Больше черного продолжение 17-18

–17–

Блэкмор по-мальчишески раскачивался в гамаке, простуда отступила, и рана уже не терзала его так жестоко. Вперив взгляд в низкий закопченный потолок, он мысленно пробегал по событиям прошедших дней. Его раздирали противоречия, и от этого душила злость. Убийство ни в чем неповинного парня, несимпатичный эпизод с товарищами по оружию, тяжелое ранение, – все смешалось, щедро приправленное разбирательством с Доджосоном и знакомством с благородным семейством лорда Уорбрука. Чувство, будто что-то ускользает из его рук, было докучливо раздражающим. Блэкмор настойчиво пытался убедить себя в том, что это последствие болезни и усталости.
Но раздражение усилилось, когда он поднялся на мостик, чтобы взять в свои руки командование кораблем. Дэмпир, заметив мертвенную бледность командира, вполне невинно посоветовал ему вернуться в каюту и отдохнуть. На что Блэкмор, свирепо порекомендовал старпому вышвырнуть за борт, без церемоний, его, «неспособное к сопротивлению тело». Кровь от неукротимой злобы при этом так ударила ему в голову, что он покачнулся и чуть не потерял сознание. Дэмпир сделал попытку поддержать капитана, но получил сильный толчок в грудь и грубую брань по поводу своей несуразной чуткости.
И все это было выносимо, но, раньше вышеописанного эпизода, в его каюту прибыла делегация, (ни одного из «старых» моряков, из тех, кто устроил бунт на «Долли» и захватил «Скитальца» у испанцев вместе с Блэкмором.) Самочинное решение главаря препроводить пленников на Барбадос, ибо матросы в отличие от капитана не считали лорда Уорбрука с семьей гостями, вызвало в народе недовольство. Да, капитан Блэкмор всегда держался особняком, но до сих пор его независимые решения не шли в разрез с общим мнением. Его удача была лучшим оправданием самоуправству. Теперь было иначе.
Пиратам казалось, – что поделаешь, дремучие люди, – что Фортуна изменила Блэкмору, – суеверные идиоты! «Джентльмены не намерены рисковать своей головой ради расфуфыренного лорда и его баб! А бабы на борту и вовсе к беде!» Бунтом просто несло. Тесное пространство капитанской каюты и так наполненное не цветочно-фруктовыми ароматами, душило. Нависло тягостное напряжение!
Блэкмор спокойно взял нож с табурета, и, медленно вытащив его из ножен, протянул рукоятью вперед самому разгоряченному из делегатов, высокому крепкому пирату, носившего имя Крам.
– Возьми, – произнес капитан, его глаза в ореоле темных кругов казались неестественно большими. – Отправь меня к дьяволу. – Блэкмор обвел собравшихся презрительным взглядом. – Другого выхода у вас нет, джентльмены. Или я есть капитан, или – труп. – Он поднялся из гамака и подошел к бунтарям вплотную. – Так что, Крам, сделай это.
Даже безоружный, измотанный болезнью, загнанный, как им казалось в угол, Блэкмор вызвал у моряков панический ужас. Его взгляд горел бесовским огнем и пугающей решимостью. Они отступили. Когда в головах многих бунтовщиков немного прояснилось, и мелькнула мысль о неизбежности наказания, в каюту уже влетели Биглз, Рэмбл и Кэрри.
– Что, мрази, – взревел Рэмбл. – Бунтуем!
– Спокойно, Рэмбл, – остановил этот почти семифутовый смерч, Блэкмор. – Все улажено. – Он улыбнулся. – Ребята потеряли веру.
– На рею или на «поселение»? – с готовностью осведомился Биглз.
– Зачем же, – устало кинул капитан. – По пять плетей каждому и будет. – Он помолчал и добавил: – не сейчас, Биглз, по прибытию на Барбадос.
***
Свеча почти догорела. Блэкмор протянул руку, чтобы открыть дверцу фонаря. Доселе неподвижный язычок огня, отбрасывающий неуклюжие тени на дощатые стены каюты, встрепенулся, и капитан заметил, как в щель под дверью осторожно вполз сложенный клочок бумаги. Заинтригованный до чрезвычайности, он поднялся и с трудом подобрал послание.
«Иллюзия свободы опьянила меня, провоцируя на поступки, о которых я, по всей видимости, буду жалеть впоследствии. Если Ваша рана позволит Вам подняться на верхнюю палубу, я была бы очень признательна Вам, капитан».
Записка была без подписи, и Блэкмор рискнул допустить, что смелое предложение принадлежит леди Уорбрук. (Что ж, при таком муженьке невольно потянет на приключения). Самонадеянность и некоторое нахальство, столь присущее уверенным в себе молодым людям, всецело убедили его в этой догадке. Позабыв обо всем, Блэкмор небрежно накинул жюстокор, пригладил волосы, провел языком по зубам и отправился наверх, предвкушая мимолетную интрижку. Женская тема развеяла все гнетущие думы в прах.
На шкафуте его уже ждали. Легкое разочарование поубавило пыл капитана. Вместо величественной красавицы у правого борта стояла «веснушчатая девчушка». Заметив его, она улыбнулась. Ветер, запутавшись в ее густых локонах, безнадежно пытался высвободиться. Блэкмор направился к ней.
– Мисс Кленчарли, – он поклонился, девушка ответила лёгким кивком.
– Как ваша рана, капитан? – осведомилась Патрисия.
– К моему величайшему изумлению, вполне сносно, – ответил Блэкмор. – А я ведь уже подводил кое-какие итоги. Ваша нянюшка, мисс Кленчарли, на своем месте, очевидно. Талант врачевания налицо. Кстати, вы опять без сопровождения? – моряк улыбнулся.
– Миссис Бэйс сморила забота о вас, – проронила девушка, развернувшись в сторону океана, и как бы предлагая собеседнику разделить ее восторг, взглянула на покрытое звездами небо. – Такого в Уорбрук-парке не увидишь.
– Наш «романтический» милорд нашел Вселенную ненужным шиком для своей вотчины, – насмешливо справился Блэкмор.
– А вы злы на него, капитан? – заметила Патрисия, лукаво взглянув на собеседника.
– Что ж, это очевидно, – буркнул моряк.
– Ваш взгляд становится колючим при упоминании о нем, – проронила девушка, и опять повернулась к океану.
– Давно вы живете на попечении лорда Уорбрука, мисс Кленчарли? – осведомился Блэкмор.
– С младенчества. Моя мать умерла родами, отец впутался в сомнительное предприятие, и милорд, избавляя его от позора, предложил ему место управляющего в своих владениях на Барбадосе. А я с тех пор ношу гордое звание питомицы его милости, обещавшему моему отцу «устроить жизнь его бедной дочери». – Последние слова девушка произнесла, копируя манеру милорда говорить.
– Вас это в восторг не приводит, как видно, – хмыкнув, подхватил Блэкмор.
– Я желаю изменить свою жизнь, но, когда перемены грядут, меня охватывает страх, – Патрисия грустно улыбнулась. – Я взбалмошная трусиха.
– По поводу взбалмошности спорить не буду. Именно она намедни загнала вас на фальшборт. Но трусихой я бы вас не назвал. Попасть в такую переделку, не потеряв присутствия духа, это, знаете ли, отвага. И вообще, мисс Кленчарли, вы меня удивили. Доселе благородные девы представлялись мне фарфоровыми куклами, а тут мятежный нрав, поиск неприятностей, общение с отщепенцами. – Патрисия удивленно приподняла брови. – Да, да, мисс Кленчарли. Вот так без затей вызвали на свиданье малознакомого мужчину, и ко всему еще болтаете непринужденно с ним, пренебрегая тем, что так поступать не подобает для юной леди.
– И вы туда же, – вздохнула девушка. – Не в силах разуметь, что дурного в данном случае? Или вы, капитан, всё же способны воспользоваться моей глупой выходкой?
– Боже, упаси! Я могу воспользоваться глупой выходкой кого угодно, но не молоденькой и наивной девушки, горящей желанием насолить старому «сухарю», – облокачиваясь на фальшборт, проронил Блэкмор. – К тому же, я уж точно не вижу здесь ничего предосудительного и считаю, что законы приличий выдумали снобы, подобные вашему опекуну. Кстати, интересно было бы послушать, что вы солжете ему, теперь, если он явится?
– А вы? – парировала она, заметив лукавые искорки в его взгляде.
Блэкмор засмеялся, а вместе с ним и Патрисия, но вдруг моряк, сделав наигранно испуганное лицо, приложил палец к губам.
– Цс-с! Иначе смехом мы вызовем дух милорда, и он обрушит на нас свой гнев, – проговорил Блэкмор театрально и был от души рад, вновь увидеть улыбку на устах Патрисии. – Вам к лицу радость, мисс Кленчарли, – произнес он уже серьезно.
Девушка ничего не ответила, капитан смутил ее своим взглядом, изучающим, будто она для него была диковиной, невиданной до сей поры. А он переживал в себе нечто новое, вернее не новое, а давно забытое, из другой жизни, когда душа его носила в себе чувства иного качества, и в ней не было места холодному цинизму и безразличию. Сейчас они молчали, но не испытывали неловкости, возникающей при недостатке общих тем для разговора, просто непонятным и фантастическим способом их души вдруг настроились на одну тональность и общались на одном, никому неведомом языке. Блэкмора охватило непреодолимое желание окунуться лицом в девичьи волосы, и стоять так, не шелохнувшись, вдыхая нежный аромат фиалок, исходящий от них.
По телу пробежало мягкое тепло, обычно возникающее от прикосновения близкого человека, – чувство, поросшее мхом, – когда страх одиночества покидает и вера овладевает измученной душой. Удивительное создание! Будто малое дитя, протягивающее руку, чтобы потрепать дикого зверя по загривку, не осознавая, как тот может быть опасен. Он вдохнул полной грудью.
Руки юной леди безмятежно лежали на планшире, она с восторгом смотрела на океан, всегда неумолимый, а сейчас благосклонно умиротворенный, таинственно мерцающий от избытка лунного света. Блэкмор инстинктивно положил, было свою ладонь на руку Патрисии. Девушка, встрепенувшись, отдернула ее, словно от укуса. Это движение не было осмысленным, она просто не ожидала его порыва, в Блэкморе проснулся дьявол.
– Ах, оставьте, мисс Кленчарли, – с горькой усмешкой произнес моряк. – Я не посягаю на вашу обитель невинности. Так, нахлынула волна чувствительности. А вам уже пора возвращаться в обычное состояние покоя и перестать дразнить реальность. Она, знаете ли, не дает поблажек и здорово мстит, когда ее путают с грезами.
– Капитан, – ничуть не смутившись, вымолвила Патрисия, – Вы совершенно напрасно приняли нелепую и смешную случайность за негативное отношение к вам. Я вовсе не думала, что вам хотелось оскорбить меня. Этот, скорее, дружеский порыв я принимаю с радостью. – Она улыбнулась, в очередной раз, обезоружив пирата. – Можете рычать сколько угодно, сэр, я смиренно буду ждать, пока вы не утихомиритесь.
Блэкмору стало неловко за свою вспыльчивость, к тому же он был несколько обескуражен невозмутимым спокойствием, которым ему ответила молодая леди.
– Это издержки скверного характера и поверхностного воспитания, – проронил он. – Ну, вот я уже и оправдываюсь. Видите, что вы со мной сделали, мисс Кленчарли, – Блэкмор улыбнулся. – Пять минут назад в моем существовании не было места понятиям стыдливости и морали, а теперь меня волнует, выгляжу ли я хоть немного нравственным человеком.
– Шутить изволите, капитан, – засмеялась Патрисия. – Вы слишком независимы для нравственности. Я даже завидую вам. Для вас не должно быть границ и приличий, превращающих личность в механизм фальшивой этики.
– Ого! – приподнял брови моряк. – Откуда в юной, свежей головке такие взрослые сердитые мысли.
– Я сидела взаперти восемнадцать лет, сэр, и моим единственным развлечением, недоступным для недремлющего ока милорда, были размышления, – она пожала плечами. – Хорошо вам, капитан, управляя своей судьбой, как вам заблагорассудиться, не задумываться всерьез, прилично ли смеяться и высказываться, когда угодно и как угодно. Моя судьба предрешена. Я не имею права читать, что мне интересно, заниматься делом, которое считаю благим и замуж я скорее выйду за того, кто внушит доверие моему опекуну. Но хуже всего, то, что у меня не хватит смелости открыто противостоять почтенной глыбе общественных норм и все мои жалкие попытки так, и останутся примером плачевного фиаско. – Патрисия вздохнула.
Блэкмор улыбнулся, как улыбаются при виде маленького ребенка, пытающегося сделать что-либо по-взрослому. Ему нравилось стоять сейчас здесь и вести милый разговор о жизни с юной девой, столь живой и естественной, сколь и добродетельной. Ни намека на кокетство, ни намека на интригу.
– Вы удивительная, мисс Кленчарли, – тихо произнес он. – Похоже, вас действительно опьянили и морской воздух, и новизна обстановки. Только, одно «но», не жалейте ни о чем. Иногда все что случается, указывает некий путь. Правильный ли он или ошибочный время покажет, но сопротивляться обстоятельствам и искать нечто новое не так уж плохо. Единственное условие игры, правда, состоит в том, чтобы всякий раз, поняв, что в конце тупик, вы имели возможность вернуться и не быть отягченной грузом сожалений.
– Странно, – произнесла Патрисия. – Мне казалось, что вам известна формула полной свободы, а вы терзаетесь в поисках совершенства.
– О, мисс Кленчарли, понятие свободы очень субъективно! Быть независимым, по-настоящему, не каждому дано. Многие ошибочно считают себя свободными, минуя какую ни было принадлежность государству вообще и отдельному лицу в частности, не избежал этой иллюзии и ваш покорный слуга. Как ни странно, всё, что мы считаем признаками свободы и есть несвобода: власть – узилище духа, желания – каземат тела. Простите за пафос. Можно кричать принародно, что ты любимец воли, но чем больше провозглашаешь сие и суетишься, тем больше превращаешься в раба если не надобностей, то убеждений.
– Значит вы – раб желаний и принципов?
– Еще бы, – ухмыльнулся Блэкмор. – Жажда осуществить всё потребное моему телу превратила меня в покорнейшего холопа, и я просто закован в железо своих воззрений.
– А я, было, взяла вас за эталон истинно вольного человека, – проговорила девушка, вздохнув, но, улыбнувшись, будто её это открытие вовсе не разочаровало.
Блэкмор засмеялся и, как показалось Патрисии, в тот смех вплелась толика горечи.
– Польщён, мисс Кленчарли, но, увы, – он отвел взгляд, устремив его в случайную точку горизонта. – Доказательство моей несвободы моё нынешнее состояние. – Он хмыкнул. – Единожды поступив экспансивно, нахожусь в настоящий момент на распутье.
– Другими словами, сэр, вы не уверены в правильности своего поступка, который, судя по всему, выходит за рамки вашего обычного поведения.
– Да, мисс, – прожигая взглядом дыру в горизонте, произнёс Блэкмор. – Вы поняли все очень точно.
– Мне кажется, что вы не могли поступить иначе, – сказала Патрисия. – Или …
– Гм, – хмыкнул Блэкмор. – «Или» опасная часть речи и подталкивает к ненужному выбору. В нашем случае «или» не сулило бы ничего доброго. Вероятней всего случилось то, что должно случиться, и что, возможно, повлияет на жизнь каждого из участников сего происшествия.
– Забавно, – тихо сказала девушка, будто разговаривала сама с собой. – Весьма забавно было пересечь несколько параллельных жизней, чтобы, наверное, дать им подсказку в решении некоторых запутанных задач.
– Игра в шахматы, – усмехнулся моряк. – Не иначе. Что ж, ход был не плох, во всяком случае я ничуть не жалею о том, что не лежу сейчас у себя в каюте, изнывая от бессонницы, а, стоя на палубе, впитываю аромат общения с очаровательной собеседницей.
– Спасибо вам, капитан, что попытались быть милым со мной, – произнесла Патрисия. – А я смогла вообразить, что у меня есть друг.
– Воображение сильная вещь, мисс Кленчарли, если им правильно пользоваться, – пристально глядя на Патрисию, заметил Блэкмор. – Можно нарисовать в своих фантазиях все что угодно, но мечты могут так и остаться мечтами, если не предпринимать действий навстречу видениям. Я сейчас легко могу представить себе, что в данный момент зарождается добрая дружба, и делать для осуществления своих измышлений некоторые шаги, но мы с вами из разных миров, не так ли?
– Но под одним небом, – проронила, она и протянула руку. – Спокойной ночи, капитан Блэкмор.
Моряк сжал в своей ладони ее прохладную ручку.
– Завтра, если ветер не переменится, – оглядев паруса, изрек Блэкмор. – Завтра после заката мы будем у берегов Барбадоса. – Он будто бы хотел добавить что-то.
Патрисия вопросительно посмотрела на моряка.
– Спокойной ночи, мисс Кленчарли, – вдруг быстро произнес Блэкмор. – Завтра увидимся. – И будто спохватившись, проронил: – Я должен вернуть вам книгу.
– Оставьте ее у себя, капитан, – сказала она и добавила: – На память.
Патрисия еще немного помедлила, прежде чем развернулась и направилась к рубке.
Капитан проводил ее взглядом, повернулся к океану и, взявшись за ванты обеими руками, подставил лицо ветру. Разговор с девушкой взволновал его. Блэкмор понял, что этой ночью ему не уснуть и поднялся на мостик.
– Здоро;во, капитан, – приветствовал его, стоящий вахту Рэмбл. – Добрый ветер, скорость шесть узлов. К вечеру будем на месте.
– Иди спать, Джон, – сказал Блэкмор, доставая из кисета табак. – Я постою вахту.
– Спасибо, капитан, – обрадовался Рэмбл, предложение пришлось ко времени, у него слипались глаза. Вдруг он спохватился. – А твоя рана? – Капитан отмахнулся.
Блэкмор, раскурив трубку, немного помог молодому моряку, стоящему за штурвалом, подкорректировать курс. Его виртуозный рулевой, мистер Сторер, скончался намедни, удар хватил. Всё проклятое пойло. А этот новичок. Во взгляде затаился и восторг, и тревога. «Первая вахта?» – «Да, капитан». – «Ничего, привыкнешь». – «Сколько тебе лет, морячок?» – «Семнадцать, капитан». – «Как занесло тебя сюда?» – «Записался в команду на Ямайке. Отец в море сгинул, а нас у матери восемь человек, решил заработать. У нас говорили, вы удачливый пират, ну вот я и записался». – Блэкмор хмыкнул, «вот она слава-то». Похлопал парня по плечу. «Держи круче к ветру, «гроза морей»».
***
«Скиталец» стремительно рассекал волны, расправив стаксели и кливера как крылья, и выглядел подобно фантастической нереальной птице. Зрелище воистину величественное и чарующее. Его мир. Свобода, мощь, сила! И его жизнь неотделима от этого. Он вне законов человеческих, он смеется над законами Божьими. Океан его дом, его любовь, его пища. И, наверное, станет его последним пристанищем. Неужели есть на свете что-то лучше этого? Жить в полную силу и умереть зло и весело! И не надо искать смысла жизни. Его смысл быть с океаном на равных.


–18–

Погода действительно не подвела. Более того, «Скиталец» лег в дрейф у берегов Барбадоса уже тогда, когда предзакатный багрянец только слегка задел горизонт.
Прощание было недолгим. Милорд сухо поблагодарил команду, демонстративно стараясь не встречаться с Блэкмором взглядом. Потом, при расставании сэр Джонатан только скупо кивнул ему, даже не протянув руки, да и Блэкмору мысль о прощальном рукопожатии также не пришла в голову.
Пока готовили шлюпку, капитан стоял у грот-мачты и безучастно курил свою трубку, сложив руки на груди. Его взгляд оживился при появлении дам. Миледи, улыбнувшись при виде капитана, протянула ему руку и горячо поблагодарила его, тем самым, вызвав немое неудовольствие своего супруга. Блэкмор, в свою очередь, весьма вызывающе, непозволительно долго придержал руку леди Элеонор и отсыпал несколько галантных комплиментов, приведя этим, правда, женщину в замешательство, в завершение чего припал к ее аристократической ручке горячим поцелуем. «Мальчишество, натурально!» Миледи, – она все прекрасно поняла, – с легким укором подняла на моряка свои прекрасные серые глаза.
– Берегите себя, капитан Блэкмор, – проговорила она. – Не допускайте случая оплакивать вас вашим близким.
– Меня некому оплакивать, мадам, – улыбнувшись, произнес Блэкмор. – Но беречь себя моя наиважнейшая забота.
Леди Элеонор кивнула ему и заняла свое место подле мужа, не замечая ни его сурово поджатых губ, ни леденящего взгляда. Матрос бойко подскочил к капитану и отрапортовал о готовности шлюпки. Блэкмор не преминул тотчас обратиться к милорду:
– Надеюсь, милорд, вас не затруднит гребля веслами, – произнес он. – Я бы с удовольствием рекомендовал вам своих матросов, но боюсь, на берегу у них возникнут затруднения с возвращением на борт.
– Что вы, сэр, – не скрывая сарказма, ответил сэр Джонатан. – Я не смею требовать от вас более того, что вы для нас сделали. Мы с мистером Бэйсом прекрасно справимся вдвоем.
– В таком случае, милорд, – проговорил Блэкмор, с серьезной миной. – Я за вас определенно спокоен. Только не натрите мозолей.
Уорбрук, спускаясь по трапу, вложил в свой прощальный взгляд, обращенный к Блэкмору, все презрение, на какое только был способен. Блэкмор хмыкнул.
Мимо «проплыла» миссис Бэйс со своей подопечной. Патрисия остановилась.
– Прощайте, капитан, – произнесла она с улыбкой. – Я буду вспоминать нашу давешнюю прогулку.
– Не жалея ни о чем, мисс Кленчарли, – вымолвил Блэкмор.
– Патрисия! – строгость и безаппеляционность тона, выдавала крайнее возмущение милорда, заметившего через клюз14 это «трогательное прощание», как он потом назовет увиденное.
Но девушка даже не вздрогнула.
– И вы называете себя трусихой? – приподняв одну бровь, удивился Блэкмор.
– Я стараюсь следовать вашему совету, – проронила Патрисия. – Прощайте, капитан.
– Одну минуту, мисс Кленчарли, – удержал он ее. – Передайте это миссис Бэйс, только прошу, сделайте это в Бриджтауне. – И протянул ей небольшую коробочку.
– Что это? – спросила девушка.
– Так, безделица, – ответил пират. – Ее четырем сорванцам. Прощайте мисс Кленчарли.
Патрисия кивнула и направилась к борту. Блэкмор махнул ей небрежно рукой.
Паруса полоскали на ветру и фрегат, подвергаясь качке, как капризное существо сетовал и скрипел, изнемогая от желания двигаться вперед.

Продолжение следует