Искушение

Летнее солнце клонится к горизонту. Мужики со шлангами и лейками бродят по участкам, перебрасываясь через заборы и плетни короткими фразами о жаре и о помидорах, которые то ли вырастут, то ли все равно покупать придется.

По проулку вдоль череды заборов из сетки-рабицы, припадая на одну ногу, весело трусит дед Володя. За спиной у него большой белый мешок, а в руках собранное удилище. Дед спешит в деревенскую лавочку.

Мужики с завистью взглядами провожают  старого рыболова. Везет же человеку! Отмотал уже половину девятого десятка, а выглядит молодцом.

Не пропускает ни вечерней, ни утренней зорек, любит пригубить стаканчик вина, побалагурить, да и в работе еще крепок. За летний день столько работы на огороде своем переделал, еще и на вечернюю рыбалку сбегал. Хотя, что на этой рыбалке делать? Как строй меняться начал, на озерке появились какие-то арендаторы, выстроили рыболовный стан, путевки продавали, а потом перепрофилировались. Но рыба в озерке повывелась, клевать на удочки перестала. Дед этот так, ради отдыха, да по старой привычке на берег бегает. Посидит, подремлет над поплавками и домой.

Дед Володя проходит по проулку быстро, ни останавливаясь и ни с кем разговоров не заводя. Торопится. Мужикам, разморенным жарой, тоже лень с дедом лясы точить. Только Витька Голиков кладет лейки в закут, скидывает сапоги и в комнатных тапках семенит за дедом. В деревне это называется – пегая пегую через гору видит. Что-то подсказывает Витьке, что дед недавно перебрал, и теперь у него нутро от жары и похмелья горит, как адская топка на третьем мартене. А раз так, то и Витьке от щедрот перепадет. Голиков осторожно заглядывает в распахнутую дверь лавки.

Дед Володя расплылся в заискивающей улыбке перед молодой продавщицей.

– Дарьюшка, как думашь, сколь рублей будет за килограмм, если рыба свежая?

– Смотря какая.

– Да какая. Наша, конечно.

– Рублей сто, сто пятьдесят.

– Ага. Разреши, мы взвесим?

Даша откладывает книгу в сторону, встает к весам и, приняв из рук деда мешок, кладет на весы.

– Мешок откинем, девять кило ровно.

Витька уже стоит на пороге и внимательно наблюдает, как Даша передает мешок деду, а тот опускает руку в горловину и, ухватив за жабры, вытягивает из мешка бронзовую тушу сазана.

– Дашенька, доченька, не оставь без помощи ради Христа. Возьми рыбки для домашних, а мне рублев на двести пивка дай.

– Дед, ты откуда? – не переводя дыхания, спрашивает Витька Голиков.

– Откуда? С озерка. Весь припас там оставил. Думаю, полечиться надо. А то…

– А то, что?

– Что? Что? Душа дрожит…. И тут еще эта холера… Руку-то как дернет. Я ей говорю, чо ты мне руки дергаешь? Вся работа на мне… Не-е-ет! Как дала со всего маха…. Со всех суставов все вышибло…. Болит… Дашенька, не думай…. Бери рыбку, вкусная, свежая. А я пивка в холоднике возьму? Вона какая… О-ой-ё-о! Как дерганула, вот всю руку от плеча до ладони  до сих пор ломит. Угощайся, Витя!

Дед и Голиков выпивают по стакану пива прямо за прилавком.

– Дай Бог, Дашенька, тебе здоровья. Моя приковыляет, ты ей ничего не говори. Ну ее.... Вчера я с устатку выпил. Она, прям, взбеленилась. Как дернет. Ой-ё. А тебе спасибо…. Побегу…. Это! Если чо, ты потом скажи, что меня у Сорокина видала. Дашенька, я еще соску из холодника возьму. А рыбка вся твоя. Сама сказала, по сто. А я еще  только соску, и в расчете…

Дед прихватывает ледяную соску пива, сует ее в освободившийся мешок, забирает удочку и прощается с Витькой.

Голиков, чешет макушку, что-то прикидывает, роется в карманах брюк, наскребает мелочи и вываливает на прилавок:

– Дарья, давай-ка мне булку белого. Того, что ноздреватый и этого… Ванили пакетик.

Получив товар, Витька стремглав семенить домой. Забирается в чулан и высвобождает из завалов два удилища, изрядно покрывшихся слоем пыли. Отыскав в огороде старое ведро, Голиков проулком, оглядываясь по сторонам, бежит к берегу озерка.

Два соседа, Василий и Алексей, беседовавшие у забора о превратностях нынешней политической ситуации, обращают внимание на Голикова, пытающегося украдкой проскочить  к водоёму. Лет пять человек в руки удочки не брал, а тут вдруг…. Да еще и крадучись.

– Витька, ты что, погоду решил испортить?

– Да ну вас, – отмахивается тот.

– Лех, я до лавки схожу. Я видел, Витька в лавку поперся, а оттуда как напонуженный.

Василий возвращается из лавки почти бегом.

– На озерке рыба пошла. На девять кило. Вот такой сазанище. Кукурузы надо.

Через двадцать минут Алексей и Василий в полной рыбацкой экипировке спешат на озерко.

Сергей Чернецкий, ехавший в это время на велосипеде за комбикормом для кроликов и остановившийся поздороваться с Лехой, решает, что кролы до завтра не умрут и без комбикорма.

Через час все перспективные места на берегу озерка заняты страждущими поймать крупную рыбу. На воде неподвижно томятся пробковые, пластиковые, перьевые поплавки с ядовито-желтыми, красными, ярко-зелеными антеннами, насторожились колокольчики, натянуты и мелко подрагивают от прикосновений стрекоз лески донных снастей.

Незнакомый  мужик расставил и закрепил на берегу приспособления с роликами и катает по ним жерди диковинных удилищ.

Камалов рассыпал с помощью ракеты ведро подкормки в тридцати метрах от берега, у небольшого подводного взгорка, на котором в безветрие дремлет пучок камыша. Уселся в рыболовное кресло и прислушивается, не запищит ли электрический зуммер, возвещающий о поклёвке.

Комары рады обилию вдруг прибывшего на берег корма. Их тучки и облачка с веселым писком висят над каждым из сосредоточенных рыбаков.

 Но комары сегодня бессильны. Мужики усердны и тихи.Десятки глаз устремлены на водную гладь. Головы одновременно поворачиваются на внезапный всплеск выпрыгнувшей из воды рыбы, и по берегу прокатывается волна сдержанных оценок, потянет или нет такой карп на девять кило.

Вечереет. Клева нет. Комары зудят веселее, становятся напористее и прожорливей. В опускающихся сумерках рыба начинает играть чаще. Всплески слышны с разных сторон. Из кустов слышится сдержанное: «Иди сюда, мелочь пузатая!» Глаза  пристальнее всматриваются в неподвижные снасти. Тишина настороженнее и острее. Напряжение еще больше. Нетерпеливые уже извелись, ерзают и с остервенением отмахиваются от комаров и мошки.

На берегу появляется дед Володя в изрядном подпитии и без удочки. Он присаживается на свое место и начинает собирать оставленные манатки. К нему, сгорая от любопытства, подходит Василий.

– Ты это… Витька говорит, рыбачил сегодня?

– Рыбачил. Каждый день, как на работу…

– Приманку-то, как обычно?

– Не-е. На хлеб уже неделю не берет. Манку. Манку надо. Распарить, а потом на сковороду и жарить. Как блин, с двух сторон. Чуть остынет, сразу мять с панировочными сухарями. Манку надо…Или жеванку. На вот, – дед достает из кармана кусок черного черствого жмыха, – Нажуй и мякиш нарезного батона.

– А в хлеб? – с надеждой спрашивает Василий.

– Не, не берет. Как жарко сделалось, так не берет, – стараясь не мямлить, говорит дед Володя, – Сначала холодно было, не брал. Ну, понятно, холодно. Потом нерест был. Опять не брал. И вот жарко. Вода, смотри. Кипяток. Не, пока брать не будет. До дождей…

Василий недоуменно смотрит  на деда Володю.

– Так ты сегодня сазана Дашке отдал.

– Отдал! – кивает дед. – Рылов Витька ехал и заехал.

– Витька?

– Ну. Витька в рыбхозе работает. Вез сазанов. Меня увидал, подъехал. А я маюсь…. Спросил у него сотенку на пиво. А у него нету. Нет, у него есть, но не такие, чтобы дать. Он и говорит: «Ты, – говорит, – деда, сазана  продай». И дал мне сазана. Свежего. На девять кило.

– А тут? – не совсем веря деду, уточняет Василий.

– Тут, вот, – и дед достает из воды садок, в котором по сетчатому дну  скачут пара ротанов с палец величиной, – Тут, вот. Да-а! – протягивает дед, – Печально. И пиво уже кончилось….