Воспитательные меры-2016

      Фанфик по «Клину любви» (аниме "Ai no Kusabi", Япония, 1992, и одноимённый роман Р. Ёсихары). Юмор.

      Чрезвычайное происшествие в Эос.


      Ясон просыпается от двух ощутимых тычков в бок.

      — Эт чё за фокусы? А ну верни!

      — У меня же синяки будут, — недовольно ворчит самый великий и прекрасный. — Рики, ты с ума сошёл?

      — Кто? Я? Это ты сбрендил! Учти, что мне это абсолютно не нравится. Ладно, настроение испортил — и хватит. Давай восстанавливай!

      — Да в чём дело? Чего ты прицепился?

      — Это ты мне «в чём дело?» — это я у тебя спрашиваю.

      — Да толком объясни!

      — Нет, скажите, пожалуйста, — «толком»! — Рики взвивается в постели с выражением крайнего возмущения на лице. — На себя посмотри!

      Ясон понимает, что произошла какая-то страшная гадость, но долго соображать не приходится: и простыня, и наволочка пусты, по ним не стелются роскошные платиновые волны. Где они вообще? Руки Ясона медленно поднимаются к голове, ложатся на… Мама Юпа! Ясон абсолютно лыс, пальцы ощупывают идеально голый череп.

      — Что за хрень! — ошеломлённо бормочет император всея Амои.

      Рики не просекает, что Ясон тут ни при чём, монгрел всё ещё думает о том, что блонди из озорства, вредности или живости натуры решил неприятно поразить своего любимого номер три или наказать его за недавний побег к Гаю.

      — Ну всё. Я посмотрел — и впечатлён. Спасибо, не понравилось. Давай выращивай! — Но, слыша, как Ясон только чертыхается и матюкается, Рики проникается беспокойством: — Ясь, ты чё? — и за отсутствием волос дёргает блонди за руку: — Бляха-муха, Ясь, да где?

      Но господин Минк поражён ещё более монгрела. Что за чертовщина, что произошло, что случилось, за что ему такая участь, кто и чем его заразил, кто и почему его наказал? С другой стороны кровати несутся уже не раздражённые вопли, а умоляющие стоны:

      — Яся, миленький, верни! Я никогда не буду баловаться! Я никогда не буду к Гаю сбегать! Я к стауту больше не прикоснусь! Я больше пачки в день курить не буду, только верни свои волосики!

      — Как будто я сам их отрезал!

      Тяжёлые раздумья главы Амои прерывает тревожный сигнал комма, Ясон берёт его с тумбочки и активирует, на экране — залитое слезами лицо Рауля.

      — Яся, миленький, ты теперь меня разлюбишь? Я потерял свои волосики! Они были такие красивые! Мед-до-до-до-во золо-ло-ты-тые! — И лучший в Галактике биотехнолог снова разражается рыданиями.

      — Рауль, ты на меня посмотри!

      Второй консул отирает глаза, смотрит. Его взгляд наливается изумлением.

      — И ты?! Блин, теперь мне в два раза легче!

      — Болван, тебе в два раза хуже должно быть!

      Рики в первый раз за это утро получает положительные эмоции. Послерассветный трах накрылся, о нём и мечтать не стоит, страстно любимый нежданно облысел, но на абсолютно голый череп извечного соперника совершенно точно можно смотреть с чувством глубокого удовлетворения.

      Ближайшие десять минут проходят в напряжённых переговорах чёртовой дюжины, в результате которых выясняется, что сегодняшним утром по таинственным причинам целиком, бесповоротно и на корню облысели все блонди. Аиша копается в своём гардеробе и ищет средневековые шляпы с Терры с плюмажем попышнее, Орфей перебирает ушанки, кепки и банданы, Гидеон пытается повязать на лысой голове цветастый платок, но ткань держится плохо и так и норовит соскользнуть с гладкой поверхности. Дело берёт под свой контроль Ясон и звонит Катце. Как и следовало ожидать, дилер обнаруживается в постели генетика, где утешает своего любимого, самоотверженно обещая хоть неделю только снизу быть.

      — Катце! Какого чёрта! Что ты делаешь в постели Ама? Это моё, понял? — инстинкты Ясона в сердце собственника не может поколебать ничто на свете, даже его конец.

      — Это не оно, а он! — отчеканивает дилер. — И насчёт «мой» я бы не торопился. Ещё неизвестно, кто красивее, если у тебя это навсегда, — и Уля со мной останется. Вот!

      — Ты как со мной разговариваешь?

      — Как всегда, когда во мне нужда. Тебе ведь парики нужны, да сразу тринадцать? Что, я не прав?

      — Прав, прав, чёрт тебя дери! Быстро вытрясай свою задницу, чтоб за час обернулся, в одиннадцать экстренное заседание Совета. Ам, да перестань ты хныкать, всем сейчас плохо!



      К одиннадцати часам в Зал заседаний, недовольно крутя головами, собираются хмурые блонди. Им не нравится решительно всё: и то, что без волос не только некрасиво, но и как-то неприятно холодно голове, и то, что в париках тесно и слишком жарко, и то, что беда пришла неизвестно откуда и неизвестно насколько, и каждый собрат: может, именно он и виноват. Глаза Рауля Ама и Леона Клера красны от недавно пролитых слёз; щёки Аиши и Орфея пылают от стыда, стоит им представить ближайший приём федералов; Домина и Джейд наглотались антидепрессантов; Гидеон решил спастись в астрономических изысканиях и отлавливает по планшету очередную чёрную дыру; Салас и Дин с горя накурились марихуаны; оставшаяся тройка банально напилась.

      — Итак. — Ясон садится и обводит всех мрачным взором. — Повестка ясна и без слов. Номер один — кто виноват? Номер два — что делать?

      — Это федералы — как пить дать, — высказывает предположение Аиша. — Надо их всех выслать к чёрту!

      — Это что же получается? — горестно вопрошает Рауль. — Мы были прекрасные блонди, а теперь кто? Страшные лыси, — и подносит платочек к изумрудным очам.

      — Ам, ты бы не плакал, а спокойно изложил, что накопал в своей лаборатории, — советует Ясон. — Анализы провёл?

      — Да что анализировать, когда ничего нет?

      — Ну эти… дырки… как их… луковицы… ну откуда всё растёт, — с анатомией у Ясона явный напряг.

      — Да нет ничего, всё голо!

      — Как на жопе, — глубокомысленно замечает Орфей.

      — Так кто мне скажет, это инфекция, диверсия или какой-то таинственный мор? Ты, Орфей, СБ, изложил бы свои соображения вместо метафор.

      — А какие у меня могут быть соображения? Если уж на то пошло, то ты, Ясон, главный подозреваемый. Кто чаще всего федералов принимает? Кто недавно ОРВИ подхватил? Кто разъезжает по каким-то недоразвитым Террам?

      — Ах это я? Да твой дружок Аиша неизвестно где болтается целыми днями, к бабам липнет — фу!

      — Подождите, а если это из Цереры? — осеняет Хьюберта.

      — И тогда это Ясон, — упорствует Орфей. — Чей монгрел болтается по Эос и всю элиту компрометирует? Я тебе, Ам, удивляюсь, как ты не бросишь такого неверного возлюбленного!

      Ясон зеленеет. Всё ясно: Орфей ревнует и катит на него бочку.

      — Рики здесь при чём? Он тут пятый год.

      — Вот-вот — и количество перешло в качество. А Катце чей бывший фурнитур? А где он свой штат для рынка набирает? Курсирует туда-сюда, Танагура — Мидас — Церера, забил все комиссионки сомнительным импортом и Раулю подарки таскает, а, может, они ядовитые? — причин для ревности у Зави более чем достаточно.

      — Болтовня и наговоры! — защищается Ясон. — Да если бы не Катце, мы бы сейчас своими лысинами сверкали!

      — Мы бы сейчас сидели со своими волосами! — парирует СБ, но тут перепалку прерывает сильный шум в коридоре. Спустя несколько мгновений многоуровнево запароленные двери распахиваются настежь и глаза несчастной элиты видят загорелого красавца-ковбоя в щегольских сапожках, джинсах, клетчатой рубахе, поверх которой надета кожаная жилетка с бахромой, и в шейном платке. Дулом кольта герой вестернов сдвигает на затылок ковбойскую шляпу и ехидно осведомляется:

      — Опростоволосились, детишки?

      Элита в полном составе забывает об этикете и вместо обязательного «Слава Юпитер!» в изнеможении стонет:

      — Мамочка, где наши волосики?

      — Хороший вопрос, только преждевременный. Сначала надо было спросить «за что?» — и начинается проработка. Разумеется, первые обвинения звучат в адрес самого великого и прекрасного: — Вот ты, Ясон. Сколько раз я тебе говорила, что мне твой монгрел не нравится, — и что? Хоть кол на голове теши. Если на лысой, пожалуй, дойдёт, — задумчиво тянет Юпитер и переходит ко второму лицу: — Рауль, вот от кого не ожидала, ты таким приличным и скромным мальчиком был, учился отлично — а теперь? Сегодня ночью в твоей постели спал, то есть не спал, а развратничал Катце, ты на работу опоздал, а петов кто будет в Академии лепить? Вчера ты удрал из лаборатории к Ясону за два часа до окончания рабочего дня, а ещё раньше, утром, чем занимался? Позвонил Орфею и сказал, что завязки на халате запутались, а он мигом прибежал и рад был стараться, три часа их на тебе развязывал во всех позициях. Тоже мне, братья милосердия в отключке! И разве это всё? Кто болтается по Эос с камерой, отвлекает людей от работы, кружит голову Клеру, принимает от него кольца в подарок?

      Ам мучительно краснеет и даже не может, как обыкновенно это делал, занавеситься пышными локонами: разве какой-то куцый парик способен воспроизвести утраченное великолепие? К счастью, Юпитер уже переключилась на других:

      — Вот ты, Гидеон. Поднял плату за гостиницы в Мидасе, оплату капремонта для горожан ввёл, или по блату гиперпереход открываешь, или билетики в него продаёшь.

      — А, вот оно! — орёт Орфей. — А ещё на меня наезжал, что я в квитанциях с показаниями счётчиков мухлюю, а сам-то, сам!

      — Я бюджетник! — защищается Гидеон. — Кто обещал индексацию зарплат ещё два месяца назад? Почему я не могу позволить себе купить своему фурнитуру бриллиантовое колье?

      — Проживёт твой Лей и без колье, ничего с ним не случится. И тебе, Орфей, нечего тут святого изображать! Приписками занимаешься, со всех сильверов и руби за прописку в Эос пятизначные суммы дерёшь, федералов на вирусы не фильтруешь, ремонт в Ясоновых покоях не сделал, а моральный облик! С утра к Аму, вечером к Аише, а в перерывах мне e-mail'ы шлёшь с последними сплетнями!

      Глава СБ опускает повинную голову и ждёт только одного: когда мама примется за очередного отпрыска.

      — Аиша! Я понимаю, ревность — ревностью, но зачем ты, рисуя в воображении уязвлённого самолюбия Орфея в объятиях Рауля, нахимичил в покоях Зави так, что теперь не только дверной звонок, но и вызов по скайпу сопровождаются звуками промываемого унитаза?

      — Ах, это ты, засранец! — вопит разведка. — А я-то, дурак, тебе розочки с конфетами таскал!

      — И напрасно: сладкое вредно, — констатирует Юпитер. — У Аиши мозги от него набекрень: бегает по Эос, к сильверам и ониксам пристаёт, а потом мчится в Мидас и ночь напролёт в постели с женщинами кувыркается. Фу! А Клер, ты, ты, Леон! У тебя и забот больше нет, как свои покои украшать и новые пьесы на фортепьяно разучивать? Ты, случаем, «Мурку» Раулю не сбацал перед тем, как кольцами его одаривать? Он тебе кто, пет?

      — Что ты, мамочка! — хнычет Леон, но помимо воли его услужливая фантазия рисует в сознании Рауля, доверчиво прижимающего свою голову к бедру самого застенчивого и юного блонди.

      — Насквозь вижу! — предостерегает Юпитер и переключается на остальное потомство: — Хьюберт, это ты бился об заклад с Руфусом, что упрёшь из Амовской лаборатории самого жирного таракана и съешь его на глазах у Дина, а потом успешно претворил в жизнь своё гнусное деяние! Джейд, зачем ты стибрил курицу из курятника добропорядочного фермера, притащил её в свою квартиру в Апатии и стал мучить несчастную птицу, пытаясь выдрессировать её, чтоб она научилась танцевать сиртаки? Гриффин, из твоих комнат фурнитуры по утрам пустые бутылки из-под стаута выносят! Кто отвечает за культуру и образование? Почему до сих пор не снят фильм по шедевру Авроры Сладкой? Почему роман не внесён в список обязательной литературы в программы общеобразовательных учреждений?

      Досталось всем, честно надо признать, за дело. Юпитер даже сама удивилась, сколько дров могли наломать любимые дети, пользуясь безмерной добротой любимой матушки, и, чтобы погасить раздражение, преобразилась в ещё более загорелого, чем ковбой, красавца-пирата с живописно повязанным на голове цветастым платком в кожаных штанах и с двумя пистолетами за поясом.

      — Распустились! Управы нет! Цвет планеты — и позор на мою голову! — распекала мама великовозрастных деток. Досталось всем: память у верховной была идеальной, ни один грешок не остался неозвученным. — В общем, так: немедленно всем исправиться! Прознаю ещё что-то — в следующий раз без пиписек останетесь! — И, бросив эту жуткую угрозу, мама величественно прошествовала к выходу, легонько тюкнула всё ещё невменяемых дроидов рукоятью пистолета и удалилась в свою башню, ворча по дороге: — Всё бесполезно, сегодня же за старое примутся! И ведь даже не скажешь, что горбатого могила исправит: бессмертны мои лапулечки!



      Как только мамочка скрылась, разгоняй на блонди обрушился уже от Ясона:

      — Ах вот как! Значит, я Ама с поручением, а кто-то заднюю мысль в голове держит, а на столе — розы, свечи, шампанское, да ещё колечки раздаривать! Нет, Клер, я этого так… — и тут господин Минк прерывает обличительную речь, потому что его голове становится очень тесно и жарко под париком. Ясон сдёргивает с себя несносный камуфляж и видит — о чудо! — свои великолепные платиновые пряди, такие же густые, длинные и прекрасные, как и раньше, снова на месте. Оставшиеся двенадцать повторяют то же самое, обнаруживают свои прежние восхитительные, красивейшие во всей Вселенной волосы благополучно растущими на своих драгоценных умнейших головах и радуются так непосредственно, что в вырвавшихся на свободу воплях и восторгах ничем не отличаются от монгрелов в Церере.

      — О! — ликует Рауль. — Мои волосики! Мои чудные волосики отросли! — и бросается на шею Ясону. — И у тебя!

      — Это тоже лучи любви! — определяет Ясон.

      — Ясенька! Ты теперь меня никогда-никогда не разлюбишь! Ох, Ясончик, какой же ты у меня!

      — Какой? Сейчас покажу!

      — К тебе?

      — К тебе?

      — В Апатию?

      — Какая разница!