Колыбельная

   По склонам гор в долинах распустились ирисы. Крупные белые и синие, они представляли собой невероятную красоту! Высокими мохнатыми метёлками начинала набирать цвет крапива, поднявшись ещё выше. Войдя в силу, ещё ярче зеленели пихты, выпуская отросшие шишки-свечи.
   В траве что-то зашуршало и блеснуло. Девочка резко как вкопанная остановилась и, пристально глядя в траву, приказала Аркаше:
- Замри!
   Сазонов замер, увидев змею блестящего серо-плюшевого цвета. Она тихо ползла в траве. И если бы не Ставицкая, он бы непременно на неё наступил! Мальчишке даже стало жарко! Сердце сильно застучало! Змея уползла в кусты. Дети, не сговариваясь, бросились вниз по сопке! Аркаша остановился на краю леса, у ствола одинокой ели и, переводя дыхание, проговорил:
- Зато, какая красивая!
- Ага, - согласилась Вела, тяжело дыша и закинула за плечи косу, сообщив: – Вот это и есть камчатский полоз.
- Красавица, а не змея! Необыкновенная! – восхитился Аркаша.
- А, хорошо, что не наступили да не жиганула! - махнула Вела рукой и, пригнув ветку ели, показала: - Смотри, какая необычная ель - наверху иголочки зелёные, а внизу голубые.
   Он осторожно взял колючую лапку, потрогал короткие толстые иголочки и улыбнулся:
- А у нас в Москве на Красной площади голубые ёлки растут.
- А вот у нас и голубые и синие, - раскинула Вела руки, глядя на высоту синей ели.
   Могучая, кружевная, наряженная природой ель словно вонзилась в небесную синь. Всю её макушку густо усыпали шишки. Девочка будто дружила с этим великолепием природы, которую она умела с упоением слушать, видеть и понимать.
   Дети выбежали на большую поляну. Вела закружилась посреди цветов. Её пёстрая юбочка летала, и девочка стала похожа на порхающую большую бабочку. Аркаша невольно залюбовался ею. Девочка словно влилась в это цветочное море. Она кружилась, пока со смехом не упала в траву, зажмурив глаза.
- Ой, ой, как всё кружится! – закинула она руки над головой и вдруг тихо запела:
- Только по долине слышно пенье ветра,
на полях цветут в росе цветы.
Некому сорвать мне маленький букетик,
потому что нету здесь любви.
Белая ромашка, подари мне платье,
одуванчик жёлтый, парашютик дай!
Улечу на нём я далеко отсюда,
потому что здесь одна печаль!
   Мальчик с удивлением слушал внезапную тихую песенку, глядя на подружку. Она лежала в густой траве сама похожая на цветущую поляну в одуванчиках и ромашках. Он нарвал пушистых больших одуванчиков. Вела прекратила пение и села.
- Что ты пела? – спросил он.
- Эта песенка называется «Грусть». Меня мама спать под неё укладывала, - улыбнулась Вела и произнесла: - Нет, ну признайся, правда же хорошо, когда тепло?
   Он поднёс к её лицу одуванчики со словами:
- Посмотри, сколько здесь парашютиков! Лети, куда хочешь!
- Вот бы улететь куда-нибудь в такие края, где было бы одно бесконечное тёплое лето! - размечталась Вела.
   Аркаша улыбающимися глазами смотрел на мечтающую подружку. Вела-бабочка присела отдохнуть в цветы, мечтая купаться в вечно зелёных тёплых летних днях. Её пёстрая юбочка разлетелась по траве воланами. Белая вязаная кофта с большими розовыми цветами, широкая лента в красный крупный горох привязана сбоку в распущенные пряди белокурых длинных волос...
   Ставицкая, заметив его пристальный  взгляд синих глаз, спрятала своё смущение и вдруг неожиданно дунула на одуванчики прямо ему в лицо!
- Ах, ты! – схватился за глаза, мальчишка и вскочил, не выпуская стебли. – Ну, я тебя!..
   Вела, тут же подскочив, с хохотом и визгом бросилась удирать, мелькая пятками! Аркаша быстро её нагнал, сунул за шиворот прохладные стебли одуванчиков и коварно прижал кофту к спине.
- Ой, ой! – захохотала она, выгнула спину, упала в траву и замахала на Аркашу руками: – Сдаюсь, лежачих не бьют!
   Аркаша, держа её крепко одной рукой, мстительно выдрал охапку пушистых шариков одуванчика и припушил её нос. Вела взахлёб хохотала, будто её щекочут! Она хватала его за руки, спасаясь и увёртываясь от пуха одуванчиков! Мальчишка, сполна довольный ласковой местью, как пушинку поднял подружку и даже услужливо помог отряхнуть юбочку и вытряхнуть стебли из-под кофты.
    Когда наступила ночь, Аркаша лежал и в тишине вспоминал тихую колыбель «Грусть».

продолжение следует ---------------
(рис.Сёстры Рудик)