Яблоко из Рая

                Всю ночь грохотал гром –
                это смеялись Небеса…

Небеса утихли только к утру, морося мелким дождичком на его, Василия, безумную и бестолковую жизнь. Он так думал уже не первый год и постепенно свыкся с этой мыслью, как свыкаются с непреодолимыми обстоятельствами. Всё было бы ещё ничего, если бы не эта дурацкая затея с женитьбой инкогнито:
- И зачем только я согласился на этот КЭШ судьбы, как вознаграждение за женитьбу инкогнито. Оберут, ведь, до ниточки души, как Акакия Акакиевича.
А лето, меж тем, плавно выруливало на свою вершину – а там безумный август, какие ещё карты он, на этот раз, выложит на стол жизни. Нет, нет, отнимут, как пить дать всё отнимут – и спокойствие души тоже – в жизни так много темных переулков.

К тому же, он и в глаза не видел её ни разу – тоже мне «курочка ряба», несущая золотые яйца!? К чему оно мне, это золото – всю жизнь прожил без него, не стоит и привыкать к его блеску, когда, как он считал, его жизнь уже сделана. Но видать «Тамошний» крупье ещё не объявил, что все ставки сделаны – предполагая, что и его жизнь все ещё считается весомой ставкой для жизненной рулетки. Конечно же, он знал, что все и всё продается и покупается – надо только назвать настоящую цену. А кто её знает – свою цену!? Не знал её и Василий, но то, как настойчиво и щедро предлагали ему высокую цену – заинтриговало его, в конце концов. Выходит, купили и его, как он ни сопротивлялся и не отнекивался, не желая закладывать своё самое дорогое – как он считал, полноту, незамутненность и спокойствие своей души. Не иначе, как сам Змей Искуситель нашептал ему, что за золото можно купить всё – не только счастье, но и саму молодость, тоже. Значит, молодость - это и есть его настоящая цена. И тот разговор ему запомнился надолго:

- Вы что же не понимаете, что яйца от  этой курочки и в самом деле – золотые?
- Их ещё надо дождаться, этих золотых яиц, когда вокруг столько мышей и каждая из них только и мечтает вильнуть хвостиком.
- Да уже одна только зависть окружающих будет так много значить – все и всё будет идти тебе в руки само, и силы – тоже.
- И вы, в самом деле, полагаете, что блеск золота дороже накопленного и сохраненного уюта и тепла души?
- Да что вы, как Акакий Акакиевич из позапрошлого века, носитесь с этой Шинелью-Душой! Как вы не поймете, что золото и только оно правило и будет ещё долго править миром, - при этом, Змей всё время вертел и вертел у него перед глазами, то самое яблоко из Рая, несомненно пытаясь и им надавить на его чувства, и на его плоть, тоже.
Гоголем именно и тем более тем яблоком его и добили – он просто никак не мог подумать, что Гоголь более вечен, чем золото.

«Контора», которую ему «всучили», за согласие жениться инкогнито, и в самом деле оказалась добротной и отлаженной – он её даже сравнил со своим любимым костюмом, так ладно и солидно сидевшем на нем и от носки становившийся только лучше. Нет, к ней никак не подходило определение: «Мир – Золотая гора» - он даже, в первый раз придя в неё, почувствовал себя, как дома, так было всё привычно, удобно и поему. И все же она была похожа чем-то на гору – своим величием, громадьём планов сотрудников; и ему приятно и лестно было подниматься на его вершину. Он с детства любил горы и даже испытывал чувство зависти к тем, кто видит их часто и тем более живет рядом с ними. Имея возможность любоваться ими из окна. Горы были для Василия одним из трех Чудес Света – к двум другим, конечно же, относились Море и Любовь. В них он ценил помимо всего, безбрежность и ту мощь, которой они завораживают и вдохновляют, как бы делясь ею с человеком. Его всегда очаровывало, когда Красиво и Много.

А ему пообещали, что будет красиво и много – и он предстал пред этой красотой и величием… вернее. Она предстала пред ним словно Добрый Молодец из сказки. Только слова вначале произносились не такие, как в сказке: «Что вам угодно Господин?», а был пока только шепот: «Это он – наш «Новый» …!» Его устраивало пока и это – кто же откажется почувствовать в себе и в своей жизни крутую новизну. А она действительно была, и была впечатляющей: безупречный этикет, просторный кабинет, помощники и секретари, внушающие уверенность в том, что любое дело окажется ему по плечу. Ему даже показалось, что он уже когда-то был в этой роли, и показалось настолько явно, что даже захотелось сделать некоторые замечания и отдать необходимые распоряжения. Василий уже давно пользовался правилом, так удачно сформулированным, Ариэлем Фордом:  Главная черта, которую надо искать в своей родственной душе, — это чувство узнавания, ощущение «я дома». И вот в этом безупречном механизме, он тоже почувствовал душу – сформированную и отлаженную. И она показалась ему родственной – он почувствовал себя здесь «как дома».

И только эта ночная гроза не давала ему покоя – если бы он проснулся, пусть и в ночную, но все же, повседневную реальность, ему бы не пришла в голову эта нелепая мысль, что это само Небо смеялось над ним. А сегодня как раз надо ехать знакомиться со своей новой родней и самое главное  - с Ней, своей женой. Какова она – эта семья, объявленная ему, не то, как приговор, не то как назначенная ему цена. И он боялся даже рассуждать на эту тему – боялся пока ещё чувствовать себя невольником, подсознательно осознавая, что теперь он в кандалах. Пусть золотых и возможно даже милых, но все же – в кандалах. Грела только одна мысль – может всё не так уж страшно и всё обойдется. Но, к чему тогда такая странность с этой его женитьбой – уж не собираются ли ему всучить «кошку в мешке». Василию не хотелось выходить в эту слякоть и неопределенность жизни – он даже поначалу решил отложить визит, но однако любопытство взяло верх и он вызвал машину.

К полудню дождь совсем прекратился и даже выглянуло солнышко – оно и развеяло окончательно все его сомнения, ну а вопросы он и до этого дня обычно решал, не откладывая в долгий ящик. Водитель вежливо открыл дверь сияющего авто и приветственно кивнув, буднично спросил: - «Домой?»  Василий сумел не выдать своего конфуза и тоже кивнул утвердительно. Сам же, безразлично поглядывая в окно, подумал про себя: - Теперь, скорее всего, именно он - та самая курица и он должен будет нести золотые яйца – для кого, для чего и почему. Но обратного пути уже не было – он не стал щипать себя, чтобы удостовериться, что это не сон, а достал, уже в который раз, свой паспорт, чтобы убедиться, что штамп о браке никуда не исчез и страницы о семейном положении после него были одиноко пусты. Но, почему именно он, да так странно и настойчиво – за какие-такие способности и заслуги!? А может за грехи – и Небо всю ночь смеялось именно над ним, и недаром…

Когда машина, нежно шурша шинами, подкатила к кованным ажурным воротам – они плавно отворились, как отворяются двери в супермаркетах.
- И здесь все отлажено, - только и подумал Василий.
Минуя по асфальтовым дорожкам, с живыми, цветущими изгородями, машина вышла на просторную площадку перед домом. По краям площадки, выложенной цветной брусчаткой, стояли столики, удобные плетеные кресла, качели и даже два гамака, в одном из которых покачивалась Его Жена – она сразу же покинула гамак и с улыбкой, которая показалась ему щемяще знакомой, направилась к столику со стоящими на нем фужерами, наполненными, конечно же его любимым игристым Брютом. В этом он окончательно убедился, когда она подошла к нему с двумя фужерами, Брют! – конечно же, это было оно, он узнал его по тому аромату, который нельзя было спутать ни с чем иным.  И после этого, ему уже ничего не стало казаться случайным – до такой степени, что он подобно лодке, отдался волнению и течению реки. Не удивился и когда она, тоже знакомым жестом, предложила выпить « на брудершафт». Поцелуй был хотя и мимолетным, но Василию он показался до сладкой боли тоже знакомым – он на мгновение узнал эти губы, но тут же забылся в сладкой дреме чувств и воспоминаний.

Василию опять показалось все настолько знакомым и «родным», что он отдался всецело тому действу, которое, разумеется, было приготовлено именно для него. Хотя, в то же время выглядело «как всегда» - буднично и непринужденно. Подошли её родители – не стали знакомиться и с вежливым любопытством расспрашивать, а лишь говорили о том, что он уже успел узнать и даже, как ему показалось,  уже знал задолго до этого. То, что они называли его по имени и по батюшке – его не столь удивило, как то, что он тоже непринужденно и легко называл их по имени отчеству и вел беседу настолько непринужденно, будто бывал здесь и уже много раз – все это было похоже на сон. Он, наконец, обернулся к ней – исподволь смерил её взглядом, и стараясь быть «в теме» непринужденно спросил:
- Александра, где вам удалось приобрести такой красивый загар, - на что она покровительно, как это делает мать сыну, тут же заметила,
- Саша! Для вас, как и прежде, я была и хочу оставаться только Сашей. 
Василий непринужденно и почти виновато опустил взгляд – нет, каблук очень низкий – действительно, её рост чуть выше моего, и английская стройность, в пору моему Брюту.
- Саша, скажите – вы не случайно выбрали для сегодняшней встречи именно Брют, добавив в него Яблока из Рая?
- Разумеется, не случайно – я люблю почти всё, что любите вы…

                (продолжение следует)