Барды и не только. Песняры, часть 1

«…Распетою буду молиться душой».

Часть 1. ВИА СССР и «Песняры».

Хоть по советской классификации «Песняры» и считались вокально-инструментальным ансамблем (ВИА), но, по моему разумению, разительно отличались от иных современных им представителей жанра. Они были уникальны, как любое самостоятельное явление культуры. Взять хотя бы тот факт, что в 80-е годы большинство ВИА, отыграв своё, благополучно канули в Лету, закономерно вытесненные прорвавшейся сквозь «железный занавес» зарубежной рок-музыкой  и окончательно добитые окрепшим и возмужавшим русским роком. А «Песняры» – остались! Вот и хотелось бы понять, в чем секрет их если уж не бессмертия (громко сказано), то, по меньшей мере, такого впечатляющего долголетия.

Не претендую на статус музыкального критика (упаси Боже!) или биографа ансамбля. Мои заметки следует рассматривать исключительно как частное мнение дилетанта, любителя музыки со стажем. Пускай, работая над текстом, в меру сил и старался использовать материалы, находящиеся в открытом доступе, но избежать отдельных неточностей и погрешностей, – отдаю себе в этом отчёт, – вряд ли удалось. Потому загодя приношу извинения ревнителям творчества «Песняров» и прошу особо не занудствовать.

Артемий Троицкий, которого считаю одним из лучших знатоков и экспертов рок-музыки, рассуждая о становлении русского рока в 70-80-е годы, высказал мысль, что было два возможных пути его развития. Условно определил их как путь «Машины времени» и путь «Песняров». И констатировал, что отечественный рок однозначно и без колебаний выбрал путь «Машины времени». А заодно не без грусти добавил: «Возможно, зря». Ну, зря – не зря, всерьез горевать по этому поводу бессмысленно. Видать, судьба такая у русского рока.

Мысль Троицкого я понимаю так: ради смысловой компоненты нашему року пришлось в известной степени принести в жертву его музыкальную и в особенности исполнительскую составляющие. Которыми так силен, скажем, английский рок. Думаю, одной из причин вполне могла быть та, что наш рок, долгое время находясь фактически в подполье, чисто физически не располагал приличного уровня аппаратурой и приемлемыми условиями для работы. Что называется: не до жиру. Вот и приходилось издержки процесса компенсировать актуальностью содержания. Тем более что к тому времени у молодых авторов «наболело», что сказать людям. Но всё это – мои собственные домыслы.

В предлагаемом Артемием Троицким контексте следует рассматривать не столько якобы содержательную несостоятельность «Песняров» (что было бы не только несправедливо, но и в корне неверно!), сколько исполнительскую слабость зарождавшихся тогда рок-групп, особенно наглядную на их фоне. Это при том, что изначально мелодика рока, по моему мнению, ни в чём не уступала творениям профессиональных композиторов-песенников. Талантливую музыку, как оказалось, можно создавать глубоко в подполье и даже без консерваторского образования. Только мало ж было её придумать! Еще надо по возможности достойно или хотя бы пристойно исполнить. Вот на обретение этого навыка, а заодно и на выход из подполья у русского рока ушло без малого лет 10. За это время и с концертной аппаратурой дела поправились.

Настоятельно рекомендую почитать книгу Максима Капитановского «Во всем виноваты «Битлз». Несмотря на очевидную ироничность названия (в тексте самой книги иронии и юмора еще больше), это высказывание следует признать справедливым. Да, виноваты. Пускай не они придумали транзисторы и звукоусилительную аппаратуру, зато наглядно продемонстрировали, как четыре паренька с рабочей окраины Ливерпуля могут покорить весь мир. И безо всяких «консерваториев». На одном лишь таланте и желании.

Гитара – универсально демократичный инструмент. Но, увы, камерный. А тут ей стали подвластны не только концертные залы, но и целые стадионы. Благодаря заразительному примеру «The Beatles», где-то с начала 60-х электромузыкальные коллективы обрели фантастическую популярность. «Эпидемия», хоть с традиционным лагом в несколько лет, добралась и до нашей насквозь заидеалогизированной страны. С конца 60-х – начала 70-х ВИА стали плодиться в СССР повсеместно и со страшной скоростью. По большей части они были любительскими и создавались при заводах, в институтах, школах. Дружественные соцстраны (ГДР, Чехословакия, Венгрия, Болгария) сориентировались и оперативно наладили выпуск инструментов и аппаратуры. Иметь комплект гитар «Этерна», «Элана» или «Орфей», ударную установку «Амати», клавишную «Ионику» и колонки «Beag» (с двумя усилителями и концертными микрофонами!) почиталось за счастье. Но чаще, особенно в школах, обходились «самопалом». То есть, усилители и колонки «клепали» сами. Простенькие микрофоны МД и звукосниматели под струны обыкновенной акустической гитары продавались в музыкальном магазине. После всё это хозяйство безбожно хрипело, трещало, резонировало и фонило. Слово «качество» едва ли уместно применительно к такому звучанию, но выбора попросту не было. Зато для танцев на школьных вечерах годилось вполне.

«Тлетворное влияние Запада», пускай не сразу и со скрипом, но-таки докатилось до многочисленных госконцертов и филармоний, в плановую задачу которых входила культурно-просветительская работа с населением в ее музыкальной части. И при них стали создаваться уже профессиональные коллективы музыкантов. Популярность этих ВИА в народе моментально вознеслась до заоблачных высот. Кто из моих ровесников не помнит такие славные названия как «Поющие гитары», «Веселые ребята», «Самоцветы», «Ариэль», «Добры молодцы», «Пламя», «Синяя птица», «Лейся, песня», «Голубые гитары», «Поющие сердца»?
 
Разумеется, «продвинутые» Москва и Ленинград были в авангарде новых веяний. Но и филармонии союзных республик считали для себя честью (и долгом!) иметь в составе хотя бы один ВИА. Ясное дело, с обязательной национальной окраской, что в те времена официально лишь приветствовалось. Так появились на свет наши «Песняры», черновицкая «Смеричка», молдавский «Норок», узбекская «Ялла», грузинская «Орэра». Последние и вовсе были чуть ли не ровесниками самих «Битлз». В их составе тогда пели Вахтанг Кикабидзе (он еще и на барабанах стучал) и несравненная Нани Брегвадзе.

Комплектовались официальные ВИА не только самоучками из числа наиболее одаренных, но и дипломированными музыкантами. Благо музучилища и даже консерватории тоже подсуетились и открыли соответствующие духу времени специализации. И с аппаратурой у них особых проблем не было. Фирменный эФэРГэшный «Dinacord» – это вам не советский «КИНАП» и даже не венгерский «Beag». А синтезаторы «Korg» и «Yamaxa» – не «Юность 70» и не «Ионика» производства ГДР. Но гитары «Fender» (США), говорят, были в дефиците. На валюту для «лёгкого жанра» государство особо не скупилось: концертная деятельность ВИА была фантастически прибыльной. На их выступлениях буквально яблоку не где было упасть.

Вот с репертуаром, скажем прямо, было не изобилие. Поскольку он согласовывался и официально утверждался специальными комиссиями, которые по долгу службы старательно блюли идеологическую невинность советских граждан.  Обязательные патриотические песни или про войну (разумеется, Великую Отечественную), аранжировки народно-былинных и творения советских авторов (предпочтение – членам Союзов композиторов и писателей), жизнеутверждающие («Вся жизнь впереди. Надейся – и жди!»). Допускалась любовная лирика, которая как раз-то и пользовалась у слушателей приоритетным спросом. Впрочем, обо всём этом куда интереснее читать в упомянутой мною книге Максима Капитановского, который был не только очевидцем, но и непосредственным участником событий.

Пели преимущественно на русском языке, национальные ВИА могли петь на родном. Это тоже приветствовалось. Но английский – ни-ни! Как можно? Потому музыкантам приходилось проявлять достойную восхищения изобретательность. Тогда еще такого термина как «кавер-версия» (известная композиция в исполнении другого музыканта) не знали. Да и не совсем «каверы» это были, строго говоря. На хиты мировой эстрады и рока накладывался русскоязычный текст, который к оригинальному никакого отношения чаще всего не имел. Большим специалистом по этой части была Эдита Станиславовна Пьеха. К примеру, ее «Город детства» на стихи Роберта Рождественского в оригинале назывался «Greenfields» американских братьев Фор («The Brothers Four»). А чемпионами среди ВИА можно признать ленинградских «Поющих гитар» и московских «Веселых ребят». «Толстый Карлсон» – перепев «Yellow River» английской группы «Christie», «Синий иней» – «One Way Ticket» американца Нила Седака. Еще была «Песня индейца в резервации» тоже американца Джона Лаудермилка. Ну, эта хотя бы сохранила общий смысл.

Вот с «Песенкой велосипедистов»  (оригинал – «Suffler sur» Риккардо дель Турко) у «Поющих гитар» случился казус. Точнее, не у них самих, а у танцевального дуэта Татьяны Войтюк и Вячеслава Жигалина. Очень хорошие фигуристы, которым и по жизни не сильно везло быть вечно вторыми после Людмилы Пахомовой и Александра Горшкова. Войтюк и Жигалин на «Песенку велосипедистов» подготовили показательный номер. Для исполнения специально экипировались в велошорты, веломайки и шапочки с козырьком. У нас этот задорный танец шел «на ура». А вот на чемпионате Европы публика встретила его в сильном недоумении. Она никак не могла уразуметь, какое отношение имеет столь забавный «прикид» к пастушке с овечкой, про которых пелось в популярной песне.

К слову и «Лявоны» (будущие «Песняры») в начале своей карьеры с удовольствием исполняли типа «каверы». Битловские «Yesterday», «Girl», «Ob-La-Di, Ob-La-Da», «Delilah» Тома Джонса, что-то из польских «Czerwone Gitary». Но, – и тут надо отдать им должное, – в своих русских версиях старались по возможности донести исходный смысл оригинала. А переводами у них ведал штатный клавишник и вообще многогранно талантливый человек Валерий Яшкин.
 
Исполнительский уровень и звучание инструментов наших ВИА начала 70-х лично меня, воспитанного на классике английского рока, категорически не устраивали. И, – это я теперь так думаю, – дело отнюдь не в том, что родная земля не была способна родить отечественного Яна Гиллана (вокал «Deep Purple»), Ричи Блэкмора (гитара «Deep Purple») или Кита Эмерсона (клавиши «Emerson, Lake & Palmer»). Наверняка могла, и дальнейший пример рок-музыки тому подтверждением. Скорее всего, дело было в том, что всякие музыкальные изыски не сильно приветствовались там, «наверху». Мол, проще надо быть, ближе к народу. Но мы и тем были счастливы! А уж имена и голоса популярных солистов Леонида Бергера («Веселые ребята»), Юрия Петерсона («Самоцветы») или Александра Лосева («Цветы») каждая уважающая себя романтическая особа того времени не забудет вовек, даже став бабушкой.

Давайте кое-что вспомним. Ну, хотя бы вот это, что своим высоким, чуть подрагивающим голосом пел кумир советских девушек Валентин Дьяков («Самоцветы»):

"Этот синий вечер летний закружил ребят.
Я на школьный бал последний пригласил тебя.
Словно снегом, заметает грустным вальсом зал.
Что любовь такой бывает, прежде я не знал".

У меня всё примерно так и было. Разве что танцевать вальс до сих пор толком не научился. Скажете – всего лишь ностальгия? Ну, конечно же, и она тоже, родимая. Я ведь и поныне люблю иногда слушать те песни. Да, они не были, образно говоря, «отягощены глубоким философским содержанием». И даже большого смысла, в общем-то, не несли. Но были мелодичны и уж, во всяком случае, их тексты так безбожно не игнорировали грамматику, как это сплошь и рядом происходит сегодня.

Нет у меня цели вдаваться в глубокий анализ наследия советских ВИА. Всё равно не смог бы: квалификация, увы, не та. Но, в любом случае, спасибо вам, ВИА 60-х – 70-х, хоть за то, что были в нашей жизни. И ничего кроме теплого чувства благодарности, я не испытываю. А если играли и пели, как говориться, «чистенько, но бедненько», так что ж поделать. Эстетам – в другую сторону. Туда, где на затертых магнитофонных бобинах крутились записи «Led Zeppelin» и «Pink Floyd».
 
И вот на этом благодатном фоне появились наши «Песняры»! О которых доселе никто и слыхать не слышал. Даже для меня, проживавшего в Минске и с детства любившего музыку, они стали открытием. Многолетняя слава «Песняров» началась с того, что в 1970 году они стали лауреатами IV Всесоюзного конкурса артистов эстрады. Дальше – больше: победа на Всесоюзном конкурсе политической песни опять в 1970-м, годом позже – на Международном фестивале песни в Сопоте (Польша). В том же 1971 году появилась первая виниловая пластинка, причем сразу долгоиграющий альбом. Песни популярных ВИА и до того порой выпускала фирма «Мелодия» (единственный в СССР бренд, который имел по стране порядка 10 заводов и студий грамзаписи), но обыкновенно выходили доски-миньоны, содержавшие по три-четыре песни, чаще – «сборки» разных исполнителей. А тут сразу удостоились сольного диска-гиганта!

Популярность «Песняров» взлетела до небес и оставалась на этом уровне все 70-е и большую часть 80-х. Их «Касiў Ясь канюшыну» и «Рушнiкi» моментально стали хитами. Но самый большой успех выпал на долю «Вологды». Молодой солист Анатолий Кашепаров с внешностью Иванушки из сказок и с по-детски высоким, но очень сильным голосом тут же стал почти народным героем. «В Вологде-где-где-где, в Вологде-где …» тогда распевала вся страна.

С этой песней у меня связано забавное воспоминание. В январе 1977 года мы с ребятами оказались в Вологде. Пересаживались с одного поезда на другой и в промежутке решили прогуляться. Про песню вспомнили еще на подъезде к городу.  На привокзальной площади нашли одинокого таксиста и прямо спросили, где тут у них «резной палисад». Весьма неожиданно таксист пришел в сильнейшее возбуждение: «Какой, к чертям, палисад! Нет у нас никакого палисада! Задолбали уже приезжие своим палисадом! Всем палисад подавай! И «Песняры» эти задолбали!». На всякий случай мы не стали ему говорить, что сами из Минска. А таксист сел в свою машину и в гневе резко дал по газам. Так и укатил, не взяв пассажиров. Я тогда еще не знал, что песня была написана в далеком 1956 году. И на момент ее второго рождения (благодаря «Песнярам»!) резной палисад в Вологде сохранился лишь на доме, где располагался кожно-венерический диспансер. Во всяком случае, так гласит местная легенда. Хочется верить, свою темноглазую музу («Где ж ты моя, темноглазая, где?») поэт Михаил Матусовский нашёл, всё-таки, не там. А впечатлительный таксист был просто непрактичным человеком. Раз уж вышла такая оказия, вполне мог бы сам организовать резной палисад где-нибудь на дальней окраине и неплохо заработать на этнотуризме. В общем, не понравилась нам Вологда. Мало того, что с палисадом надули, так еще и авоську с припасенной на дорогу едой у нас спёрли прямо на вокзале.

Первое, запомнившееся мне появление «Песняров» на телеэкране буду излагать по сохранившемуся от него впечатлению. Вполне возможно, что и пренебрегу фактами. Кажется, это был заключительный концерт «Песня года – 71». Убедительно усатые (а значит – красивые) музыканты в белых украшенных национальным орнаментом костюмах и сапожках. Их было на сцене непривычно много: сразу человек 7 или 8. И почти все пели! Во всяком случае, микрофонов стояло на виду штук пять. Запомнились совсем юный (так показалось) красавчик фронтмен со щегольскими усиками, осанистый усач с бас-гитарой и невысокий уже активно лысеющий крепыш соло-гитарист. Этот и вовсе был с роскошными, почти запорожскими усами. Кто есть кто, я тогда еще не знал. Даже объявленная ведущими фамилия художественного руководителя ансамбля ровным счетом ничего мне не говорила. Подумалось, что его вполне могло и не быть на сцене. Руководителю, как я считал, совсем не обязательно участвовать в процессе лично.

Помнится, спели три песни. При том, что динамичные «Касiў Ясь канюшыну» и «Рушнiкi» зал встречал чуть ли не овацией, меня более всего впечатлила первая же их композиция «Ты мне вясною прыснiлася» (муз. Юрия Семеняко – ст. Михаила Шушкевича). Музыка была очень красивой, но в текст я как-то не особо вслушивался. Вот исполнение захватило сразу! Привычный к манере советских ВИА, ничего подобного я не ожидал.

Понимаю, что описывать музыку словами – занятие неблагодарное, но всё равно попробую. Это был какой-то триумф гармонии! При том, что музыканты не творили ничего такого невообразимого. Никаких виртуозных соло, кои я так любил у мастеров рока и чего, по моему разумению, фатально не хватало нашим ВИА. Но при том абсолютная уместность и, я бы даже сказал, выверенная изысканность буквально каждого звука! Мягкое проникновенное звучание гитары как бы вторым голосом ненавязчиво оттеняло красоту мелодии. Временами в унисон с голосами вплеталась скрипочка. Но самое потрясающее – сами голоса! Такой полифонии прежде я и близко не слыхал. Казалось, что и лучший из церковных хоров мог бы позавидовать. Группу «Queen» с Фредди Меркьюри мы тогда не знали (они еще не «родились»), а популярные ВИА не баловали нас подобным вокалом. Так вот зачем им понадобилось сразу пять микрофонов! Поразило не столько идеальное сочетание голосов, сколько то, как они нагнетали драматургию произведения, то повышая, то понижая уровень звучания. Особенно вот это место ближе к финалу, где вокализ постепенно дорастает до крещендо, после чего, как по мановению руки дирижера, обрывается в тишину, будто в пропасть. А после краткой звенящей паузы – опять тихие проникновенные голоса. И неожиданно сильный глубокий вокал гитариста, которым он допевал последние две строки каждого куплета. И уже в самом конце – нежные, как бы уплывающие вдаль, звуки гитары и скрипки… Высочайшее мастерство!

Впрочем, в тот первый раз вряд ли я был в состоянии оценить нюансы, особенно такие, как описал. Тут, вероятнее всего, наложилась вся гамма ощущений, которые возникли уже при дальнейшем прослушивании. Потому что первым делом приобрел диск «Песняров» и довольно скоро «затёр» его реально до прыганья иголки проигрывателя в местах наиболее полюбившихся композиций. Не будучи большим поклонником народных песен, чаще других, помимо уже упомянутой «Ты мне вясною прыснiлася», слушал «Александрыну» и «Рушнiкi».  Заодно разобрался с персоналиями.

Оказалось, усатый крепыш соло-гитарист, он же обладатель красивого сильного голоса, как раз-таки и был руководителем ансамбля Владимиром Мулявиным. Во как! Худенький паренек с гусарскими усиками – солист Леонид Борткевич. Он пел «Александрыну» и лихо свистал в «Касiў Ясь канюшыну», изображая звук косы. На скрипке играл тоже усатый Валентин Бадьяров, на клавишных – Валерий Яшкин. Бас-гитара – Леонид Тышко, а стучал на барабанах дородный Александр Демешко. Флейта, саксофон и вокал – высокий стройный Владислав Мисевич. Этот, кажется единственный из всех, был вовсе без усов. Вот Валерия Мулявина, старшего брата Владимира, который трагически погиб спустя два года, увы, не запомнил совсем. Только по фото на обложке диска.

Мне тогда и в голову не могло прийти, что был свидетелем зарождения уникального авторского явления в музыке. Полагаю, что не только для нашей культуры, но и намного шире. «Песняровский» стиль насчитывает 50 лет и здравствует поныне. И это несмотря на то, что уже 17 лет как придумавший его Владимир Мулявин ушел из жизни! Впрочем, объяснять успех только лишь обращением к национальной культуре (пресловутые «корни») и фирменной полифонией звучания будет, по моему убеждению, слишком однобоко и примитивно.  Хотя, – что грешить против правды, – долгое время я и сам придерживался того же мнения.
 
Даже и не знаю, считал ли кто-нибудь, сколько всего композиций (ко многим из них привычное «песня» не подходит) создали «Песняры»? Наверняка есть такие знатоки, но я с ними не знаком. Триста? Пятьсот? Да какая разница! Однако многогранность музыкальных интересов не может не впечатлять. Может для кого-то станет открытием, но Мулявин экспериментировал с арт-роком (такого слова у нас еще не знали) практически с самого начала. Вот хотя бы «Аве Мария», впервые исполненная аж в 1970 году, чем не арт-рок?

Лично мне не повезло быть патриотом настолько, чтобы уважать «Песняров» лишь за то, что «вдохнули вторую жизнь» в белорусскую песню, мастерски стилизовав её и красиво спев «на голоса». А ведь так многие думают. Если заслуга только в этом, они были бы мне куда менее интересны. Хотя порой и бывало приятно (чего уж там) ощущать себя их земляком, но записываться в фанаты «Песняров» я не спешил. Тут все дело в репертуаре, который мне был не очень близок. Но свежие пластинки ансамбля по мере их появления исправно покупал. А купив, конечно же, слушал. Так понемногу и втянулся, с каждым новым диском делая небольшие, но приятные открытия.

Например, совершенно с неожиданной стороны открыл для себя поэзию Янки Купалы. Великих белорусских поэтов-песняров Якуба Коласа и Янку Купалу мы вдумчиво изучали еще в школе. В официальной мифологии между ними стоял почти знак равенства. Даже похоронены рядышком на старом военном кладбище в центре Минска. Не то, чтобы я до момента, когда впервые услышал цикл песен на стихи Купалы и рок-поэму «Гусляр» совсем уж отождествлял этих поэтов, но, не будучи знатоком белорусской поэзии, особых различий не делал. А тут музыканты положили на музыку не только популярные лирические стихи, но и малоизвестные, зачастую горькие и, можно даже сказать, изрядно злые. И, что важно, ничуть не утратившие актуальности! Это по тому времени было смелым решением.

"Куда не глянешь – люди, люди.
Куда не глянешь – шельмы, шельмы.
И всякий в грудь себя бить будет
Что, дескать, честен неподдельно".

Ни дать, ни взять – «песни протеста». Как это не вязалось с моим представлением о поэзии нашего главного лирика! В школе мы такого не проходили. Я не поленился отыскать эти стихи Янки Купалы. Всё точно, были. И не где-нибудь в запасниках «гохрана», а в открытом доступе. Вот тебе и пресловутый наш конформизм! Уже много позже я понял, что музыкантов слабо волновало возможное причисление как к конформистам, так и их противоположности. Они искали и находили в поэзии музыку. В конце концов, я тоже сочувствовал убитому чилийской хунтой поэту-барду Виктору Хара («Памяти Виктора Хара») и юноше, который был готов отдать жизнь за свои убеждения («Комсомольский билет»). Причем, вполне искренне сочувствовал.
 
Так можно ли в подборе «Песнярами» репертуара усмотреть некую конъюнктурность? Ну, безусловно. Что я и делал, немало этому огорчаясь. В их творчестве 70-х годов преобладали песни «беларускамоўные», а белорусский язык в Минске тогда можно было услышать разве что иногда по радио или телевизору и в школе на уроках языка и литературы. Да плюс к тому изрядное количество патриотических песен. Так ведь в какое время мы жили? А они же были не просто одним из ВИА, а Государственным ВИА! Можно сказать, визитной карточкой и лицом белорусской культуры одновременно. А в СССР «правильную» идеологию никто не отменял.

Для песен патриотического содержания «Песняры» делали всё, что было в их силах: исполняли как можно лучше. При том самую, пожалуй, известную из них «Белоруссию» (А.Пахмутова – Н.Добронравов) я, честно говоря, всегда недолюбливал. Конкретно – за текст. Вот все эти штампы – «белый аист, топи болот, песни партизан (?), сосны да туман» – я считал как бы высокомерно стереотипными и даже немного оскорбительными для моей родной республики.

Впрочем, я не думаю, чтоб типичный для советского человека конформизм так уж тяготил «Песняров». Куда больше их привлекала глубина и красота поэзии в купе с желанием отразить ее в музыке. Ну и, само собой, донести до слушателя, используя по максимуму свои богатейшие исполнительские возможности. А, учитывая их огромную популярность и высокий статус, им дозволялось многое из того, что иному коллективу вряд ли было бы позволено. К примеру, по словам очевидцев, вполне могли на концерте побаловать зрителей исполнением «While My Guitar Gently Weeps» Джорджа Харрисона. Причём на языке оригинала!

Но и на этом пути случались тернии. Насколько мне известно, подготовленная к 40-летию освобождения Минска песенная программа «Через всю войну» на стихи поэтов-фронтовиков, утверждалась высоким идеологическим начальством с огромным нежеланием. Что, судя по ее содержанию, меня нисколько не удивляет. Оказалось, не всё только пафосно-героическое было присуще нашей Великой победе. Настоящая война – страшна, жестока и грязна.

"Бой был коротким. А потом глушили водку ледяную…
И выковыривал ножом из-под ногтей я кровь чужую".

Это написал Семен Гудзенко, которого всего-то в 30 лет уже после войны доконало-таки полученное на фронте тяжелое ранение.  А Владимир Мулявин положил совершенно «непесенное» стихотворение на музыку и прекрасно спел. Причем в абсолютно нехарактерной для «Песняров» манере: в одиночку, аккомпанируя себе на акустической гитаре. И никакого многоголосия, скрипочек, флейты. Потому что здесь – не уместно.

Теперь самое время признаться, что, при всем уважении к остальным музыкантам, «Песняры» для меня – это, прежде всего, Владимир Георгиевич Мулявин. Не люблю пафосных утверждений, но, тем не менее, считаю его музыкальную одаренность близкой к гениальности. Причём была она до завидного разноплановой. Высокотехничный гитарист, самобытный композитор, умевший создавать как довольно сложную музыку, так и популярные хиты, вокалист с запоминающимся сильным чистым голосом, который знатоки относят к лирическому тенору, а я по незнанию всегда считал баритоном. На крайний случай, соглашусь на тенор драматический. Мне импонировала его легко узнаваемая манера петь, немного протягивая гласные звуки как бы в нос. В этом своеобразии определенно было свое очарование. Конечно же, дело вкуса, но рискну назвать его голос красивым.
 
Мулявин вне всяких сомнений был хорошим организатором, отлично чувствовавшим способности музыкантов, безошибочно умевшим находить одаренных людей и превращать в единомышленников, заряжая своими идеями, недостатка в которых, кажется, никогда не испытывал. Однако самой сильной стороной его таланта я считаю дар аранжировщика. Поистине, безупречный музыкальный вкус и чувство меры!

Не знаю, был ли глубоким знатоком поэзии, но умел тонко ощущать музыку стиха, как это свойственно одаренным музыкантам. Многих удивляло и восхищало (доводилось читать такое), как удалось человеку, родившемуся и проведшему молодость в Свердловске (Екатеринбурге), настолько органично «врасти» в белорускоязычную культуру? Меня – не удивляет. Повторюсь: настоящему музыканту достаточно слышать музыку поэзии.

Как я понимаю, был довольно-таки жёстким руководителем. Но за самоотверженную преданность музыке ему следовало многое прощать и, наверняка, прощалось. Потому что в работе был скорее деспотом, привыкшим контролировать весь процесс и оставлявшим за собой безоговорочное право окончательного решения. Однако не стремился, как это часто бывает, продвигать лишь себя любимого ни в исполнительском плане, ни в написании музыки либо создании аранжировок. Это если судить по тому, сколько в ансамбле перебывало высококлассных вокалистов и музыкантов. В том числе успешно писавших музыку и занимавшихся аранжировками произведений. Цифра поражает, но с 1970 по 1998 годы в «Песнярах» сотрудничали примерно 50 (!) музыкантов. Я эту впечатляющую «текучку кадров» объясняю так: большинство из них сами были людьми талантливыми и самодостаточными, которым со временем становилось тесно в одном с ним пространстве. Уходили создавать новые коллективы (например, Валентин Бадьяров – ВИА «Сябры»), реализовывать свои творческие замыслы. Иногда возвращались или принимали участие в проектах Мулявина уже как приглашенные музыканты. Что предполагает отсутствие даже намека на непримиримый антагонизм в связи с их уходом.
 
Идеи и фантазии переполняли настолько, что понятие «кризис жанра», похоже, было «Песнярам» и вовсе неведомо. Многообразие стилей и форм, которые они использовали в своем творчестве, не может не восхищать. От напевных народных былин, в том числе с исполнением «а капелла», в чем они были мастерами – до арт-рока. От многочисленных песенных шлягеров – до мини-опер («Ванька-встанька» по поэме Евгения Евтушенко) и полноценных рок-опер («Песня про долю», «Гусляр»). Тематические и концептуальные концертные программы на стихи не только любимых Янки Купалы и Максима Богдановича, но и поэтов-фронтовиков («Через всю войну»), Роберта Бернса («Веселые нищие») и даже совершенно не песенного Владимира Маяковского («Во весь голос»). Последний эксперимент, при всей смелости замысла, как это ни удивительно, вполне удался. Одна только «Прозаседавшиеся», исполненная без музыкального сопровождения лишь только голосами, чего стоит! Или, к примеру, положить на музыку «Облако в штанах», которую Мулявин сам же и спел. До того момента мне был известен лишь один факт обращения авторов к поэзии Маяковского: композитор Владимир Дашкевич написал музыкальный цикл, песни которого даже не столько исполнила, сколько блистательно сыграла Елена Антоновна Камбурова.

Если для большинства коллективов (и сольных исполнителей) рано или поздно возникает проблема исчерпанности репертуара, то «Песнярам» это также было незнакомо. Кроме «кладезя» народных песен, для них часто писали музыку композиторы-профессионалы Юрий Семеняко, Александра Пахмутова, Игорь Лученок, Эдуард Ханок. А в самом ансамбле, помимо Мулявина, в разное время создавали яркие композиции талантливые Игорь Паливода, Олег Молчан, Олег Аверин. Коль скоро вопрос репертуара был успешно решен, то вполне закономерно Мулявин сконцентрировал усилия на совершенствовании исполнительского мастерства. Не то, чтобы оно с момента создания группы было не на должном уровне. Напротив, и даже самые ранние вещи «Песняров» тому подтверждением. Однако надо полагать, хотелось большего. Ведь совершенство, как известно, не имеет предела.

При том, что в ансамбле изначально пели практически все (даже ударник Александр Демешко имел сольные номера), за центральный микрофон приходилось вставать лично руководителю. А для знаменитой впоследствии фирменной «песняровской» полифонии этого было недостаточно. Потому в самом начале 1970 года группу пополнил Леонид Борткевич. И практически сразу стал ее узнаваемым «лицом». Чему в немалой степени способствовала его внешность покорителя женских сердец. Ну и, само собой, – голос! Он был не то, чтобы очень сильным, но, также как и мулявинский, отличался неповторимым своеобразием. Борткевич пел легко, почти не напрягая связки и даже как бы с улыбкой на лице. Вот уж у кого был действительно лирический (в моем понимании!) тенор. Не удивительно, что солирование большинства лирики, которой в репертуаре было немало, скоро ушло к нему.

Но, похоже, Мулявину и этого было мало. Потому что вскоре ансамбль пополнился другими сильными вокалистами. Сначала пришел Анатолий Кашепаров, чуть позже – Юрий Денисов, а потом – Валерий Дайнеко. Вообще-то, по моему разумению, иметь в составе хотя бы одного солиста такого уровня любая иная группа почитала бы за счастье. А тут – сразу четыре весьма голосистых тенора! Но как-то же не передрались: репертуара хватило на всех. У каждого были свои «ударные» композиции. Борткевич по праву старожила царил в лирических балладах «Александрына», «Алеся», «Мой родны кут», «Веранiка», «Белоруссия», «Явар i калiна». Кашепаров пел такие хиты как «Спадчына», «Вологда», «До третьих петухов». Еще ему почему-то доставались партии оперных злодеев (татарский хан в «Ваньке-встаньке» и князь в «Гусляре»), что, по мне, слабо вязалось как его внешностью, так и с голосом. Дайнеко от ушедшего из группы Юрия Денисова (его голос я ни разу не слышал) перешла в наследство «Беловежская пуща», а после он спел «Зачарованую» и «Я всё тот же». А еще играл на альте и занимался вокальными аранжировками. Ну, и сам Владимир Георгиевич далеко от фронт-микрофона не уходил. Да и остальные участники ансамбля отнюдь не были безголосыми. К примеру, Владислав Мисевич, который участвовал во всех сложных вокальных построениях. А когда в начале 80-х группу покинул Леонид Борткевич, ее звучание украсил своим прекрасным голосом Игорь Пеня. То есть, никаких проблем с обретением талантливых исполнителей не возникало: для музыкантов работать в «Песнярах» было высокой честью и большой удачей. Но, с другой стороны, находит тот, кто ищет. Это я уже про Мулявина.

Не хотелось бы дискутировать с теми, кто убежден, что «Песняры» – это лишь гений их лидера и души коллектива. Но мнение своё выскажу: и да, и нет. Да, в том смысле, что также думаю: без него «Песняров» не было бы. Однако и другие участники группы отнюдь не «отбывали номер»! И считаю некорректными разговоры о том, что он легко мог набрать иных музыкантов, чтобы с ними воплощать свои творческие замыслы. Может и мог бы. Или что талантливые артисты вполне могли состояться и помимо Мулявина. Почему нет? И пример тех, кто впоследствии оставлял ансамбль ради сольных проектов, это подтверждает. Но вот опять эти «что было бы, если было бы»… История не знает сослагательного наклонения! А реальность такова, что на протяжении всех лет в составе ансамбля были именно те, кто были, а не другие. И без них «Песняры» точно также вряд ли случились бы. В данном случае я говорю не о названии или бренде (модное слово!) как таковом, а о том неповторимом стиле, который удалось создать совместными усилиями. Именно это я в самом начале и определил как уникальное явление культуры. Причем куда более масштабное, чем национальной или даже советской.

А что Мулявину нужны были не просто исполнители, пускай даже и высшего класса, но именно сподвижники, в том, думаю, трудно усомниться. И кто кому дал больше в плане идей и энергетики творчества ¬– тоже совершенно некорректный вопрос. Потому что принцип обратной связи никто не отменял. Неплохо бы, конечно, спросить мнение об этом самого Владимира Георгиевича, но, увы, уже не получится...