Больше черного продолжение 27-28

–27–

Блэкмора доставили на флагман. Солдаты в красных мундирах были рассредоточены по всем бортам, и на юте, и на баке. Блэкмор усмехнулся, надо же, какие почести!
У грот-мачты пират увидел закованного в кандалы капитана Роджерса и юношу, прижимающегося к нему и со страхом взирающего на происходящее вокруг.
Капитан Роджерс посмотрел на Блэкмора.
– Прости, сынок, – проговорил старый моряк. – Они нашли моё слабое место. – И он еще крепче прижал к себе юношу, который уткнулся лицом в изорванную окровавленную сорочку Роджерса.
– Сын? – спросил Блэкмор, кивая на мальчишку.
– Нет, – ответил Роджерс. – Это моя дочь. Она совсем ребенок.
– Что ж, – откидываясь спиной на грот мачту и прикрыв глаза, устало проронил Блэкмор. – Я понимаю.
– Ничего ты не понимаешь, Блэк, – выкрикнул «морской волк». – Откуда тебе понимать!
Блэкмор улыбнулся, не открывая глаз. «И то, правда, где мне понимать».
На шканцах появился Доджсон, как обычно в повязанном красном платке на голове, с трубкой в зубах и весь в шелках. Заметив своего бывшего подопечного, лучезарно улыбнулся и подошел к Блэкмору.
– Хелло, Блэки, малыш, – протянул он. – Умеешь ты проигрывать! Драматично, высоко! Браво! Я, право слово, рассчитывал получить твоего «Скитальца», ну, да, ладно! Я не в накладе. Ты же знаешь, я на тебя обиды не держу, но Уоррен больно на тебя серчает. Рога ты ему наставил уж очень ветвистые, – он заржал, утирая от смеха слезы. – Шляпа никак не налезет!
Блэкмор растянул уголок губ в ответ на сомнительную шутку.
– Веселитесь? – спросил, подойдя к пиратам, Хиггинс.
– Да, вот, болтаем со своим старым приятелем, майор, – ответил ему Доджсон.
Хиггинс, как-то грубо и бесцеремонно отодвинул Доджсона в сторону и навис над Блэкмором.
– Давай-ка, красавчик, наденем на тебя железные украшения. А пока ты будешь прихорашиваться, мы разберемся с твоими друзьями.
– Минутку, майор…– вдруг почувствовав неладное, произнес Доджсон.
– Ой, помолчи! – отмахнулся от него майор и приказал солдатам придержать его.
Только сейчас капитан Доджсон увидел, что все это время шли неприятные приготовления. Матросы, стоя на выбленках19 по обоим бортам перекидывали через реи веревки с петлями.
– Минуточку… – опять попробовал восстановить доверие Доджсон, но Хиггинс сделал знак солдату и тот одним ударом вырубил возмущенного пирата.
Майор осклабился и осмотрел пленников. Запястья и лодыжки Блэкмора уже стянули кандалы. Хиггинс подмигнул молодому пирату.
– Не бойся, парень, это не для тебя, – окидывая взглядом петли, хохотнул он. – Это для твоих приятелей.
– А что с дочкой Роджерса будет, – спросил Блэкмор.
– Ишь, ты, какой заботливый, – проблеял майор. – Тебе лучше о себе подумать. Ты так легко не отделаешься!
– Да, понял, я понял, – устало кинул пират. – Вы девчонку уведите. Не будете же вы вешать отца на глазах дочери!
– Посмотри, какой гуманист выискался, – съязвил Хиггинс и, обращаясь к двум здоровым солдатам, приказал: – Проучите-ка парня, только не покалечьте, дуболомы!

Когда Блэкмора с разбитым в кровь лицом и поломанными ребрами отшвырнули к грот-мачте, Роджерсу и Доджсону, который уже пришел в себя и, проклиная Уоррена и Хиггинса, ругался последними словами, накинули петли на шеи. Блэкмор, гремя кандалами, подполз к дрожащей, с широко раскрытыми от ужаса глазами девушке. Он обхватил руками ее голову и прижал лицом к своему плечу. Нок-рея20 под затянувшимися веревками характерно скрипнул, и девушка вздрогнула. Блэкмор обнял ее, бьющуюся в истерике еще сильней и, что-то проговорил тихо.
– Уроды! – обратился он к палачам и сплюнул на палубные доски кровавую пену.
– Ладно, ребята, – вытирая пот с лица, выдохнул Хиггинс. – В трюм этого молодца, – он кивнул на Блэкмора. – Губернатор Уоррен обещал всем по пять шиллингов, когда доставим его в Бриджтаун.


–28–

После ужина Патрисия решила подняться на холм. Теперь это место было ее тайным пристанищем. Здесь она придавалась воспоминаниям и грезам, наслаждалась покоем и красотой, открывающегося ландшафта.
Сейчас солнце скатывалось за горизонт, окрашивая драматичным багрянцем небо и залив. В этом зрелище чувствовалось нечто тревожное и умиротворяющее одновременно.
Патрисия сидела на стволе данным-давно рухнувшего дерева, так, как она любила сидеть на подоконнике, поджав под себя ноги, и наблюдала за тем, как бриджтаунская эскадра входит в гавань.
Через некоторое время из порта послышался несвойственный гул. Патрисия была немного озадачена. Чтобы это могло быть? Нехотя она спустила ноги на землю и направилась вниз по тропинке к дому. Крысиным хвостом по душе метнулось неприятное чувство.
У входа в дом она встретила Джона Бейса, тот возвращался из города.
– Что там за шум, Джон? – спросила Патрисия.
– Поймали пирата, мисс, – ответил толстяк. – Помните, того, который нас из плена вызволил? – продолжил слуга, не заметив, как побледнела девушка. – Двух уже повесили. Прямо на флагмане. А этого привезли сюда и завтра вроде бы казнь. Мне жаль его, мисс, он и не свирепый вовсе.

Патрисия уже не слушала его и, как была без шляпы, сомнамбулой отправилась в порт. Сначала она торопливо шла, но через мгновение уже бежала, и потом пробиралась через плотную стену, буквально бушующей толпы. Личность Блэкмора настолько будоражила воображение бриджтаунцев, что посмотреть на, наконец, пленного пирата сбежался весь город. Солдаты, растянувшись вереницей от пристани до тюрьмы, едва сдерживали беснующуюся ораву.

Патрисия смогла увидеть Блэкмора только, взобравшись на пустую повозку зеленщика, которую он ей любезно предоставил. Её сердце оборвалось. Грязный, со вспухшим веком, рассеченной бровью, возле носа и уголка губ запеклась кровь. Закованный в кандалы, Блэкмор еле передвигал ноги, держась за бок. При каждом толчке солдата, следовавшего сзади, лицо пленника искажала гримаса боли. Но, несмотря на боль, агрессию солдат и бесцеремонность толпы, капитан Блэкмор не выглядел сломленным. Напротив, его взгляд выражал и презрение, и насмешку. Так бы выглядел молодой, попавший в ловушку тигр, окруженный визжащими и ликующими свиньями.
А еще ему было плевать на всех. Пират искал взглядом рыжие кудряшки и веснушчатое лицо. Он увидел ее: растрепанную, запыхавшуюся, любимую. Что ему эти оскорбления, эта грубость, этот тупой восторг? Блэкмор кивнул Патрисии, и пошел, гремя кандалами к месту своей последней стоянки.

***

Пират провел бессонную ночь. Да и как было уснуть на клочке гниющей зловонной соломы, которая еле прикрывала холодный каменный пол. К тому же сломанные ребра не позволяли найти удобное положение, тяжело сидеть и невозможно лежать. Блэкмор ходил из угла в угол всю ночь и, его единственным развлечением было созерцание звездного неба в проеме узкого окна под самым потолком.
Чуть забрезжил утренний свет, дверь в его камеру отвратительно взвизгнула, и вошел священник. Его унылое, вытянутое, лошадиное лицо с блеклым русалочьим взглядом, было лишено всякого выражения.
– Сын мой, – протянул он менторским тоном. – Я пришел исповедовать вас. Ибо сегодня вы предстанете перед Господом нашим.
– Боюсь, преподобный, – устало произнес пират. – От изложения подробностей моих грехов, вам будет грозить грех рукоблудия.
Пират, ухмыляясь, подвинулся к священнику и проникновенно прошептал ему на ухо:
– Значит так! В комнате, освещенной светом двух канделябров, влажные врата двух дщерей человеческих, отливая перламутром, манили к себе…
– Вы будете гореть в аду, сын мой, – перебил Блэкморову исповедь безликим, застывшим голосом слуга Божий.
– Есть за что, преподобный, – глядя с усмешкой на священника, проронил пират и добавил: – Христос обладал светлым разумом и одухотворенным лицом, скажите, преподобный, почему все его слуги такие тупые уроды?
Священник ничего не ответил. Он повернулся и направился к выходу, постучав и выйдя совершенно поспешно, когда тюремщик открыл ему дверь.
Блэкмор рассмеялся было. Но поломанные ребра отозвались резкой болью, лишив пирата даже этого невинного удовольствия.
Через некоторое время снаружи послышалась какая-то возня и словесная перепалка, взвизгнули дверные петли, и в проем скользнула женская фигура в легком плаще и с корзиной в руке, которую она поставила на пол. Белоснежная округлая ручка смахнула капюшон назад, и непослушные рыжие кольца вырвались на волю из наспех уложенной прически.
– Мисс Кленчарли! – выдохнул пират и, гремя кандалами, рванул к ней.
– Капитан, – Патрисия тоже кинулась к нему. – Слушайте меня. Лорд Уорбрук не допустит беззакония. Вчера вечером он вне себя отправился к Уоррену. Милорд потребовал отправления вас в Англию, в Лондон для совершения над вами справедливого суда. У вас будет возможность защищаться. – Она говорила скороговоркой, боясь, что не успеет сказать ему самого важного, а Блэкмор заметил тени под глазами и вспухшие красные веки. Ему захотелось обнять это чудо, и он, взяв девушку за руку, притянул ее к себе.
– Иди ко мне, – прошептал он, и Патрисия не сопротивляясь, прильнула к нему, уткнувшись лицом в его плечо, всхлипнула, Блэкмор почувствовал на рубахе влажное тепло.
– Ну, расплакалась девочка, – улыбаясь и целуя ее макушку, нежно проговорил пират. – Ты же сама сказала, что лорд Уорбрук вступился за меня, значит, все будет хорошо.
– Они били тебя. Это чудовищно! – всхлипывая, проговорила Патрисия. – Изверги, трусы!
– Просто ребята потешили свое самолюбие, – сказал Блэкмор, крепче обнимая девушку. – Впрочем, жить можно, зубы целы, а ребра срастутся. На мне все заживает как на собаке.
– Ты еще и шутишь, – сквозь слезы улыбнулась Патрисия.
Он поднял ее лицо за подбородок и нежно поцеловал.
– Люблю тебя, мой солнечный зайчик, моя веснушчатая девчонка, – шептал Блэкмор, покрывая поцелуями ее уста и снимая слезы с нежных щек губами. – Мое сердце, моя жизнь, моя радость!
– Люблю тебя, – вторила она ему. – Люблю, люблю!
– Молись за меня, моя девочка, – прошептал моряк. – Молись за Чарльза.
Вдруг Патрисия отшатнулась.
– Чарльз? Тебя зовут Чарльзом?
– Да, Пэт, это мое настоящее имя, – проронил Блэкмор растерянно.
В эту минуту в камеру влетел тюремщик. Его глаза были полны ужаса.
–Мисс! Уходите! – орал бедолага. – Идут! О, Господи, с меня как с него шкуру спустят!
И тюремщик стал выталкивать девушку за дверь.
– Оставь ее, урод, – кричал Блэкмор. – Дай одну секунду!
– Что это значит? – сопротивлялась девушка. – Почему идут?
Но дверь громко захлопнулась.
Блэкмор, пройдясь в волнении из угла в угол, остановился у корзины, которую принесла Патрисия, извлек из нее бутылку вина и, выдернув пробку зубами, жадно приложился к ней.

Продолжение следует