de omnibus dubitandum 103. 305

ЧАСТЬ СТО ТРЕТЬЯ (1878-1880)

Глава 103.305. СЕМИНАРИСТЫ…

1880 год
10-е июня. Вторник

    Давно я уже ничего не вписывал в дневник, кажется, еще с 30-го марта, пишет митрополит Арсений Стадницкий*.

*) Митрополит Арсений (в миру Авксентий Георгиевич Стадницкий)(см. фото) – епископ Русской Православной Церкви, митрополит Ташкентский и Туркестанский (1933–1936), ранее в течение долгого времени был правящим епископом Новгородской епархии.
Родился в селе Комарово Хотинского уезда Кишиневской губернии в семье сельского священника. Родом был молдаванин.
В 1880 году окончил Кишиневскую духовную семинарию и был назначен учителем Единецкого духовного училища.
Высшее образование получил в Киевской духовной академии, которую окончил в 1885 году со степенью кандидата богословия и со званием магистранта.
В 1885 году дважды посетил Афон. Впечатления о своих поездках он изложил в «Дневнике студента – паломника на Афон», изданном в «Трудах Киевской духовной академии» (№ 6–8, 1886 г.). Впоследствии «Дневник» был издан отдельной книгой и удостоен Макарьевской премии.
По окончании академии назначен в Кишиневскую духовную семинарию преподавателем греческого языка, затем – церковного пения (он считался одним из лучших его знатоков) и (бесплатно) гражданской истории.
В 1887–1895 годах был редактором «Кишиневских епархиальных ведомостей». Проф. И. В. Корсунский впоследствии писал, что А. Стадницкий «был не только редактором епархиальной газеты, но и самым деятельным и плодовитым сотрудником ее».
В 1887 и 1891 годах участвовал в работе Всероссийских миссионерских съездов в Москве. Свои впечатления об этих съездах он изложил в статье «Деятельность первого и второго миссионерского съезда в Москве», которая опубликована им в «Кишиневских епархиальных ведомостях». В Кишиневской епархии являлся членом комитета по наблюдению за деятельностью миссионеров.
В 1895 году за свою диссертацию на тему: «Гавриил Бонуласк-Бодони, экзарх Молдовлахийский и митрополит Кишиневский», утвержден в степени магистра богословия.
В этом же 1895 году назначен инспектором Новгородской духовной семинарии и, по принятии монашества 30 декабря, рукоположен 31 декабря во иеродиакона.
1 января 1896 года рукоположен во иеромонаха и определен на должность инспектора Новгородской духовной семинарии, а затем определен ректором той же семинарии с возведением в сан архимандрита и настоятеля монастыря св. Антония Римлянина в Новгороде.
10 января 1897 года назначен инспектором Московской духовной академии и исправляющим должность ординарного профессора по кафедре Библейской истории.
С 13 марта 1898 года назначен ректором Московской духовной академии.
28 февраля 1899 года хиротонисан во епископа Волоколамского, третьего викария Московской митрополии, с оставлением в должности ректора академии. Хиротония состоялась в Московском кафедральном соборе Христа Спасителя.
В 1900 году он в числе профессоров и студентов Московской духовной академии совершил паломничество в Святую Землю. Итогом путешествия стала книга «В стране священных воспоминаний», редактированная и изданная им самим. В книге 60 фотографий, большую часть которых сделал Арсений.
В феврале 1902 года присутствует при пострижении в монашество студента духовной академии Сергея Симанского, в иночестве Алексия – будущего патриарха. В пещерном храме Гефсиманского скита он произносит по этому случаю «Слово». Арсений всю жизнь был духовным руководителем Алексия.
В 1903 году переведен на самостоятельную кафедру во Псков. Почти 7 лет он управлял Псковской епархией, сделав для Пскова немало доброго и полезного. В числе главных дел: создание школы псаломщиков и церковного музея и при нем – историко-археологического комитета.
В 1904 году защитил диссертацию на степень доктора богословия на тему: «Исследования и монографии по истории Молдавской Церкви». Часть 1-я. «История Молдавской епархии и их святителей со времени основания государства и до наших дней» и утвержден в степени доктора Церковной истории.
Обширная педагогическая опытность епископа Арсения и выдающиеся труды его в этой области, привлекли к нему внимание Святейшего Синода и он был приглашен в 1905 году на пост члена Учебного Комитета при Святейшем Синоде, где и проявил свои блестящие способности руководителя церковным просвещением в России.
В 1906 году назначен председателем Синодального Учебного Комитета. В этом же году был назначен членом Предсоборного Присутствия и состоял в нем председателем 5-го отдела о реформе церковно-учебных заведений.
В 1907 году возведен в сан архиепископа и в этом же году был избран членом Государственного Совета от монашествующего духовенства. Будучи архиепископом Псковским и Порховским, архиепископ Арсений в 1909–1910 годах был утвержден в звании почетного члена Казанской духовной академии во внимание к его ученым трудам и плодотворной архипастырской деятельности.
Указом Святейшего Синода от 5 ноября 1910 года назначен Новгородским и Старорусским.
В 1912 году председательствовал на Московском противоалкогольном съезде.
В 1913 году в Новгороде открылось по инициативе архиепископа Арсения церковно-археологическое общество.
Осенью 1917 года на Всероссийском Поместном Соборе был один из трех кандидатов в патриархи, вместе с владыками святителем Тихоном Московским и Антонием Харьковским. В то время народная молва оценила его как «самого строгого» из архиереев Русской Церкви – в отличии от «самого умного» Антония и «самого доброго» Тихона. По свидетельству митрополита Евлогия (Георгиевского), архиепископ Арсений «возможности стать Патриархом ужасался и только и молил Бога, чтобы «чаша сия миновала его».
29 ноября 1917 года возведен в сан митрополита.
Был арестован в ноябре 1919 года в Москве. Затем арест последовал в Новгороде, где он находился под надзором власти, – в 1920 году. В 1922 году митрополит Арсений был привлечен к суду вместе с патриархом Тихоном по ложному обвинению в сопротивлении изъятию церковных ценностей. Почти год находился в заключении. Владыке пришлось пережить убийства своего викария епископа Варсонофия (Лебедева) и многих священнослужителей, вскрытие мощей, изъятие церковного имущества и ценностей в Новгороде.
Выйдя из тюрьмы 10 января 1924 года, уже через 5 дней был вновь арестован и заключен в Бутырскую тюрьму в Москве.
В 1925–1926 годах он находился в ссылке в Полторацке (Ашхабаде), а в 1926–1936 годах – в Ташкенте.
В это время он был лишен возможности принимать активное участие в управлении Русской Православной Церковью, а также управлять своей Новгородской епархией. 11 августа 1933 года он был уже формально освобожден от управления Новгородской епархией и назначен митрополитом Ташкентским.
Некоторое время занимал двойственную позицию по отношению к административной деятельности митрополита Сергия, но в 1927 году стал постоянным членом временного патриаршего Синода (хотя участия в нем не принимал).
Скончался 10 февраля 1936 года в Ташкенте, и был похоронен на городском Боткинском кладбище.
По оценке помещенной в жизнеописании составленном митрополитом Мануилом (Лемешевским), митрополит Арсений был человек тяжелого характера, но справедливый и прямой. Уставщик церковной службы и пения. Формалист. Священников, имевших камилавки, но приезжающих без камилавок, не допускал к себе на прием, пока они не привезут свою камилавку, хотя бы надо было обратно ехать за 150 км. Митрополит Арсений был известный духовный писатель и выдающийся оратор политический (в Государственном Совете) и блестящий проповедник. Неутомимый исследователь в области местной церковной старины и автор многочисленных богословских трудов. Его выступления в Святейшем Синоде, Государственном Совете и в общественных церковных собраниях считались блестящими, как образцы выдающейся импровизации. Владел сильным голосом – басом.

    Да, по правде сказать, я вообще, в особенности за это последнее время, ничего не работал, а в частности и не писал, так что, кажется, забыл и писать уже так, как прежде писал. Понятно, почему это так: если хочешь в чем-нибудь успеть, нужно упражнение. Я уверен, что если бы так с годик ничего не писать, то наверно потом затруднился бы и простую записочку написать.

    Так вот не пишешь, не пишешь, потом смотришь, вдруг возьмет тебя охота, побранишь себя немного, конечно, по возможности извиняя самого себя, да и возьмешься писать, как я, например, теперь.

    Что же это значит? Значит просто то, что мы непостоянны: пишешь, пишешь да и бросишь. Нужно, чтобы что-нибудь задело твою утробу (сердце), и тогда опять берешься за письмо. Например, что меня теперь побудило взяться за перо?

    А вот что: за 8-е июня в «Новороссийском телеграфе» я прочел именно задевающую мое сердце статью «Семинария и аттестат зрелости» {«Новороссийский телеграф» – ежедневная газета, выходившая в Одессе в 1869–1873 и 1875–1903 гг. (см.: Семинария и экзамены зрелости / Г. Д. / Новороссийский телеграф. 1880. № 1590, 8 июня. С. 1)}.

    Статья эта замечательна в том отношении, что здесь показываются предметы в их надлежащем виде без всякой окраски.

    Фельетон (или статья) этот далее насколько замечателен, настолько и интересен, так как касается современного вопроса об аттестате зрелости для семинаристов. Фельетон этот написал «признанный незрелым». Дело в том, что при одесской гимназии (?) держали три семинариста экзамен зрелости, и ни один из них не сдержал, мало этого – их даже не допустили к устному испытанию, так как они срезались по классическим экспромтам {Для лиц, не обучавшихся в гимназии, экзамен зрелости включал в себя все предметы гимназического курса. Сдавались письменные экзамены: русское сочинение, латинское и греческое экстемпорале, математика (4 задачи: по арифметике, алгебре, геометрии и тригонометрии). Экзамен по греческому языку и латыни заключался в переводе с русского на греческий или на латынь какого-либо классического отрывка (например, 3-я глава 1-й книги Цезаря «О завоевании Галлии»); по греческому текст выбирался менее объемный и более простой, чем по латыни. Семинаристы должны были из письменных экзаменов сдавать только классические экспромты после 6 класса семинарии и математику в том случае, если они дер-жали экзамен после 4 класса семинарии, так как общеобразовательный курс в семинариях заканчивался на четвертом году (в двух старших классах изучались в основном богословские предметы). Считалось, что знание богословия свидетельствует о достаточной умственной и нравственной зрелости и извиняет недостаточное знание математики. См.: Сборник постановлений и распоряжений по гимназиям и прогимназиям ведомства Министерства народного просвещения. СПб., 1874}.

    Что же за причина этого? Некоторые могут видеть причину этого в начальстве гимназии.

    Но нет: начальство с удовольствием пропустило бы их. Некоторые в таком случае увидят причину в слабой подготовленности их, в нежелании их крепко трудиться. Но нет: эти три ученика были светила Одесской семинарии. Один из них предназначался начальством семинарии даже в академию, так что в полном смысле слова был светилом, а другие два – если не светила, то самосветящиеся звезды.

    Далее, возможно ли предположить в них нежелание потрудиться для экзамена зрелости? Ведь с какою целью они увольнились {Увольнились (прост.) – уволились} из 4-го класса семинарии? Конечно, с тою обязательною целью, чтобы поступить в университет.

    Они, увольнившись, рискнули. Им нечего надеяться, подобно fanfarons de la vertu {Дословно: хвастуны доблестью (фр.)}, что если им не удастся здесь сдержать экзамена, то можно еще подождать или так ловеласничать. Для таких фанфаронов дорога; не наука, а дорого то, что они могут похвастать именем «студент»: могут носить плед, шляпу с большими полями...

    Они не были кончившими хотя курса в семинарии, не были преувеличенно обольщены своими знаниями, а, напротив, целью поставили потрудиться для поступления, а потом для вечного труда. Что же за причина? Причина – сама семинария. Весьма естественно, чтобы сдержать семинаристу экзамен при гимназии, нужно знать то, что и гимназист знает.

    Откуда же семинарист будет знать то же, когда между ними почти что противоположности: у нас ученик может иметь по всем предметам пять, а там при поступлении единицу.

    В особенности у нас страдает математика. Четыре года арифметика проходится, а там по году алгебра, геометрия и тригонометрия с пасхалией {Арифметику проходили во всех четырех классах духовного училища (в 1–3 классах – по три урока в неделю, в 4 классе – два); в семинариях математика изучалась первые три года (в 1 классе – три часа в неделю, во 2–3 классах – по четыре часа).

    В семинарский курс входили: алгебра, геометрия, плоская тригонометрия и основания пасхалии (способы вычисления Пасхи). См.: Уставы и штаты православных духовных семинарий и училищ, Высочайше утвержденные 14 мая 1867 года. СПб., 1868} по обширной синодальной программе, и то Бог весть как. Физика в один год при трех уроках. Тут таким физиком выйдешь, что превратишь день в ночь.

    Так что, приготовляясь к экзамену зрелости, морочишь только одну арифметику, а о других и забывая, все-таки при конце лист {Видимо, имеется в виду экзаменационный лист}.

    И для чего это не уравнивают программы? А вот почему: высшее духовенство, видя, что цвет семинарии – опора их – отплывает в светские заведения, исходатайствовали экзамен зрелости, не реформируя семинарии до равенства с гимназиею, и таким образом дело казалось выигранным: семинаристы, мол, не будут поступать в университет, так как не сдадут экзамена зрелости, и таким образом будет больше попов.

    Дудки! Время берет свое: семинаристы, хотя и претерпевают неудачи, но все-таки трудом достигают. Ненормальность экзаменов зрелости видна еще из того, что некоторые гимназии предлагают различные снисхождения семинаристам при сдаче экзаменов зрелости.

    Значит, покамест сами семинарии не будут давать людей зрелости, до тех пор экзамен зрелости – ненормальность, и, весьма напрасно закрыли семинаристам доступ учиться.

Секуряны. 28-е июня. Суббота

    Теперь я в местечке Секуряны, Хотинского уезда. Я приехал сюда с певчими и в качестве певчего на освящение церкви. Как же я расстался с Кишиневом? Со всем я кончил 15-го июня {Подразумевается окончание семинарии}.

    О том, какие мысли бродили в это время и бродят теперь у меня, я порасскажу немного далее, когда приеду домой и успокоюсь, а теперь займусь описанием нашего путешествия в Секуряны (место пребывания) и времяпровождения.

    В мае месяце между нашею певческою корпорациею начали бродить слухи о том, будто архиерей {Архиерей – имеется в виду Кишиневский архиепископ Павел (Лебедев Петр Васильевич, 1827–1892), возглавлявший епархию с 1871 по 1882 гг.} к 29-му июня поедет в Секуряны для освящения церкви.

    Слышно было, что возьмет с собою только несколько больших певчих. Каждый желал бы попасть в число избранных, а я в особенности, так как, во-первых, Секуряны близки к моему родному селу и таким образом я почти даром доставляюсь домой, во-вторых, мне интересно побывать в архиерейской свите с целью наблюдательною.

    Слухи наши оправдались. Архиерей 29-го июня будет освящать церковь в Секурянах. Выедет он с Кишинева 26-го июня, а певчие 25-го.

    Сначала предполагалось взять только четырех певчих: двух теноров и двух басов. Но архиерей нашел, что это мало, в особенности ввиду возможного заболевания какого-нибудь певчего.

    Таким образом, назначено было шесть певчих, и я попал в число их. Это было около числа 20-го июня, а отъезд наш должен был быть 25-го июня. Близко 25-е число. Тут начались приготовления к отъезду, в особенности с моей стороны, так как я совсем уж расставался с Кишиневом.

    Приготовляясь, я как-то себя нехорошо чувствовал по многим причинам, а в особенности потому, что я так уже привык к Кишиневу, хороших приятелей имею, с которыми придется теперь расстаться.

    ...25-е число настало – выезд в первый час дня. Разумеется, в этот день наибольше было суматохи: то-то забыл, то-то упустил из виду, то-то не купил... Вообще, скажу относительно себя, что я люблю все отлагать до последней минуты, и тогда-то достается на эту последнюю минуту... Вот извозчики приехали. Поехал я прощаться к нашему регенту {Регент – управляющий хором в православной церкви, подбирает певчих для хора, обучает их, руководит ими при богослужении}.

    Холодно мы попрощались: видно, и он меня понял, равно как и я его. Покатили на вокзал: был первый час пополудни, поезд отправлялся в три часа. Долго мы расхаживали по платформе, потом пошли в близкий кабачок и выпили по бутылке пива.

    Третий звонок, и поезд вместе с нами отправляется. Взглядом последнее «прости» сказал Кишиневу, в котором я обитал шесть лет. Много-много мыслей пролетело тогда чрез мою голову.

    Как тени, предносились предо мною типы семинарские во главе отца ректора {Так в оригинале. Должно быть «во главе с отцом ректором». С 1875 по 1883 гг. исполняющим должность ректора Кишиневской духовной семинарии был протоиерей Василий Михайлович Пархомович (1828–1910), будущий архиепископ Донской и Новочеркасский Афанасий (1894–1908)}. Вспомнил я, что все лучшее здесь отдал семинарии {Имеется в виду Кишиневская духовная семинария (далее: ДС), открытая в 1813 г. стараниями митрополита Гавриила (Банулеско-Бодони) по типу Киево-Могилянской академии. Полный курс обучения состоял из восьми классов: 1–4 – низших, 5–6 – средних, 7–8 – высших (фара, инфима, грамматика, синтаксима, пиитика, риторика, философия и богословие). Семинария располагалась в церковном доме при соборе Архангела Михаила. В 1817 г. переехала в новое здание, построенное рядом с митрополичьей усадьбой. До открытия кишиневской гимназии в семинарии обучались дети дворян и чиновников Бессарабии. В начале XX в. в семинарии обучалось около 500 воспитанников}: начало и средину своего юношества.

    Что же семинария мне дала? Как ни неудовлетворительна ее вообще система, но, во всяком случае, она своею неудовлетворительностью вселила во мне жажду к приобретению знаний, так что она отрицательным путем мне принесла пользу, за что, и говорю ей «спасибо».

    Много подобных мыслей бродило у меня в голове. Как вдруг толкает меня один из певчих-семинаристов (Ерхан, 3-го курса):

    – Чего так жалобно смотришь на Кишинев? Жаль тебе, что ли, семинарии? Кабы я так, как ты, получил аттестат, то я бы, никого и знать не захотел.

    – Нет, – говорю, – ничего: так себе, взгрустнулось.

    Это, видите ли, вопрос задан одним из таких семинаров  {Семинаров (устар.) – семинаристов}, цель которого – как бы скорее кончить курс семинарии да и посвятиться в попы.

    Такие люди вообще думают: «Ах, как бы скорее кончить курс, тогда бы я и знать никого не хотел». Жалкий обман! Вы, подобные люди, жалко ошибаетесь: тогда и больше забот, когда уже кончишь курс. Тут-то именно и нужна уже самодеятельность, которой, к несчастию, у вас не обретается... А впрочем... de gustibus non disputandum est {О вкусах не спорят (лат.)}, может быть, это мое личное мнение...

    – Лучше пропоем что-нибудь.

    – Извольте, – говорю я, – будем петь для первого дебюта «Не гордися».