Осколки юности

То затухающие, то вновь накатывающие пугливо-напряжённые метания неопытного ума, не имеющего ещё убедительных доводов для обоснования своих ценностей и стандартов поведения.

Кристально ясное, полное, проникновенное погружение в сложный философский текст и миг вонзающегося в сердце восторга, сопровождающего улавливание заключённой в нём истины, миг, в который ты ощущаешь себя один на один с автором и будто бы обретаешь единство с ним на уровне тех идей, к пониманию которых ты сам подбирался, а ему удалось сформулировать их внятно, чётко и ещё более радикально…

Острый стыд, расплющивающее самоуничижение и досада от осознания своей банальности, глупости, стереотипности, примитивности…

Невыразимо прекрасная музыка, внезапно врывающаяся в твой внутренний слух, заполняющая каждый кубический миллиметр твоего организма, заставляющая застыть, жадно ловя её как антенна, прислушиваясь, концентрируясь на ней, цепенея в молитвенной просьбе (неизвестно кому адресованной!) о том, чтобы она не смолкала, чтобы продолжала звучать всё дальше и дальше, полностью поглощая тебя, растворяя в себе…

Отчаянная, острая, бессильная и яростная злоба на несправедливо обидевших тебя людей, слёзы ярости и досады, в кровь изгрызенные костяшки кулаков, до зеркального блеска отточенный в батиной мастерской нож, так и оставшийся лежать там.

Бегство из дома, не от родителей, а просто так, по зову дурной башки и ночь в прохладном майском лесу под птичий звон, среди пронзительно живых и острых запахов.

Опять же острый стыд, когда твой отец возвращается пьянющим через двор, где ты стоишь с однолетками, и кто-то из них говорит тебе: «О, да это же твой папаша!».

Первое стихотворение, чудовищно банальное и до пошлости наивное, безумно радующее, кажущееся предельно гениальным, выражающим какую-то универсальную истину, впервые ухваченную.

Невыносимое, до рвоты доходящее отвращение перед необходимостью «усваивать» непонятные, ненужные, всей силой эмоций отторгаемые учебные дисциплины; позорное мямление у доски, украденная и списанная контрольная, трояк, натянутый из жалости.

Внезапно, краем зрения уловленная и неустранимо вплавившаяся в память красота одноклассницы, глупо улыбнувшейся, чуть живее и пластичнее чем обычно повернувшейся к задней парте и что-то то невыразимо-волнующее сообщившей тебе этим извивом гибкого торса; долгие одинокие размышления об этом опыте.

Мучительная, выматывающая битва с христианством, запускающим в тебя свои риторические щупальца, цепко хватающимся за слабые нейронные связи, стремящимся встроиться, как вирус в программы твоего ума, подкупающим, пристыжающим, дразнящим, обволакивающим, запугивающим…; бессонная ночь наедине с гневным, ревнивым богом; треск его гнева в ушах по утру.

Умиротворяющая сладость победы; пронзительный и прерывистый покой духовной свободы.

Тревожащий холод неизвестной большой жизни, предстоящей тебе, кажущейся непреодолимо сложной, тяжкой, муторной и ненужной; малодушное желание спрятаться от неё под одеялом, остаться навсегда в тёплом уюте домашней утробы.

Блеснувшее как лезвие тело женщины, некстати приоткинувшей полу халата, в жаркий день, на лесной дороге, от садовых участков до станции.

Жаркие, липкие и вместе с тем убийственно сладостные сны, в которых из трещин раскалывающихся школьных стен на тебя выползает бордово-фиолетовая, осклизлая масса из шевелящихся, переплетающихся, стонущих женских тел; чёрные волосы тянутся, прилипнув к влажным спинам, бёдрам, грудям, ягодицам, животам...

Борющееся с робостью вожделение, дрожь адреналина в теле при первой попытке заговорить с ней: высокой светловолосой библиотекаршей Илоной, на 10 лет старше тебя. Многодневные попытки подобрать слова. Страх, страсть, стыд и отчаяние от неодолимой непроизносимости этих столь тщательно подобранных и в то же время столь глупых, нелепых, неуместных слов.

Записка «Приходи сегодня», переданная от девчонки; мучительное осознание того, что «чувств нет» и приходить не надо; грустный одинокий вечер в тёмной комнате.

Весть о смерти Илоны; несколько часов поисков её могилы. Совсем другой, нежели прежде, запах земли: тяжеляще-удушливый, трупно-приторный, словно причмокивающий: «хе-хе, смерть!». Глупые, нелепые, неуместные слова, сказанные сквозь слёзы, сквозь эту душную, отвратительную землю и так и не услышанные ей.

Февр. 2018 г.