Про Матроса Серёгу и причём тут Бельмондо?

Вот насколько его бабы любили, настолько же мужики недолюбливали. И надо же было матушке-природе такой экземпляр на свет явить, неисправимый бабник. Мужики его "Матросом" окрестили. Хотя он воду только из-под крана и в бутылках видел. И тельняшки у него не было. Привычка была - "матросить" с женщинами. И всё больше с чужими, да замужними.

Поматросит с одной, да на другую перекидывается, а третью примечает.

Бывало сидят мужики в гаражах, за жизнь да за политику толкуют, гайки крутя, и один из них что-нибудь про жену свою ляпнет. Мол что-то купила или сварила, не важно. А Серёга слушая это, вполглаза улыбается хитро, да голову опускает, под ноги вроде смотрит.

Ну тот, кто про жену речь завёл, на Серёгу кидается, да за грудки его берёт. Добивается, стало быть, было у него чего с женой его? Частенько такое случалось. Слухи ходили, что ко всем в городке Матрос якорь свой закидывал. Вроде только судья районная, да директор фабрики, его, Серёгу, в свой порт не пустили. Оно и понятно. Им-то за шестьдесят уже, причал слабоват, рухнуть может.

Хотя так, если каждую замужнюю останови, да спроси, подавал ли её маяк сигналы Серёге, не признается, нет, молчать будет и вздыхать томно.

Между женщин в городке слава про Серёгу волнами ходила. Мол всё у него на корабле в порядке. Компас работает как надо и куда надо показывает. Солярки всегда хватает доплыть до нужного места. Причём женщина обязательно первая доплывает, если что Серёга рядом, на шлюпке, её ждёт и подталкивает, понимает стало быть.

А ещё карту хорошо читать умеет. Все точки, мели, да буи знает досконально. Где штурвал придержать, где оборотов добавить, а где и глубину проверить не мешало бы. Да что там говорить, очевидцев полно тому, что он во время швартовки в порту, Евгения Онегина наизусть читает, причём в лицах, разным темпом и напором. Короче, с распростёртыми объятиями его корабль многие ждали.

Мужикам же интересно было, почему женская половина городка, постоянно на Серёгину палубу забраться пытается. Чего там такого интересного? Не новый, походил уже. Выглядит неплохо, но не круизный лайнер. Денег на топливо никогда нет, всем должен. А главное, что невысокий он, не больше одной палубы. Тогда как вокруг каких только кораблей нет, и в две, и в три палубы, а местный "гибддэшник" аж в четыре палубы высотой.

При чём тут Бельмондо.

Было это на праздник городской, в местном дворце культуры, а точнее в актовом его, зале.

Народу собралось много. Смотреть концерт заезжих гастролёров за бесплатно, особо зазывать никого не надо было. Зал, как правило, был битком.

И вот, когда зал уже наполнился процентов на восемьдесят, в него Матрос вошёл. Стал в серединку пробираться, а взглядом и глазами со всеми здоровается, в основном, конечно, с женским полом.

И вдруг, кто-то из мужиков, ему, вместо приветствия, через половину зала вопрос задал, шуточный. Во всех ли местных, несвободных, портах он уже свой якорь опускал?

Серёга, тоже в шутку, махнул приятелю рукой и "пожаловался", что в прошлом месяце пришлось ему по второму кругу идти, во всех портах мол, побывал.

Тут же, прямо перед ним, гибддэшник "вырос". Ну тот, который четырёхпалубный.

- Как по-второму? - говорит. Это он на порт своей жены намекает, всем своим видом показывая, что не во всех значит.

Многие "прыснули" от смеха. Зря он так. Про то, какие катера в порт к его супруге заходили, многие знали. Он один только не догадывался.

Матрос Серёга опешил. Скажешь правду, все порты для него разом закроются, поскольку выйдет, что он язык за зубами держать не может и карты, лоцманские, для прохода в порты, неприятелю сдаёт.

Соврёшь, мужики на смех поднимут, да вруном назовут. Растерялся короче, стоит и молчит.

А гибддэшник никак не успокоится.

- И чего они в тебе находят? - смотрит он с высоты четвёртой палубы на первую.

Вот тут-то Серёга и вспомнил фразу из кинофильма "Чудовище", где герой фильма — Мишель Гоше, в исполнении Бельмондо, говорит о том, что его взгляд парализует женщин.
Сказав это, сделал физиономию соответствующую той, что на фото у Бельмондо.

Вот по этой физиономии, парализующей взглядом женщин, гибддэшник и врезал со всей силы, что "дремала" в машинном отделении его четырёхпалубного корабля.

Итог.

Гибддэшника уволили. Сейчас у фермера местного, водителем. Без прав правда. Права у него новый гибддэшник отнял, когда свою власть устанавливал.

С Матросом хуже. После пятиметрового перелёта его судно пришло в негодность. Вся лицевая часть полностью поменяла своё обличие. По-другому сказать, взгляд, парализующий женщин, на Серёге "застыл".

Уж сколько раз ему язык в рот засовывали, а он всё равно выпадает. И есть неудобно, совсем похудел. И говорить стал непонятно. Женщины его сторониться стали. Кто ж станет Евгения Онегина слушать, когда с корабля постоянно слюни скатываются?

Так Серёга и мотался то там, то сям, нигде своим не став. Женщинам не нужен и мужики его, по "старой памяти", не особо жаловали. Так и исчез из поля зрения горожан Матрос, а потом и сам Серёга. В городке всё устаканилось, маяки в портах стали работать с перебоями, а потом и совсем почти затухли.

Серёга же пристанище в церкви нашёл. Настоятель Серафим, из соседнего с Серёгиным городка, увидев несчастного, отказать не смог.

Стал Серёга по-хозяйству, в огороде, послушнице помогать. Она же, женщиной доброй оказалась, взялась помогать Серёге язык на место заталкивать.

- Умру я наверное, - признался ей Серёга. - Язык, зараза, спать мешает. Просыпаюсь от того, что задыхаюсь. Не подавиться бы... Или того его, совсем?

Добрая женщина, послушница и тут пришла на помощь. Стала ночами смотреть за Серёгой, чтоб не подавился языком. Да так и привыкли они вместе ночь проводить. Серёга за длительное время первый раз почувствовал, что якорь-то ещё в рабочем состоянии. Хотел закинуть его, да в порт не пустили.
- Не могу я, прости, - говорила ему послушница. Неспроста я тут. Каяться сюда пришла, а ты меня на прежние грехи толкаешь.

Думали они, думали, да пошли к отцу Серафиму. Тот им обряд очищения провёл, исповедовал и благословил. Съехали они из обители церковной, в пустующий дом деревенский. В первую же ночь, Серёга с голодухи несколько раз в порт заходил, якоря бросал и не сразу заметил, что язык, да и лицо, в целом, на место встало. Вот такие дела.

Живут сейчас там же. Корову купили. Серёга теперь, говорят, совсем другим стал. Только в свой порт заходит, а ночами он, этот порт, с берданкой охраняет. Боится, что из города кто-то, по старой памяти, заглянет.