Рутина карантина. Глава 1. Дита

РУТИНА КАРАНТИНА

1. ДИТА

Мы встаем рано, часов в семь.
Для меня рано, ведь я в молодости считалась жаворонком. Но потом жизнь закрутила, дети пошли — садик, школа, и так тридцать лет суеты, маеты, калгаты и ранних побудок. Пора бы привыкнуть рано вставать, бодро дышать, не считать семь утра ранью. Да совиная моя суть, ночная моя природа привыкли, кажется, лишь мечтать: вот разлетятся детки из гнезда, останусь я наконец одна-одинешенька, и настанет мне полная свобода, и отосплюсь.
Но чему быть, того не миновать. Перед разлетом детки пошушукались, похихикали и привезли мне ее — Диту. Нечего, мол, тебе, мать, куковать-тосковать. Получай себе новое дитя — не мышонка, не лягушку, а вполне себе симпатичную зверушку. Собачку. Собачка, месяц от роду, была сначала маленькая, чуть больше кошки, и мои кошки вовсю резвились, подкарауливая ее с высоты дивана и нанося ловкие удары по благодушной, доверчивой мордахе, но потом быстро выросла и начала не только залезать, а затем и запрыгивать на диван, но и гонять своих былых мучительниц по всему дому, так что те предпочли быстро занять стратегические посты на более недоступной высоте типа подоконников, столов, шкафов и гладильной доски. Постепенно, однако, все трое совершенно привыкли друг к другу и даже стали спать вместе или, так сказать, бок о бок, и так Дита стала частью семьи.
Дита сиречь Афродита, Киприда, рожденная из пены морской. Привезенная из какой-то деревни, с сопровождающей характеристикой: «Мама длинношерствная овчарка, папа классическая, а прабабушка (люто)волк. Уши встанут». Уши, в полголовы, с нежными, розоватыми ушными раковинами, действительно своевременно встали. Но за овчарку окрестные собачники Диту принимать не стали: мелкая да рыжая, хотя кто-то из них однажды сказал: «Волчица».
Волчица сия стала моей главной заботой и главным утешением в год, предшествовавший карантину, во время карантина и после него. Конечно, детки, пока не разъехались, по вечерам с ней гуляли. Младший сын, наушники в ушах, любил в полночь гонять с ней наперегонки. Старший сын несколько раз сводил ее на специальные курсы и пытался обучать разным командам. Младшая дочь порой душила ее в своих объятиях и называла своим котеночком. Но все же основной, так сказать, хозяйкой, оказалась я. Кормилица, поилица, намывальщица лап, подавальщица (или бросальщица?) мячиков и палочек, и в общем тот представитель рода человеческого, который делит с ней постель, кров, время и саму жизнь.
И благодаря Дите мне теперь не нужны будильники. Дита структурировала мой день лучше всяких звонков. Она меня будит, я умываюсь-одеваюсь, она подвизгивает от нетерпения и весело крутит хвостом. И в любую погоду, зимой чуть ли не затемно, мы топаем в парк. Большой парк, около которого мы живем, и где проходило, почти целый год до карантина, каждое наше утро.  Час на любимой «нашей» полянке, игры с палочками и палищами, стремительные рывки «за мячиком», рытье нор, возня, грызня и настоящая байга с другими собаками (нечего и упоминать, что у нас с их хозяевами, вернее, хозяйками, сложилась весьма теплая компания), а затем час неторопливой прогулки на поводке по периметру парка: я, сверяясь с мобильным приложением, выхаживаю положенное количество шагов, а Дита гоняет уток, обнюхивает кусты, порой, вгоняя меня в краску, облаивает встречных-поперечных и знакомится с незнакомыми псами из другой половины парка. Потом под лозунгом «пора кушать кашу» мы возвращаемся домой, моем Дите лапы, Дита пьет воду и ждет кашу, я пью воду и мою коридор, и когда наконец Дита накормлена и отправляется на боковую (туда, туда, в мою комнату, к своим приятельницам-кошкам), я могу подумать о своем завтраке и посмотреть на часы.
В лучшем случае десять. В худшем, если встали чуть позже или на улице задержались, или мытье полов растянулось, уже двенадцать. И тогда я сажусь работать. В смысле, за компьютер сажусь. А уж начну ли я работать, как только села работать, это другой вопрос.
Такова рутина. Вернее, такова была моя рутина до карантина.
Конечно, иногда я реально хожу, вернее, ходила на работу. Вообще-то, если отвлечься от Диты и всего, что с нею связано, я, так сказать, преподавательница. Я преподаю историю в университете. Мое расписание обычно составлено таким образом, чтобы все занятия («пары»), положенные мне в неделю, были забиты в три дня, по три-четыре пары в день, для того чтобы оставшиеся четыре «библиотечных» дня я могла бы заниматься, так сказать научной работой, чтением, подготовкой лекций, расширением кругозора и тому подобными занятиями, плохо поддающимися структурированию. Первую пару в расписание мне традиционно не ставят, так как я всем, включая саму составительницу расписания, всегда рассказываю о совиной своей сути, о ночной моей природе, мол, бессонницей мучаюсь, работаю по ночам, вдохновение ловлю, и мне, спасибо большое, идут навстречу. Так что в рабочие дни мне нужно выйти из дому примерно без пяти (не ври, без пятнадцати!) десять, и поэтому в такие дни Дитины мячики-палочки и прогулка по периметру съеживаются вполовину.
И вот, трам-пам-пам, рутинадокарантина сменилась на рутинукарантина. Что это означало для меня? Ну, для нас с Дитой, конечно.
В нашем городе карантин начался в середине марта. Шестнадцатого марта мы (преподы и студенты) первый раз не пошли на работу (в университет), переведенные в онлайн-режим. Выходить из дому без пяти (пардон, без пятнадцати) десять стало ненужно. Прогулки по два часа – час с мячиком, час по периметру – стали возможны каждый день! (Вы чувствуете, я встретила карантин с оптимизмом?). Мобильное приложение приготовилось фиксировать новые рекорды шагометража, солнечный день уверенно стремился к весеннему равноденствию, снега (а были ли в эту зиму снега?) начали таять.
Но не тут-то было.
Нам объявили, что карантин не есть просто работа в онлайн-режиме. Карантин есть самоизоляция. Самоизоляция есть сидение дома! И парк закрыт, закрыт. Парк закрыт, Карл! Но с собакой можно гулять. Во дворе. Пятнадцать минут.
Приехали. Пятнадцать минут с юной годовалой овчаркой, привыкшей к бодрой рутинедокарантина, ко всем этим игрищам и байге??? 
И вот начались наши мартовские-апрельские мытарства. О, как мы с Дитой месили грязь по окрестным дворам! Как искали пятачки пожухлой травы под сходящим снегом! Как пытались прорваться на спортивную площадку, пока ее не заперли от нас на замок, повесив на калитку строгое объявление. Как обходили квартал за кварталом, двор за двором, исследуя (в поисках «большой земли») неисследованное за двадцать лет соседство, и чего только ни обнаружили: институт озероведения, пожарную часть, художественную школу,  медицинский центр для мигрантов из Средней Азии (объявления на таджикском и узбекском!), кабинет психотерапевта, конструкторское бюро, гостиницу «Турист», пять детских садов, органик-магазин, салон для стрижки пуделей, дом с мемориальными досками, небоскреб с кучей (закрытых) кафешек в первом этаже, а также дощатый настил перед окошками подвалов, особенно заинтересовавших Диту на предмет наличия ее приятельниц. Новая рутина стала рутиной поиска и каждодневных открытий. Как-то раз, двигаясь в сторону конструкторского бюро, серого двухэтажного здания, стоящего перпендикулярно огромному заводу, давшему название всей нашей округе, мы обнаружили подлинное чудо, настоящий сквер, «большую землю»,  пятнадцать на двадцать метров, и мне впервые за несколько дней удалось спустить Диту с поводка и дать ей всласть побегать между деревьями, за мячиком и просто так. Однако на следующий день, когда мы рванули туда, прямо на дереве увидели напечатанное огромными буквами объявление (специально для нас):
В СВЯЗИ С ПАНДЕМИЕЙ КОРОНАВИРУСА
СКВЕР ЗАКРЫТ НА ВСЕ ВРЕМЯ КАРАНТИНА
И весь скверик (по деревьям, «по периметру», как я люблю говорить) был обмотан лентой, которой обычно ограждают строительные работы или тротуары при сбрасывании снега с крыш. Облом, снова облом.
Наконец, недели через две карантина, то есть к началу апреля, наш утренний маршрут более или менее устаканился. Сначала мы с Дитой шли на помойку выносить мусор, потом в нижний двор на безлюдный пустырек за закрытой спортивной площадкой во дворе рабочего общежития, где перед большими окнами закрытого спортзала Дите можно было спокойно побегать, потом вглубь следующего квартала мимо закрытой детской площадки, вдоль гаражей (и без карантина все время закрытых реликтов эпохи «Берегись автомобиля»), потом направо мимо крыльца с баннером «ЗАКРЫТО НАСОВСЕМ», потом налево мимо надписи «НЕ ПАРКОВАТЬСЯ. МЕСТО ДЛЯ МУСОРНЫХ БАЧКОВ», далее через дорогу, мимо пожарной части, во двор с табличками «ВЫГУЛ СОБАК ЗАПРЕЩЕН», затем мимо не упомянутого выше закрытого (на карантин и возможно просто закрытого) проектного института с мрачно курящим на пороге сторожем, снова через улицу в квартал с художественной школой, небоскребом и дощатым настилом с кошками. Мы иногда прогуливались по площадке над подземным паркингом (там было, разумеется, не по-апрельски чисто и гладко), но угрюмые охранники в черных масках и желание Диты поскорее добраться до дощатого настила, гнали нас вперед и вперед. Пообщавшись с кошками, поворачивали назад и выруливали во двор, где нами были обнаружены лаз в заборе и большая лужайка без запретительной надписи, так что там мы останавливались надолго, минут на двадцать, и Дита вовсю резвилась, а у меня радовалась душа. Оттуда мы шли к институту озероведения, между которым и пожарной частью (мы теперь подходили к ней слева), рядом со старинным газгольдером, располагалась удивительно милая полянка с безымянными кустами и деревьями (я слаба в ботанике), одно из которых, поваленное на землю зимними ветрами, при первой встрече привело Диту в неописуемый восторг. Там Дита снова бегала за мячиком, после чего послушно вставала под поводок, и мы спокойно двигались к дому, дворами или по тротуару, избегая людей, детей, собак и охранников.
Разумеется, таким дворовым макаром два часа свежего воздуха и метража в десять тысяч моих скромных шагов нам набрать не удавалось, но все-таки подружка моя более или менее выгуливалась и далее до вечера вела себя совершенно спокойно. Что же касается вечера, то в апреле, да и в мае тоже, я не знала проблем с ее вечерней прогулкой, потому что мой младший сын обычно без лишних уговоров выходил с нею на вечернюю пробежку, и эта рутина нас всех вполне устраивала.
Май, благословенный май, пришел с подарками! И дело не только в том, что солнце сияло во все небо, грязь подсохла, пожухлая прошлогодняя трава сменилась «робкой зеленью», окончательно ожили деревья и кусты, а мы так привыкли к карантину, самоизоляции, онлайн-режиму, маскам и прочим реалиям пандемии, будто эта антиутопия случилась с нами не полтора месяца назад, а еще в прошлом столетии. Главным подарком было известие о том, что открылся ПАРК! Но не наш, ближний парк, по-прежнему опоясанный запретительными лентами и обклеенный предупредительными объявлениями, а другой, дальний парк, полчаса ходьбы до него, в сторону железной дороги и скоростной автострады, парк без заборов и ворот, и, донесла молва, за прогулки в нем не штрафуют, гуляй не хочу, хоть с собакой, хоть просто так. И мы рванули туда.
Боже мой, как радовалась моя Дита, оказавшись в том парке в первый раз! Она не могла поверить, мне кажется, в реальность, взаправдашность этих зеленых просторов. Этих заброшенных футбольных полей, неухоженных полян и колючих холмов. Да, да, ее восторгу не было предела. И я, я реально была счастлива, дышала наконец полной грудью, подставляла лицо ветру и солнцу, наслаждалась свободой и открытым пространством. И в первый же день мой телефон насчитал великолепные двенадцать тысяч шагов.
В общем, мы стали ходить туда – и возвращаться позже (в мои нерабочие дни). В дальнем парке, диком, заброшенном, заросшем пижмой, осокой, чертополохом и снытью, покрытом незаасфальтированными дорожками, уютном, уютнейшем островке дикой природы посреди индустриального мегаполиса (с западной стороны к парку подступала автострада, словно сошедшая с японских кадров «Соляриса»), я вдруг стала чувствовать себя ребенком, вспоминать детство, все эти тактильные, одоральные впечатления первых лет, когда земля, трава, цветок, вода, небо, облако, дерево, птица, шмель, собака являются не частью пейзажа, а частью тебя, твоей души — просто тобой.
Мы с Дитой прожили эту карантинную весну в полном слиянии с природой. Говорю без преувеличения. Даже на жалких пятачках земли в наших карантинных дворах мы наблюдали, как поднимается трава, набухают почки, распускаются листья, рассыпаются желтыми веснушками одуванчики. Зацвела черемуха, потом сирень, потом шиповник и жасмин. Деревья на маленькой полянке между институтом озероведения и пожарной частью оказались вишнями! Ах, как цвели буйным цветом эти старые вишни! Как быстро поднялось густое, ароматное разнотравье на этих лоскутках земли, зажатых домами и заборами! Дитин мячик уже не скакал, а пропадал, прятался в зарослях, заставляя собаку нырять в траву, в травяные глубины, пропадать на долгие минуты и отряхиваться, отфыркиваться по возвращении на божий свет.
А уж парк, дальний дикий парк, как там было хорошо, просто дивно. Я приобрела привычку временами отрываться от Диты (например, в те минуты, когда она занималась рытьем нор) и глубоко, глубоко дышать. Просто дышать. Вдыхать этот свежий воздух, потом задерживать дыхание и – выдыхать с чувством глубокого удовлетворения и острого наслаждения моментом. Я любила вдыхать ветер, утреннюю свежесть, тишину, Набегавшись, надышавшись, мы пускались вокруг озера (забыла упомянуть об озере посреди парка), любуясь утками и утятами, и Дита выдумала себе новую забаву: как бы невзначай пускать мячик с крутого бережка в воду (она предпочитала сама носить его), а потом заходить туда — по колено, по грудь, по шею – и наконец пускаться вплавь, вызывая переполох среди уток и наслаждаясь купанием после физкультуры на жаре. Впрочем, это уже июнь.
В июне карантин стал ослабевать, зато наступили знойные дни, и люди потекли в открытый дикий парк загорать (ближний к нам парк все еще был закрыт на замок). Людей стало слишком много, и я стала уводить собаку дальше и дальше в самые глухие места парка, где тропинки были протоптаны среди зарослей пижмы в человеческий рост, и я чувствовала себя словно в джунглях.
В аспекте Диты рутина карантина принесла мне (и, смею полагать, Дите) только пользу. Регулярные, каждодневные вылазки на природу, даже в раннем формате скитания по дворам в поиске пригодных для «мячика» пустырей, позволили нам легко пережить этот странный период и дождаться открытия, в начале июля, нашего ближнего парка. Странным было вступление под его сень после трех с половиной месяцев разлуки. Дита снова не могла поверить в свое счастье. Обнюхивала каждый куст, тащила на любимую полянку толстые ветки и гнала прочь захожих ризеншнауцеров и разных прочих корги. И хотя жаркие июньские дни сменились июльскими дождиками, Дита жизнерадостно будит меня каждое божье утро и тащит на улицу, повизгивая от нетерпения. А я натягиваю летнюю ветровку, надеваю перчатки и маску, кладу в карман мячик и мобильный телефон и отправляюсь навстречу новым впечатлениям.