – порог. Вход в Новый Иерусалим. Открывается он далеко не каждому. Место это необычное. Здесь проходили коронации...Сюда приходили молиться чешские короли.
Виола говорила увлечённо, её тёмные глаза загадочно блестели.
- Знаю...Говорят, что там были вечерние мессы в самые трудные моменты истории... - вспоминал свои познания Мирослав. - То есть, когда чешский народ был в опасности.
- Не хочешь ли ты войти? – спросила Виола.
- Ну, коль уж мы здесь, то войдём.
Они робко прошли в дверь и оказались в квадратном помещении со звёздчатым потолком. Освещение давала особая люстра с пылающими язычками плачущих свечей.
Первое, что заставило их остановиться – это картина трагической гибели князя Вацлава. Он был изображён в доспехах рыцаря.
- А что нам известно о князе Вацлаве? – задумчиво спросил Мирослав. - Он вводил на чешских землях христианство...
- И прекращал войны, - тихонько продолжила Виола. – В той же книге сказано, что он отказался платить дань саксам, противостоял их королю, хотя и считался его вассалом.
- Ну да...А тот жёг, грабил, весь народ лютичей истребил! – воскликнул Мирослав.
- А вот его брат... Этот Болеслав...
- Я помню о нём. Ярый сторонник саксонского короля Генриха Птицелова и противник Вацлава, - рассказывал Мирослав. - Он брата и погубил... Какой же это год был? Вроде 935... Вацлав приехал в замок Болеслава в гости. Вроде между ними возникла размолвка. Болеслав затаил злобу на брата и задумал погубить его. Утром Вацлав отправился на богослужение. И перед входом в храм на него напали. После смертельного удара он едва коснулся коленями земли.
- Ах, вот почему его изображают коленопреклонённым!
- Да! Через полвека Вацлав был канонизирован.
Их шаги гулко звенели внутри часовни. Сияние свечей и свет с готических окон падал на стены, которые переливались и сверкали. Фрески были посвящены библейским сценам, а в верхней части - эпизодам из жизни святого.
- Посмотри, какая красота! - восхищённо говорила Виола. - Низ стен украшен драгоценными камнями из Богемии. Смотри, как они выложены - наподобие крестов. А стыки между ними покрыты золотом.
- Да здесь целая россыпь камней! Агат, аметист, сердолик, яшма...
- Вот это и есть блеск и сияние божественного Иерусалима!
- Какая здесь акустика, - заметил Мирослав. – Необыкновенная! Столько лет живу в Праге, а только сейчас это ощутил.
Виола кивнула.
- Я ещё вот что знаю. Император Карл IV хотел сделать в Праге центр христианского мира. Когда он её перестраивал у него возник образ небесного града Иерусалима.
- Это из Откровения Иоанна Богослова?
- Да. На императора Карла история Вацлава произвела большое впечатление. Он даже хотел Пражский Град назвать градом святого Вацлава...
И Виола перешла на шёпот:

Под небесами голубыми
Стоит красивый город мой
Мечом и верою святою
От бед и горя защищён.

- Хорошо сказано. Это что? Песня, стихи?
Она улыбнулась и покачала головой, сделав жест в сторону изображения распятия Христа.
- Смотри, здесь увековечен сам король Карл IV.
Они молча постояли перед картиной.
 В правой части здания обращала на себя внимание каменная гробница на пьедестале, также украшенном золотом и камнями.
- Здесь находится ларец с останками святого Вацлава и его серебряный бюст, - прошептала Виола. -  Смотри, как замечательны эти фигуры ангелов и портреты чешских правителей.
Над алтарем возвышалась статуя короля с копьём и щитом в руках.
***
Мирослав и Виола вышли из часовни и тут же заметили изменения в погоде: призрак тумана рассеялся, а из суконных туч стали падать лёгкие хлопья голубоватого снега. Снег бережно покрывал озябшие голые ветки, мёрзнущие лужи, гладкий камень мостовой, крыши дворцов, становясь уже белым с сиреневыми искорками.
Они пошли погулять в королевский сад и остановились, глядя, как снег падает на крышу дворца королевы Анны.
- Ты необычная девушка, - сказал Мирослав, глядя на неё и натягивая перчатки. – А что за стихи ты читала?
- А! – махнула тонкой рукой Виола. – Эти четверостишия возникают в моей памяти сами по себе, когда меня что-то по-настоящему волнует. Был бы повод.
- Ты способна удивлять! – воскликнул Мирослав.
Виола опустила взор.
Они долго стояли у поющего фонтана. Виола прислонила пальчик к устам, силясь уловить мелодичные звуки.
А потом подошла к Мирославу, взяла его руки в свои и заглянула прямо в глаза.
- А о тебе я ничего не знаю, Мирослав, - произнесла  девушка. – Кто ты по жизни? Игрок? Или служащий?
Мирослав вздохнул. Снежинки покрывали его пальто, летели в глаза Виоле, и те блестели слезинками.
- Честно говоря, я и сам не ведаю, кто я...
Они одновременно рассмеялись, и она произнесла наигранно:
- Господин Никто. Таинственный незнакомец...
Мирослав хмыкнул:
- Да ладно... Что обо мне? Не интересно. Ты лучше скажи, как ты докатилась до жизни такой?
- До какой?
- Стала содержанкой Габора...
- Ах, долгая история!
- Ну, а если подробнее.
- Ну как сказать, - она вдруг нахмурила тонкие брови, и глаза её наполнились слезами. – Отец мой был должен большую сумму барону Эрнсту фон Габору. Такую, что и сказать страшно. Габор встретил меня после выступления в кабаре и напомнил о долге отца. Сказал, что расплатиться можно домом, землёй. Но тогда мы бы стали нищими и бездомными. И тут Габор намекнул, что есть ещё один вариант. Я должна позировать для скульптуры Артемиды. Её создавал один мастер.  Мне не хотелось потери дома, а значит и отца – он может этого не выдержать. Позировать для скульптуры – занятие не такое уж обременительное, и я согласилась. В один прекрасный день я одела своё лучшее платье и решилась поехать к барону. Мы договорились с ним, что отец ничего не узнает. Так я стала зависеть от Габора.
- Ты сказала, что не знала его, как мужчину.
- У нас с ним ничего интимного не было... Не хочется об этом больше... Да и в сущности - вместе мы мало были. Сначала я приезжала пару раз на сеансы к скульптору. Там был и барон.  Он относился ко мне, ну... как к дочери, что ли. С какой-то отцовской нежностью. Потом он нарядил меня и пригласил в ресторан,  затем я  сопровождала его на светский приём... Вот, пожалуй и всё...
- Всё это не помешало ему тобой расплатиться, - промолвил Мирослав. - И как тебе этот его поступок?
- Не очень...- нахмурившись ответила Виола. – Но я открою тебе одну тайну. Я была на той самой игре у пани Миллеровой. Я видела тебя и ... ты произвёл на меня впечатление. Я подумала – решительный, смелый, осторожный. Готов за друга на всё. Ты ведь приятеля выручал, не так ли? Я считала это своеобразной жертвой.
- Да, я играл для Иржи, - промолвил Мирослав. – Так ты... влюбилась в меня?
Вместо ответа она охватила его руками и прижалась к плечу, вдыхая запах свежего снега.
 
***
Виола возвращалась из поездки в булочную. Забитый пассажирами трамвай еле полз среди заснеженных опавших листьев.
Девушка совсем озябла. Она шевелила пальцами, чтобы не замёрзли и, прислонившись к холодному стеклу, рассматривала ворон, медленно расхаживающих между деревьями.  В её душе рождалась песенка, которую она варьировала на все лады. Потом она подумала  о Мирославе, который уже должно быть воротился со службы и ждёт её дома. От этой мысли на душе стало тепло.
Но на стук никто не ответил. Открыв ключом, что дал Мирослав, Виола занялась хозяйством - разожгла плиту, стала готовить ужин.
Когда темнота окончательно укутала город, Виола с тревогой стала поглядывать в окно. Мирослава не было.
Тогда она робко постучала в квартиру напротив – к старой Катарине.
- Вы разве не в курсе? – спросила Катарина, шамкая беззубым ртом. – Приходили жандармы – он арестован!
- Какие жандармы, постойте?  Разве Мирослав в чём-то виноват?
- А мне откуда знать? Тут под окнами околачивались двое сыщиков. Я сразу их заметила - посторонние люди. Уж мне – то полицейских не знать! И как только он показался во дворе они его тут же взяли и увели. Вероятно в департамент к себе, а куда же ещё...
В волнении Виола вернулась в квартиру.
«Это не может продолжаться долго. Это какое-то безумие. За что полиции арестовывать Мирослава? Может по ошибке? Тогда он должен вернуться!»
Томительно долго тянулось время. Виола ждала, смотрела на полыхающий огонь. Решила поужинать, но кусок не лез в горло.
Долго сидела в комнате у окна, глядя на налипающий снег на синем окне. Внезапно ей показалось, что чьи-то пальцы прикоснулись к стеклу – показалась бледная рука.
Виола вздрогнула, словно обожглась. Сквозь окно на неё смотрели холодные глаза. Снег рассыпался по длинным прядям волос.