Больше черного продолжение 19-20

–19–

Дом мистера Кленчарли, (читай лорда Уорбрука), своим архитектурным обликом мало отличался от прочих богатых домов Бриджтауна. Такие же открытые террасы, такая же колоннада, такой же фронтон, но обращал он, дом, на себя внимание уже издали, из бухты. Здание возвышалось над городом несколько вызывающе, дерзко освоившись на холме. В Бриджтауне нескромное жилище мистера Кленчарли так и прозвали «дом на холме» – незатейливо, но верно. Вечный встречающий и вечный провожающий корабли, он появлялся на горизонте первым и таял за кормой последним в обход довольно внушительной бриджтаунской крепости, выделяясь на фоне грузной тропической зелени ярким пятном, этаким хамелеоном, меняющим свой цвет от сочно-апельсинового на восходе до кроваво-багряного на закате.

Архитектор дома, хотя и не утруждал себя поисками новых форм, всё же был человеком талантливо предусмотрительным. Он несколькими ловкими приёмами, в числе коих числилось не только столь выгодное расположение дома, но и разбитый у подножия здания великолепный парк и сказочный фруктовый сад, заставлял обывателей задерживать восхищённые взгляды на своём детище. Будучи, вероятно, человеком идеалистическим в большей мере, зодчий устроил в том саду множество милых уголков, соблазняющих расположиться с комфортом и, лицезря великолепный морской пейзаж, погрузиться в мир иллюзий, балуя себя надеждами и оптимистическими планами, ничуть не сомневаясь в их исполнении. Птичий гомон дни напролёт поддерживал ощущение рая.

Один из таких уголков облюбовала Патрисия. Время шло равнодушно размеренно, и с тех пор, как лорд Уорбрук со своими спутниками попали в переплет с пиратами, минуло более четырех месяцев. Жизнь девушки вошла в другое русло и потекла, привнося новые впечатления и хлопоты, заслоняя собой и полную томительного ожидания жизнь в Англии, и непонятный ей теперь самой порыв противоречивых чувств, и образ пирата с внешностью весьма падшего ангела.
Встреча с отцом не была чем-то драматическим и истеричным, как могли бы представить любители драм. Все прошло спокойно и по-английски сдержанно. Мистер Кленчарли обнял дочь, подивившись тому, как она похожа на мать, а Патрисия подставив лоб для поцелуя, прижалась к груди отца, ощутив сердечное небывалое тепло и радость.

С этих пор они проводили немало времени вместе, им многое необходимо было сказать друг другу, поделиться мыслями, тревогами, редкими радостями и мистер Кленчарли сильно жалел, что все эти годы он провёл вдали от единственного близкого ему человека, так тонко чувствующего и сопереживающего.

За то короткое время, что Патрисия провела на Барбадосе она стала взрослей, приняв на себя ответственность за родителя, всячески стараясь его опекать и создавать вокруг него атмосферу любви и покоя. Приятные заботы об отце, щедрый на солнце тропический климат и отсутствие тяжких дум положительно повлияли на внешность девушки. Она пополнела и похорошела, её теперь всегда хорошее настроение придавало глазам счастливый блеск, что в сочетании с веснушками и рыжими локонами выглядело чарующе трогательно. К тому же у Патрисии появился неожиданный друг.

Доктор Олдмен, практикующий врач, поселился на Барбадосе около пяти лет назад. Среднего роста, крепкий и жилистый, он располагал к себе людей прежде, чем можно было бы его узнать ближе. Хотя внешность тридцатилетнего доктора и не являла собой образчик гармонии, его серые глаза с весёлым прищуром забавно сочетались с темно-русой коротко стриженой шевелюрой – парик он носил в исключительных случаях – пухлыми, вечно обветренными губами и крупным носом.

В меру амбициозен и достаточно талантлив в своей сфере, в Бриджтауне он приобрёл солидную практику. Среди его пациентов была супруга губернатора, а также изрядная часть богатых плантаторов. Но доктор Олдмен не ограничивался врачеванием мигреней почтенных леди и подагр их не менее почтенных супругов. Будучи открытым гуманистом и тайным философом, (или наоборот), последователь Гиппократа, был, да поверят в это мизантропы, альтруистически настроенным человеколюбцем. Он не гнушался войти в хижину бедняка и оказать помощь больному, при этом совершенно бесплатно. Но и это не всё. Как известно Барбадос – остров плантаторский, и обилие рабов здесь давно не ввергает в культурный шок почтенную публику. Сии несчастные создания часто имели неосторожность подхватить заразу, укус гада или просто побои надсмотрщика, и как можно догадаться, доктор Олдмен обнаруживал скверную привычку за «спасибо» помогать бедолагам.

Это не было его способом получения дешёвой известности, таков он был на самом деле, истинный врач.
К тому же, скажем по секрету, он увлекался индийской философией и некоторые его убеждения, коих доктор придерживался, являлись основой его мировоззрения, приводили многих его знакомцев в замешательство, а священнослужители так и вовсе считали его безбожником. Впрочем, доктор Олдмен представлял собой симпатичного, умного, жизнерадостного человека, абсолютно цельного, образованного и ищущего истину там, где возможно и надо бы искать всем страждущим оной.
Частым гостем в «доме на холме» доктор стал задолго до приезда милорда с семейством. Дело в том, что сердце отца Патрисии, изношенное годами борьбы за выживание, часто подавало сигналы тревоги. Доктор Олдмен наведывался к мистеру Кленчарли сначала каждую неделю, потом каждые два дня, а после, когда выяснилось, что мистер Кленчарли недурно играет в шахматы, стал приходить каждый день. Между ними завязалась дружба.
Позже, когда «дом на холме» наполнился людьми, лорд Уорбрук проникся симпатией к доктору, быстро смекнув, что сей джентльмен, составит неплохую партию его воспитаннице и его, лорда Уорбрука, обещание устроить жизнь Патрисии будет осуществлено как нельзя лучше.

Миледи выяснила, что доктор Олдмен прилично играет на флейте, и её страсть устраивать музыкальные вечера вполне удовлетворила потребность в хорошем времяпрепровождении бриджтаунского врача.
Итак, неожиданно для себя Оливер Олдмен обрел новых знакомых, в числе которых, конечно же, оказалась Патрисия. Сначала их беседы сводились исключительно к вопросам и ответам относительно здоровья мистера Кленчарли. Но после девушка узрела в своем новом знакомом качества, которые вызывали у нее восхищение и уважение, а доктор Олдмен увидел в ней черты характера, не обнаруженные им прежде ни в одной из представительниц женского пола. Патрисии он был интересен, ибо доктор Олдмен обладал изрядными знаниями и талантом рассказчика, к тому же имел оригинальные точки зрения на весьма обыденные предметы. Патрисия слушала его с удовольствием и с не меньшим удовольствием повествовала собеседнику о том, что занимало ее воображение, всегда встречая искренний интерес и отклик со стороны доктора.
В свою очередь, все домочадцы Патрисии поддерживали и одобряли эти безобидные отношения, готовые посодействовать чему-то более глубокому и серьезному. Милорд, как уже говорилось выше, был доволен и умиротворён, ибо на протяжении нескольких недель по приезду на Барбадос, ему покоя не давала мысль, что между капитаном Блэкмором и его воспитанницей могла завязаться нежелательная связь. Но теперь он полностью уверился, что годы, проведенные девушкой в Уорбрук-холле, не прошли тщетно, Патрисия действительно обладала благоразумием и не подвела своего опекуна.


–20–

Сегодня в «доме на холме» намечался небольшой обед, на который были приглашены гости, в число которых, конечно же, входил доктор Олдмен. Он надел одно из своих лучших платьев, – к слову сказать, доктор, не был искушен в вопросе нарядов, посему выражение «лучшее платье» необходимо воспринимать приблизительно, – нацепил парик, и по обыкновению с саквояжем, отправился в путь. Доктор Олдмен решил прийти на полтора часа раньше означенного времени, дабы проведать мистера Кленчарли, а равно, завернув в сад, встретить мисс Кленчарли, которая, он был уверен, в этот час непременно будет находиться там, занимаясь живописью.
Проверив пульс хозяина дома и, постучав его по грудной клетке, доктор отрапортовал удовлетворённо, что мистер Кленчарли находится в великолепной форме. Далее он сообщил, что намерен дожидаться обеда в саду, и привычной дорогой направился к намеченной цели.

Он не ошибся. Патрисия в широкополой соломенной шляпе, с повязанной на тулье зелёной лентой и в лёгком нежно-изумрудном платье, сидела за мольбертом и писала морской пейзаж. И хотя она была увлечена своим занятием, все же заметила приближающегося гостя, улыбнулась и встала навстречу ему, протянув руку для дружеского пожатия.
– Добрый день, мисс Кленчарли, – с сердечной улыбкой приветствовал её доктор. – Как продвигается работа?
– Прекрасно, – ответила девушка, поворачиваясь к мольберту. – Мучилась над правдоподобностью барашков на волнах! – Она сделала изящный круг рукой и засмеялась. – А вы в это время спасали кому-нибудь жизнь и избавляли от страданий.
– Вы слишком идеализируете мой труд, мисс Кленчарли, – произнёс вовсе не из скромности доктор Олдмен. – Ничего эпического. По большей части приступы дурноты юных леди и мигреней их матушек.
– Для доктора это счастливые обстоятельства, – улыбаясь, произнесла девушка. – Ведь так?
– Разумеется, – разглядывая пейзаж на мольберте и невольно сравнивая его с оригиналом, проговорил доктор Олдмен. – Ибо, как доктор, я рад, что люди, во вверенном мне пространстве, болеют редко.
– А как философ? – спросила Патрисия.
– Гм, – замялся доктор. – Здесь сложнее. – Он немного помолчал. – Сон, дурманящий души людские, способствует зарождению болезней, скрытых до поры, но не менее опасных, нежели явные недуги. Здесь в Бриджтауне жизнь протекает неспешно, как иногда, кажется, райски спокойно, но ведь это не так. Людские страдания, не замечаемые мирным обывателем, не рассасываются сами собой только потому, что их не желают видеть. И тот, чья душа пребывает в преступной безмятежности, вовсе не избежит той ответственности, которою возложила на нас, людей, природа. Все в мире уравновешенно, если ты не отдаёшь того, что должен отдать, у тебя заберут то, что ты вовсе не должен отдавать.

– Как все логично, – девушка смотрела на бухту. – И, – она взглянула на собеседника. – И страшно.
– Страшно? – Доктор покачал головой. – Нет, мисс Кленчарли, не страшно. Страх уйдёт сам собой, если явится понимание того, что ты, твои родные, близкие, твой дом, имущество, даже дела рук твоих принадлежит тому, кто всё это задумал и осуществил. В любой момент ты можешь лишиться всего, если возомнишь себя выше Разума, а можешь приобрести весь мир, если мир овладеет твоим рассудком и душой.
– Вы знаете, как достичь этого? – с искренней надеждой спросила Патрисия.
Доктор Олдмен грустно улыбнулся. Он прошёлся по дорожке, заложив руки за спину, этот вопрос почему-то взволновал его. Так, вероятно, происходит с беспокойным учёным, неделю просидевшим за опытами, но, отвлеченный на простой вопрос ученика, вновь приступая к работе, уразумевшим, что двигался не в том направлении.
– Нет, мисс Кленчарли, – произнёс доктор. – Я пока не знаю этого. Утверждать мир в душе и действительно приобрести его, разные вещи. – Он посмотрел на бухту, усмехнувшись, и проронил вполголоса: – Нужно начинать всё сначала.

Патрисия села к мольберту, окунула кисть в синюю краску и провела ею по листу. На безмятежной глади написанного моря появилась огромная волна, неумолимая, страшная. Девушка смотрела на ультрамариновую полосу, пытаясь сосредоточиться, но что-то неуловимое важное, будто ускользало от неё. Ведь всё так просто. Нет. Какая-то неведомая, но сокрушительная и могущественная сила скрывала от её понимания нечто значительное, что могло сделать всех счастливее. Казалось вот он ответ, один, спасительный на все вопросы! Но лишь скользнул по сознанию, оставив неопределённый след. Неужели человеку не дано понять то, что даст ему шанс устоять, приблизиться хоть на йоту к свету или грех навсегда обрёк его разум на мрак?
– Кажется, я поверг вас в меланхолию, мисс Кленчарли? – она очнулась от чуть хрипловатого, но приятного голоса доктора.
– О, нет, – улыбнулась девушка. – Ничуть. Но, говоря откровенно, вы заставили меня задуматься. Мне казалось, всё много проще: живи, по совести, и мир придет к тебе.
– Оставим эту тему, мисс Кленчарли, – произнёс доктор Олдмен. – Я ни в коей мере не хотел прослыть мрачным собеседником, но чувствую, сегодня я сделал к этому первый шаг. Вы будете обходить меня всеми потайными ходами, которые только имеются в доме вашего батюшки.
Девушка засмеялась.
– Ну, хорошо, доктор Олдмен, – сказала она лукаво. – Тогда развлекайте меня светской беседой. Какие новые сплетни нынче бродят в Бриджтауне?
– Ничего интересного, – пожал плечами Оливер Олдмен. – Впрочем… вас увлечёт сведение о пиратах?
– Весьма, – Патрисия уселась удобнее, и, положив руки на колени, как примерная ученица, вопросительно весело посмотрела на собеседника.
– Некий Роджерс был пойман властями, – начал доктор. – Они требуют от него выдачи места базирования пиратов в обмен на помилование. Попался весьма глупо. Говорят, отчаянно свирепый тип, – второй Эдвард Тич «Чёрная борода», – на его совести злодейств немало. – Вдруг рассказчик просиял. – Кстати, весьма, забавный факт. Будто бы последнее время он водил дружбу с капитаном Блэкмором, тем самым, который спас вас из плена.
Патрисия удивлённо подняла брови.
– Интересно, что их связывало, – проговорил доктор Олдмен. – Судя по всему, это совершенно разные люди, с разными жизненными позициями. Роджерс – головорез, Блэкмор – экстравагантный авантюрист.
– Возможно, они дополняли друг друга, – вставила Патрисия. Имя молодого пирата вдруг воскресило в памяти и её сидение на планшире, и неосторожную записку, и прогулку с беседой в позднее время. Девушка немного покраснела. – Так что же Роджерс?
– По правде говоря, я мало знаю об этом, – продолжил собеседник. – Но история необъяснимая вместо того, чтобы пирата препроводить в лондонскую тюрьму, его, по какой-то причине, отправили на Барбадос.
– Да, действительно, странно, – ответила девушка, и её сердце, почему-то болезненно сжалось, как от плохих предчувствий.
– Мне думается, что наш губернатор ведёт свою игру. Вероятно, он хочет устроить показательную публичную казнь, дабы предупредить пиратские набеги на остров или наоборот готовит ловушку.
– Весьма дикий способ обезопасить остров, – Патрисия как-то неловко вновь взяла кисть и стала наносить небрежные мазки на тщательно выписанный пейзаж. – Я подозреваю, им движет примитивная жажда мести. Что ж его можно понять. Капитану Блэкмору следовало быть более осторожным в своих поступках. – Патрисия не заметила, что говорит она с раздражением и что речь повела конкретно о капитане «Скитальца», хотя доктор о нём не упомянул, а также не заметила и напряженного интереса в глазах собеседника.
– Он вам нравится? – вдруг неожиданно спросил доктор Олдмен.
– Что? – будто очнувшись, спросила девушка.
– Капитан Блэкмор вам нравится? – повторил он.
Патрисия улыбнулась одной из тех неопределенных улыбок, к которым прибегают, как правило, дабы потянуть время и подобрать подходящий и не особо искренний ответ.
– Вы видели его? – последовал ее вопрос.
– Только на листовке, развешанной, где только возможно, – ответил доктор. – А что, не похож?
– Не похож. Отвратительный рисунок, должна сказать, – произнесла Патрисия. – Отвечая на ваш некорректный вопрос, скажу, да, он мне нравится. Глядя на него, создается впечатление, что этот человек был создан для всеобщего восхищения. – Девушка посмотрела на доктора. – Он красив, умен, его душа мятежная, но не потеряна. В своем суровом ремесле он видит не столько способ наживы, но и способ испытать себя. – Она помолчала и добавила: – Так мне показалось.
– Простите, мисс Кленчарли, – не унимался доктор. – Но коль я уже вступил на путь невежи, то разрешите мне упасть ниже, и вновь задать один некорректный вопрос.
– Что ж задавайте, – весело, разведя руками, произнесла девушка.
– Смогли бы вы полюбить его?
– Я неискушенный человек в вопросах любви, сэр, – проговорила Патрисия, она отвела взгляд от собеседника и посмотрела на свой рисунок, где минуту назад несколькими мазками изобразила далёкие паруса. – Но, что-то говорит мне, таких людей как капитан Блэкмор любить нельзя. Отдать ему свою душу – значит отдать её на растерзание.

Продолжение следует