Проводы

Во дворе было непривычно тихо. Куда-то делась вся ребятня, еще вчера увлеченно лупившая снежками в ржавую стену гаража. Петька из 28-й квартиры бросил терзать свой мотоцикл. На лавочке у второго подъезда молча сидели старушки, исподволь оглядывая людей, сновавших туда-сюда.

- Вот ведь, народу-то сколько. Неужто все знакомые ?
- Дак ведь детей-то у них сколько ? А родни ? Вот и пришли все.
- И то верно. Помочь, да еще что…

Тихую беседу нарушило шуршание шин. Во двор, побрякивая какими-то железка-ми, въехал автобус. Остановившись в нескольких метрах от подъезда, водитель открыл двери и, выпустив пассажиров, стал разворачивать угловатую машину.
Пятеро мужчин, которые приехали на похороны, неторопливо огляделись.

- Вот так удобнее выносить будет, - сказал пожилой, коренастый Иван Савельевич.- Положено хоть немного, но пронести на руках.
Стоявший с ним рядом мужчина чуть приподнял брови, но возражать не стал. Его серые глаза внимательно обежали все пространство двора и остановились на лицах старушек. Те с любопытством разглядывали вновь прибывших.

- Васильевна, а это кто ? – спросила подслеповатая бабуся с желтым морщинистым лицом. – Что-то я их и не признаю.
- Еще бы ты их признала. Нездешние они, с Володькиной работы. Помогать при-ехали.

Иван Савельевич взглянул на часы.
- Зайдем, мужики. Через пятнадцать минут второй автобус придет. Надо посмотреть, что и как, примериться.

Все пятеро вошли в квартиру. Там стояла такая же тишина, время от времени нарушаемая шепотом собравшихся людей, стоявших с какими-то застывшими лицами у гроба, где лежала Анна Семеновна.

Вся маленькая комната с гробом, стоявшим посредине ее и людьми вокруг, была так ярко освещена солнцем, что казалось невозможным и это скорбное молчание, и напряженность, висевшая в воздухе густой пеленой.

Подойдя ко гробу, Сергей чуть склонил голову, перекрестился. Взглянул на покойницу… и чуть было не улыбнулся.
Анна Семеновна лежала со сложенными на груди руками, плотно сжав глаза и губы. Эти желтые пухлые ручки и немного округлое лицо выглядели умиротворенными и спокойными. Фигурка женщины была так укутана во все белое, что походила на куколку бабочки какой-то удивительной породы, куколку, которая только кажется мертвой.

В двух шагах от тела, будто стараясь одним взглядом охватить всю фигурку матери, стоял Владимир Пищальников. Лицо его было спокойно и почти расслаблено, только время от времени кривились губы, и блестела в уголках глаз влага.
Сергей подошел к Пищальникову, чуть сжал локоть. Красноватые, воспаленные глаза Владимира как-то непонимающе и растерянно взглянули на него.

- Что, уже приехали ?
- Да, все тут.

Оба замолчали. Внезапно, как-то беспомощно заморгав глазами, Пищальников прошептал: «Я ведь не думал, что так скоро, а она… Такой удар!»

Сергей еще раз тронул его за локоть:
- Володя. Все будет хорошо.

С улицы донесся звук мотора. Подошел еще один автобус – для провожающих. Тут же были принесены полотенца, которые нужно было продеть в ручки гроба. Все было готово.

-  Выносим, - скомандовал Иван Савельевич. Толпа расступилась, кто-то вышел на лестницу – подхватить, если что. Гроб вынесли к подъезду и снова поставили на табуреты.
- Смотри, Семёновна, двор твой, - послышался чей-то голос.- В последний раз смотри.

Все замерли. Только клен шевелил неопавшими еще с прошлой осени «вертолетиками» да бежали куда-то никому неподвластные ручьи.
Постояв полминуты, поднялись, пошли к уже открытым задним дверям автобуса-катафалка. Осторожно поставили на место гроб, вошли и сами. Старушки и родня уселись во вторую машину. Пора было ехать, отпевание на час назначено.

*

Автобусы медленно ползли в гору. Дорога была неважная, толчки следовали один за другим и, чтобы уберечь мать от лишней тряски, Пищальников стал придерживать гроб. Руки его время от времени касались лба матери, будто гладили и запоминали то драгоценное лицо, которое скоро не будет доступно никому.

Подъехали к старой церкви, осторожно внесли гроб. В тесном пространстве храма,  было такое множество народу, что казалось совершенно невозможным протиснуться в этой толпе, но увидя гроб, люди как-то сжимались, давая дорогу. Наконец все, кому положено, стали на свои места и служба началась.

Батюшка Феодор, священник в третьем поколении, был старый уже человек. В любое время года у него стыли обмороженные еще с детства ноги и поэтому обычной его обувью были старые, с обрезаными голенищами валенки. Шаркающей походкой ходил он по храму, вёл службу с трудом.

Время от времени где-то в пристройке храма звонил телефон, батюшка останавливался и, ничуть не смущаясь серьёзностью момента, спрашивал неровным, срывающимся голосом:
- Что ? Что он сказал ? Приедет ?…

Бабуля, исполнявшая какие-то непонятные для непосвященных обязанности, что-то бубнила ему в ответ, батюшка кивал успокоенно и продолжал…

«Странно это»- подумал было Сергей, но тут батюшка как-то по-особенному запел, дребезжащий старческий голос поплыл под сводами и что-то невидимое появилось в пространстве храма.

Оно было настолько тонко, тоньше дымки, тоньше самой мысли и, тем не менее, это было реально. Медленно, будто оглядываясь вокруг, двигалось оно над скрипучим полом и головами людей. У него не было привычной протяженности и каких-либо очертаний, но оно возникло в пространстве подобно тому, как в тишине повисает невысказанный кем-то вопрос. Казалось, ему чего-то не хватает.

Эта неполнота его была восполнена простыми словами молитвы и вот оно, обретя, по видимому, необходимую силу стало… Чем ? – Звоном ли, постепенно стихающим в глубине пространства, или самим пространством – об этом Сергей не думал. Слова молитвы, произведшие действие, стали для него простыми и ясными. Необходимость и чудо свершения проявились так естественно и уже неважно было, что произойдёт дальше. Старый священник сделал свое дело. Бабочка улетела.

После кладбища и поминок, когда все стали расходиться по домам, погода переменилась. Солнце скрылось за тучами, стало холодно и сыро.

Старый автобус нес по городу своих притихших пассажиров. По стеклу окна стекали капли дождя, что-то бормотал мотор, лязгали двери. Сергей, не отрываясь, смотрел на проплывающие мимо дома и деревья, на редких, идущих куда-то прохожих. Каждый тянул за собой след, каждое существо владело тайной, чаще всего и не подозревая об этом.

Незыблемость существования касалась всех, поток Жизни омывал все эти мокрые от лица, всех без разбора кропя и благословляя.
- Мир вам, - прошептал Сергей и вышел в открывшуюся перед ним дверь.

* * *