Байка

Никто, из даже голодных до клёва рыбаков, не любит рыбалку "на-час".
Но, как поминается в старинной английской поговорке - "За неимением кухарки пользуют дворника"... Так и у нас. То времени нет, то снасти не те, то погода не соответствует...
Посему смиренно принимаем обстоятельства и разворачиваем их в свою сторону.

В тот день, как ни странно, всё совпало идеально.
За исключением времени. Его было мало.
Непроизвольная быстрота в принятии решений и движениях тела, как думается мне теперь, и была причиной того, что случилось в тот день на рыбалке.

Участок реки Большой Кинель, район Кандарихиной рощи, ближе к Дурачему Углу.

В анналах истории есть красивая легенда, повествующая о обретение части села, такого поэтичного названия.

История гласит о случае то-ли Петровского, то-ли Успенского поста, разговевшись отметить окончание коего, в неспешной обстановке решили некий священник Вознесенского храма и алтарник-пономарь.

Щедро потчуя себя кагором и воздавая почести, хвалу и славу Господу нашему, они достигли такого высокого душевного подъёма, что пономарь, воспользовавшись свободной минутою, образовавшейся отлучением батюшки по важному делу, не справился с охватившей его волной чрезвычайно возвышенных чувств и взлетел на колокольню.

Душа его была переполнена и требовала возвестить о своём безмерном счастье на весь честной мир.

Честной мир тех времен спокойно бытовал без гаджетов, интернета и прочего телевидения.

Аналогом СМС - рассылки МЧС был простой колокол, часто располагающийся на церковной колокольне.

На праздники и литургию созывали также при помощи этого мощного девайса.

Пономарь, не мудрствуя лукаво, со всей бесхитренностью и недюжинной силой заиграл мелодию торжества счастья.

Чуткое ухо священника мгновенно уловив первые ноты стихийной какофонии, определило не только знакомые звуки подотчетного ему инструмента, но и профпригодность находящегося не при исполнении пономаря.

Батюшка, бросив все свои неотложные дела, решительно стал штурмовать высокую лестницу колокольни.

Тем временем, на улице вплотную подходящую к слиянию двух Кинелей происходило следующее.

Несколько представительниц прекрасной половины человечества, отличающихся согласно происходящей эпохе от наших современниц скромностью и набожностью, с неизменным свойством тревожности и беспокойства, присущем женщинам во все времена, нервной и дружной стайкой высыпали на улицу.

Доподлинно неизвестно кто запомнил и запечатлел в преданиях их диалог, но если верить легенде он звучал так:

- Эт чойто, Семёновна? Праздник чоли?
- А ты, Шура не знаешь. Э, да чо вы знаете, нехристи...
- Не ругайтесь, крестный ход это. Батюшка на той неделе говорил...

Так, слегка переругиваясь, но весьма дружно, жители угла наскоро одевшись по-праздничному и взяв в руки иконы, организованным гуськом направились к храму.

Запыхавшийся от незапланированно скорого подъёма на колокольню, батюшка обнаружил совершенно вошедшего в граничащий с неистовством раж пономаря.

Алтарник азартно и исступленно выбивал из колокола мелодию, небрежно игнорируя все музыкальные догмы и законы.

Двое вступили в борьбу.

Дюжий паномарь неизменно отбрасывал мешающего ему музицировать попа.
Поп отбрасывал только тень и потные локоны, выбившиеся из-под сбитой скуфейки и липко закрывающие ему глаза...

Противостояние было недолгим, и, как часто такое бывает, опыт победил энтузиазм.

Отступив от противника, и предав краткому анализу первую фазу боя, батюшка пришёл к выводу что остро нуждается в альтернативном способе атаки.

Бросив взгляд под ноги, отец обнаружил занозу, так в те времена называли шкворень, неизвестно зачем и кем принесенный на колокольню.

Железный аксессуар телеги, весом около пяти старорусских фунтов был поднят батюшкой вверх и с благословлением опущен на колышущиеся вихры беспечного пономаря.

Пономарь упал как срезанный спелый колос.
Сражение стихло.

Победитель, утирая пот, устремил вдаль один из тех взглядов, которые устремляли выиграв великую битву Ушаков, Невский, Суворов и Кутузов.

Картина представшая перед глазами героя, зело премного привнесла скорби и навсегда вплела седины в волосы стареющего на глазах священника.

К огромной толпе, несущей кресты и иконы, со всех сторон стекались ручейки из людей, увеличивая без того великий крестный ход.

Батюшка сокрушенно покачал головой и смиренно изрёк фразу навсегда отпечатавшуюся как чеканка на медной пластинке, в угасающем сознании пономаря :

- Эх! Дурачий угол... - сочным православным баритоном сказал отче.

Неизвестно состоялся ли крестный ход или молебен, или благословив народ, батюшка распустил всех с миром.

Неизвестно правда ли это и было ли оно так в самом деле.
По крайней мере обязан сказать, что если бы кто-то подверг серьёзному остракизму историю этой байки, я не стал бы оспаривать вероятие того, что это выдумки хохмачей.
Тем не менее всякий знает в моём селе где Дурачий Угол находится.

И вот я приехал на место.
Незаметное на первый взгляд, укрытое от посторонних глаз, это великолепное, красивейшее место служило пляжем и часто временным прибежищем для случайно брачующихся пар, следы пребывания которых явно читались в брошенных пустых упаковках Contex.

В этом месте водится вся существующая в реке рыба.
Но интересен мне был только микроджиг.

Десяток упаковок съедобной резины "Фанатик" (говорящее название) купленных в магазине "На рыбалку", который только открылся для меня своим существованием, даровали безграничную уверенность в успехе.

Величайшее изобретение китайских мастеров спиннингоделов покоилось в тубусе как надёжное снайперское оружие. Johncoo vivid.

И вот собирается снасть . Икс-Ларва на двойнике, груз 6 граммов на тонкой проволоке.
Токио риг.

Правило первого заброса многим кажется истинным, мистическим.
Считается неудачным поймать рыбу с первого раза.

Но ведь суеверие есть признак неверия в Создателя...

Намечаю цель, слегка напряжённо, излишне быстро и сосредоточенно.
Плохой выбор настроения для рыбалки...

Бросаю. Приманка ложится куда нужно. Выбираю слабину и вздрагиваю от неожиданного звука.

Храп.

В трёх метрах замечаю торчащие из кустов кирзовые сапоги.

Хозяин сапог свободно дыша, преодолевал помехи при вдохе шутя.

Мощные меха его лёгких, выдыхая, без труда изменили бы траекторию полёта среднего веса гуся.

Как я его не заметил?

Работа, в голове работа.
Нельзя так приступать к общению с природой.
Нельзя в суете принимать дары от Создателя.

Мерзкое выражение "вырвался", которым так часто мы оперируем, оправдываемся и даже хвалимся, не несёт в себе ничего кроме скрытой истерики, суеты и скрытого протеста покорности сложившимся устоям мира.

Потому так и тянет к чистой и дикой природе человека, как тянет эмигранта на родину из когда-то манившей сытостью и чистотой заграницы.

И сидит наш Ваня в Ницце, с лицом перепачканным сажей от печёной картошки.

И качает лодку менеджер среднего звена, а быть может бухгалтер или механизатор и качает не замечая головой в такт работы ногой, стряхивая как грязь с рук всё наносное, липко - ненастоящее, искусственное из своего сознания.

И на короткое время счастливы без меры и Ваня и рыбаки - охотники - грибники...
Пока мир вновь их не втянет искусственными, но такими необходимыми заботами.

Горе же тому, кто сознанием оставшись в Искусственном, придёт в Истинное хоть и невольно, не со зла.

Потому как меньшее что получит он сравнимо с отравой.
Если не физической, то ментальной точно.

Меня коснулось по-полной.

Нервно встряхиваю удилищем, пытаясь перескочить грузиком донную коряжку.

Слишком сильно. Слишком резко. Нервничаю.

В голове работа. Успеть вечером сделать последние элементы сантехники и накидать базовые откосы...

Грузик резво планирует по течению, порядочно изношенная часть шнура провисает, не отрезал вовремя, не заметил даже, и, непостижимым образом оборачивается вокруг тюльпанчика и следующего кольца.

Вероятно я ругнулся вслух, возможно, не помню, но смиряясь вздохнул и переложив спиннинг в левую руку, приготовился распутывать узел...

И в это время рыба схватила приманку.

Нельзя.
Нельзя быть неготовым к поклёвке.
"... не две ли малые птицы продаются за ассарий? И
ни одна из них не упадет на землю без воли Отца вашего;.."

Как часто мы лукавим, когда уверяем других что рыба клюнула неожиданно.

Ой, лукавим!
Не за ней ли мы ходим?
Не её ли алчем?

Но... там ли, с нею ли помыслы наши?
В водах ли блуждаем мы, представляя как ведёт себя наживка, своими помыслами?

Или точимые как нож алмазом мысли наши устремлены в тот мир из которого вырвались мы телом и желанием, а разумением прикованы к нему как раб к цепи?

И рождаются описания "отдайспиннинг", "кааак даст!", и рассказ о рыбалке из четырнадцати слов и пьянка вместо единения с истинным течением жизни.

Заслоняемся от собственного участия в том что действительно происходит с нами.
Заслоняемся красивыми и дорогими снастями, как будто ожидая равноценного обмена с природой её даров на наши вложения.

Подменяем естественное и необходимое на "... я рыбу-то не очень, не ем. Так за удовольствием, процесс нравится..."

И смысл ищем и находим даже в "принципах" и "правилах".

Никогда не стал бы утверждать о себе что я человек спокойный.
Напротив.
Чего-чего, а легковозбудимости мне не занимать.
Потому и скор на решения. И ошибаюсь по этому же неимоверно часто.

При первом рывке рыбы, практически не думая шагаю в воду ослабляя натяжение шнура.

Перехватываю шнур и сколько возможно быстро делаю четыре - пять оборотов им вокруг правого запястья.

Шнур ложится на рукав и рыба сильно стягивает мне руку.
Я в западне.

Правую руку использую для гашения рывков, левой, перебирая пальцами продвигаюсь к петле и пытаюсь снять.

Почти получилось.

- Есть курить?
Вздрагиваю вторично.
Кирзовый малый, здоровенный и румяный стоит рядом.
Уверенный запах перегара, ленивый мутный взгляд.

Показываю глазами на руки и на нагрудный карман.

Он важно кивает мне как доброму другу и снисходительно извлекает из моего кармана сигареты и зажигалку.

- Сам будешь? - выставил два фильтра из пачки.
- Воздержусь, - я замечаю в какой опасной близости к леске совершает дугу уголёк его сигареты.

Рыба крупная.
Она недоумевает отчего добыча прицепилась к ней и не даёт уплыть чтобы доесть её в укромном месте.

Она рвётся и сильно сдавливает мне руку.
Петля, будь она неладна, никак не нащупывается ногтем.
Ага, есть.

Осторожно сдвигаю её к краю кольца.
Теперь нужно освободить правую руку и быстро передоверить бланку его непосредственную работу.

- Щука!?! - он гаркнул так, что я с трудом преодолел желание шарахнуться в сторону.

Сосредоточение взгляда переместилось с петли лески на волнительное нечто, тень в воде там, где находилась хищница.

Кто-то из интернет - анонимусов утверждал что человек это ребус.
В котором тщательно зашифровано слово "3,14@дец".
И я не могу не согласится с ним.

Мои руки делали то что задумал разум, а чувство повернуло голову и перевело взгляд с объекта работы на тёмную воду, чтобы рассмотреть то что его волновало.

Петли слетели с руки и с бланка одновременно. Щука быстро выбрала себе кусочек свободного пространства пока её не остановило новое непредсказуемое препятствие.

Палец.

Если бы я видел как это произошло, то избежал бы половину неприятностей.

Сброшенная петля плетёнки, встретив на своём пути мой указательный палец, естественным образом затянулась на третьей фланге.

Рыба рвалась.

Тонкая плетёнка моментально прорезала кожу.

Ещё рывок.
Палец со стороны большого пальца разрезан наполовину.
Хлынула кровь.

"Перерезана вена", - думалось как сквозь вату.

Кровь окрасила всё вокруг, не могу разглядеть в какую сторону мотнуть пальцем чтобы не усугубить ситуацию, а наоборот, избавится от капкана.

Больно.
Много позже сын спросил меня насколько сильна была боль.

Мне неведомо каково рожать.
Серьёзным пыткам я тоже не был подвержен.
Но было больно.

Вновь шагаю навстречу моей(моему) добыче-мучителю.
И вновь правая рука наматывает на себя несколько оборотов лески.

Тяну правой рукой щуку на себя.
Зубы сжаты до скрипа.
Стонать, кричать и ругаться некогда.

Неожиданно рыба поддаётся, я упрямо шагаю от воды на берег, преодолевая предельное для лески, руки и пальца.
Спиннинг безвольно следует за мной, волочась по песку, земле и траве.

Щука на мели. Я спотыкаюсь, но тут же встаю и тяну дальше.

Рыба на мели.

Я оглядываюсь, ищу глазами своего спутника.
Отчего-то хриплым голосом говорю :
- Пережги, - показываю глазами на руки.

Уголёк окурка, которого я недавно опасался, освобождает меня и рыбу.

Зажимаю рану и иду к рыбе.
Щука бьётся, пытается прыгать в сторону родной стихии.

Угадываю прыжок и мощным пинком отбрасываю её в сторону рюкзака.

Моему случайному спутнику весело.

Он радостно взвешивает щуку на руке, выдвигает смелые предположения её весовой категории.
Хлопает меня по плечам и спине, серьёзно мешая открыть передний карман рюкзака.

Там нож и изолента.
Голова закружилась, сильно хочется пить.
Зубами рву начало изоленты, пытаюсь вспомнить порог кровопотери до обморока, но быстро решаю что думать об этом не нужно.

Кленовый лист будет служить пластырем.
Мотаю несколько оборотов.
Кровь остановилась. О!

Кое-как собираю спиннинг, укладываю рюкзак и тепло прощаюсь с кирзовыми сапогами.
Он тронут, лезет в кусты, достаёт поцарапанную полторашку.

- Будешь?
- Воздержусь.

Он кивает, откупоривает и свободно вливает в себя с полстакана самогона.
Оставляю ему остаток сигарет.

В обморок я упал, слава Богу не на проезжей части.
Рухнул в кустах, на малолюдной дороге.
Никак не вспомню привкус во рту, странный.
И очень хотелось пить.

Может это и не был обморок, потому что мне показалось что я в сознании, только мир стал вдруг фантастически медленным.

Поднимаюсь и пытаюсь осознать что произошло.

Ватные ноги.
Жутко ватное тело.

Эх, гордыня - гордынюшка моя!
Где ты, когда ты так мне нужна...

Сколько раз ты бежала вперёд меня, ссорила меня с дорогими мне.

Сколько дверей ты закрыла с моей стороны, моей же рукой, лицемерно прикрываясь правдой...

Милые мои близкие и дорогие, простите меня за всё.

Собираю гордость в горсть.
Достаю как скупец из заначек все её производные.

- Да ну на..., - включилось тщеславие, - Это я-то тут упал как гимназистка от какой-то боли?
Слабости?
А не я ли..., - услужливое самомнение разжигая, рисует мне многочисленные "геройства" из юности, впрочем сомнительного содержания.

Гулко стучит сердце, адреналин толкает грудной клеткой карман рубашки.

Взрыкнув, вскидываю на себя скарб и наклонив голову напролом иду до дома.

Лихое, злое и озорно-упрямое состояние.

Промахиваю свой этаж, стучу соседу.
Семья его потомственные медики, невообразимыми Господними путями раскиданные не по призванию а по нужде, в совершенно иные профессии.

Алексей оказался дома и вскоре из его тревожного чемоданчика я уносил две ампулы лидокаина и шприц.

Надо успеть до прихода жены.
Она очень переживает от вида крови и даже киношные раны вызывают в ней тревогу.

Разрезаю повязку, первая ампула медленной струйкой влита в порез и разлита по пальцу.

Пока жду онемения, достаточного чтобы сделать точные уколы, ищу леску.
Тонкую, чтобы полезла в шприцевую иглу.

Рука слегка подрагивает как только пытаюсь подрезать концы лески ножом наискосок.

Так не пойдёт.

Адреналин зашкаливает.

Доводилось мне оказывать первую помощь.
Доводилось и зашивать.
Но никогда себя.

Господи, прошу, прости мне прегрешения мои...
Укрепи меня, избавь от слабости моей.

Я успокаиваюсь.

Обкалываю с четырёх сторон рану и выкуриваю две сигареты.

Время движется естественно и палец немеет.

В правой руке слегка изгибаю иглу. Сильно не надо, может согнуться трубка и придётся идти за другим шприцем.

Как гнутой цыганской иглой справа от раны прокалываю внутрь один край и изнутри наружу другой.

Противного хруста кожи почти не слышно, игла заточена как микроскопический скальпель.

В вышедший наружу острый конец заталкиваю наискосок обрезанную леску и выпускаю её сантиметров на двадцать.

Игла, соединившая два края раны оказалась нанизана на леску.
Осталось её извлечь.

Стараюсь думать о руке как о чужой.
Готово.

Стягиваю леску двойным узлом, остатки обрезаю.

Кусок картона будет служить шиной, чтобы во сне случайно не согнуть палец и не порвать леской края раны.

Бинтую и повинуясь внезапному порыву фотографирую ещё не омытую от крови руку.
Возможно оставил на память, но подозревая себя в тайном тщеславном помысле, устыдился.

Оглядываю кухню, совсем забыл про мокрые ноги и быстро убираю грязь, бинты, изоленту и прочий бардак.

Успел вовремя, пришла Юля.

Целую её в щеку. Прячу руку за спину, преувеличенно бодрым голосом хвалюсь уловом.

Она любит рыбу, повезло мне.
Прошу её почистить и разделать, она спрашивает :
- Ты порезался?
- Немного, - стараюсь накинуть на себя равнодушие.

Она хочет что-то сказать, но останавливается.

Пристально смотрит на меня и целует меня в висок.