Живая веха воротникова елизавета руфовна

   1 стр.            
                Ж И В А Я     В Е Х А

                ВМЕСТО   ПРЕДИСЛОВИЯ

  Пишу в память о братьях Александре и Владимире Воротниковых, племяннике Викторе Морозове, погибших в Великой Отечественной Войне 1941-1945 гг.

                Фотография автора


Любо молодому
По земле ходить,
Тяжело на свете
Стариками быть.

То кряхтим, то стонем,
Вспоминая дни,
Как ходили бодро,
Ели калачи
                23 июля 1998 г.


2 стр.
                ЖИВАЯ  ВЕХА

Кто ж первый
       Вбил живую веху
В песчаный косогор
                Реки?
Её листву, как звук
                Столетья,
Станицей Вёшки
Потомки нежно нарекли.


В ту ночь
        На берегу
Лизал огонь
        Сухие руки,
Срывал с безлюдья
        Густую темь-
И закурилась жизнь
      На Диком поле,
Сплетая из лозы
                Крутой
Мудрёный переплёт,
      Судьбы плетень.
Зарю нашёл
           За облаком
                Тумана,

С восхода
        до заката
Лазоревая степь
      Несла духмян
              Полыни с чабрецом.
Вздохнул молодцевато:
                «Эх!»
Крутые плечи
           Обмахнул перстом,
Захохотал: «Го-го-го-о-оо…»
«Кто ты, ты?» - спросило Эхо,
Назвался беглым
                Мужиком.
Росинок след
               Не высушило
                Время
В узорах речки
                Чёрной.
Калина
          В пурпур
                Нарядила
Ржаные крыши
                Куреней.
У ветки Дона
              На зной песка
                Легла станицы
                Белизна.
Над ней
             В лучах небес,
          Запели купола Орфея.

                Г. Таганрог, август 1975г.




 

3 стр.

                Я ИЗ ВЁШЕК – НА – ДОНУ

                ОБ АВТОРЕ

   Я из Вёшек-на-Дону! Уехала из станицы по семейным обстоятельствам 67 лет тому назад. Я люблю свою Вёшенскую станицу. Её берега, тополя, прохладу, пески, тишину, запах воды, сладкий вкус её, холодные родники, серые камыши.
   Мне 87 лет, и я пишу, тоскуя по этому родному месту жизни. Бросала меня судьба из края в край чужой, но такой красоты я так и не нашла.

Ухвачу за кудряшки
    Уснувшее облако,
Ветер свежей зари позову,
Подниму паруса из косынки
                Шелковые,
В край родной на куделях
                Её улечу.
Закружится над нами
                Вселенная,
Но нас манит лишь мир
                Под Луной.
Опусти меня, Фея надменная,
На пески у вербы вековой.
Ждут меня тишина, берег
                Рваный
И родник под горой.
Здесь тропинку мою
Дон смывает волной.
Детства след озорной
Зарастает травой.
Гребень тихой волны
На ладонь положу,
Кристаллинка твоя, как слеза.
Попрошу: «Подожди,
Песнь моя ещё стонет
                в груди,
Я её допою вешней птицей
                в степи,
Не смывай моё детство,
                Волна!»

   Воспели и прославили наш Дон и Емельян Пугачёв, и Ермак, и наш великий русский писатель Михаил Александрович Шолохов. Воспел каждый камень, каждую травинку и песчинку, аленькие цветочки, душистые травы и деревья.
   Как только не называли казаки Дон: Дон-батюшка, Дон-кормилец, Тихий Дон. О нём поют и воспевают его в казачьих песнях и колокольном звоне. Выручал он нас и в засуху, и в голодные годы. Дарил прохладу и чистую сладкую воду. Господь создал его для жизни, для красоты и счастья: - «На, человек, пей, ешь сладкую рыбу, любуйся, напои своего коня. Омывай свои усталые очи, руки и усталые плечи. Живи и радуйся!»
   Я – очевидец тяжёлых дней войны, августа 1942 года. Наши войска стремительно отступали. С Базковской горы ехали и бежали наши солдаты, их преследовала немецкая авиация. Бросали машины, так как мост разбомбили, и, кто умел плавать, плыли к берегу станицы. Два немецких самолёта буквально косили наших солдат, они падали на берегу нашей станицы и умирали на камнях, на песке и в воде. Снайперы много дней не давали возможность их захоронить. Потом их на берегу хоронили. Кто как мог.
   Берега нашей станицы – это святые берега. Здесь умерли, погибли наши братья, отцы и деды, мужья и сыновья России. А в наши дни мы всё это забыли и засыпаем берега мусором и всякими отходами. Какое это безобразие и нерадейство!  На этих берегах нужно возлагать цветы и венки, а мы забрасываем мусором и загрязняем всем, чем только можно. Дон обмелел, зарос тиной и илом.
   Господа казаки! Куда смотрят ваши смелые очи? Надели шапки, отпустили чубы, на брюках – ремни и лампасы, нацепили шапки, ну и что?! Да ваш Дон-батюшка меньше ручейка стал, пропах мусором, илом и шмарой. Казак, где же коня поить будешь?! Высохнет Дон, и всё казачество высохнет! Будет пустыня.
   В старину казак не только шашку держал, но и всё хозяйство. Не единого дерева не рубили, только сушняк.
   Господа казаки! Спасайте Дон! Это ваша сила и богатство. Необходимо запретить выбрасывать мусор на берег! Добиваться очистки дна Дона и проводить анализ воды! Скоро не только деревья умрут, но и люди. Этого допустить нельзя! Грех перед Богом и внуками!




                С И Р О Т А

                Посвящаю моей маме –
                Ефросинье Алексеевне
                Машкиной-Воротниковой   
                Из станицы Вёшенской.

   На тихом берегу Дона стоит белокаменная родная станица Вёшенская. Вокруг – леса да степи. Горячие пески её улиц согревали моё детство. Весенним половодьем промелькнула юность.
   Счастливый я человек! В большой семье выросла: отец, мать и нас – шестеро детей. Бывало, взойдёшь на крылечко дома, оглянешься вокруг: вся станица видна, словно казачка в белом платочке спускается к Дону. А Дон голубится, от тихого ветра шумят тополя. Вся благодать вместе с тобою.
   В низах нашего дома были земляные полы, русская печь да стол с длинными деревянными скамейками, а в переднем углу висела икона –Божья матерь Троеручица. Окна маленькие, над самой землёй, в снегу и покрыты инеем. Нас целая орава на печи.
   Маманя наша – Ефросинья, в бесконечной работе и слезах.
   - «Маманя, ты отчего плачешь?» - спросит кто-нибудь из нас.
   - Сирота я», - ответит тихо и замолчит.
   Нам, детям, трудно   понять, но мы затихаем, шепчемся, а то и спросим:
   - «У тебя папаня есть. Какая же ты сирота? И мы у тебя… Корова Зорька чья?»
   Кто-то тихо смеётся и выкрикивает:
   - «Кот Симон!»
   Но молчит маманя – маленькая, в белом платочке. Передумывает жизнь нелёгкую, вздыхает. Ещё помнит она родительский дом в далёкой Курской губернии, слободы Казацкой, волости Казацкой, в городе Обоянь и брата Василия. Отец был сапожником, рано умер. Навалилась нужда да хворь на каждого в семье. Мать Ефросиньи у своей родной сестры холсты ткала. К реке пошла их выполаскивать, взвалила на плечи мокрые холсты, поднялась с ними в гору, да и надорвалась. Захворала и умерла.
   Посадили Василия и Апросю чужие люди на подводу и повезли к дальним родственникам. Васю на Урал отвезли, а маманю нашу, семи лет отроду, привезли в хутор Васильевка, что за белой горой от Дона. В 40 км от станицы Вёшки.
   Привезли к дяде Митрофану. Были у него свой дом, мельница да восемнадцать душ детей. Каждый год было много гусей – небольшое озеро рядом. Не отказался дядя от сироты, принял в семью. Не обижал, но и приласкаться было не к кому. Через пять лет прослышал, что ясеневскому пану Попову нужна нянька для малых деток. Запряг лошадёнку, посадил Апросю, да через гору и привёз к пану. Недалёк хутор, близко, да люди-то все совсем чужие.
   Подворье пана большое, добротное: дом, флигель во дворе, поварская, баня, амбары и другие постройки. Поклонился дядя Митрофан пану и предложил в няньки сироту Апросю.
   Уже три года, как она в няньках. Часто болеют дети панские. Заворачивают их в простыни полотняные, смоченные уксусом. Вот и всё лекарство. Спадёт жар – мёдом да горячим молоком отхаживают.
   Пан – спокойный человек. Каждый день променаж по залу устраивал. Оденет хромовые сапоги, полотняную рубашку под ремень и ходит, ходит из угла в угол – крутит ус. Долго ходит, каблуками ямки по углам зала выточил. И вот однажды, скуки ради, говорит он моей мамане:
   - Апрося, давай я тебя грамоте научу».
   И стали они учить печатные буквы. Долго учили… Наконец весной – на святую пасху – пан подозвал её и решил пошутить.
   Взяли лист бумаги, карандаш. Пан и говорит:
   - Апрося, как ты, изучила грамоту? Напиши-ка букву «Ж», - засмеялся пан и продолжил, - Хорошо пишешь. Давай-ка теперь букву «О» напишем. Ты её тоже знаешь.
   Смеётся пан… Барыня сконфузилась:
   - Что ты!? Что ты!?
   А пан смеётся и сызнова просит Апросю:
   - Напиши букву «П» и букву «А». Читай Апрося, что написала.
   И простодушная нянька прочитала написанное слово. Хохочет пан, смеётся над нянькой и говорит:
   - Ты теперь у нас грамотная!
   Достал пятак медный из кармана   и дал Апросе.
   - Даю тебе пятак за твои старания, за то, что ты теперь грамотная. Научилась буквы писать и читать.
   А пятак то был увесистый, медный, сиял, как солнышко. На одной стороне пятака – орёл двуглавый, на другой – красивая цифра «5». Обрадовалась нянька и решила пятак спрятать. Куда только она его не прятала: под подушку, на полке, где посуда, и даже в амбаре – в щель между брёвнами.
   Радуется душа детская – пятак есть, а похвалиться некому. И пришла она в поварскую, да и говорит бабам-поварихам:
   - Есть у меня пятак, пан дал. Хочу на него купить себе монисты.
   Удивляются поварихи, да и насмехаются над сиротой.
   - Ну что ж, пойди купи.
   - Так магазина нет, - сокрушается Апрося.
   - А ты к купчихе сходи, к Настасье, что во флигеле живёт.

    У самой калитки подворья стоит флигель, в багряных листьях осени. Крыт железом, чистыми окнами с белыми занавесками светится, стоит яркая алая герань на подоконниках. Вокруг – тишина бабьего лета. Живёт во флигеле белошвейка пана Попова – Настасья, тихая, как сизая голубка, молодая женщина. Невысокая, статная. Тревожно глядят глаза карие на смуглом лице её. Чему-то удивляются брови широкие, как два крыла маленькой птицы. Туго закрутила в узел каштановые волосы Настасья, шьёт. Шьёт с утра до вечера на семью панскую, да и на прислугу всякую. Но вдруг опустит руки, тяжело вздохнёт и задумается, то герань алую сдвинет и из окна на далёкую дорогу посмотрит. Ждёт Настасья, ждёт любовь свою первую и последнюю, любовь тайную, ненадёжную: купца милого – Александра Шолохова.
   Наезжал к пану Попову его старинный друг, голубоглазый купец Александр Шолохов. Быстрый был в движениях и большой шутник. Любил выпить с паном, погулять, радуя душу и сердце, да песни спеть, за молодой прислугой поухаживать. Запоёт бывало: - «Пчёлочка златая, что ты всё жужжишь?» И польются голоса, зашумят, зазвенит посуда, растворится вся скука в доме в разговорах да в песнях. А в глухую полночь тихо взойдёт по низким ступенькам флигеля и попросит Настасью впустить его. И польются слёзы радости, упрёки… Ей-то есть что сказать ему! Не зря её по углам да по сусекам уже прозвали «купчихой».
   «Купчиха, купчиха…» Идёт к тебе сирота с медным пятаком, спешит через всё подворье. Бугрит её кофточку с чужого плеча осенний ветер. Маленькая панская нянька. Робко постучала и вошла в чистую комнату.
   - Здравствуйте, тётя Настя. Продайте мне монисты.
   - Откуда же у меня монисты? – тихо спрашивает Настя.
   - Так Вы же купчиха.
   - А кто тебе сказал, что я купчиха?
   Тут и поняла Апрося, что над ней и Настасьей посмеялись. Убежала.
   Кто рассказал пану о случившемся? На другой день, лёжа на диване, попросил пан Апросю спичку ему подать. Принесла она ему спичку, протянула руку, подаётт, а он ухватил всю руку, снял ремень, да и давай стегать      няньку, приговаривать:
   - Вот тебе «купчиха», вот тебе монисты…
   Вырвалась Апрося из рук пана, да в чём была, в том и побежала через гору в Васильевку, к дяде Митрофану. Семь вёрст по голой степи, по буграм и ложбинам – в слезах и отчаянии…
   Переступила порог дядиного дома, упала перед ним на колени, умоляла больше не посылать её к пану нянчить детей. Оставил дядя её дома управляться по хозяйству и больше не посылал в Ясенёвку. Зря пан обидел сироту!

   Через несколько лет, ранней весной 1905 года, когда зацвели яблони, а рожь выбросила первые колоски, как только над степью запели жаворонки, родила Анастасия Даниловна Черникова от Александра Шолохова мальчика. Окрестили его в православной церкви и нарекли Михаилом. По народным приметам только от большой любви родятся красивые и талантливые дети.

   Наша маманюшка – сиротинушка – жила у дяди до 18 лет. Однажды, в летний погожий день, поехали они с дядей на ярмарку в станицу муку продавать. Среди подвод и скотины встретил Митрофан старого знакомого – Егора Емельяновича Воротникова, мужика безземельного, кустаря-одиночку, родом из Зарайска Рязанской области. Зашли в лавку, выпили шкалик водки, потом другой, и перешёл разговор о делах и доходах. К вечеру продал дядя муку и просватал Ефросинью за младшего сына Егора – Руфа.
    Достался сироте неказистый жених: бедный, рыжий, носатый, лицо в крупных родинках, подбородок круглый с ямочкой. Только глаза светились, как васильки, голубым светом, да шея чистая и белая. Работал Руф конюхом у Вёшенского купца Мохова.
   Вернулись с ярмарки, стали готовить приданое невесте. Не скупился дядя: всё купил Апросе, как родной дочери. Время идёт, а сваты всё не едут и не едут.
   - Ах ты, голь перекатная! Мать-перемать! Насмехаться задумали?! Садись-ка Апрося, да поедем в станицу.
   Погрузили сундук с приданым и поехали. Остановились около плетня, постучали в калитку. Егор Емельянович так и ахнул. Догадался сват, открыл ворота и ухватил лошадь за уздечку.
   Перед каждой рюмкой извинялся бечёвочник за свою нерасторопность да нехватку деньжат дошить пальто жениху для венчания. Судили-рядили, шумели, да одели жениха в пальто старшего брата, Терентия. Нарядили невесту в фату и рысцой на лошадёнках повезли молодых в старую церковь венчаться.
   Жили мои родители вместе долго, ладно и очень бедно. Родилось у них двенадцать детей. Я, Елизавета, была одиннадцатой. На Дону, после революции 1917 года, красные войска выбивали белые банды из хуторов и станиц. Горели хутора, горела и станица. Мы лишились крова, и наша семья обнищала, но отец всех детей вырастил. Советская власть дала образование.

   Прошли годы. В 1930 году, через переулок от нашего дома, выстроил себе деревянный дом – в польском стиле – молодой писатель Михаил Александрович Шолохов. Приехала к нему жить и его родительница из хутора Каргиновского – Анастасия Даниловна Черникова. Так и оказались соседями бывшие работницы ясеневского пана. Узнали друг друга, часто сиживали на скамейке около нашего полисадника. Бывало, под вечер сойдутся, да всё говорят, говорят… Вспоминали жизнь свою в молодых летах, не такую уж и далёкую.
    Грянула отечественная война. В августе 1942 года немецкие войска подошли к правому берегу Дона. Над станицей засвистели первые бомбы, и осколком в тихом дворе шолоховского дома была убита Анастасия Даниловна Черникова – мать Шолохова. Маманя моя и отец в эту войну потеряли двух сыновей и внука. Послевоенные голодовки да горе сломили их измученные души…
   И с болью в сердце я вспоминаю свою маму – обыкновенную русскую женщину, всегда в работе и слезах. Её рассказы о сиротской жизни помню до нынешних дней и пишу в её память эти строки:

                Г. Москва 1988 г.
               
                СИЗАЯ  ВОРОНКА

Яндова зелёная –
            На краю степей,
Сизая воронка
            Вывела детей.
Не поёт, не стонет
            В груди голосок,
В воронёных крыльях
            Неба лоскуток.
«Сизая Воронка,
           Где твои сыны?»
Закричала тихая:
           «Не пришли с войны…
По земле российской
            Прокатился слух:
Полегли родимые
            За рекою Буг».
Велика Россия –
            Матерей порог,
Но к могилам деточек
            Не найти дорог.
Лишь одна примета –
            Красная звезда
На четыре света
            Деток отдала.
Не поют, не стонут
            В небе голоса,
В воронёных крыльях
            Спряталась тоска.
Яндова холодная –
            Снег порой лежит.
«Сизая Воронка,
            С кем тебе дожить?»
«Полечу в станицу
            К сыну на скаку,
Под его копытами
            Гнёздышко совью».
Не поют, не стонут
            В небе голоса,
В воронёных крыльях
            Спряталась тоска.


                Г. Москва 2003г.

PS
Яндова – смешанный район леса.

                ВОСПОМИНАНИЯ  ДЛЯ  ЮНОШЕСТВА

                Как хороши, как свежи были розы
                В моём саду! Как взор прельщали мой!
                Как я молил весенние морозы
                Не трогать их холодною рукой!
               
                И. Мятлев. 1843 г.
   Прошли десятилетия после окончания Великой отечественной войны. Но забывать эти годы, такие тяжёлые для страны и людей, нельзя!
    Прежде чем писать о войне, считаю нужным остановиться на вопросе, какими мы были девчатами и парнями в 18 лет, как жилось нам и о чём мы мечтали, что знали об окружающем мире? Ведь все вместе – люди и техника – сыграло большую роль в борьбе с немецкими фашистами.
    Я родилась и выросла в станице Вёшенская Ростовской –на–Дону области. Я люблю свою милую станицу до последнего камешка и песчинки, люблю всем сердцем и душою родимый Дон, потому решаюсь немного написать о тех далёких днях юности, о начале и конце войны 1941-1945 гг.
   Так как станица наша Вёшенская расположилась далеко от городов и железных дорог, мы мало общались с хорошо образованными людьми. Но и проходимцев, пьяниц и жуликов – пройди все улицы и хутора – не нашлось бы и одного для показа.
   Мы росли в самобытной казачьей среде. Всё просто и понятно. Всё любо и дорого сердцу. Любили свои тихие сосны, покрытый зелёным бархатом лужок! Любили Яндову с её Чёрной речкой и черёмухой, с ранними подснежниками и берёзами! Радовалась душа, когда трескался лёд от тёплых первых лучей солнца, и ныряли в донскую глубину уже в мае месяце.
   Пролегли наши тропинки и на Пигорёвских буграх, и через ручьи и болота Стрелки, под тополями за озером. За Доном, на пляже, горячий песок наградил нас душевным теплом, а чистая донская вода – силой богатырской и смелостью.

                Учителей своих не позабуду,
                Учителям своим не изменю.
                Они меня напутствуют оттуда,
                Где нету смены вечеру и дню.
                А. Дементьев.
   Школьные ступеньки, холодные классы с керосиновыми лампами – всё незабываемо до нынешних дней. Помню, математик Константин Куприянович Побежимов много лет метался от школы до педучилища. Расстояние до 1 километра. Урок математики. Бежим на дорогу смотреть: бежит Побежимов или нет? Бежит! Через 10 минут врывается в класс, в руках раскрытый задачник и с ходу задание. Решать, решать… Как решали, какие задачи, кто их умел решать – не могу вспомнить. Перемена! Учитель опять побежал за километр в педучилище на следующий урок.
   А к нам заходит литератор, всегда пьяненький или после похмелья. Читали вслух какую-то книгу и учитель, по ходу прочитанного, не раз говорил, что любви нет, а женщина – это постельная принадлежность.   
   Зимой в классах холод. Директор школы в овчинной шубе заходил на урок и тихим голосом объяснял географию. Руки и ноги коченели. Ждали перемены, чтобы побегать и согреться.
   Учитель истории – по национальности цыган. Всегда неопрятный, небритый, волосы непричёсанные, рубашка без пуговиц. Утверждал, что всюду капитализм и все они наши враги. Все капиталистические государства – наши враги. Мы окружены врагами. И зарождалась к кому-то неизвестному вражда.
   Военком Гулага учил нас воевать и маршировать. Изучали даже винтовки гражданских времён. Среди зимы, по пояс в снегу, около сосен, бились – синие и красные – всю ночь до утра. Сбор был по тревоге. Сдавали нормы на значок ГТО. Будь готов к труду и обороне! Было очень престижно иметь такой значок.
   Итак, мы были подготовлены и воинственно настроены против ещё невиданного врага. Гордились всем этим и были глубоко убеждены, что победа всегда будет за нами и пролетариат добьётся всемирной революции, как утверждал В. И. Ленин и последующие наши вожди Советской власти.
   Вот так нас, молодых, застала война 1941-1945 гг., а что там, за базковской горой, мало кто знал. Повоюем и посмотрим!

                ***    

   Когда вырастаешь в таких отдалённых от большого города местах, появляется большое желание заглянуть из донской станицы Вёшенской за высокую гору. Туда бежали все дороги и мечты. Что там?
   И в 1939 году я приехала к брату Александру в Чечено-Ингушетию, в город Грозный. Десять месяцев я училась на курсах учителей. По распределению попала в 7-ю школу аула Урус – Мартанского района, в 40 км от Грозного.
   Вот тут-то впервые нагляделась на дальнюю сторонушку и незнакомых людей – чеченцев. Красота Ичкерии неописуема! Высоко поднимаются горы, их вершины покрыты снегом. Они то сияют от яркого солнца, то вдруг туманом покроются, то тучку задержат и тогда дождь с грозою прольётся. После дождя поют горы, будто в чистом небе ангелы летают. Это трескаются накалённые камни. Вода то мутная, то чистая, как слеза.
   У подножия гор – долины плодородные, влажные от туманов и дождей. Солнце горячее, травы высокие. Посади в эту землю чубук винограда – растёт, посади хурму – разрастается с большой силой, золотыми плодами до глубокой осени красуется, брось зерно кукурузное - вырастет выше роста человеческого. А в горах, на лугах альпийских – тысячи голов овец, чёрных буйволиц да лошадей породистых.
   Богат чеченец. Одет, как князь. Под высокой, из серого каракуля шапкой – голова буйная, красивое лицо с крупным носом. Подпоясан дорогим поясом, при нём – кинжал. Сапоги высокие, хромовые. На мягких коврах угощает друзей. Едят баранину, чесноком заправленную, да запивают вином виноградным. Долго сидят, беседу ведут, чуреком слова заедают.
   Хозяин жён своих то подзывает долить вина, то прочь отсылает. Жёнам рядом сидеть не положено. Таков обычай. А жениться имел право до трёх раз. Женились на тех, у кого богатое приданое. Ценились золото, земля, стада овец и постель с коврами. Хочешь – живи, не хочешь – уходи, но приданое по обычаю остаётся мужу.
   Все жёны жили вместе. Иногда у хозяина по два – три ребёнка в семье рождались. Вся работа по дому выполнялась жёнами, но уважение к ним было странное: нельзя рядом с мужем сидеть, нельзя рядом с мужем идти по дороге даже ночью.
   В школе учились только мальчики. Русского языка они не знали, а я не знала чеченского. Девочки в школу не ходили, поэтому женщины в Ичкерии были все неграмотные, но одевались богато: золото, шелка, красивые шали на плечах, высокие кожаные ботинки на шнурках.
   Вот при такой красоте, где даже горы поют, где круглый год цветы цветут, чистую воду реки несут, а урожай собирают зимой и летом, жили люди в советской республике, согретые солнцем и накормленные Богом, по древним законам нации.
   А тут как гром небесный над миром божьим… Война!!! Немцы со своими быстрыми танками, звонкими самолётами и железной дисциплиной, военной выправкой, снабжённые выше макушки продовольствием, перешли нашу границу в районе города Брест.
   22 июня 1941 года. Воскресенье. Солнце и тишина в городе Грозном. Ночью первые бомбы взбудоражили всё живое и мёртвое. Первый, второй, третий день войны… Предстала перед глазами странная картина человеческого страха и горя. Вряд ли кто смог бы зарисовать и описать!
   Мужчины уходили на войну. К главной площади города Грозный по улицам шли мужчины с жёнами и детьми. Выше гор и облаков поднимались стоны и плач. Жёны – в длинных широких чёрных платьях, волосы распущены. У многих исцарапаны лица. Этим они выражали свою любовь к мужу и тяжесть разлуки. Качаясь из стороны в сторону, поднимая руки к небу, шли и просили Аллаха о спасении. За чёрные подолы ухватились ручонками малые дети. Они спотыкались, теряли матерей и тоже плакали. Детские слёзы… А толпа всё шла, чернея платками старых женщин – матерей уходящих сыновей. Многие чеченцы, используя свои природные условия, ушли от войны в горы. Бог им судья!
   Дети отцов, уходивших тогда на войну, как живёте вы в наши дни, дни XXI века?!

                ***
   От железнодорожной станции Миллерово к станице Вёшенской по степи скрипит побитая тяжёлой дорогой грузовая полуторка. Бочки, доски и мы, попутчики, подпрыгиваем в кузове на каждой кочке.
   Милая степь! Свежа и просторна твоя душа! Тишина и покой. Далеко позади осталась война, а дорога к дому всё ближе. Вот гора Базковская. Перед глазами – сосновый узор, золотистые горячие пески и колокольня церкви, словно Божий перст, зовёт молча и властно. И вырастают крылья от родной и близкой картины, сладко ноет сердце, и мы летим в прохладные объятия Дона.
   Тёплая родная станица, тихие хутора, старые матери и отцы! Как же тяжело вам было отдать в колхоз землю, выкоханную скотину, коней, уходить от Бога, ломать церкви, а теперь отдаёте вы своих родимых детей на великую битву с фашизмом!
   Молчат все вокруг. Только суетятся работники военкомата, Райкома, Райисполкома и Сельсовета. Вся власть в тревоге. Получено указание свыше: собрать у населения ложки, чашки, шубы, рукавицы, валенки и шапки. Всё для фронта! Всё для войны!
   Пришли и к нам. Отец снял с вешалки добротную овчинную шубу и из сундука – подшитые чёрные валенки. В доме из ценностей осталась на стене лишь гитара с красным бантом. Люди и ложки отдавали, и чашки – кто что мог. Так мы были подготовлены бить врага только на его территории.

                ***

   Закончился первый год войны. Ушла холодная зима. Светит над нами солнце. Ночами слышны далёкие раскаты залпов. День и ночь гудят немецкие самолёты – бомбят Сталинград, и когда заколосилась чудом выросшая на Базковской горе пшеница, немец подходил уже к берегам Дона.
   И природа не молчит. Колхозное поле, кто тебя засеял? Кто соберёт твои колоски? Казаки на войне… Казачки? Опять школьники: пионеры, старшие классы и мы, учителя Базковской средней школы. Ранним утром гуськом поднимаемся в гору, в степь – полоть пшеницу на колхозных полях.
   Прекрасная пора – середина лета. В небе ни облачка, ни ветерка. От покоя и степной тишины звенит в ушах. Одни девочки и мы, женщины. Молоды, красивы, как степные колокольчики.
   Вот и колхозный стан. Две деревянные будки на колёсах обклеены плакатами, портретами вождей и лозунгами «Всё для победы!». Рядом – длинный деревянный стол, по бокам – кривые скамейки. Всё грубо сколочено и врыто в землю.
   И только мы разбрелись по полю, в небе послышался незнакомый тревожный гул…. Самолёты!!!! Немецкие самолёты, как три серебристых креста над нами, в голубой бездонной высоте. Вот они, немцы! Фашисты! Летят, несут страх и смерть! Так плавно и так спокойно сделали поворот, покачивая крыльями, сбросили на убогий колхозный стан бомбы. Умело, проявляя лихость, обстреляли из пулемётов нас с детьми по всему полю.
   Вот тебе и боевое крещение! Вот тебе и немец! Знакомьтесь с голубой расой, с великой немецкой державой, дорогие дети, казаки - колхозники! Посмотрите, как красиво летают в нашем небе. Ещё они очень любят музыку, искусство, поэзию и как легко, хладнокровно убивают людей. Словно для того и появились на белый свет, чтобы убивать людей и ходить по земле парадным маршем.
   Боже, что было с нами и нашими детьми!! Будто буря нас подхватила. Все, задыхаясь, падая, спотыкаясь о высокие травы, ринулись к оврагу. Вот он! Прохладная глубина, отвесные глинистые стены, какие-то колючие кусты и там, внизу, блестит ручеёк. Кубарем, через голову, и на спинах, кто как мог, скатились в извилистую глубокую щель.
   Господи, спаси нас! Страшно! Умирать страшно! Свист пуль отвратителен до тошноты. Гул самолётов хватает за горло и душит.
   Немного опомнились. Молча шли в глубине оврага, босые, испуганные, в глине. Шли к истоку ручейка. Вывел он нас к хутору Громки. И ушли дети, расстались навсегда со школой, с учителями и мирной жизнью.
   День этот стал переломным в моей жизни и в жизни станицы.
   Лётчики разбомбили мост через Дон, подожгли дома, в окрестностях отметили наличие войск Красной Армии и улетели. А по гребню степи на закате солнца быстро двигались масса советских солдат, машин, лошадей с артиллерией, кухней и всем остальным побитым добром. Солдаты шли, бежали, уходили в овраги. Отступала 59-я стрелковая дивизия за Дон. Восточнее, километрах в тридцати, к станице Еланской, отступал 1-й танковый корпус. На быстрых мотоциклах, самолётах и броневиках их преследовали хорошо вооружённые немецкие войска. Были среди них и дивизии румын.
      
                ************

                «Из песен слов не выкинешь…
                Да не выплакать девичьих слёз…»


   Простят нас Бог и потомки, молодых девчат военного времени! И у нас была пора любви, пора цветения! Пришлась она, к сожалению, на годы жестокой войны. Где наши парни с хуторов и из станицы? Наши мальчики 10-го класса? Где ты, наша первая любовь в лунные вечера под душистыми акациями?
   ВОЙНА. Отступает 59-я стрелковая дивизия. В каждый дом поставили на временное жительство солдата или офицера. Поставили офицера и к нам. Высокий, плотного телосложения, весь в ремнях и кубиках. Даниил Мащенко – прокурор дивизии. Знакомство наше затянулось до зари.
   Подкрался тёплый вечер. Всё утихло. Где-то рядом заснул немец. Отдыхает. Такой у них железный порядок. По станице, кое-где на скамейках слышны шёпот и смех девчат с парнями. Далеко – далеко, на самой окраине, дышканит молодой голос казачки, всё выше и жалостнее. То ли поёт, то ли плачет. Жизнь не молчит. И мы ушли с Даниилом подальше от материнских глаз, к прохладному берегу Мигулянки.
   Середина августа. Неповторимая красота ночи окутала нас кромешной тьмой. Будто и нет войны. Звёзды… И мы вдвоём, та три тополя срослись воедино, как три судьбы: жизнь, молодость и война. Стоят три тополя, могучие, высокие. Затаили дыхание и слушают, как бьются наши сердца. Да, пора бы войну кончать!!! Но настал день и снова бой. Летят бомбить, летят немцы убивать землю и людей.
   Наши самолёты ещё куются в далёкой Сибири. Пролетел подбитый фанерный «кукурузник» и упал на Черновские пески. Погиб смелый парень. Потрёпанная, побитая дивизия уходит в хутора. И мы всей семьёй ушли в хутор Гороховка. Но нужно было вернуться домой за вещами. Одеть отца и мать, да и самим обуться.
   Только вышли из сосен с сестрой Раисой, смотрим - летят серые громадины. Бомбардировщики. На крыльях – чёрные кресты с белой каймой. В небе – гул и грохот. Летят низко, вот-вот зацепятся за трубы домов. Сбросили бомбы на лужок за соснами и улетели.
   И треснуло небо! С Базковской горы бьёт артиллерия. Ещё и ещё, снаряд за снарядом. Мы с сестрой от страха, как снопы упали. Ползём на животах, по-пластунски, катимся, нет сил, жутко… Глаза выкатились на лоб, во рту пересохло. Не можем поднять головы. Вдруг слышим: зовут нас бойцы. Оказалось, рядом землянка. Буквально вкатились в неё, крещённые снарядами. Отдышались. Всё утихло, и мы пошли в станицу.
   Стоит родной дом. Осиротел. Бежит навстречу одичавший кот Симон. Низ дома разрушен, солдатами перестроен в блиндаж. Вырытые траншеи ведут в погреб. Что делать? Смотрим – люди забегают в церковь, благо она рядом. Заходим, а там пшеницы видимо-невидимо. Народ насыпает в мешки – и был таков. Это дело привычное. И мы натаскали целый сундук пшеницы. Да у нас её потом кто-то утащил.

    Ещё светло. Решили посмотреть, как же сосед живёт, Михаил Александрович Шолохов. Сколько лет живём рядом и ни разу в гости друг к другу не ходили.
   До войны дом у М. А. Шолохова был как теремок. Выстроен из сухого дерева: ступеньки, лестнички, балкончик. Высокая красивая крыша со светёлкой. Под крышей жили голуби. Всё, бывало, воркуют, белые, породистые. Собаки охотничьи с длинными вислыми ушами. Конюх на белой лошади весь день в бочке возил с Дона воду. А во дворе бегали дети и всякая живность. Дом был полная чаша. И в одной из комнат этот великий человек создал «Тихий Дон».
   И стоит вся эта красота нараспашку. Ветер гуляет. Хозяйка с детьми отступила за Волгу, хозяин воюет. Ни сторожа, ни собак.
   Зашли в дом. Пусто! Одни стены… Всё унесли жители станицы … или солдаты… Всё до последнего гвоздя. А почему бы и не унести?! Ведь, когда раскулачивали – тащили?! Тащили! Раздавали! Когда церкви ломали – тащили?! Тащили! По кирпичику, по иконе, всё выносили! Из колхозов тащили?! И такое было. С заводов выносили?! Выносили! И теперь, по привычке, и отсюда – легко и просто: война всё спишет… СТЫДНО! За страну стыдно! За людей наших стыдно! Наверное, и рукописи на курево, на закрутки, на козью ножку по клочкам поделили. Невесёлая картина. Хоть и война, а стыдно!
   Вышли двор посмотреть. О, чудеса! Во дворе «ФИЛОСОФИЯ» валяется, ветер страницы листает. Портреты великих мыслителей тупо глядят в израненное войной небо. Труды К. Маркса, Ф. Энгельса и В. И. Ленина – их никто не взял, не поднял, не унёс. Видно, идеи их даже для курева не пригодились. Бумага очень жёсткая.
   Конфуз получился и у немца. Не ведает он, что рядом, за забором, «земляки» лежат. В упор из пушек по ним бьёт, с их великими идеями расправляется.
   Прячась от снайперов за заборы и дома, подошли к сельсовету. В этот дом в голодном 1921 году мы, ещё маленькими, ходили завтракать. Пока Советская власть после революции разбиралась, как ей управлять великим государством, мы умирали от голода. Была засуха, и Канада присылала помощь голодающим детям новой страны. В этом доме нам давали кусок белейшего хлеба из канадской муки и кружку какао. Я до сих пор говорю «спасибо» и низко кланяюсь людям Канады!
   Выглядываем из-за угла дома на родимый Дон. Жив ли он, наш кормилец? Нам открылась страшная картина. От моста, по всему берегу, трупы солдат. Их так много! На песке, на камнях, около воды и в воде. Наши парни, наши русские богатыри! Очевидцы рассказывали, когда последняя колонна дивизии отступала, мост был окончательно разбит. Громада машин скопилась у моста. Гора железа. Всё дымит. Солдаты под обстрелом немцев с суши и с воздуха бросались в воду. Кто переплывал, кто тонул. Если выплыл, был скошен пулями с самолёта. Прикрыть отступление было некому. Снайперы ни днём, ни ночью не давали возможности унести тела солдат. Так и лежали. Дрогнуло сердце, огрубело. Как жить?! И страх куда-то ушёл. Ведь уже не раз была обстреляна всеми видами орудий.
   Глухой ночью с узлами вернулись в хутор Гороховку.

                ********




                Жизнь прожить – не поле перейти


   Приближалась зима 1942 года. Сентябрь стоял сухой, с прохладными зорями, с частыми обстрелами по всему берегу Дона.
   Немец будто споткнулся или ему понравилась сладкая донская вода?! Ни шага вперёд! Всё это было очень странно и непонятно. Ведь мог бы за один час, имея такую технику, свободно перейти Дон и подойти к Сталинграду с западной стороны. Но все стали ждать зимы.
   Отступившие в хутора люди станицы Вёшенской бродили по колхозным полям, собирая колоски. Однажды иду я по гороховой дороге. От холодного песка окоченели босые ноги. На плечах один платок, весь в длинных махрах. Вдруг передо мной остановился «Виллис». Из него вышел знакомый прокурор Даниил Мащенко. Узнал, удивился моему одичавшему виду и предложил работу – секретарём в военной прокуратуре 59-й стрелковой дивизии.
   Недолго думать пришлось, как в той сказке о трёх дорогах: одна другой не лучше. И решила я добровольно идти на войну. Время-то какое было: мало кто верил в нашу победу! По всем фронтам шло отступление наших войск. Но в тяжёлую минуту внутренний голос подсказывает человеку и будто направляет его. Так вот этот голос мне сказал: - «Победа будет за нами, за русскими!»
   На другой день явилась я в прокуратуру, получила обмундирование. Мне присвоили звание «младший лейтенант юстиции». И бросила нас, девчат, проклятая война под пули, под брызги грязи и крови, в махровый мат, в промёрзлые вшивые землянки, снарядила оружием и тяжёлой обувью, сдавила плечи холодная, грубая, серая шинель. Иди, шагай через трупы, быстрей, быстрей! Победа будет за нами!
   В прокуратуре было три следователя. Их имена я забыла.
   Один – пожилой, всё горевал по семье, да так и уехал её спасать. Второй – средних лет, чернобровый, молчаливый и очень больной. А третий следователь – молодой, кривостопый и красноглазый. Всё бегал, покорял казачек. Он судил, расследовал ошибки и оплошности солдат. А судили солдат за мародёрство, потерю оружия, расхищение продовольствия и плохое медицинское обслуживание.
   В казачьем курене, в небольшой комнатушке – вся прокуратура. Спали все рядом на полу, укрываясь шинелями. На ночь обсыпались от вшей пиретрумом. Пол всегда был мокрый, не просыхал от ночной «оплошности» следователей. В столовой нас кормили неплохо.
   Наступил январь 1943 года. Ударили крещенские морозы. Вода в Дону промёрзла до двух метров. Вот тут-то и началось наступление наших войск.
   Слышала я тогда такую версию, что наши разведчики переоделись в румынскую военную форму, и в районе хутора Калининский ночью подняли тревогу и суматоху. В этот момент 1-й танковый корпус от Елани пошёл в наступление прямо по льду. Западнее шла наша дивизия. В одну ночь отбросили румынские и немецкие войска до Боковской станицы и далее.
   В самих хуторах Калининском и Громках на всю жизнь осталась в памяти картина человеческого отчаяния. Громадные общие могилы, заполненные трупами убитых румын. Живые сдались в плен. Униженные, обросшие, исхудавшие люди.
   Мы, будущие победители, продвигались кто как мог. На лошадёнках, пешком, на машинах. Орудия шли впереди. Пленные румыны кланялись нам до земли. Глядели вслед голодными глазами. Доставали из-за пазухи каракулевые шкурки в обмен за кусочек хлеба.
   Война! Она растерзала нашу доброту и совесть. Вырвала из души любовь к человеку, уничтожила страх и горе. Мы молча шли мимо могил и трупов, мимо разбитых румынских кибиток на колёсах и казалось, что всё так и должно быть. Только так и нужно уничтожать захватчиков нашей земли!
   Через несколько дней таким же рывком освободили Ворошиловград. Продвижение наших войск было настолько стремительным, что немецкие самолёты на аэродроме не успели подняться в воздух. Так и остались эти страшилища с чёрно-белыми крестами на земле.
   В городе – едкий запах от немецких снарядов, но дома уцелели. По дороге к нашей подводе подбежала старушка. Плачет, суёт мне в руки кусок хлеба – горбушку. Просит: - «Возьми! Немец говорил, что наша Красная Армия вымерла от голода. Мы так долго вас ждали, родимые!»

                ******


                Б Е Л О Р У С С И Я

                Человек – венец природы


   Не поскупились талантливые головы, постарались уважаемые конструкторы, сталевары, оружейники, химики. Сколько вложили ума и труда, создавая боевую технику для защиты Родины!
   На подступах к Белоруссии стали появляться наши «Ястребки» - самолёты-истребители. Их мотор гудел страшнее грома. Бомбардировщики плавно и важно несли тяжёлые бомбы. Наковала Сибирь и автоматы, и снаряды, и пулемёты.
   Артиллерия – «Бог войны» - получила такие пушки, что десяток лошадей едва тащил одну пушку по грязным изрытым дорогам. А танки наши, танки-то?! Из брони броня! Пройдёт – земля дрожит, начнёт стрелять – небо колышется из стороны в сторону.
   Солдаты и офицеры получили автоматы, ручные пулемёты, гранаты. Появились и «Катюши», лёгкие при дислокации и страшные в бою. Их-то немцы и не выдержали. Где появилась «Катюша», там и шло отступление немца.
   Немец бросал свои танки на поле боя, серые, разрисованные под крокодила. Бросал разбитые машины с имуществом, взрывал склады с продовольствием и уничтожал своих лошадей. Застреленные лошади – в упряжках такие красавицы, породистые – съедались голодными людьми и зверьём.
    Милая российская земля: дороги, леса и степи – вся усеяна трупами. Обжигающий мороз всё сковал, поэтому хоронить трупы было невозможно. Убитых до весны складывали в штабеля. Ни страха, ни жалости.
   Нас бесконечно преследует немецкий самолёт-разведчик «Рама». Как он появился, жди бомбёжки. Уходим, уползаем от дороги вглубь снегов, по пояс, по горло. Убежать невозможно. И чем дальше мы уходим от донских берегов, тем шире раскрываются глаза на необъятные просторы нашей земли. Бьём её бомбами, разрываем небо снарядами, рубим и сжигаем «Катюшей» леса, засоряем реки.
   Кругом враги и только враги. Царь был враг – уничтожили всю семью. Краснов – враг. Чан Кайши – враг. Кулаки, купцы, фабриканты – враги. Помещики, дворяне, интеллигенция – враги. Теперь вот немец-фашист – враг самый наипервейший. Его нужно гнать и убивать. Но не каждый русский этого хотел. Некоторые сдавались в плен. В оккупационных городах и сёлах появлялась местная власть – полицаи. Так зарождались новые враги Советской власти. Из обыкновенных людей война делала врагов.
   Была в наших войсках организация «СМЕРШ». Как только освобождали город или село, сейчас же ловили полицаев, изменников и отправляли их в Сибирь. В польских и немецких городах много лет жили русские офицеры царской армии. Теперь их всех отправили в Сибирь. Эти эмигранты и так исстрадались без Родины, без средств и работы. Но так как они издавали свои газеты, журналы, наверное, что-то писали о советском строе, потому и враги. 
   Потянулись целые дивизии пленных немцев. Худые, оборванные, больные, обмороженные. Всех вели в Сибирь. По дороге многие падали и умирали от слабости, голода и страха. И не было конца человеческому страданию.
   Немцы, в свою очередь, в лагерях истребляли наших пленных солдат голодом, изнурительным трудом на подземных заводах, уничтожали еврейскую нацию, увозили молодых женщин и девушек в Германию как бесплатную рабочую силу.
    Покалечены судьбы людей. Разбиты города, сёла и деревни. Сироты в каждой семье. ВОТ ОНО – ЛИЦО ВОЙНЫ! Бесконечные могилы русских солдат в Европе и немецких – в Сибири. Пощады нет никому! Будто две Сатаны – Гитлер и Сталин – столкнулись и бьются за власть на Земле, не щадя ни своих, ни чужих. Третий Сатана – Черчилль. Сидел важно, чинно, раскуривал сигары, раздумывал: а открыть ли ему 2-й фронт или подождать, пока упадёт последний русский солдат?! И мы падали, но шли из последних сил, освобождая родную землю, людей и свободу. Вот уже и сёла Белоруссии. Убогие хатёнки деревень под камышом, под соломой. Кругом дымятся берёзовые леса и торфяные болота.
   В каждой деревне, в каждом лесу – партизаны. Днём в лесу, а ночью идёт партизан к жене с кривым ружьишком на печку греться. Или вдруг промчится по деревне тройка в цветах, полотнищах, с криком, звоном. Партизаны… Добрые, хорошие люди! Простые крестьянки – женщины светловолосые, в холщовых домотканых юбках. Добрые в разговоре. Старухи в слезах: сыновья погибли, мужья давно умерли. Картина печальная в каждой семье.
   В эти зимние удачные месяцы весь наш советский народ, армия и тыл ожидали 2-й фронт. Газеты, радио – вся пресса – твердили, что Англия откроет 2-й фронт против немецких войск. Господи, Господи! Как мы ждали этого чуда!!! Думали, мечтали, как откроется. Может, с неба самолётами, может с суши, а может, с моря?!
   Питание становилось всё скуднее. Каждый день гороховый суп. Кто же столько гороха вырастил?! Одежда в холодную зиму мало грела. На передовой большие потери людей и вооружения. Но Черчилль и королева Англии пожалели своих солдатиков.
   И только в эту зимнюю пору 1943 года, когда мы досыта намёрзлись в сырых землянках белорусского леса, навестили нас милые англичанки в войсках 1-го гвардейского донского танкового корпуса. Были они высокие, элегантные, в серых бостонских плащах и синих беретах. Привезли нашим девушкам гуманитарную помощь: тонкие шерстяные чулки серого цвета (чудо из чудес!), синие береты и тонкое бежевое сукно для пошива платьев. И поныне великая вам благодарность и низкий поклон, милые англичанки!
   В эту же зиму Монгольская Народная республика помогла фронту хорошими овчинными полушубками, шапками и валенками.
    И самая большая помощь пришла из Америки – продовольствие. Повара стали получать для нашего питания свиные туши, смалец в бочках, сгущённое молоко, плавленые сырки и другие продукты. Мы ожили, оделись и ранней весной 1-й Белорусский фронт начал освобождать земли Украины.
                *******

                Распрягайте, хлопцы, коней
                Да лягайте спочивать…

   ПРАВДА! Какое хорошее слово! Мы его осознали на землях Украины, Польши и Германии.
    По северной стороне Украины продвигается с боями 1-й Белорусский фронт. Ранняя весна. Нежно-голубое небо. В его божественной синеве под тяжестью бомб ноют и гудят самолёты. Грохот моторов тянется, разносится ветром далеко-далеко за горизонт и зло встречается с взрывной силой бомб. В округе всё сотрясалось. Потом грохот медленно умирает вместе с людьми, разбитыми орудиями, деревьями и травами. На смену на израненную землю плывёт и надвигается пелена ядовитого дыми. Он несёт запахи крови и смерти.
   Всё черно! Казалось, всё кончено. Ан нет! Новая гудящая волна грохочет, подступает к горлу, к застывшим рукам, к сердцу. Всё повторяется тяжко и однообразно. Война! Идут бои… На вязком тучном чернозёме оставшиеся живые поднимаются из дыма, из узких щелей окопов, выносят, поднимают орудия и спешно занимают новые позиции.
   Тяжёлые, неслыханные звуки, незнакомые резкие запахи разбитой немецкой техники, холод и голодные дни, гибель солдат – всё это обжигало и изменяло людей. Грубела, морщинилась кожа, свинцовой злобой наливались сердца. А душа? Она, видно, поднималась к Богу и молила о спасении земли, неба и людей.
   За передовой подтягиваются штабы. Масса раненых, больных, но живых. Они идут грязные, худые. Полы шинели – рваные, захлюстанные, сапоги изношены. За плечами – пустая котомка. Спросишь, бывало, такого вояку: «Парень, какой дивизии?» - «Я ищу свою часть, я – из госпиталя!». Подумаешь, сколько же месяцев он так воюет? Да найдёт ли он свою часть? Линия фронта – тысяча вёрст.
   А другие весело, бойко, дружно машут лётчику пролетающего фанерного самолёта: «Эй, «Кукурузник», вернись, дай закурить!». И приземлялся самолёт, и под общий хохот и смех делился лётчик или спичками или папироской.  Глядишь, опередит грузовик с кучей крепких солдат. Хором поют свою неизменную песню:

                «Ох ты, Галю,
                Галю молодая!
                Пидманули Галю,
                Увезли с собою…»

   На этот раз наша военная прокуратура передвигалась на грузовой машине. В кузове все и всё: люди, канцелярия с машинками и машинистками, следователями и прокурорами. Врывается под шинель, за воротник, холодный ветер ранней весны. Хочется спрятаться за плечо сильного да плечистого, притаиться и заснуть. Но сильные – в бою. Рядом сидят пожилые, умудрённые горем и жизнью люди. Один из них потерял сына – убит. У другого раздроблена нога – зажила, а болит. Тяжело вздыхает прокурор. В углу кузова – судья: лысый, морщинистый, дряхлый старик. Всем нелегко.
   Раньше я работала в прокуратуре 1-го гвардейского танкового корпуса, а теперь – в прокуратуре фронта. Люди интеллигентные, киевляне. Приятно общаться, работать, учиться у них, да условия перепадают более человеческие.
   Дорога ведёт нас к освобождённому Чернигову. Но ещё далеко. Ночь. В кромешной тьме остановились на краю большого села. Ни звёздочки, ни огонька. Разводящий боец нащупал руками и нас, девчат, и забор. Хватаясь за доски, слепо шагаем и ищем калитку, потом дверь в хату. Хозяйка в такой же темени молча подвела нас со Светланой к кровати и ушла. Рано утром нас разбудили петухи. Захлопали крыльями, закудахтали куры. Мычат коровы. Блеют овцы. Хозяйка в серой, затрёпанной от работы юбке суетится, зовёт к столу. А на столе – пасхальный кулич, крашеные яйца, сало, белый хлеб и что-то ещё. Пасха! Христос воскресе! Вот тебе и Украина!
   После голодной, страдающей Белоруссии – это рай Земной и благодать. Всё тихо у них, всё спокойно. Вроде и немца не было…  Глядь, показался молодой мужик, пробежал и нет его. То из лесочка, под вечер, другой проскользнёт в глухую калитку и опять – нет его.
   В одном из домов разместили нашу канцелярию. Горы подшитых и не подшитых папок. Шелестят бумагами следователи, стучат машинистки. Дела и дела на людей с тяжёлыми и малыми преступлениями. Какую папку не откроешь, всё Иванов, Петров да Сидоров. То винтовку или пулемёт потерял в бою, то танк оставил на поле боя. Интендант разбазарил продукты и обмундирование. И всё Иван! Он и воюет, и ошибается, и Бога не забывает!
   В мелких вещицах, подшитых к делу, обязательно хранилась переписанная молитва. За много лет войны листок истёрся, замаслился. Сложен три погибели, пропах махоркой и потом. Молитва к Богу: «Господи, сохрани и помилуй!»… Бог далеко и высоко, а рядом – пули, осколки бомб и мин, да бесчисленное начальство: командиры, генералы, вплоть до прокуроров и судей. Держись, Иван, держись! А страх-то в каждом человеке сидит со дня рождения, как кованый петровский гвоздь забит в самое сердце и душу.
   За всё солдат в ответе. Всё несёт на плечах своих: шинель, винтовку, патроны, котелок и ложку, да ещё пушка за ним числится. Отвечает за исход боя и за жизнь товарища, за хорошо вырытый окоп и правильно построенный блиндаж.
   Запомнилась красочная картина. Через дорогу от нашей канцелярии, около забора, в лучах яркого солнца, лежит на тёплой земле молодой украинец. На нём красные широченные шаровары, белая домотканая рубаха, вышитая крестиком-нуликом, да красивый шерстяной кушак. Молод, румян, как наливное яблочко. Обдувает ветер его смоляные кудри. Улыбка то хитрая, то злая. Поза у него – свободен и независим.
   - Почему не воюешь? – спрашивают парубка наши прокуроры.
   - Я за самостийную Украину!
   Кто посмеивался над его ответом, а кто и задумывался. Лиха ьеды начало! Вот, оказывается, почему остались яйки и курки во дворах!
   Ещё до войны мечтали украинцы о другой жизни. Крепко ругали Богдана Хмельницкого и ждали немца.

                ********

                П О Л Ь Ш А

                Вшисто едно….

   Была весна 1944 года. Отгрохотали первые годы Великой Отечественной.
Отступали…. Учились воевать, крепли, злобились. Теперь только вперёд. Легче…
   Далеко-далеко от наших позиций, на окраине северо-западной стороны Германии, англичане и американцы открыли долгожданный 2-й фронт.
   Наши войска 1-го Белорусского фронта двигались день и ночь к границам Польши. Спешим! Туда – в логово врага! Его нужно добить и уничтожить!
   Осиротели родные хутора, станицы, города. Всё изуродовано войной и советским строем. Давно сожжены и растасканы усадьбы помещиков и дворян. Войной взорваны заводы и мосты. Кулаки где-то за Уралом, земля стала общей, колхозной. Без крестов молчат колокольни, глядят пустыми глазницами на истоптанную Русь. Идём без крестов и веры в Бога, шагаем идеями Карла Маркса и Ленина к чужой земле, к границам Польши. Дороги раздавлены тяжёлыми танками, машинами, пехотой.
   Гордимся победами на всех фронтах! Генералы, офицеры и солдаты по указу Генералиссимуса одели погоны. Горят гимнастёрки золотом орденов и медалей. Поём новые песни «О друзьях-товарищах…». Читаем хлёсткие статьи Ильи Эренбурга: «Всё для фронта!!! Всё для победы!!!»
   А навстречу громадной силе 1-го Белорусского фронта каждый день идут и идут колонны пленных немцев. Подробно описать страшно и совестно. Люди озверели! Прости нас всех, Господи! Жалость?! Сострадание?! Всё расстреляно войной! Всё взорвано! В душе – копоть и махровый мат.
   Пленные, как тени, обвисли. Из каждого мучительно и тяжко уходит жизнь. Сломлены вера в непобедимость и надежда вернуться домой. Многие падают, умирают на пыльной дороге под окрики конвоиров и острый лязг автоматов.
    ЛЮДИ!   НЕТ НАМ ПРОЩЕНИЯ!
   Где-то и наши пленные: русские, калмыки, казахи, сибиряки, татары… Что ждёт их в плену? Выживут ли, пройдя муки и унижения, вынашивая любовь к Отечеству и веру в справедливость развязанной войны?
   Глядя на всё вокруг: на пленных, на раненых солдат, на тощих старух с потухшими глазами у обочин дорог – болит душа, плачет она без слёз и стона. А глаза всё смотрят, высматривают: какая же она, эта заграница? Чужие земли? Где тут капиталисты и буржуи? С первых шагов удивляемся, оглядываемся вокруг, рассматриваем всё до мелочей, впитываем всё новое-невиданное.
   Польская земля, как зола, серая, пыльная. И растут на ней такие же травы, как у нас: полынь, лебеда, лопухи да спорыш. Чудно! И живут на этой тощей земле паны и панночки. В общем – Панове. Паны носят высокие шапки, щёголи с широкими плечами, красивой выправкой. Кланяются дамам, уступают место в трамваях, целуют ручки панночкам.
   А панночки-то, панночки… Настоящие панночки! Изящные, гибкие, как тростиночки. Красивые причёски с завитками и локонами. Одежда красиво связана или сшита, капроновые чулки, туфли с колокольчиками. Глазки беззаботно стрелы вонзают в наших офицеров. Кокетливо мимо пройдут, духами французскими всю накопившуюся страсть, как огнём, подожгут.
   Вздохнёт русский офицер, а подойти – нет умения. Ухаживать так изящно, как поляки, нет опыта. Ручки целовать не умеем. Совсем огрубели на войне, одичали по окопам и землянкам.
   А нам, девчатам, глядя на одежду и причёски полек, на красивые туфли и капроновые чулки, ох, как было завидно!
   А ещё было завидно, что дома у них добротные. Высокие окна, высокие крыши. Отдельно залы, отдельно спальни без отопления. Спят на перинах, перинами укрываются.
   Вокруг храмы католические, богато убранные, и очень красивые кладбища утопают в цветах и памятниках. Каждый божий день идут в храм, молятся то вечером, то утром. Ежечасно, особенно в воскресенье, - свадьбы, венчания. Пара чёрных лошадей запряжена в чёрную коляску с высокими колёсами и мягким сидением. Спинка высокая, мягкая. Впереди – кучер, на сиденье – жених и невеста. Жених – в чёрном цилиндре и фраке. Невеста – вся в белом. Пышная фата, в руках – цветы. Ему 40 лет, а невесте только 18. Жених на руках несёт панночку к церкви и после венчания. Замуж берут только с приданым, и чтобы была земля. Без земли девушка до старости живёт незамужней. И такие свадьбы каждый день. Глядим, удивляемся: вот где целина! Традиции не тронуты веками. Как было 100-200 лет назад, так и теперь, хотя в стране идёт война.
   А кто же воюет? А полякам «вшисто едно» - всё равно. Немец пришёл, теперь русские. Ну и пусть воюют! А мы не хотим. Мы женимся, венчаемся. Богу молимся. Сажаем картошку в тощую землю и выращиваем овощи. Мы довольны.
   Потихоньку смеялись наши офицеры: - «Где же польская армия? К кому ни подойдёшь – русский солдат, одетый в польскую форму». Вот так воевали на польской земле наши русские парни в польской одежде. Освобождали Варшаву, Краков и другие города. Тысячи русских парней отдали свои жизни за польскую землю.
   Варшава – город далёкой страны. Город большой, широкий. Необыкновенной архитектуры дома, низкие, двухэтажные. Мы заблудились в Варшаве. Еле выехали на дорогу, ведущую к Белому граду. Здесь войска 1-го Белорусского фронта стояли 6 месяцев. Каких решений ждали – остаётся загадкой.
   За 6 месяцев удалось понять, что в Польше несколько партий. Самая многочисленная – троцкистская. Все изучают труды Троцкого. Между собой партии враждуют, были случаи убийств.
   Мы, три девушки, жили в доме русской женщины. Вера рассказывала, что ещё в 1921 году её мать с детьми, спасаясь от голода, пришла из России в Польшу. Выжили. Вера была замужем за поляком – юристом. Он и был троцкист. Средь бела дня к ним ворвались члены другой партии и требовали, чтобы он вышел на улицу. Но его спрятали. Однако, через несколько дней его всё же убили ночью в одном из переулков.
   Жили они очень хорошо. Мы любовались нарядами Веры, особенно её шубами. Угощала она нас необыкновенными винегретами и радовалась, что пришли русские. Хоть поговорить есть с кем! Поляков не любила: хвастуны они. Мечтала побывать в России.
   Наша канцелярия стояла в добротном красивом доме, а через дорогу организовали маленькую столовую. Когда приходили обедать, то на столе, на тарелках, лежали по 2 кусочка ржаного хлеба, гороховый суп и картофельные биточки.
   Однажды, по пути в столовую, мы увидели драку двух поляков. Бились насмерть. Рычали и плевали друг в друга.
   - Что случилось? Почему дерётесь, панове?
   - Он меня назвал коммунистом, - ответил один из них, вспотевший, оплёванный, с красной рожей.
   Вот она, чужая сторонушка, нам неведомая, мало знакомая. Нагляделся   на всё это наш русский солдат и однажды, подвыпив, случайно забрёл в Божий храм. А там - диванчики, да стульчики, да пение. И все чинно сидят и Богу молятся. Панове!
   - А-а-а! Так вы тут Богу молитесь, да ещё и сидя! А-а-а, так вашу перетак, - и давай швырять тумбочки и подсвечники, - А мы должны за вас умирать?!  Венчаются, Богу молятся, сукины дети….
   Кто усмирил Ивана, не знаю, но молебен не дослужили.


                Г Е Р М А Н И Я

                Рейхстаг – это здание из цемента
                с куполообразной крышей в центре
                Берлина. В нём проходили съезды
                нацистов, зарождались планы
                очередной захватнической войны.

   Перекинулся огонь войны на запад Европы. А в родную Азию, на восход солнца, летят письма советских солдат. Летят, летят, как белые голуби, в аулы, кишлаки, хутора, станицы и города. Летят письма–треугольники без марки, незаклеенные, порой измятые огрубевшей рукой. Читайте, родные и близкие, читайте!!!
   Радуйся, Родина!!! Родные матери, жёны и сёстры!!! Ваши сыновья, мужья и братья дошли до границ Германии!!! Вот она!!! Можно пощупать руками!!! Глазами оглядеть!!! Понять нутром!!! Германия… Сколько же ты людской крови пролила на землю, искалечила, убила, сожгла и награбила добра со всей Европы???!!!
   Граница Германии… Крепкие руки советских солдат врыли в её поганую землю два толстых столба. Между ними натянули полотно и написали крупными чёрными буквами: «ВОТ ОНА, ПРОКЛЯТАЯ ГЕРМАНИЯ!»
   Входи, братва!!! Нам предстоит последний бой!!! Он самый страшный!!! Со всех сторон на её территорию вошли войска Америки, Англии и Советского Союза. Продвигались вглубь страны, к Берлину. Там – Рейхстаг, логово фашизма!
   1-й Белорусский фронт взял прямое направление на Берлин. Шли по германской земле легко. Дороги асфальтированы, ни единой зазоринки. По краям дорог в один бесконечный ряд посажены роскошные молодые яблони. Всё в начале цветения… Весна 1945 года!
   Куда не посмотришь, всюду по-хозяйски вспахана и засеяна земля. Добротны кирпичные дома землевладельцев. Порядок и чистота до последнего сантиметра земли. Кое-где фермы. Молочные коровы пятнистые, крупные, чистые. Такие важные, как будто даже благородные. А вымя-то, вымя – шире ведра! Немецкая порода!
   Удивляло всё: войны у них нет, что ли? На чужих землях воюет немец! Теперь мы: татары, русские, армяне, киргизы, казахи – пришли на твою землю убить фашизм!!! Вёл нас сквозь бои, огни и грозы к Великой Победе российский Герой, Маршал Г.К. Жуков.
   Штабы фронта остановились в 30 километрах от Берлина, в городе Цирк. Весь март и апрель месяцы тщательно шла подготовка ко взятию Берлина. Всё было засекречено до последнего гвоздя! Бойцы и офицеры говорили друг с другом шёпотом. Во всей операции дальнейших боёв предполагалось что-то невиданное. Глухими чёрными весенними ночами наши танки, пушки «Катюши», замаскированные сетями, ветками, брезентом, продвигались медленно и тихо. Как будто ползла невиданная громадина, искала дорогу, без огня и света. Ни голосов, ни стука. Только хруст земли выдавал продвижение наших войск. К утру всё затихло. Всё казалось неправдой, что будет бой, и он – последний.
   Тревожный апрель 1945 года. Все ждём начало боя. Все ждём приказа, как искру. Чтобы загорелся бой.
   Вдруг земля вздрогнула!!! Началось!!! Началось!!! Артиллерия – Бог войны – обрушила стальной грохот на Берлин и не прекращала его ни на минуту!!! Немцы отвечали тем же. Уже через час было непонятно – это раннее утро, день или вечер. Кирпичная пыль, пыль земли, дым. Едкий запах разбитого цемента – всё смешалось под германским небом и закоптило солнце!!! Невозможно было дышать на много вёрст вокруг.
   Рванули в небо самолёты. Каждый лётчик старался сбросить бомбы на Рейхстаг. Между этим огнём – в окопах пехота.
   Наши танки двинулись в бой только ночью. Тут-то и был раскрыт секрет успеха. На каждом танке был установлен мощный прожектор. Прожекторы ослепили в ночи ярким светом немецкие войска. Ослеплённые глаза немцев не могли давать правильного точного прицела. Промахи!!! Промахи!!! Метр за метром немцы оставляли свою землю и бежали кто куда. За нашими танками шла пехота, окапываясь в каждом километре взятой земли.
   Велика битва – велики и потери! 2 мая 1945 года бойцы из передовых бригад ночью водрузили Красный флаг на крыше обгоревшего Рейхстага. Но немцы не сдавались. Флаг ими был снят. Бои продолжались на улицах и площадях Берлина. Танки вплотную подошли к Рейхстагу, к площади   со статуей Победы. Гудело небо! Дрожала изуродованная земля! Рушились громадные здания, дымился Рейхстаг, горели трупы. Вокруг дымились подбитые танки.
   3 мая многие немцы сдались в плен. Наши бойцы вторично водрузили на крыше Рейхстага Красный флаг. А утром фашистами был выброшен белый флаг. Они просили о капитуляции.
   3, 4, 5, 6 мая 1945 года были последними днями Великой победы! Где-то ещё шла перестрелка. Все орудия были заряжены. Автоматы пехоты наготове. Самолёты ещё кружили над Берлином, но выстрелы прекратились. Всё вокруг затихло…. Земля! Она устала, как и все люди, от крика, грохота, смертей.
   7 мая 1945 года штабы передислоцировались в пригородное местечко Боково. Это окраина Берлина. В этот день прокатилась волна по всему фронту. В одном из уцелевших домов этого района было заключено перемирие между Германией и Советским Союзом!!! МИР!!! Святое слово, как молитва!!!
   И только 9 мая 1945 года всей нашей необъятной Советской Стране и всему миру сообщили: «Окончилась Великая Отечественная Война!!! Германия капитулировала!!!»
   Радость и слёзы…


                Д Е Н Ь   П О Б Е Д Ы!


   Город Берлин. 9 мая 1945 года – День Победы!

   КТО Ж РАЗБУДИЛ В ЭТО РАННЕЕ УТРО ВЕСЬ МИР ЛЮДСКОЙ И ПРИРОДУ? СОЛНЦЕ! МЫ – ДЕТИ Земли и Солнца! Оно, тихое, ясное, как золотой пласт неба, поднялось над успокоенной землёй и людьми. Казалось, оно нам всем улыбается и благословляет оставшихся долго жить. Жить!!! Жить – не бояться пуль, бомб и плена! Жить – и радоваться каждому дню! Жить – и любить! Жить – и трудиться во имя жизни и любви! Не убивать, не разрушать, а только жить и строить! Любить и создавать!
   Навстречу светлому дню вышли люди: свои и чужие, немцы и русские, американцы и англичане – и под этим чудо-солнцем и небом обнимались, целовались, плакали, смеялись, поздравляли друг друга с ПОБЕДОЙ!!!
   Победа!!! По всему Берлину и по всему фронту стреляли вверх последними патронами. Адъютанты засуетились, забегали. Уже организуют отметить всем вместе наш великий день – День Победы!!! А он сиял В ЗОЛОТЫХ ЛУЧАХ Солнца, шумел на разных языках, пел, любил и смеялся!
   И вдруг все увидели, что всё вокруг цветёт. Цветут ранние травы! Цветут яблони! Цветёт сирень! Это – счастье!
   До утра были слышны песни, гармонь и танцы: лились вино и шампанское в хрусталь, стаканы и котелки. Кто-то целовался, плакал, кто-то прощался… Вечный покой погибшим!

   Город Берлин. Первый день после войны.

   10 МАЯ ИЗ ПРИГОРОДА Берлина – Бокова – из всех домов, гарнизонов, блиндажей все живые устремились к Рейхстагу. Шли и шли люди длинной широкой вереницей.
   Вот и Бранденбургские ворота! Это – грандиозное сооружение из металла, оплетённое железными ветками лавра. На крышах многих крупных зданий высятся монументы в форме земного шара. Это – символ Германии владеть миром. Многие здания разрушены… Чем ближе к Рейхстагу, тем печальнее картина.
   Дошли до Рейхстага. Раньше это здание стояло в окружении столетних дубов. Но теперь, после великой битвы, от дубов остались одни только пеньки: ни стволов, ни веток, ни листьев. Всё смешалось с землёй.
   Рейхстаг ещё дымит, и напоминает ободранную с ног до головы громадную чёрную кошку. Стропила бывшей крыши покрыла сажа. Стены разбиты осколками бомб, и всё до последнего сантиметра исписаны именами и фамилиями советских, американских и английских солдат. Около лестницы, ведущей на верхние этажи, лежали два обгоревших трупа и ещё дымились, как головешки. Странная смерть! Говорили, что это трупы Риббентропа и Геббельса. Солдаты молча проходили мимо.
   На площади уцелела только статуя Победы. На высоченном постаменте из белого мрамора – женщина-Германия, в лавровом, из мрамора, венке, с поднятой рукой. А внутри её – механизм. С его помощью статую поворачивали в ту сторону, куда шли немецкие солдаты завоёвывать новые земли. Теперь бы ей опустить руку, так как рядом пылают немецкие танки и не убраны трупы её солдат.
   Немецкие дома построены из цемента: стены толстые, тяжёлые дубовые двери с медными ручками, медными бляхами, как у Собакевичей.
   
    Постепенно немцев потеснили, и мы, ПОБЕДИТЕЛИ, заняли отдельные пятиэтажные дома. В квартирах большие кухни, белоснежные ванны, мягкая мебель, на полу и стенах ковры, серванты с хрусталём, красивейшие картины в немецком стиле и большие люстры. Наконец-то мы вымылись, напарились, отстирались и выспались на мягкой постели. Нагляделись на красоту квартир, на чистоту и богатство.
   До октября месяца ждали демобилизации. Как хотелось скорее домой! Всё чужое не мило…
    За 6 месяцев увидели, как живут немцы. Народ очень чистоплотный. Питанию придают особое значение. Обязательно в квартире отдельная столовая. Стол с белоснежной скатертью. Тарелки, вилки, супницы, салфетки, хрусталь и т.д. В определённые часы завтрак, обед и ужин. Каждая суббота – без еды, только пьют чуть подслащённую кипячёную воду. Обязательно баня и прогулки с собачкой. Немки-домохозяйки очень чистоплотны. В белоснежных фартуках, с белым воротничком, аккуратно причёсаны и в белой косыночке. Кухни под кафель. Всюду полочки, баночки, вазочки.
   Город разрушен, а девушки выходили на улицу красиво одетые, отглаженные. Старушки – тощие, как сушёная вобла. Они обязательно посещали маленькие кафе, пили соки через трубочку и о чём-то долго-долго беседовали.
   Постепенно где-то в Берлине началось «накопление добра» русскими солдатами и офицерами простым способом. Пришёл, увидел, взял и понёс, потому что были разбиты магазины, склады с товарами и винные подвалы. На войне, как на войне! Потом магазины открылись, открылись мастерские и театры. Можно было и купить, и пошить, и сходить в театр.
   Уходили с войны солдаты! Кто с чемоданом, кто с котомкой, кто на машине с горой добра. Но самый интересный случай был с колхозником. Русский Иван, получив документы о демобилизации, присмотрел немецкую породистую, пятнистую, с громадным выменем, корову. Надел на её благородные рога налыгач (воловья упряжка) и повёл за тысячи вёрст в свою деревню. Дошли они или нет, сказать трудно. А если дошли, то неужели он «её благородие» отдал в колхоз?
                г. Москва
                7 апреля 2003 год.



                Р А С С У Ж Д Е Н И Я   О   Р О Л И   П О Л К О В О Д Ц А
                В   В Е Л И К О Й   П О Б Е Д Е   С Т Р А Н Ы
Думаю, что не ошибусь, если скажу,
Что самыми яркими фигурами среди
Полководцев в период Великой
Отечественной войны являлись Г.К.
Жуков и Л.М. Василевский.

      МОЯ ВСТРЕЧА С Г.К. ЖУКОВЫМ

   1-Й Белорусский фронт. Лето 1945. Знакомились с Берлином каждый день. Живописна окраина города. На чистых улочках сказочные коттеджи, одноэтажные, светлые. Стены и крыши заботливо обволакивает стеблями и листьями плющ. Он вьётся вокруг веранды и цветёт ярко-красными гроздьями. Обширные парки. Большое красивое озеро. Можно купаться в его чистой и прозрачной воде. Дворы засеяны травами. И всюду, где только можно посадить, цветы.
   В один из солнечных дней того незабываемого лета, я шла через мост. Было тихо. Вдруг мне навстречу понеслись громкие звуки мотоциклов. Я невольно всмотрелась и увидела картину века. Она осталась в моей зрительной памяти на всю жизнь.
   По Берлинскому мосту мчались охрана и машина марки «Виллис». Впереди – три мотоцикла в касках, с автоматами и гранатами. Мотоциклы новейшей марки, чёрного цвета. Такие же три мотоциклиста – позади. Между ними – «Виллис». Открыт брезентовый полог крыши, так как была жара. На заднем сидении – маршал, трижды Герой Советского Союза Георгий Константинович Жуков. Впереди – шофёр.
   Г.К. Жуков сидел, слегка подбоченясь и глядя вперёд. Брови чуть сдвинуты. Крупный нос и резко очерченные жёсткие губы над упрямым, с ямочкой, подбородком. Загар умного, волевого лица, почти коричневый. Весь он светился внутренней красотой и мужеством. В лучах солнца сияли золотые погоны и звёзды. ПОБЕДИТЕЛЬ!
   Я остановилась, удивлённая неожиданной встречей, и долго смотрела вслед русскому человеку, смелому, сильному, как из кремня выточенному. Не дай Бог, начнись ещё одна такая война, он и её бы выдюжил, и победил!
   Подумалось мне в ту минуту: «Дорогой ты наш Герой! Родила тебя русская женщина. Дала тебе богатырскую силушку, быстрые очи, сильные руки и крепкие ноги. Голова твоя – светлая, душа – сильная. Слава тебе! Собери ты своих генералов, боевых соратников. Да вот так вот быстрёхонько поезжайте на свою русскую сторонушку к матерям горемычным, в слезах утопающих. Плачут они и днём и ночью по своим сыновьям. Поклонитесь им родимым, поклонитесь до земли! Благодарите, что нарожали они ребятишек крепеньких, вскормили и выходили, не спавши ночами, и отдали на защиту Отечества!»
   СЛАВА НАШИМ МАТЕРЯМ! СЛАВА ВСЕМ НАШИМ ПАРНЯМ ИЗ СТАНИЦЫ ВЁШЕНСКАЯ! СЛАВА ВСЕМ, КТО ОТДАЛ СВОИ ЖИЗНИ ЗА ЭТУ ВЕЛИКУЮ ПОБЕДУ!

                Г. Москва. 16 апреля 2003 года
   

   



   
                К О Н И

Всё помнится, всё слышится
Далёкая война…

«Ходят кони над рекою, ищут кони водопою…»

   Кто из нас не любовался разными породами лошадей, их красотой, выносливостью, быстрым бегом! Если вспоминать историю происхождения лошадей, то можно начать с американских мустангов. Их предками были прекрасные испанские лошади, завезённые сюда в XVI веке испанскими завоевателями. Часть их одичала на просторах Америки и приспособилась к жизни в прериях.
   «Мустанг» в переводе на русский означает «Без хозяина». Живут они небольшими стадами, состоящими из жеребца и его «гарема» - от 2-х до 18-и кобылиц, жеребят и молодых коней. До сих пор индейцы используют мустангов как верховую лошадь. Она невысокого роста. Высота в холке достигает максимум 140 см, вынослива и крепко сложена. Много этих животных было отловлено для использования во время Первой мировой войны. На мустангов охотились также ради мяса и кожи. Питается травой и листьями. Может много дней обходиться без воды. Своими копытами мустанг умеет разбивать лёд на замёрзших водоёмах.
   В нашей стране разводят более 50 пород лошадей: ахалтекинская (одна из самых древних), орловский рысак, арабская, донская, советский тяжеловоз и чистокровная верховая (Английская). Все они разной масти: рыжие, гнедые, серые, вороные, пегие, буланые, игреневые, чалые, саврасые, соловые. Прародительницей наших лошадей является лошадь Пржевальского. Её родина – тибетское плоскогорье.
   До войны разведению лошадей уделялось очень большое внимание. Каждая республика имела свои конные заводы, разводила лошадей и колхозы.
   Кто бывал в весеннее время в Сальской степи, тот видел, как щедрой рукой весна рассыпает цветы: тюльпаны белые, жёлтые, красные, малиновые, и изумрудная трава ковром устилает всю землю.
   Бежит по степи колхозный табун лошадей. Гудит под копытами земля. Под ветром поднимаются гривы кобылиц, как бы обнимая спины жеребцов.

Ты гуляй, гуляй, мой конь,
Пока не поймаю.
Как поймаю – зауздаю
Шёлковой уздою.

   Вдруг остановится вожак и, тревожно озираясь, попрядёт ушами. Из далёкого далёка по чистому небу доносится гул самолётов. Война. Война в Европе.
   1941 год. Началась Великая Отечественная война. Все, кто мог двигаться, поднялись на защиту своей Родины. Вместе с людьми послушно шли и кони. Они, как и люди, шли защищать свои степи.
   Вспоминается тяжёлая картина боёв за город Лисичанск. Стоит он на глинистых и песчаных берегах притока Донец. Весна. Земля смешалась с талым снегом. Дороги очень трудные, изъезженные и истоптанные людьми, танками, обозами. И по этим дорогам тянут дальнобойную 2-х метровую пушку 10 пар вороных лошадей. Вороные наклонили свои красивые головы, выгибаясь, тонут в грязной глубокой колее и из последних сил тянут непосильную ношу. Возницы бьют их кнутами, подбадривают криками. От напряжения лошади покрылись пеной и, тяжело дыша, продолжают свой нелёгкий путь. По всем фронтам на лошадях перевозили не только пушки, но и снаряды, пулемёты, продовольствие и раненых бойцов.
   От Лисичанска наша дивизия взяла направление на Ворошиловград. На окраине города мы увидели кладбище немецких самолётов с белыми крестами на тёмно-серых крыльях. Немец не ожидал столь стрнмительного наступления наших войск и в спешке отступления оставил не только свои самолёты, но и расстрелял очень многих своих лошадей в упряжках, под седлом, запряжённых в румынские кибитки. Они лежали по всем дорогам и площадям – красивые, породистые, разной масти: буланые, рыжие, гнедые и вороные.
   Не забыть мне великий день освобождения города. К нашей повозке, запряжённой измученной лошадёнкой, на улице города, подбежала немолодая женщина, вся в слезах и протянула мне краюшку хлеба. Я спросила: - «Зачем?». Она, плача, ответила: - «Немец постоянно говорил нам, что вся Красная Армия вымерла от голода. Возьми хлеб. Мы так долго вас ждали. Слава Богу, что вы вернулись! И освободили нас!» Я взяла этот хлеб не от голода, а потому что душа радовалась, как мы, русские люди, страдая все эти тяжёлые годы войны, не очерствели сердцами. Никогда не забываю я и эту женщину, и её кусок хлеба.
   Бои продолжались. Используя опыт полководцев Гражданской войны – Чапаева, Будённого, Ворошилова, Котовского, - наряду с военной техникой, шли по фронтовым дорогам наши кавалерийские бригады, эскадроны и полки до последних дней войны.

   Много песен сложил человек о друзьях-лошадях. Их пели в тяжёлые минуты войны.

              Распрягайте, хлопцы, коней
              Да лягайте спотчевать…
 
                ***
              Чей-то конь, чей-то конь – грива на боку:
              Понравилась-да, понравился-да дивчина казаку…
 
                ***

             Скакал казак через долину,
             Через кавказские края,
              Скакал он садиком зелёным,
             Кольцо блестело на руке.

   Живая сила лошадей во все времена и во всех войнах была для людей надёжной опорой в боях и победах. Те наши кони, что погибли в боях самой тяжёлой войны ХХ века, останутся в нашей памяти прекрасными друзьями человечества.









                П Е Р Е П Р А В А

                Посвящается 59-й стрелковой
                Дивизии
                Ст. Вёшенская, 1942 год.

Под облаком,
                Под тучкою,
Где вьётся ветра
                Свист,
Голодной верблюдицею
                Легла донская высь.
Не хожены, не паханы
                Янтарные бугры,
Травою запорошены
                Ухабины войны.
Здесь наша переправа
От краснотала –
                Мост,
Стоит в зелёной
                Заводи
Станица –
                Дальний пост.
Суровы тени
                Заводи,
Звенит слезой
                Верба,
И тихо лист
                Ложится
В купели
                Родника.
А Дон, как время,
                Катится,
Качается волна.
Поднять бы нам
                Глубины,
Чтоб вспомнить
                Имена
Парней, как пламя,
                Огненных,
Схороненных волной,
На этой переправе
Вели последний бой.
Всё помнится…
                Всё слышится…
Далёкая война.
И память наша
                Вечная
Взрывает имена.
А Дон, как время,
                Катится,
Качается волна.
Поднять бы нам
                Глубины,
Чтоб вспомнить
                Имена.

                Г. Москва, 14 апреля 2003 г.
 
   
   
   
   
   
 
 
   

   
   
   
      
   

                Д О   С Е Й   П О Р Ы   Л Ю Б О В Ь   Х Р А Н И М
                К   С О Л Д А Т А М   П А В Ш И М   И   Ж И В Ы М

                Посвящаю своим братьям и ребятам,
                С кем училась в средней школе ст. Вёшенской

                ВЁШЕНЦЫ ХХ ВЕКА

Любо молодому
По земле ходить,
Тяжело на свете
Стариками быть.

          То кряхтим, то стонем,
          Вспоминая дни,
          Как ходили бодро,
          Ели калачи.

Одевали юность
В красный сарафан,
На волнах качались,
Выгибая стан.

          В косы заплетали   
          Золотую прядь,
          И в прохладу ночи
          Бегали гулять.

Ах вы, ночи тёмные,
Роем звёзды спят.
На скамейках милые
Близенько сидят.

          Но недолго пели
          Птицы-соловьи.
          Парни наши – соколы
          На войну ушли.

И пошло-поехало…
Командир крутой:
Раз, два – ложись!
Раз, два – стой!
Под команду – песни,
Из окопа – в бой!

          Финна – били!
          Немца – били!
          Наш солдат – герой!
          Места свята нет в России –
          Бесконечный бой.

Потому стареем быстро,
Женщины степей,
Позабудем наши беды –
Помянем парней!

                Г. Москва. 28 апреля 2003 г.


   

   Дорогая редакция «Тихого Дона»! Я, Воротникова Елизавета Руфовна, в канун Дня защитника Отечества, пишу о своих братьях и одноклассниках Вёшенской средней школы. Станица их помнит! А кто же о них напишет, если не я? Сердечно поздравляю вас, жителей станицы и работников Вёшенского военкомата с праздником!

                Г. Москва, 2003 г.


                М И Л Ы Е   С Е Р Д Ц У   Р Е Б Я Т А

                Честь солдата береги свято

   На нашей планете велики и богаты просторы русской Земли! Живут своей жизнью леса и степи, пустыни, моря и океаны. Среди донских степей – далеко от шумных городов – на тёплых песках стоит наша станица Вёшенская. Вокруг – тишина да туман. Только птицы поют о красоте и вечности жизни. Не зря и кукушка отсчитывает, сколько лет мы, русские люди, живём без войны.
   60 лет. Это великий мирный путь Земли и людей вокруг Солнца. Земли, покрытой снегами и цветущими травами. Шумят её леса, бьются о высокие берега её моря и реки. Не растеряла Земля в пути за эти годы ни своей красоты, ни белых облаков, ни тяжёлых туч и ни капли воды. Только волнуются люди: как дальше прожить на земле без войны, без потерь детей и близких!
   Милая станица Вёшенская! И по твоим улицам прошёлся тяжёлый ХХ век. Из казачьих куреней и домов ушли на войну в далёком 41-м красивые и сильные парни: Михаил Панов, Алексей Тютькин, Василий Козин, Николай Большинсков, мои братья – Владимир Воротников и Александр Воротников, моя первая любовь – Семён Сидоров, Александр Калмыков, Александр Карев, Александр Деникин из Базков и многие-многие другие.
   Дорогие сердцу ребята! Они не вернулись в родную станицу, погибли в тяжёлых боях! Простите нас, оставшихся в живых! Вы отдали свои молодые жизни за нашу Родину, за свободу русского народа, за красоту Земли и вечную жизнь на ней! Мы, родные и близкие, до сей поры помним и любим вас! Мы помним теплоту ваших рук, молодой смех и первые поцелуи!

                МЫ  ПОМНИМ!!!   СВЕТЛАЯ  ВАМ  ПАМЯТЬ!!!

   В храмах страны и станицы зажигаем свечи и молимся за ваш вечный покой! Перед вашими подвигами склоняются ковыли и травы донской степи. Вас помнят древние тополя станицы и поют вам песни, печально шелестят сосны, и майские соловьи посылают вашим душам свои звонкие трели.
   На смену вам, дорогие ребята, пришли новые поколения. Теперь они выполняют свой воинский долг и стоят на рубежах нашей Родины. В их руках – самые современные самолёты, танки, ракеты. Россия стояла и будет вечно стоять на планете Земля!
                СЛАВА НАШИМ БОЙЦАМ – ЗАЩИТНИКАМ ОТЕЧЕСТВА!
                Г. Москва, февраль 2004г.
                70 ВЁСЕН М.А. ШОЛОХОВА

                СОСЕДУШКА

Все славных 50 да более
Прожили на песках у Дона рядом,
А я боюсь взглянуть в твоё высокое окно
И помешать несмелым взглядом.

Ажурная ограда сада молодого
Сплелась с листвою яблонь наших,
Пугливый голубь с неба голубого
Прозрачно-розовым крылом
Соседушке-голубке машет.

Любимой бабушки моей
Я слушала рассказ старинный:
Свет-молодец, купец
Да матушки твоей
Принёс венец
И бурелом любви
Душе невинной.

Запомнилось не то, как был рождён, -
Не в том Творца величье.
Мне полюбить таланта громадьё –
Твоё орлиное перо –
Преподнесла судьба девичья.

С тех пор смотрю я сквозь листву
На россыпи твоих творений,
Боготворю твой светлый ум,
Твой милый ус и трепет вдохновенья.

С годами понимать могла,
Какая выпала тебе судьбина:
Жить вихрями былин,
Узлы их расплетать,
Над их сединами смеяться         
                И рыдать –
Семидесятая година!

Никто тебя не пожалел:
Ни степь Донская, ковыли
Свои щетиною вздымая,
Шипела шёпотом: «Пиши,
Скорей!» - и за бугры бежала.
Ни Дон-тихоня,
Зло весной бугря торосы,
Смеялся звоном их, звенел:
                «Пиши…»
Ни старый лес –
                За озером вонючим
Скрипит, свои кудели сучит.
Там стаи воронья, синиц
                И соловей певучий
Поют, летят все на порог:
«Пиши!» - стрекочут.
Поди, устал…
Хоть жизнь порой была
                Страшнее ада,
Но ныне ты – наш юбиляр!
                Златая дата!

Нам ли печалиться, родной сосед?
Взгляни в окошко рядом.
Давай сойдём с крылец,
Я подойду к тебе, смахну с плеча
                Все пятьдесят,
Подкрутим ус,
                Оставлю только двадцать.
Встретишь ты гостей
В день своего рождения
Хитринкой глаз, усмешкой уст,
Игривостью словца и
И превзойдёшь свои творенья!


                Г. Таганрог, март 1975 г.





                ФОТОГРАФИЯ

Михаил Александрович и Мария Петровна Шолоховы
                Любуются разливом Дона.






                П Е Ч А Л Ь

                Посвящаю
                Михаилу Александровичу Шолохову
                (1905 – 1984 гг.) из ст. Вёшенская
                Ростовской-на-Дону области.

Под окошком тополь
Молчалив, не весел.
Отчего в станице
Не играют песен?
Отвечает тихо
Тополь у крылечка:
«Умер запевала!
Яркою звездою
Сердце в Дон упало».
Голубые очи
С родником   слились,
Забывали очи,
Когда спать ложились.
За строчкою строчка
О любви, о горе,
Про твою, казачка,
Написал он долю, как коней горячих
Казаки седлали
И в отрядах красных
Лихо воевали.
Кто ж теперь напишет
Быль иль небылицу,
Как казак тоскует
Без коня в станице?
Свет моя, станица,
Домики - садочки,
Бьёт набат столица:
Зажигают       в храмах
Золотые свечки.
Гонит ветер стужу,
Скупо льются слёзы.
Певца сохраните,
Русские берёзы!
Кто пройдёт – вспомянет,
Лист зашевелится,
В старый век заглянет,
Низко поклонится.

                Г. Москва, 22 февраля 1984г.








                В Р Е М Е Н А   Г О Д А


                В Е С Н А


Капли дождя
   Моё сердце вспоили,
Трепет ветра во мне,
   Как стрела.

ЧТО СЛУЧИЛОСЬ?
                Весна…
Над грозой
   Журавли пролетели,
Где-то слышится
    Посвист скворца.
Разбудила… Зачем?
Синевы мне твоей –
    Не изведать,
На заре поцелуй –
     Не найти.
Я   давно не жалея
     Утратил
Всё, что нежно
      Когда-то любил.
Злой Борей
   Мне теперь уж по нраву
Да туман,
   Словно брат удалой.
Нас ласкает
   Безумное лето –
Бабье лето поры золотой.

Таганрог – Вёшенская, Февраль 1981 года.

 
                А К А Ц И Я

Зачем цветёшь, акация?
Зачем цветёшь, колючая?
Над кручею качаешься,
А в непогоду клонишься
     Взойдёт луна – засмотрится
     На кружева парчовые,
     Заспорит ветер с тучкою:
     Зачем цветёт красивая?
Ответят ветру сосенки,
Ответят тучке реченька,
Что полюбила белая
В зелёной роще тополя.
     Пойду в закат сиреневый
     По улице в заборчиках,
     Скажу: «Цвети, душистая!»
     И сердце вспомнит молодость.

                О С Е Н Ь

Умыто солнце,
Искупан лес –
Так щедро льются
Дары с небес.
     Кружится ветер
     Под тихий свист,
     Срывает с веток
     Последний лист.
А лист ольховый –
Багряный свет –
На ветке дальней
Оставит след.
     В нём – капля счастья,
     Потоки слёз,
     Любовь изведать
     Не довелось.
                Посёлок Хмельники
                Ярославской области
                Сентябрь 1986 г.

               
                З О Р Ь К А  С П Е Л А Я  М О Я…



Разгорелась осень –
Спелая заря,
Позвала – покликала
Три богатыря.
     Подошёл сентябрь –
     В поле увела,
     С золотыми зёрнами
     В закрома вошла.
Радость в доме, песни…
Осень хороша!
Хоть работы много –
Веселись душа!
     И гуляет сила –
     Удаль сентября,
     Распахала землю,
     Дыбом борозда!
Облетел узор картин,
Приуныла осень…
На пороге – октябрин,
Нарядится просит,
     В кубари,
     В серёжки,
     В красные сапожки.
     У порога –
            Свет-краса –
     Звонко пляшут голоса.
Не плясала
              Лишь она –
Зорька спелая моя.
Не во сне,
                А наяву
Убежала к ноябрю.
                Следом ветры,
                Птицы мчатся.
                Облетело всё вокруг!
                Нет её –
                И жар потух.

                Посёлок Хмельники
                Ярославской области
                Сентябрь 1987 г.



                З И М А

Где-то там, за океаном,
Как приходит к ним зима?
А у нас, под Хмельниками
Вся одета в кружева…
                Вологодскою Мадонной
                Белы руки подняла,
                Ветлы гибкие согнула,
                Расстелила кружева.
Ох, зима, так уж зима-а-а…
Вмиг всё снегом облепила:
Землю-матушку, дома,
Над дорогами поднялись
Чудо-диво терема.
                Ох, зима, уж так зима-а-а…
                Несравненна белизна!
                Кто-то рад ей,
                А кто-то нет –
                Не раскрыт ещё секрет.
Трогать кружево боимся,
Вдруг рассердится она?
Всё глядим, не наглядимся –
Так сияет белизна.


                Посёлок Хмельники
                Ярославской области
                Декабрь 1985 г.



                С Н Е Г И Р И


Разлюли, люли, люли…
На сугробе – две зари!
Две зари, как два огня,
Два пунцовых снегиря.
                Я дыханье затаил,
                Поставил лукошко,
                Сладких зёрен протянул,
                Снегирям в ладошке.
Будто маки расцвели
На моей ладони.
Всё склевали снегири
И опять на воле.
                Долго, долго грели лапки
                На снегу, как на печи;
                Вдруг закрыли небо «маки» -
                Улетели стрекачи.
Я не здорово тужил,
Отыскал тропинку
И в лукошко положил
Нежную снежинку.
                Разбежался по горе,
                Распахнул калитку
                И приклеил на окно
                Снегирём снежинку.

                Посёлок Хмельники
                Ярославской области
                1 января 1985 г.







                Л И Р И К А



                Н А Б А Т

За морями
                Глубокими,
За горами
                Высокими,
Землю пашут
                Господа.
А над нами
                Снег кружится,
Жмёт мороз,
                Да ветер злится,
Солнце в тучах,
                Нет тепла…
На весь мир
                Вопит молва:
«Погибает
                Святая Орлица!!!»
                ***
Бьют набат колокола:
«Не мути народ,
                Клюка!
Ещё дышит она!»
Сквозь пургу
                И снега
Трубит клёкот
                Орла:
«На крыло,
              На крыло поднимись,
Моя Русь, моя Жизнь,
                Ты – Царица!»

                ***
Я – надежда
            Твоя,
Русской славы солдат,
На могучих
              Крылах
Век в дозоре стою:
От морей
              До пустынь
Свято Землю
              Храню.
Не смыкая
               Очей
С византийской
                Поры,
На восход
                И закат
Неустанно гляжу –
Не пройдёт супостат!
Для него –
                Не на жизнь,
А – на страх
                Клюв орлиный
                Точу.
                ***
Наказ прадедов
                Чту:
И в миру,
              И в бою
Знамя
               Крепко держу.
Нету силы
               Иной,
Чтобы нас
               Побеждать,
Как нельзя
                С неба снять
Золотую Луну.

                ***

На крыло,
            На крыло поднимись,
Королева моя
            И Жар-птица!
С нами –
             Бог!
Под когтями –
                Земля.
Над простором
                Своим
Поклянись
                Всем святым,
Всем Отцам-мудрецам,
Всем
          Заморским дельцам:
Не допустишь
                Врага
На священную
                Русь!
                Г. Москва, 2004 г.

                О Г О Н Ё К   П Р О М Е Т Е Я

Нам юность
             Искру Прометея
В ладонях принесла,
                Как новь.
Сплетались кольца,
              Шептали губы,
                Ягоды спелее:
«Сплетём венец,
               С ним горе – миг,
А радость - век.
               В час бури
Не снимай колец,
Искра не возродится
                Вновь».
Сей дар –
                Нетленный –
Волнует
             Смертных
                И мудрецов,
Бог Эрот
              Ему названье дал
По всей Вселенной:
Святая,
           Первая
                Любовь!
Семнадцать
               Босоногих
                Лет:
Над книгой –
                Нос,
На голове –
                Шапка
Промытых Солнцем
                И водой
                Волос.
Всё прочитала
                Вдоль
                И поперёк,
Да невдомёк,
Что сердцу нужен
                Прометея огонёк.
И врезались годы
В сердцевину Атома –века,
Сорок
          От грани
                Шагали
                К грани,
К знамёнам побед
              Унесли
                Судьбу
                И любовь
Моей восторженной дани.
Я свой удел
                Несла,
Как пласт земли,
                Руками,
Ладони – матрица
                Больших
                И малых
                Дел,
Они – моё
               Горенье
                И начало.
Лишь одиночество
                Мне больно
                Душу
                Мяло!

                Г. Москва, зима 1976 г.




                П У Т Н И К

В степи – закат.
Отрадно вспомнить,
Как хорошо по ней
                Идти:
Шагами мерить
                Километры,
Простор сжимать
                В своей груди.
                Простор и зной!
                Как много в этом
                Златого Солнца
                И тепла
                Для молодого уроженца,
                Для милых трав
                И для меня!
Я уходил…
И возвращался,
Страдал в разлуке,
                Как дитя;
И вновь овраги, перелески,
Как Млечный путь,
                Ведут меня.
                Я не спешу…
                Смотрю на пашни:
                Поют цветы,
                Звенит трава,
                В высоком небе –
                По кругу власти –
                Парит Орёл,
                Как старина.
                Как старый конь,
                Почуя берег,
                Спешу глотнуть
                Воды донской
                И в поцелуе нежном
                Слиться
                С моей родимой
                Стороной.
 
                Г. Москва, февраль 1993 г.



              Я Р О С Л А В С К И Е   Р О Б Я Т А


Несравненна, холодна
Область Ярославская:
Под сугробами земля,
На ветрах подвория.
                Лошадей давненько нет,
                Не мычат бурёнки,
                Козы корочки грызут
                У крыльца хатёнки.
Лес угрюмый, как медведь,
Навалился шубой,
В январе тоскует зверь –
Обойди дорогой.
                Там хозяин сладко спит,
                Замело берлогу,
                Дятел звонко по сосне
                Бьёт ему тревогу.
Безлошадники идут,
Тянут сани сами,
Топоры в руках несут,
Шевелят усами.
                Новый год идут встречать
                Матюки хмельные,
                Для забавы вырубать
                Сосны молодые.
А они гурьбой стоят
На высокой горке,
Серебром, как жар, горят
Острые иголки.
                Поползли по снегу вширь,
                Размяли сугробы,
                Жадно выбрал каждый хмырь
                Ёлку на морозе.
Замахнулись топоры,
Изрубили горку,
Увезли с собой красу
В каждую избёнку.
                Только лес их понял суд
                В белизне холодной,
                Как рубили красоту
                На Руси свободной.

                Посёлок Хмельники
                Ярославской области
                Декабрь 1997 г.




                М О Й   Л Е Б Е Д Ь-П Т И Ц А


В Азовском заливе –
Крутой бережок.
На самой вершине
Стоит городок.
                Дымят его трубы,
                Гудят корпуса,
                То ветрами полон,
                То плещет волна,
То Лебедь тоскует
Под старой вербой,
Меня он ласкает
Своей красотой.
                Два кипенно-белых
                В размахе крыла,
                Два зёрнышка спелых
                Средь пуха – глаза.
Он – дивная грёза,
Он – парус земной,
Он – белая роза
Над тихой водой.
                Летал он высоко
                В строю лебедей,
                Летал издалёка
                С подругой своей.
Но гордый Борей,
Полыхая над морем,
Подмял лебедей,
 Наслаждаясь их горем.
                И вольная птица
                Роняет перо,
                Хохочет убийца –
                Измято крыло.
Без крика – паденье,
Без стона – печаль,
Он в чьи-то ладони
Судьбу передал.
                Глубокие раны
                Зажили давно…
                И дальние страны
                Забыли его.
Я в детстве
Конфеты ему приносил
И, слёзы роняя
Домой уходил.
                А нынче кричу:
                «Улетай, старина!
                Обмануться хочу –
                Будто Лебедь и я!
Улетай, улетай!
Над тобою простор,
В облаках синева».
«Улетай, улетай!» -
Тихо шепчет верба.
                Но Лебедь молчит
                Тупо смотрят глаза…
                Одинокий полёт
                Только тот совершит,
                Если ждут его где-то друзья.


                16 апреля 2003 г.


                М А Ш У К - Г О Р А

Машук-гора,
Как женщина из грота:
На шлейфе – алая заря,
В груди её таинственное что-то
Смывает сладкая слеза.
               
Ты покорила все народы –
Дочь Прометея и огня,
И эти пепельные гроты
Очаровали и меня.

Я дикий камень обнимаю
Уставшей русскою рукой
И слёзы, слёзы собираю,
Как дар лечебный, неземной.

И снятся мне отныне слёзы:
Так щедро плакала гора.
В далёкий путь уводят грёзы,
Опять испить слезу пора
.                Пятигорск, май 1982 г.
                Таганрог, июнь 1982 г.


               Ш У Т К А   Д Е Л У    Н Е   П О М Е Х А



Мигулянка – берег тихий,
В серых вязах рукава.
Узкой кромкой лес в берёзках
Опрокинула вода.
             Гляну, гляну на красоты,
             Вглубь, крестяся, посмотрю:
             Вижу – мы с тобой похожи,
             Близнецы в родном краю.
Не шумят твои потоки,
Не горит моя душа,
В жилах -  плесень
Вместо крови,
Омут – тихая вода.
               Тина, тина берег гложет,
                Заплетает купыри.
                По донским печалям бродят
                Наши годы без любви.
Заверни меня в туманы,
Я приду к тебе зарёй,
Из-под омута достану
Талисман – каюк худой.
                Дыры вязью запаяю,
                Нету нам других дорог.
                Блики солнца разметая,
                Поплывём в святой отрог.
В буйных травах
Леса стража,
В поднебесье – тополя.
И под их шатром клокочет
Иорданская вода.
                Всё, как прежде:
                Тихо, строго,
                Не колышется листва.
                Окрести меня, отроже,
                Чтоб ещё сто лет жила!
Поделись, как мать с младенцем,
Силой крепкой, молодой.
Я хочу, как ты, под солнцем
Биться страстною волной.
                За картинки над водою
                Мигулянку сберегу,
                Опущусь землечерпалкой –
                Дно очищу поутру.
И заплещет рукавами
Милый омут, старь – река.
Как люблю я этот берег
Даже здесь – издалека!

                Г. Таганрог, 18 января 1980г.



                П Л А Ч   Б Е Р Ё З Ы


Я слышал стон
И плач берёзы
В кудрявой рощице
                Подруг,
Её глодали жадно
                Козы,
Зло распинал к земле
                Пастух.
               Всё ниже ствол,
               Всё громче стон,
               Надрывный треск –
                Поникли лозы…
                Шелковый лист
                Сжевал слюнявый
                Рот,
                Пырей-трава
                Впитала слёзы.
Мне в роще той
Бывает грустно,
Её подругам
            Был черёд…
Там ветер травы
            Сеет грустно,
Да короед пеньки
             Жуёт.
Жестокий век –
Наш век
              Двадцатый!
Всё разлюбил
              В нём человек…
Шумите, милые
               Берёзы,
Вас сбережёт
               Грядущий век!

                Посёлок Хмельники
                Ярославской области
                Ноябрь 1987 г.


                О Ж И Д А Н И Е

Ожидала счастья, ожидала…
Озорные кудри в кольца завивала,
Брови красила, сурьмила.
Карие, большие яркой бирюзою
Очи обводила.
                У Петровны картам
                Тайну доверяла:
                Не стыдясь старухи,
                Про любовь большую
                На чужого мужа
                За рубли гадала.
На работу рано, на работу
Ездила – спешила,
Что услышу речи.
Молодое тело
В перстнях и в кулонах,
Во шелках кручёных
Сладко замирало.
                Не заметил милый, не заметил,
                Что любила терпко,
                Год от года блекла.
                В край далёкий – Север –
                Путь себе наметил.
На перрон ходила,
Сердце в камень сжала,
И собачьим взглядом
Молча проводила.
                Не судите, люди,
                Строго не судите!
                Кто живёт в разлуке
                Ночью спиться плохо.
Над седою прядью
Иней сны колдует,
А душа невестой
По тайге кочует.
Не целован месяц
Да моё колечко.
Отцвели тюльпаны
Моего сердечка!
                Летом жду, зимою…
                Может, где-то встречу.
                Расскажу – не скрою –
                Как любила вечно!    
                С П А С   

Эгейское море –
Крутая волна,
Как сытые кони,
Плывут острова.
             Там сказка Афин
              Мне судьбою дана,
              Пугает и манит
              Её старина.
Уверовать – трудно,
Понять – мудрено,
Живёт она в мире
Безмерно давно.
                Целителя слово,
                Заветы отцов,
                В ней – сладкие речи
                Земли мудрецов.
Больных – исцеляет,
Слепым – подаёт
Надежду и веру
Увидеть Богов.
                Плыви, наш кораблик,
                Плыви на восток,
                Отыщем мы сказку –
                Святой островок.
Вот берег тенистый
И храм над скалой,
И звон серебристый
Плывёт над водой.
                Крестясь, опустилась
                Во храме толпа –
                Лампады и свечи,
                Как звёзды зажгла.
Иконам святых
И распятью Христа
Крестилась, молилась
И Бога звала:
                «О, Боже, помилуй,
                Спаси нас, любя,
                Даруй нам здоровье
                И мир бытия!»
Молитва и пенье святого отца,
Надежда и вера согрели сердца.
И снова кораблик людей привозил,
Отшельник во храме лампад не гасил.

                Греция, Афины,
                Июль - август 1993 г.


                С В Е Т Л Ы Й   Д Е Н Ь

Раэбагрянилась сосна
У порога, у порога.
Стан шелковый, как струна –
Недотрога, недотрога.

Плачет тихая слезой –
Золотою, золотою.
Ах! И я была давн-о-о-о
Молодою, молодою.

Не рубите дерева, не рубите!
На скрипучей стон зимой
Подойдите,
                Подойдите.

Снег пушистый, молодой
Побраните, побраните.
Тихо сказку про весну
Расскажите, расскажите.

Если травы спят в лесу,
Обойдите, обойдите.
Там цикады пьют росу –
Вечер ждите, вечер ждите.

В ночь короткую – тайком –
В степь идите, в степь идите.
Ухватите звон цикад, закружите, закружите.
И красавицу Зарю
Разбудите, разбудите.

Разрумянится Заря,
                Рассмеётся,
И польются голоса –
                День начнётся.

Для тебя и для меня –
                День начнётся,
                День начнётся.
Не рубите дерева,
                Не рубите!

                Г. Москва, 1994 г.



         
                Р О С С И Я

                Возродим духовность –
                Возродим Россию.

Осенний день – в просторе синем –
Сияет в золоте берёз.
И сладкий запах от осины
Уносит ветер в глубь небес.

Мы уходили в эти дали:
Пытали истину – познали грех.
Крутые горки нас катали
И увели с дороги всех.

Но с нами – Бог!
И вся Россия
Из бездорожья путь нашла!
Под золотыми куполами
В распятье веру воскресила
И покаянье принесла!

                Г. Москва 1999 г.


                П Е С Н И   К Л Ё Н А


В тишине над рекой
Шумит клён молодой
Непростой красоты.
Звонкий лист кружевной
То звенит, то поёт,
Под зелёный шатёр
Жить берёзу зовёт:

«Белая берёза,
Я тебя люблю!
Протяни мне ветку
Белую свою.
Без любви, без ласки
Пропадаю я,
Белая берёза,
Полюби меня!»

Ветер эту песню
Как-то услыхал,
И со страшной силой
Он на клён напал.

И затихла песня,
Не пришла судьба.
Звонкий лист кленовый
Унесла вода.

На заре румяной
Камыши не спят,
О судьбе кленовой
Тихо шелестят:

«Милая берёза,
Белая краса,
Не гонись за ветром,
Не губи себя!
Ветер погулял тут
И умчался вдаль,
Веток твоих белых
Бесконечно жаль.
По тропинке лунной
К клёну подойди, под шатром
На счастье
Огонёк зажги».

Огонёк незримый
Солнце оживит.
Всем шатрам зелёным
Клён заговорит:
«Белая берёза,
Я тебя люблю!».
И польются песни, как в былые дни.
Поспеши, кудрявая,
Огонёк зажги!
 
                Г. Москва, осень 2001 г.

                Д О Н   И В А Н Ы Ч


В просторах тульских,
            В болотах русских
Берёт зачин
            «Иванова вода».
Звенит,
             Поёт волна,
Притоки созывая,
             Сливаясь в песнь
                Донского казака.
Гривистым рысаком
                Кружит
                В родной степи,
Поит её,
               Туманной тишиной
                Ласкает,
Перемахнув донецкий
                Кряж,
Морскую чашу
                Наполняет.
Пришла…
Стою на кромке
                Глади,
С головы седой
              Платок сняла
                И поклонилась…
Зову,
        Ищу свою волну –
На ней
           Кувшинкой
                Детство колыхалось,
Попутный ветер
             Бросал на гребень
                Колыбель
                Мою.
Прости
             За позднее свиданье,
Великая река,
Плесни в ладонь,
            Прильну губами –
Вливайся в душу,
            Купель вода,
Обрызгай
             Жемчугом
                Капели,
Уйми усталость
              Золотом песка.
Давай сольёмся,
               Как бывало,
В потоке
               Нежной синевы:
Рассыплем брызги,
               Всклокочем пену,
Разбудим
               Смехом
                Купыри,
И я – русалкой
               Утомлённой –
Уйду на дно
               Пугать
                Сазаньи косяки.
Я – твой солдат
                И ты – солдат,
Открой страницу:
                В сорок первом
Разноязыкая
                России
                Рать,
Тобой вспоённая,
                Шагнула
                Насмерть –
За Родину,
         Отчизну-мать!
До стен
         Берлина
Свинцом учила
                Немца
                Отступать.
Тебе дарит
              Непокорённая держава
Извечную любовь,
            Да свет зарницы
                На острие клинка
В дозоре чутком
             Лихого казака.

                Станица Вёшенская, июль 1974 г.



 
                Р О Д Н Ы М   И   Д Р У З Ь Я М

Моему внуку, пятилетнему Роману Валерьевичу Каменскому, посвящается.


                И Н Т Е Р В Ь Ю


- Милая коровушка,
                Как дела?
Расскажи, бурёнушка,
                Где была?
- В лес я уходила
                Погулять…
Надоумил кто-то
                Всё вспахать.
Позабыла запахи
                Муравы,
Как поют соловушки
                И щеглы,
Всё стою на привязи
                В катухе,
Да жую соломушку
                В коробке.
- Милая кормилица,
                Ты права,
В рацион добавим               
                Все корма,
Приходи, голубушка,
                В механцех,
Молока, родимая,
                Дай на всех:
Старикам и детушкам –
                Потеплей,
На цеха работничкам –
                Пожирней.
Мы твоё мычание
                Все поймём,
На луга душистые
                Поведём
Все поля засеем
                Муравой,
Талисман повесим
                Золотой!
 
                Г. Таганрог, январь 1983 г.








                П О З Д Р А В Л Е Н И Е

Раисиному внуку, Александру Николаевичу Руськову, посвящается.

Ку-ка-ре-ку-у-у…
У-к-р-а-и-н-а-а…
Рушники снимай с гвоздя!
Внук казачий у порога
Шутит с дочкой
Без венца.

Расстилайте белу скатерть
В красногрудых петухах!
Это Руськов Саша ходит
В скороспелых женихах.

Ходит, водит, обнимает
От вечёра до зари,
В жёны кличет, зазывает,
А усы не выросли.

Что тут делать?
Как тут быть?
А нельзя ли их пришить
Хоть на час, чтоб обвенчаться?!
А потом уж ждать своих.

Мы - три бабки бабарихи –
Пьём застольную до дна
И желаем сладкой доли,
Деток, счастья и труда!

                Г. Таганрог, 1980 г.
                10 часов 20 минут.



                С Т Е П Ь

Посвящаю Георгию Корнеевичу Данилову.  Печаль моя…


Рассуди меня, степь…
Я – твой колос ржаной –
Незаметен и прост,
Словно дали мне жизнь ковыли.

Из морщин неразмятой земли
Я тянулся и рос,
И небесный платок
Мои плечи прикрыл,
Из косы аржаной
Шалый ветер согнул тетиву.

Так куда же мне
С поля ржаного?
Где унять все желанья страстей?
За синюю гору иду,
У х о ж у…
Манит диво –
Цвета радуги поле.
Вижу: плещутся маки
Там в первом цвету.

От родных
             Ковылей
Через милую
             Степь
Тянут версты-холмы;
И дорога –
             Одна,
Не найти ей
             Конца
И начала ей
               Нет…
Ворожила судьба:
Пролететь бы
               Орлом
Над простором
                Крутым
И крылом
                Золотым
Распахнуть кладовые
                Воды;
Ключевою струёй
Вековую сестру
                Напоить,
Сонный Чир
                Нарядить
В голубую
                Парчу.
Но я – коло
                Ржаной,
Ветер бьёт,
                Ветер гнёт
                Тетиву.
На пути –
           Борозда,
Злых сомнений
               Полна.
Перейти глубину
Жёсткий лист
                Положил
Лишь татарник
                Седой;
Был высок
                И колюч,
Не любовь –
                Сердцу иглы
                Дарил –
И назвал
                Неприглядной
                Женой.

Не грусти
                Тетива,
Разогнись!
Из шелковой
                Струны
Расстели
                По плечам
Королевы узор,
И к тебе
                Забрела
Без надежд
                И ответа любовь.
Слышишь? Сердце
                В груди
С ней ведёт
                Разговор…
То замрёт,
                То надрывно
                Стучит –
Возыграла
             Дремавшая
                Кровь.

Под густою
            Листвой
Гнётся колос
            Седой:
«Жил
         Иль нежил?
Скажи мне,
         Земля?»
«Жил», -
            Шумит тополей
                Высота.
«Жил», -
            Ответила
                Нежная синь.
Потому,
             Что –
                ЛЮБИЛ!
Потому,
             Что –
                СТРАДАЛ!
И за это
             Спасибо тебе,
                Моя жизнь!

               
                Г. Таганрог, 1977 г.


                Р Ы Б А К

В память о Николае Родине из ст. Вёшенской.


Ах, река, Дон-река!
Как туман, тишина…
На горе, под горой
Полынок молодой.

На горе, под горой
Терема, терема,
Да каюк на воде
Тихо ждёт рыбака.

Тихо ждёт рыбака –
Певуна-казака,
Чтобы плыть – не тужить,
В Дону рыбу ловить.

В тишине, как туман:
В Дону рыбу ловить,
Сети сыпать, удить, краснопёрок ловить,
Деток малых кормить,
А в ночи терема
Звонкой песней будить.

Уж давно та заря
Уплыла как вода…
Каюк под горой
Источила волна.

Под горой, на горе
В теремах тишина,
Звонкий голос затих
Певуна-рыбака.

                Г. Москва, 30.01.1992г.



                8 апреля 1999 года.

    Милый друг мой, Люся! Поздравляю тебя с Днём рождения, круглой датой - 80 лет!!!

    Душа моя! Ты послушай вокруг, как поют для тебя в этот день наши старые сосны о давно пробежавшей любви! А в ночи прошумят тополя, как тоскует душа! На заре напоят тебя родники чистотою! Молодая трава поутру умоет тебя жемчугами росы! Разбежится донская волна по пескам, по ракушкам зелёным, окропит всю тебя бирюзою, и ты будешь опять молодою!

   В этот день я с тобою! Обнимаю, крепко целую!

                Г. Москва, апрель 1999 года.


                Н У Л И Ж Д Ы   Н У Л И К

             Мы трудились в наш век, не жалея себя!


Нулижды нулик –
Получится нулик,
А если делить
На «4», на «2»,
То получится дата
Что надо,
И снова подружка
Моя молода.
Не грусти,
Не тревожься, старушка,
Что догнали нас
Вёрсты-года.

Ты ещё молода…
От беды и тревог
В голубом серебре
Не поникла
Твоя голова.

Давай-ка достанем
Солдатские кружки
И нальём золотого вина,
Да выпьем
На счастье, подружка,
Здоровье,
Осушим бывалые
Чарки – до капли,
До дна!

В нашем мире
               Большом
Всё веками
              Поделено
На плохое и
На добро,
Наша дружба одна,
Как любовь,
Неделимая
Нам от Бога
В награду дана.
С нею ночь –
               Не темна,
И беда –
               Не беда,
Она с нами
               Всегда
По дорогам
               Судьбы,
Словно россыпь
               Алмазная,
Как вино
              Королей
Согревает
              Сердца.
Так выпьем
               За дружбу
Большую,
Как чистое
                Небо
Апрельского дня!

                1999 год, зима.



                Л Е Б Я Ж И Й   П У Х

Своему другу, Людмиле Солдатовой посвящается.

Спроси…
            Зачем смотрю на милый Север
            В полдневный час и в час ночной?
            Не потому ль, что дикий клевер
            Там плачет белою росой.

Спроси…
             Зачем на ясном небе
             Ищу полярную Звезду?
             Не потому ль, что в её свете
             Обратный путь найти хочу.

             К берёзам тем, где чистый омут
             От солнца прячет красоту.
             Ладоням жарко. Степи ноют,
             Сжигая в пепел трын-траву.

             На берег тихий с родниками,
             Где в вечном трепете листва.
             Там юность наша без печали
              Лебяжьим пухом проплыла.

Давно б пора всё позабыть и сбросить
В поток житейской суеты,
Но сердце безмятежно просит
Не обрывать цветы весны.

Они, как Солнце у калитки,
Как чисто вымытый порог,
Как светлый праздник – по старинке,
Когда поёт призывно рог.

                Г. Таганрог, август 1982 г.



                Д Е Н Ь   Т Р О И Ц Ы

Семёну Сидорову – другу юности. Погиб в 1943 году на войне.

Ветер, ветер
                В степи,
Да горячий
                Песок.
У багряной
                Сосны
Приютился лужок.
Не цветы
                По траве –
Полынок, полынок.
За бугром
                Золотым –
Заповедный лесок.
                В золотых
                Берегах
                Там ручей
                Иль река?
                Пьёт берёзовый
                Сок
                Смоляная вода.
                В тишине
                Над водой
                Дуб
                Закрыл небеса,
                Лист ядрёный
                Глядит
                В зеркала,
                Зеркала.
                Одинок, одинок –
                Нет печальней
                Судьбы!
                Леденит
                Буйный сок
                Холодок, холодок.
                Сколько лет,
                Сколько дней
                На Земле
                Вековал,
                Но с короны живой
                Желудей
                Не ронял.
                Злая
                Сушит тоска
                С давних пор
                Бобыля,
                Цвет пустой,
                Цвет пустой
                Осыпает
                Заря.
                Нынче Троицы
                День.
                В лес
                Девчата спешат:
                По росе,
                По росе
                Ноги босы
                Скользят.
                Жги нас,
                Солнце,
                Песок – обжигай,
                Но до речки
                До Чёрной
                Дойти не мешай!
                В изболевших
                Суках
                Дуб обняли
                Гурьбой,
                Солнца шар
                На губах
                Охладили водой.
                Лист дубовый,
                Скажи:
                «Кто счастливей
                Из нас?
                Не померкнет
                Ли свет
                Наших звёзд
                В лихой
                Час?»
                С той поры
                Молодой
                Тайно к дубу
                Хожу,
                Зову счастье
                Моё
                И водой
                Смоляной
                Жар сердечный
                Тушу.
                И водой
                Смоляной
                Жар сердечный
                Тушу.

                Г. Таганрог,
                Ул.Морозова,9 – 68,
                Весна 1979 г.




                Д И Н Е

                Дочери 1-го учителя М.А. Шолохова Тимофея Тимофеевича Мрыхина, директору музея М. А. Шолохова в ст. Вёшенская, ПОСВЯЩАЕТСЯ.

Разлюбить теперь не ново,
Полюбить значительно трудней.
Потому разлук на свете много,
Как в степи горючих ковылей.
                А кругом весна, весна…
                Месяц опрокинул бровь.
                На моём окне – слеза, слеза.
                Где же моя любовь?
Как всё было, как всё было? –
Знает только тишина.
Бабьем сердцем полюбила,
Будто девушкой была.
                А кругом весна, весна…
                Месяц опрокинул бровь.
                На моём окне – слеза, слеза.
                Где же моя любовь?

Люди добрые, скажите!
Ты ответь скорей, Земля:
Почему сердца в разлуке,
Если любит он меня?
                А кругом весна, весна…
                Месяц опрокинул бровь.
                На моём окне – слеза, слеза.
                Где же моя любовь?
С неба звёздочка светила
В наше светлое окно.
Она строго рассудила:
Жить нам вместе не дано.
                А кругом весна, весна…
                Месяц опрокинул бровь.
                На моём окне – слеза, слеза.
                Где же моя любовь?

                Где же ты, моя любовь?

                Г. Таганрог, апрель 1982 г.
                П А М Я Т Ь

Другу, Екатерине Яковлевне Макевниной, посвящается.


Высоко над крутыми боками
Рог таганий поднял Таганрог,
И поют ему чайки крылами
О причалах далёких дорог.

В окаём голубой смотрят серые камни,
В горькой дымке гудят корпуса,
Сплавы льют раскалённые домны,
В камень сжатая Солнцем Земля.

Годы, годы… как листья берёзы,
Осыпались в твою городскую ладонь.
Не цвели за окном те серьёзные розы,
Не звала на свиданье ночами гармонь.

Ветер, ветер мне чаще встречался –
Неуёмный и злой Верховик:
То рыдал, то лукаво смеялся,
Бил наотмашь коварный старик.

Я теперь не с тобой, отчего же
                Так тяжко?
Обнимаю в разлуке друзей,
Слышу сердцем: зовёт под дубки
                Черепашка –
Незаметный мой, милый мой, тихий ручей.


                Г. Москва, декабрь 1983 г.



                З А К Л Ю Ч Е Н И Е

        Уважаемые читатели! Хочу сказать напоследок свои мудрые слова, так как в моём возрасте мудрость – явление нередкое.
        Зажили давно телесные раны у воинов, у инвалидов и у Земли, но никогда не заживут раны душевные. Они до сих пор кровоточат от потерь близких, родных детей и любимых.
         Живите долго, трудитесь на благо России честно и добросовестно!
         Мы, ветераны, рады, что вы родились и живёте в мирное время, и ваши дети счастливы тем, что живут и не слышат разрывы бомб и свист пуль.
         Счастья вам, дорогие друзья, здоровья и большой любви от близких и друзей!


                К О Л Е С Н И Ц А


Звёзды, звёзды врассыпную
Над моим окном,
Потому не спиться ночью –
Не уснуть и днём.

Стрелы, стрелы голубые
Мне в лицо летят,
Перлы, перлы неземные
Сердце теребят.

Засиять бы, засветиться
На земле родной,
Не успеть – у колесницы
Поворот крутой.

Повороты, повороты –
Каждый год трудней,
Остаются только искры
Уходящих дней.


                Г. Москва, март – апрель
                1994 г.