Большие сказки. 30
-Птичка
-ЧЕЛОВЕЧЕК ИЗ КОРОБКИ ДЛЯ ШИТЬЯ
_______________________________
Птичка
Жил-был на свете сочинитель песен по имени Симоль. Он был молод, знаменит и весел, умел придумывать музыку яркую, светлую, особенную.
Люди дивились дару этого человека и никак не могли понять, откуда у него такой большой талант.
«Поет, как птица!» — говорили про него. И не знали, что почти угадали.
Под окном Симоля, а жил он на седьмом этаже высокой башни, росла большая-пребольшая лиственница. Ветки чуда-дерева стучали в окно, предупреждая о непогоде, о сильном ветре; в широко раскинувшихся ветвях шумели дожди, на них садились веселые птицы, а сама лиственница все росла и росла, поднималась выше крыши, устремлялась высоко-высоко, прямо в небо.
Каждое утро на ветку напротив окна прилетала чудесная маленькая птичка. Головка пуговка; глаза большие, блестящие. Брюшко желтое, крылья зеленые, грудка малиновая, перья хвоста синие.
Симоль, увидев птичку, тут же подбегал к окну, широко распахивал его, и птица начинала выводить для него свои чудные переливчатые трели. Сочинитель слушал, затаив дыхание, глаза его увлажнялись, сердце билось быстрее, губы что-то шептали…
О чем он думал в те минуты? Может, жалел, что не может, как птичка, красиво петь?
Так повторялось много-много раз. После необыкновенного концерта Симоль всегда кормил свою птичку.
Стал он знаменит, во всех концах света звучала его музыка.
Однажды пришла к сочинителю Громкая Слава. Это была высокая шумная дама неопределенного возраста, в венке из роз и просторных белых одеждах.
Слава пришла не одна. Она принесла с собой мешок денег. Он был таким тяжелым, что Слава еле дотащила его до квартиры Симоля!
Сбросила мешок с плеч, упал мешок на пол. Золотые монеты зашевелились, как живые, зазвенели; мешок развязался, и одна золотая монетка выскочила и закатилась под стол.
«Бери, владей по праву. Это теперь твое!» — громко сказала, как гвоздь в сучок вбила, Громкая Слава.
С приходом славы и богатства жизнь сочинителя изменилась, как ему показалось, к лучшему. Стал он жить-поживать в свое удовольствие. Вкусно есть. Долго спать. Одежду шить у лучших портных. Стал говорить слова, которых от него раньше и не слыхивали:
«Это я не надену. То есть не буду. Да кто он такой, чтобы сидеть рядом со мной!»…
Прибавилось ему и работы новой. Например, деньги считать в мешке. Вот только очень много времени уходило на это занятие. Некогда стало такому занятому человеку слушать по утрам волшебную птицу. Перестал он раскрывать окно, забывал кормить птичку-невеличку. И птичка стала прилетать все реже и реже, а потом и вовсе куда-то исчезла.
Сочинитель просыпался теперь поздно. Солнце уже в зените, а он все спит да спит, и некуда ему торопиться. Только одно его беспокоило: стал он замечать, что уже давно не рождалось в нем ни одной мелодии. И музыка не радовала вовсе, а раздражала!
Подошел он как-то к зеркалу и внимательно посмотрел на себя. Круглое опухшее лицо, пустые злые глаза. И это он? И это счастье? В кого же он превратился?
Решил Сочинитель найти птичку. Попросить у нее новых песен.
Стал читать энциклопедию Брема, другие книги, где говорится о птицах. Прочел все, просмотрел все рисунки, но так и не нашел там свою птичку.
Взял тогда Симоль сумку, положил туда, губную гармошку, краски, кисточку и бумагу (он любил когда-то рисовать), пакет с едой, запер дверь на четыре замка и пошел птичку искать.
Вначале он решил обойти город.
Здесь живут воробьи, вороны, голуби, зимой прилетают снегири, синицы и другие птицы. Обошел все парки, бульвары, скверы и кладбища. Нет в городе волшебной птицы.
«Видно, сильно обиделась моя птичка! Далеко улетела!» — подумал сочинитель и пошел в другие, более отдаленные места на поиски Птицы.
В Поле он встретил гусей, уток, жаворонков. Только птицы своей не нашел.
Поспешил в Лес. Бродил по опушкам, спускался в овраги, чуть не увяз в болоте, но и там не встретил своей Птицы.
Устал, лег на траву отдохнуть. Глядь, прямо над ним на ветке пеночка сидит, клювик приоткрыла, головку набок склонила, смотрит на юношу, будто все понимает, все про него знает, сказать что-то хочет…
«Где мне искать мою птичку, не подскажешь?» — спросил Симоль пеночку.
«Какая она из себя?» — спросила пеночка.
«Красивая, добрая, звонкая, быстрая! Разная!»
«Даже не знаю, как тебе помочь: многие птицы похожи на твою птичку!»
«Тогда я нарисую ее!» — воскликнул Симоль, вынул из сумки краски, кисть и бумагу и нарисовал птичку.
Посмотрела пеночка на рисунок и сказала:
«Это не простая птица. Мы зовем ее Птица-Царица».
«Почему царица? Чем она знаменита?»
«Она приносит счастье!»
«Почему же мне она не принесла счастья? Я так его хочу!»
«Птица Царица прилетает только к тем, кто заслуживает счастья. Подумай-ка о своей жизни. Что в ней не так? Что-то надо изменить, чтобы Птица Царица снова прилетела к тебе на лиственницу! А искать ее бесполезно. Она прилетит только к тому, кого сама сочтет достойным».
Вспомнил былые годы Симоль и заплакал, как обиженный ребенок. Не поверил он пеночке, что нельзя найти его птичку. Обошел все тропинки, прошел все пути-дороги. Похудел. Поседел. Оброс бородой, но Птичку все же так и не встретил.
Вернулся Симоль домой. Грустный, усталый! Открыл дверь и сразу запнулся о мешок с золотом, который принесла ему Громкая Слава! Разозлился он на мешок, рассвирепел даже:
«Я знаю" Все мои несчастья из-за тебя, золотой мешок! Не буду больше твоим рабом, не стану служить тебе!
Уходи, плохой гость! Чтобы духа твоего не было в моем доме!»
Взвалил он мешок на плечи и вынес на улицу, к контейнеру с мусором. В мусоре с деловым видом рылись двое нищих. Они тоже искали свое счастье!
«Что же делать с деньгами?» — подумал Симоль. — «Если отдам им сейчас мешок, навлеку на них горе и несчастье. Нет, так не годится!»
Потащил он мешок в банк и сдал на хранение: решил построить удобный дом для тех, кто по разным причинам оказался без крыши над головой.
Только и осталась у него в комнате та монетка, что когда-то под стол закатилась!
Вернулся Симоль к себе. Легкр ему, как будто спал с сердца камень! Даже дышать стало легче, словно помолодел, и движения стали легкими, быстрыми.
Подбежал он к окну. растворил его настежь, и не поверил своим глазам: прямо у окна перед ним, сидела на ветке его Птичка-невеличка, та самая, Птица Царица, волшебница, щедрое сердечко, так долго дарившая ему радость творить Новое и Прекрасное!
Наклонила Птичка головку, посмотрела внимательно на Симоля, сверкнули на солнце ее перышки…
Три раза ударила она клювом по коре лиственницы.
Вдруг словно какая-то сила толкнула Симоля! Подбежал сочинитель к роялю, открыл крышку, вытер тряпкой пыль, сел на табурет, и полились чудесные звуки, в которых засияла жизнь, свет, краски, мысли чувства во всей их полноте и силе.
Давно забытое чувство счастья и благоденствия испытал тогда Симоль.
Долго играл композитор, время от времени поглядывая в окошко: там ли птичка, не улетела ли снова! Нет, на привычном месте слушает музыку птичка, и не думает улетать.
Зазвонил телефон. Симоль снял трубку, сказал: «Алло» и услышал в ответ:.
«Здравствуйте, я журналист Растрипалкин, звоню по поручению Громкой Славы. Когда можно приехать к вам, чтобы взять большое интервью о ваших приключениях?»
«Извините, я не знаю, кто такая громкая слава, интервью не даю, и давать не буду. Извините, но я очень занят! Пора уже Птицу кормить! Прощайте!» — сказал Симоль решительно, как отрезал, и положил трубку.
«Сейчас, птичка, сейчас!» — бормотал Симоль, — «потерпи, хорошая моя, , сейчас покормлю тебя!»
Он отрезал ломоть хлеба, смел крошки в ладошку и подбежал к окну.
«Это тебе, поешь со мной, моя маленькая Царица, только больше не улетай далеко, слышишь!»
Птичка наклонила головку, словно обещая не улетать больше, а потом стала клевать хлебные крошки прямо с ладошки Симоля.
ЧЕЛОВЕЧЕК ИЗ КОРОБКИ ДЛЯ ШИТЬЯ
КОГДА Я БЫЛ МАЛЕНЬКИМ
Когда я был маленьким, я очень любил внимательно рассматривать разные предметы. Если кто-нибудь из моих близких терял что-нибудь по дороге, я обязательно находил эту потерянную вещь.
Однажды я нашел ключи от дома, потом очки от солнца, потом еще что-то. А уж сколько грибов приносил в корзинки родителей, когда папа и мама брали меня в лес, и не счесть!. Мама называла мои глаза буравчиками, потому что они были острые, как буравчики, и зоркие.
Вот теперь, когда я вырос, почему-то так не получается. Давно уже ничего не нахожу…. Теряю, —это да! Вот терять я теперь хорошо умею! А многое просто не замечаю, даже если гляжу в упор. То ли глаза не те, то ли не так интересно глядеть, как раньше, то ли времени нет (у нас, взрослых, всегда время виновато, это оно виновато, конечно, что мы всегда и везде торопимся и нигде не успеваем!).
Итак, я в детстве имел обыновение подолгу смотреть на людей, вещи, деревья, кусты и небо. И все мне казалось живым, а значит, важным, значительным, интересным. Да, к тому же, я, маленький, никуда особенно не торопился. И поэтому везде успевал.
Среди всех прочих вещей, я особенно полюбил старую коробку для рукоделия с неровными мягкими мятыми краями.
Чего только не хранилось в этом волшебном месте! Нитки, иголки, мотки разноцветной шерсти, наперстки (их было так много, что я надевал их на все десять пальцев своих озорных конечностей и гордо сидел на стуле, чувствуя себя совершенно загадочным и очень значительным существом!).
А еще в коробке хранились бархатные тряпочки, складные метры, и все такое цветное, и у каждой вещи свой неповторимый запах и (только по секрету!) свой незабываемый вкус, потому что если запах мне нравился, я не мог удержаться, чтобы хоть раз не куснуть новую вещь.
А еще в коробке среди всех этих чудес жил человечек, сшитый из разных лоскутков и обрезков ткани. Его сшили когда-то очень давно, я тогда еще и не родился вовсе.
Его живот служил подушкой для иголок. Вы же понимаете, как важно внимательно следить за каждой иголкой, обязательно втыкать ее после шитья во что-нибудь мягкое, чтобы иголка не потерялась.
А то быть беде: еще вонзится куда-нибудь, либо палец уколет, и последствия могут быть самыми серьезными.
Про спящую царевну читали, наверно? Вот-вот! То-то и оно! Заснешь вот так лет на сто и проспишь все самое интересное! И так-то спим мы бесстыдно много и бестолково!
Как же я тогда хотел срочно и высоко вырасти! Будущее светило мне, как солнце, сквозь туман времени! Звало!
Нет! Спать сто лет? Нет! Уж лучше иголки на место класть!
Я ВЫРАСТАЮ ИЗ ДЕТСКОЙ ОДЕЖДЫ
Я быстро рос, у меня появлялись новые интересы, и я все реже заглядывал в коробку для шитья.
Как-то незаметно для самого себя я стал взрослым. Сбылась моя детская мечта: я вырос большим. Все маленькие мечтают поскорей вырасти и стать большими. Некоторые большие, правда, тоже мечтают, только наоборот: они хотят снова стать маленькими. Но, говорят, что это гораздо труднее, и получается не у всех…
Итак, я вырос, стал большим и сильным, высоким и умным (справедливости ради вынужден уточнить, что в мой ум верю один только я).
Люди, знавшие меня, когда я был еще ребенком, мои родственники и знакомые, утверждают, что я основательно и, видимо, необратимо поглупел.
Говорят, что маленьким, я был серьезнее, рассудительнее. И глаза у меня тогда были умные, не то, что сейчас.
И характер был лучше, и надежды я подавал… Прямо на подносе, понимаете ли! Вот вам триста граммов надежд!
Сейчас уже не подаю.
Все и ждать уже давно перестали.
(Ох, уж эти надежды! Иногда даже досадно.
И непонятно! Это именно нас любят?
Или все-таки надежды, которые мы подаем?)
Но я отвлекся: Все-таки рассказываю я вам не о себе, а о другом. О Человечке.
Итак, перестав заглядывать в коробку, я постепенно забыл о нем. Меня увлекли новые интересные дела, мне было совершенно некогда рассматривать каких-то там тряпичных людей в старой коробке с мятыми краями. Надо хорошо учиться, окончить институт, потом много работать. Зарабатывать. Стать мастером своего дела. Так я и жил, довольный собой и миром.
Я СНОВА ЗАМЕЧАЮ ЧЕЛОВЕЧКА
Но однажды все изменилось. Все изменилось в одно прекрасное воскресенье, весной, кажется, в марте, когда уже вовсю таял снег. Было пасмурно, и за окном нежно каркали влюбленные вороны.
Я встал на табуретку и заглянул на гардероб. Что-то я искал там, книгу или словарь, не помню уже (книг в доме много, и я складываю их в самых неожиданных местах, и иногда они падают мне прямо на голову, когда я не совсем готов к такому обрушиванию событий).
На гардеробе я нашел ту самую коробку и увидел того самого человечка. Он грустно сидел, опершись спиной о мягкий клубок шерсти, а из живота у него торчало много-много иголок… Больших, маленьких…
Тогда я словно бы впервые его заметил, точно вдруг открылись в первый раз мои глаза.
Весь он был передо мной, этот человечек, — как на картинке: его толстые ножки, непослушные короткие ручки, огромный живот. И иголки в животе…
Как же больно и обидно должно было жить ему, терпеливцу, страдальцу, забытому мной!
Я бережно взял человечка в руки, вынул из него иголки, все-все, до единой, и воткнул их во что-то неживое, чего было не жаль, может быть, в клубок шерсти или в кусок ткани, точно не помню уже…
Я посадил человечка обратно в коробку, поставил коробку на место и с тех пор больше уже никогда не забывал о нем.
Я переживал. Мне было стыдно. Мне и сейчас стыдно, когда я пишу эти строки.
Я понимаю, что виноват. Столько лет я ел, пил, спал в двух шагах от него, жил и радовался жизни. И не замечал, не желал замечать его, Человечка с иголками в животе, Человечка, которому было больно.
Я всю свою жизнь, всего себя передумал заново. Я уже не казался себе таким хорошим, каким мнил себя раньше.
Мало родиться нормальным, с руками и ногами, таким, как задумано природой для человека. Нет. То, что хороший, ты доказываешь каждый день, каждый миг.
И не кому-то: воспитателям, учителям, товарищам по работе, — а самому себе, своей совести, прежде всего!
Я решил жить по-другому, никуда не спешить, все замечать, как в детстве; на все выпады жизни отвечать разумно, меньше мечтать, а больше делать сейчас, сегодня, там, где мне выпало находиться.
Вы никогда не наблюдали за бездельниками? Не знаете, почему у них всегда такой глупый вид? Даже если они в костюмах от…, в платьях за…, на них драгоценности из…
Сути дела это не меняет. И чем больше лодырям хочется доказать важность и неповторимость своей персоны, чем больше щек они надувают, тем смешнее выглядят!
Единственный способ не быть дураком и не походить на дурака, это заняться делом, — при условии, конечно, что дело, которым вы занялись, не дурацкое!
Благодаря Человечку, я вышел на тропу поиска смысла жизни, на дорогу, ведущую не в соседний овраг, а далеко-далеко, к самой черте окоема и еще дальше, далеко за нее…
Нет этой дороге конца!…
ПОИСК СМЫСЛА
Я стал искать смысл повсюду, я спрашивал себя:
«Кто ты? Зачем живешь? Что любишь? Чего ты хочешь?
Сочинять, петь, радоваться теплу, свету и хорошим людям?
Побеждать себя, врагов и обстоятельства?
Забывать про боль и потери?
Вспоминать?
Хранить прошлое, творить будущее, соединять разорванное время, создавать и сохранять красоту?
Защищать и продолжать жизнь?
Жить ради будущего, мечтать о нем? Строить его?
Просто жить, потому что родился, потому что надо пройти свой путь живого существа, путь травы, цветка, лошади, камня, человека от начала и до конца?…
А есть ли смысл у моего пути, пусть об этом судят другие. Для этого и существуют оценочные категории, тропы и фигуры речи!
А, МОЖЕТ, НАДО ЖИТЬ, ЧТОБЫ УМЕРЕТЬ?
Нет, сто раз нет! Все умрут, но разве именно это важно и интересно? Разве это различает нас?
У жизни есть своя правда, и не надо все время пугать ее смертью, как ребенка страшной сказкой про "черный фургон"!
Не надо поверять жизнь чуждой ей сущностью, искать смысл жизни вне ее, через ее отрицание, уничтожение, —через смерть. Ничего за ней, похоже, не найдешь!
Не нужно в этой стране ничего искать! Все умрут, но разве дело в этом? Разве это в нас самое интересное?
ЛАНА И Я
Ну, вот я опять отвлекся. Извините, пора уже сообщить о самом главном. У меня появилась невеста! Ну, невеста, это слишком громко и рано сказано, потому что о свадьбе я с ней еще не говорил, я пока размышляю, присматриваюсь, (все-таки, кое-что во мне с детских лет еще осталось!)
Жениться — это вам не ботинки на зиму покупать! Это — на всю жизнь, по крайней мере, именно так должно быть, если уж по-настоящему, хотя и не всегда так бывает.
Нет, о женитьбе я пока не думаю, но впервые спешу, тороплюсь на встречу с девушкой, которая мне нравится, в первый раз как-то по-особому ощущаю присутствие другого человека! Тороплюсь к ней, — как по горной тропинке сбегаю вниз: легко, весело, с особым чувством радости, полноты и цельности бытия. Словно я больше не один, а половинка целого, такого целого, которое лучше, правдивее, счастливее меня прежнего, того человека, каким я был раньше, еще не встретив, не узнав свою половинку!
Я тогда на все лады повторял имя девушки.
ЛАНА
Да! Лана!
Странное имя. Лена и Анна вместе. А за ними цветет лен и стремительно летит по зеленым лугам лань. И рядом с ними, где-то высоко, летает любовь!
Но слова "любовь", да и самой любви я еще боялся и не хотел произносить даже про себя!
Я стеснялся! Боялся спугнуть. Если бы мог, честное слово, запер бы слово "любовь" в ларце и бросил ключ от ларца в самое глубокое, самое синее море. Пусть будет там надежно спрятано до поры, до времени, а вместо этого запретного слова я пока буду говорить другие, более простые, понятные, не волшебные слова.
Мне было с Ланой хорошо, с ней было теплее, и именно это было главным, ну, а любовь?…
А что, "любовь"! Чем меньше про нее болтать, тем сильнее будет. А вдруг она, эта любовь, в самом деле, из моря? А вдруг она, взаправду, жемчужина?
И ей нужно время, чтобы созреть, стать настоящей, полноценной, влажной, тяжелой, драгоценной, неповторимой?
Любовь — ребенок. А дети быстро растут! И меняются тоже быстро!
И вырастет наша любовь, повзрослеет, превратится в чудесную хозяйку Дворца, Королеву из прекрасной перламутровой раковины!
«Поэтому — пока помолчим», — думал я, «пусть любовь пока созревает среди кораллов и перламутров на дне самого синего моря!»
Я серьезно поверил, что Лана со мной надолго, если не навсегда, что она будет светить мне, как солнце, греть, как костер.
ОБИДА
Но однажды со мной случилась беда. Я на Лану обиделся. Сказала она мне такое, из-за чего я почти с математической точностью сделал вывод: не любит. Не ценит и не уважает.
Такими несправедливыми по сути и грубыми по способу выражения показались мне ее слова.
Дело осложнилось тем, что по природе я очень обидчивый. Но, вот странное дело, на чужих я совсем не умею обижаться. Скажет мне, к примеру, кто-нибудь:
«Ох, и дурень же ты!»
Ну, скажет и скажет! А мне от этого ни жарко, ни холодно. Только и улыбнусь в ответ! Какое мне дело до того, что думают обо мне чужие люди?
А вот если меня не ценят близкие, любимые, родные… Тогда беда, тогда это уже серьезно! Даже иногда похоже на измену! А я ведь прошу у любимых, очень прошу, хотя и молча, но всем своим существом прошу…
Не подумайте, что денег, —все гораздо сложнее: любви я прошу! А любовь подарить куда труднее, чем дать денег (если, конечно, они у дарителя есть).
Итак, когда меня обижают родные, я долго и мучительно переживаю.
Тогда меня пытаются успокоить. Мне говорят, что не надо ждать любви от других.
Долго можно так прождать.
Мне советуют:
«Люби сам! Любить самому приятнее. Человек счастлив, когда любит сам! И несчастлив, если его полюбит несимпатичное ему существо».
Правильно! Но меня эти разумные доводы не убеждают. Мне все равно нужны любовь и уважение —от других!
И я жду их, ну хоть тресни, жду и все! Наперекор всему!
КАК МОЖЕТ ПОДЕЙСТВОВАТЬ ОБИДА
Ну, вот, опять я отвлекся. Я же не про себя, а про человечка…
Так, где я остановился? А, вот где!
Итак, я обиделся на невесту. Обида жгла, терзала, рвала на куски, отнимала радость.
Горькие мысли обступали меня со всех сторон, накрыли с головой: так осенние тучи накрывают в ноябре городские высотки.
Я часами бродил по улицам под дождем. По моим щекам текли слезы, и прохожие думали, что текут капли дождя. И я был рад, что они так думали. И это было единственное, чему я был тогда рад.
Однажды после долгой прогулки я вернулся домой, снял верхнюю одежду, взял тряпку и стал вытирать мокрый пол, лужу, натекшую с плаща и ботинок.
И вдруг….
Вдруг я сделался маленьким. Это произошло так быстро, так неожиданно, что я даже не могу рассказать точно, как это случилось. Я словно вдруг провалился куда-то. Словно вместо пола открылся люк, и я камнем сорвался вниз и полетел в бездонную пропасть.
Дыхание у меня перехватило, голова закружилась, что-то гремело, шуршало, шелестело у меня в ушах… Все эти звуки звучали оглушительно громко и совсем ошеломили меня.
Опомнился я только тогда, когда оказался под складками собственной одежды. Надо мной громоздилась гора из моих: носков, трусов, брюк, майки, рубашки, а подо мной простиралось огромное незнакомое мне поле.
Не сразу я догадался, что это поле не что иное, как мои тапочки. Страх охватил меня. Я вдруг осознал бесконечность того пространства, в котором жил, когда был большим. Может быть, всю жизнь мне придется теперь потратить на то, чтобы выбраться из-под завалов, которые образовались из моей одежды!!!
А как идет время у маленьких и слабых мира сего? Может быть, одна минута большого человека, это год жизни муравья или бабочки? И жить мне по человеческим меркам осталось всего несколько мгновений? Эта мысль вернула мне желание действовать.
«Нельзя терять ни мгновения. Нужно скорее выбраться из-под одежды!», решил я.
С трудом спустившись с тапочка (помогла случайность: один тапочек встал под углом к другому, и образовался сход, что-то вроде пандуса), я отправился в поход между складками материи, по коридорам, галереям и проходам, по долинам, горам и перевалам, образовавшимся из моих вещей, из упавшей на пол и чуть не раздавившей меня одежды.
Сколько же на нас всякого лишнего с точки зрения малых
и не гламурных мира сего!
ДОМАШНИЙ ХУЛИГАН
Было темно, я брел наугад, пробирался наощупь, все время чувствуя себя, как на арене какого-то цирка, где я выступал в роли лилипута.
"Вперед, только вперед, только не останавливаться, только не думать о случившемся ужасе!"
Шел я, как придется, туда, куда можно было идти, перебирался через преодолимые преграды, обходил непреодолимые, подбадривал себя старыми, из прошлой «большой» жизни шутками: «умные герои идут в обход!», но бодрости мне это не прибавляло.
Я вздрагивал при каждом шорохе, спотыкался, и падал, снова вставал и шел снова.
Слух мой и обоняние необычайно обострились. Я словно видел ушами и носом, только они были моими надежными проводниками, вели меня в темноте.
Глаза мои боялись, а руки стали, скорее, передними лапами: а не руками! Только опираясь на них мне с грехом пополам удавалось преодолевать почти неприступные подъемы м спуски.
Но вот, наконец, я выбрался на ровную площадку, освещенную через рукав или штанину призрачным лунным светом. Не успел я обрадоваться тому, что снова могу видеть, — как в нос мне ударил странный и резкий запах. Он словно предупреждал меня: «Здесь опасно! Берегись! Рядом неведомое чудовище».
Я огляделся, чтобы понять, кого нужно опасаться, и увидел то самое существо, о котором предупредил меня нос. Оно пряталось на самом краю освещенного луной пятна.
Я узнал его! Это был огромный рыжий таракан. Я уже несколько дней старался поймать его на кухне, но он все время оказывался то ли быстрее, то ли смышленее меня!
Только теперь я понял, каким я стал крошечным, — не больше божьей коровки. Таракан тоже заметил меня и стал осторожно, словно раздумывая, приближаться.
«Убирайся отсюда!», — закричал я, что было сил.— «Пошел прочь! Вон отсюда, мерзавец!
Это мой дом! У меня здесь до тебя вообще не было никаких тараканов!
Ты прибежал сюда от соседей. К ним и возвращайся! Ты пришелец, ты вторженец, тьфу ты, боже-мой! Я уже человеческий язык забываю… Как там надо? Пришлец, вторжец,..
«Ты лжец!
Сейчас я тебе покажу, кто в доме хозяин!», — заорал таракан хриплым басом и бросился на меня.
Что было делать? Я пустился наутек. Куда девалась моя гордость, моя сила воли? Я, гордый обидчивый, талантливый и самолюбивый, удирал, тикал, сматывался, мчался без задних ног, позабыв обо всем, не относящемся к делу. Вот если бы вы спросили меня тогда, как меня зовут, я бы честно ответил:
«Не знаю! Отстаньте! Разве вы не видите, что я немного спешу!»
Рыжее чудовище мчалось за мной по пятам, уверенное в своем моральном и физическом превосходстве!
Должно быть, оно воображало себя высшей расой, сверхтараканом, любимцем богов, средним классом, еще какой-нибудь ерундовиной…
Я не могу подтвердить это под присягой, (в тот миг, по правде говоря, я был немного взволнован), но мне казалось, что грубое животное, совершенно обнаглев, оскорбляет меня без зазрения совести, обзывая по- всякому и пороча мои честь и достоинство!
О нет! Нет, оно не молчало! Когда не молчат, кричат! Особенно, если гоняют тебя по твоей же квартире!
Не уверен, что я правильно понял глупости, которые позволяло себе озвучивать на бегу это распоясавшееся невоспитанное чудовище, вполне допускаю, что многое просто померещилось мне тогда со страха, но вот одно его выражение я никогда не забуду:
«Да я тебя сейчас тапкой прихлопну!»
Этот ужасный зверь бегал быстрее меня. Кстати, и ног у него было намного больше!
Расстояние между нами стремительно сокращалось. Казалось, спасения нет, что вот-вот в самом деле, прихлопнет, и не все ли равно чем: тапкой или своей огромной рыжей лапой.
«Помогите!» — завопил я в отчаянии, обращаясь скорее, к мировому разуму, чем к кому-то конкретно! Ведь помощи ждать было неоткуда!
СПАСЕНИЕ
И вдруг что-то мягкое и большое шлепнулось на пол неподалеку. Быстрые шаги зашуршали по ворсинкам брюк и в огромной трубе штанины, освещенный холодным лунным светом, показался Тряпичный человечек — мой старый знакомый из коробки для шитья.
Он не бежал. Он летел. Он колесом катился, почти не касаясь поверхности брюк, как маленький неопознанный летающий объект, как представитель дружественного мне мирового разума! В руках он держал вязальную спицу из той самой коробки, нацелив ее в сторону моего врага. О, это был настоящий прекрасный рыцарь без страха и упрека, грозный воин с копьем в руке, на белом коне.
(Сразу прошу прощения за неточность. Коня, конечно, не было. Конь мне причудился… Ведь мне, маленькому, худенькому и испуганному, любой носовой платок мог тогда показаться даже не конем, а слоном!).
Итак, коня не было. Извините меня еще раз!
Таракан тоже сразу заметил человечка, шмыгнул в сторону, свернул с освещенной лунным светом полосы и исчез в темноте ночи.
Человечек не стал преследовать моего врага. Он подбежал ко мне, взял меня на руки и стал баюкать, как испуганного малыша, приободрять и успокаивать:
«Бедный, как же ты перепугался! Весь дрожишь! Ну, перестань! Нашел, кого бояться! Этот таракан — просто обыкновенный квартирный хулиган. Его тут все знают, этого забияку! Как только он видит существо меньше себя, то сразу спешит его испугать. Такой уж у него скверный характер! Ему кажется, что когда он обижает других, то сам становится больше, выше, значительнее и не таким рыжим! О, как же он, в этом случае, заблуждается!
Не переставая говорить (какой же у него приятный баритон тембра серого бархаиа!!), Человечек бережно, как ребенка, вынес меня из-под кучи одежды.
В первый раз я увидел свою. комнату глазами крохотного существа. Комната показалась мне огромной страной, почти безграничным пространством, словно дальним берегом на другой стороне морского пролива. Гардероб был похож на огромную гору, а рояль — был большой, как Африка!
На улице уже светало. Рассвет медленно проникал в комнату через неплотно занавешенное окно. Вдруг я почувствовал, что засыпаю. Меня словно бы завернули во что-то мягкое и пушистое, туда, где не было ужасных коварных зверей и обидных слов из уст любимой. Не было тараканов и горных массивов из моей одежды…
Я сел в лодку и поплыл прямо в Царство Сна, покачиваясь на синих волнах Великого океана спокойствия, такого же бесконечного, как моя комната.
Я и не заметил, как тихо уснул прямо на руках Человечка.
Я ЗАВТРАКАЮ И РАССКАЗЫВАЮ ЧЕЛОВЕЧКУ О СЕБЕ
Когда я проснулся, было совсем светло. Я увидел, что спал в той самой коробке для шитья, где жил Человечек. Он принес меня сюда спящего, чтобы спасти от непроходимых маек и трусов, от тараканов и прочих квартирных хулиганов.
Вдруг я почувствовал сильный голод
«Эх, съесть бы сейчас чего-нибудь! Например, бутерброд с сыром! Он был бы мне очень полезен и как нельзя кстати!» — подумал я и тут же вспомнил, что стал маленьким!
Нет, бутерброд мне теперь не одолеть и за десять лет! Что же едят маленькие?
Послышался шорох, и в коробку с мятого бортика спрыгнул Человечек. Он все предусмотрел, все знал наперед, этакая умница.
Он принес мне замечательную черствую хлебную крошку, которая вчера упала со стола, когда я еще был большой, завтракал сидя за столом, и мог восседать на стуле и жевать бутерброды целиком. Вот этой крошкой я и утолил голод. Было вкусно, питательно и очень замечательно.
Пока я жевал, человечек терпеливо ждал рядом, наблюдая ха мной умными и добрыми глазами.
«Ты хочешь со мной поговорить?» спросил я, заметив на его лице выражение ожидания, а на губах — несказанные слова.
«Да, нам нужно решить, что делать дальше. Чтобы помочь тебе, я должен знать все-все, что с тобой случилось до того, как я встретил тебя в компании таракана. Всю твою историю».
«Хорошо, я расскажу!» — пообещал я.
Я доел остатки крошки, облизал губы и поведал ему ничего не тая, все, что знал: про себя, про Лану и про то, как забыл о нем, о Человечке, и заново открыл его существование в коробке с мятыми краями. И про то, как стал другим благодаря ему!
Рассказал про любовь, обиду и про дождь на щеках.
Никогда еще слова не рождались во мне так ярко и легко, никогда сердцу моему так не хотелось превращать чувства и мысли — в слова, никогда я не испытывал при этом такую непередаваемую радость.
Я вдруг понял, как радостно и весело доверять своим близким; понял, что рассказ — это один из способов выражения доверия и что рассказывать удобнее маленькому, а не большому: С таким слушателем, легче различать важные подробности.
Говорил я долго, а закончил такими словами:
«Я знаю, ты поможешь мне, мой дорогой друг, мой смешной Человечек в остроконечной шапочке, сшитый из веселых лоскутков ткани. Ты пройдешь со мной по щедрой Земле. Ты проведешь меня в Страну душевной полноты, внутренней крепости, собранности и равновесия.
Ты проводишь меня туда, где не будет ни одной фальшивой мысли, ни одного притворного или приторного чувства.
Ты покажешь мне путь в тот край, где слова не лгут, потому что сказаны к месту и вовремя, где словами не подменяют дела, где Человека величает Труд, а не льстецы, где Дела говорят сами за себя, где к людям приходит настоящее счастье, потому что сами они Настоящие!
ЧЕЛОВЕЧЕК СТАВИТ ДИАГНОЗ
Человечек внимательно слушал. Он все понимал, переживал вместе со мной. Он знал про меня даже то, чего я сам о себе и ведать не ведал.
Выслушав мой рассказ до конца, он сказал:
«Ты просто устал! Потерял мир вокруг и себя в нем.
Твой недуг можно вылечить только у Чистого Ручья. Когда-то, в твоем детстве, ты дружил с ним, этим Ручьем, все мысли, чувства, поступки твои были от Чистого Ручья, все было навеяно им.
Ты не искал выгоды, ты не умел считать доходы, ты ничего не знал про прибыль.
Ты не думал о жизни, Ты сам был жизнью. Ты растворил себя в ней, и был счастлив.
Если человек случайно потеряет свой Чистый Ручей, — он всю жизнь будет страдать от одиночества и невоплощенности себя, настоящего, в Хорошем Деле, от страшного чувства, что живет он не своей, а чужой, взятой взаймы, жизнью. А свою, единственную и незаменимую, потерял, потому что…никогда не пытался найти и сохранить!
"Ты помнишь их, тот таинственный овражек и заветный ручей?
Когда-то давным-давно, когда ты был еще совсем маленьким, вы — папа, мама и ты — спускались к ручью по изумрудному склону, по сияющей в лучах солнца первой траве! Подходили к воде и… слушали ее пение.
Ты помнишь, как журчала вода, как чиста и прозрачна была она? Помнишь, как ты смотрел на розовые камешки, которыми было выстлано дно ручья? Ты смотрел на них так, будто ничего во всем мире, даже сама Вечность, ничего-ничего не было важнее и радостнее того мгновения, тех звуков, тех блесков и искр, которые мерцали в быстро бегущей чистоте и звонкости прозрачных мгновений.
Почему ты был счастлив тогда? Почему ты не можешь быть счастливым теперь?
В то время ты верил себе. Ты был ты! Настоящий, а не поддельный.
Ты был, а не придумывал себя другого и не страдал из-за того, что этот другой так и не осуществился в тебе.
У тебя была чистая совесть, такая же прозрачная, звонкая, как ручей!
В тебе жила душа, не знакомая со злом, отчаянием, желанием отомстить, наказать, победить, умереть…
А помнишь, как звенел звонок, когда вечером отец приходил с работы, и ты бежал к двери встречать? Как ты ждал этого мига, как не мог дождаться прихода дорогого тебе человека, отца, — такого же нужного, настоящего, обыкновенного и волшебного, как солнце на небе, как земля днем, звезды ночью, как сон после игр?
Помнишь, как ты умел радоваться, каким интересным, непрерывным было твое время, как легко ты умел быть счастливым, как точно знал, что такое счастье, а ведь очень важно знать это очень точно!
Знаешь, счастье все-таки не в нас самих, вернее, не только в нас самих, но и в тех, кто приходит к нам после работы!
Вернее без них наше счастье спит и не осознает себя! И сами мы не живем, а спим и не знаем, не понимаем себя; если нет на земле человека, которому бежишь открывать дверь, забыв обо всем на свете, крича на весь дом:
«Папа!».
ЧЕЛОВЕЧЕК НАЗНАЧАЕТ ЛЕЧЕНИЕ
За окном вдруг вздохнул ветер, чуть задрожали стекла, распахнулась форточка (наверно, я плохо закрыл ее, когда еще был большим и собирался идти гулять).
В комнату влетела синичка. Она посветила, как фонариком, желтой грудкой, подлетела к коробке, уселась на мятый край, склонила голову набок, внимательно посмотрела на Тряпичного Человечка и постучала клювом по наперстку.
«Сейчас-сейчас, не спеши, получишь ты свое задание от меня, получишь! Отнеси моего друга к ручью, дорогая синичка. Да-да, в тот самый овражек, к тому самому ручейку, который запомнился ему на всю жизнь. Пусть он побудет там, в Стране Памяти, а потом, пожалуйста, верни его сюда целым и невредимым! Хорошо?
И синица кивнула головой. Вот какая умница. Все сразу поняла!
СТРАНА ПАМЯТИ
Не успел я оглянуться, как оказался там, где так долго не был. Пахнуло цветущей черемухой. На склонах овражка загорелись розовые и фиолетовые огоньки медуницы, защебетали птицы, зажурчал ручеек. Никогда и нигде в моей взрослой жизни я больше не слышал таких звуков, таких запахов, никогда не видел таких розовых, чистых, гладких, словно прозрачных, камешков, такой свежей, благоуханной, такой живой воды.
А, может быть, все было так потому, что рядом, как когда-то, стояли мои родители, и улыбались, и смотрели на меня. И это именно их Любовь ко мне была Ручьем, Камешками и Медуницей на склонах овражка, и Солнцем над моей головой!
«Не уноси меня отсюда синичка, оставь меня здесь навсегда, не разлучай меня с ними, пожалуйста!» —попросил я Птицу.
«Пора улетать!» — сказала синичка понятным мне языком и смущенно повернула головку в сторону, от меня. Она все понимала: ей было неловко оттого, что приходится меня торопить.
"Страна Детства, Страна Ручейка не может вернуться надолго. Но ты еще не раз придешь сюда. Теперь ты сам знаешь дорогу, ты ничего не забыл и уже никогда не забудешь!"
Синичка подхватила меня клювиком, как пшеничное зерно, поляна закружилась, завертелась, опрокинулась, …… и мы полетели обратно.
НЕОЖИДАННАЯ ВСТРЕЧА С ЛАНОЙ
Говорят, что обратный путь всегда кажется короче. Только на этот раз путь показался мне вдвое длиннее. Синичка летела медленно. Я ее не торопил. Она тоже вспоминала. Может быть, о своих родителях!
Поляна у Чистого Ручья, Страна Детства — это вам не ближний свет. Мой чудесный маленький самолетик был живым, а живые иногда устают. И моя синичка тоже, похоже, устала.
Мы уже летели над городом. Вот мы над площадью возле Университета, в котором учится Лана. Я хорошо знаю эту площадь. Здесь всегда много студентов.
Вдруг в толпе я увидел Лану. Я сразу же узнал ее. Ее всегда узнаешь по особенной легкой походке. Она всегда ходит так, словно ветер дует ей в спину, точно крылья у нее за спиной, словно говорит она всем встречным.
«Зря вы не верите, что я могу летать! Вот смотрите! Возьму сейчас и полечу!
Я верил, что она может летать!
Поэтому и влюбился!
Я ни о чем не думал, ни на что не надеялся, ничего не рассчитывал. Я просто выскочил из клюва синички и полетел, широко расставив руки. Я чувствовал под руками воздух. Я обнимал его. Он был упругий. Он пружинил подо мной, как вспаханная земля. Он почти не чувствовал мой вес.
Я был счастлив. Я тоже мог летать. Вместе с ветром. Как Лана.
И я в те мгновения дружил с Ланой и дружил с ветром. В прекрасные мгновения полета, когда я летел к Лане, я парил, как орел, планировал, как планер, двигался туда, куда мне хотелось.
А хотелось мне к Лане. На ее плащ. На теплый рукав. На него я и опустился.
«Ура! Она меня заметила!»
«Фу, какое противное насекомое!» —сказала вдруг Лана.
«О ком это она?» — подумал я в недоумении и огляделся.
Все прояснилась сразу же после того, как слова девушки были подкреплены энергичным действием. Лана дала мне щелчок, и я слетел с рукава ее плаща, как какая-нибудь нахальная жужелица. Противным для нее был я!
Я барахтался в воздухе, ища ветер. Ветра не было, а воздух уже почему-то больше не поддерживал меня, и я едва не свалился под ноги торопливых прохожих.
Меня спасла синичка. Она ловко подхватила меня клювиком и взмыла над толпой.
Я был печален и задумчив.
«Она меня не узнала. Это к лучшему, пожалуй!…
Хорошо хоть не раздавили.
Теперь мне нужно быть скромным».
Странно, но на этот раз я даже не обиделся на Лану. Подумаешь! Обозвали насекомым и дали щелчок?!
Какая же это, в сущности, ерунда по сравнению с тем, что Лана есть, и ее можно встретить на улице!
Я ПРОШУ СДЕЛАТЬ МЕНЯ БОЛЬШИМ
Человечек ждал меня в комнате.
А мне вдруг стало весело, и даже дух захватило, точно я покатился с крутой ледяной горки.
Я ждал великих событий. Я дышал ими, как весенним воздухом в первых числах апреля.
Человечек внимательно посмотрел на меня и сказал,
«Все время вспоминаю твой рассказ. Из головы у меня не выходит! Наверно, тебе живется несладко, раз ты заметил иголки в моем животе. Столько людей не замечают не своей боли! Проходят мимо! Просто не обращают внимания!
Откуда ты знаешь про боль? Что у тебя болит? Расскажи мне обо всем без утайки».
Я улыбнулся:
«Совсем без утайки я не могу. Я не привык делиться болью. Я делюсь только хорошим».
«Значит ты не настоящий!»
«Почему?»
«Настоящий делится всем, что в нем есть, и нечего не скрывает! Даже боли!».
«Ну и пускай ненастоящий. Не хочу делиться! Боюсь остаться без тайны!
Ведь если у меня не будет тайны, то меня никто не полюбит! Скажут —неинтересный,не таинственный, обыкновенный просто какой-то бездельник.
Беда в том, что все-таки, я чужой людям, чужой на земле!
Многие живут от мига к мигу и довольны! А я ищу общего закона, которого, видимо, нет среди людей. У них каждый — сам себе закон. Добрый или злой, либо вообще не закон даже, а сплошное беззаконие и безобразие.
Меня пугает лицемерие людей. Как тебе объяснить? Ну, вот, например, как много слов сказано о добре, без меры, без счета, вс; заслюнявили…
А ты посмотри, сколько раздавленных червей валяется на дороге после дождя. То есть, представляешь, люди говорят о добре, и эти же самые люди топчут Живое, не хотят смотреть под ноги и давят бедных червей, спасающихся от наводнения на тротуарах.
Вот этого я никогда не пойму
А еще меня пугает грубость людей. У многих нет в голове никакого камертона. Нет звука «ля», с которым сравниваются все остальные. Нет мерила слов и поступков. В них «ля» не звучит! И «до» не звучит, и вообще ничего у них не звучит, понимаешь?
«Неужели все так грустно?» — спросил Человечек. — «Ну, хоть что-нибудь тебе в людях нравится? Или все плохо и все плохие?»
«Нет, я не могу сказать, что все плохие. Это неправда. Есть очень хорошие. Но их надо искать.
Мне даже кажется, что настоящий смысл жизни как раз в этом».
«В чем?»
«В том, чтобы искать людей. Тех, за кого не стыдно. Тех, у кого можно поучиться хорошему. Тех, с кем теплее. У кого в сердце звучит хоть что-нибудь не фальшивое, хотя бы „ля“ или „до“ камертона».
Человечек, ты должен мне помочь. Я родился большим. Меня ждут большие дела, большая жизнь. Я не могу оставаться маленьким!»
«Почему?»
«У меня куча дел, которые под силу только большим!»
«Как же мне помочь тебе?»
«Найди средство. Отыщи волшебника!»
«Ты сам должен себе помочь. Каждый сам себе волшебник. Один и тот же человек может быть и маленьким и большим, и храбрым, и трусливым. Очень многое зависит от самого человека.
Кстати, чем ты думал, перед тем, как стал маленьким?»
«Я думал о своей обиде, думал о девушке Лане, которая ушла навсегда, сказав мне несправедливые, жестокие и грубые слова!»
«Ты должен забыть про обиду. Это она делает людей маленькими, слабыми, несмелыми, зависимыми. Твоя обида сыграла с тобой злую шутку, это она сделала тебя маленьким!
Обида, зависть и ревность делают всех одинаково маленькими, не отличимыми один от другого. Нет на свете такого великана, который, пустив в сердце эту заразу, не стал бы карликом.
Запомни это, и никогда больше не поддавайся недостойным мыслям и чувствам, не пускай их на порог своего дома!
Забыв, простив обиду, ты вырастешь снова. Тебе и сейчас обидно?»
«Да. Конечно».
«Ты до сих пор не забыл обиду, даже став маленьким?»
«Нет, разве такое можно забыть?»
«Но ты ведь не сердился на Лану на площади!»
«Как! Ты и это знаешь?»
«Знаю! Забывать обиды и можно, и нужно. Луч: света не имеет права обижаться на вечер! Представь, что будет, если свет обидится на темноту? Правильно, свет потускнеет!
Человек — тот же луч света, и он не имеет права, не может и не должен обижаться, сердиться, тускнеть и гаснуть, как бы ни было темно вокруг, Нужно открыть сердце для доброты и прощения. Нужно светить!
Скажи, а ты сам никогда не обижал ее?»
«Подожди, дай припомнить. Наверное, обижал, да, случалось, и у нее были поводы для обиды, недовольства….
Наверное, не всегда я был искренен с ней, не всегда только любовь говорила моим голосом!»
«Скажи громко: «Обида в прошлом! Я прощаю за обиду. Я говорю обиде: «прощай!»
Прошлое прошло. Плохое прошло!
Хорошее осталось!
Хорошее не может пройти, потому что люди берут его с собой в Грядущее!
Хорошее никогда не становится прошлым: оно не умеет становиться прошлым.
Никогда не станут прошлым дружба, любовь, уважение, благодарность!
Только обида остается в Царстве Вчера! Потому что она никому не нужна! В Царстве Сегодня ее нет и быть не может.
Из нашего «вчера» в наше «сегодня» мы возьмем только хорошее!
«Мне повторить все это громко или шепотом?»— спросил я Человечка.
«Говори как можно громче. Можешь кричать, если хочешь».
«Нет! Кричать не буду! Я не хочу пугать соседей!»
«Чем пугать! Каких соседей? Ты не сможешь никого испугать, даже если захочешь! Ты опять забыл, что еще маленький? Тебя услышу только я и твоя обида!»
Я громко повторил все, что сказал мой Друг и добавил от себя:
«Обида! Ты меня слышишь? Уходи скорей, ты осталась в Царстве Вчера. Там и оставайся, мне не вспоминайся, ко мне не возвращайся!»
Я РАСТУ
И тут я стал расти! То есть, вначале я даже не понял, что расту. Только пол чуть отодвинулся, а все предметы сделались чуть мельче.
«Неужели, правда? Я снова буду большим?» — крикнул я почти испуганно.
Человечек подтвердил:
«Да ты уже большой! Выше меня! Выше чернильницы, выше коробки, стола, ты уже почти дорос до потолка. Ну вот, ты опять такой, каким был! Одевайся скорее, ты же совершенно голый! Подними с пола твою одежду
И я взял с пола одежду и оделся.
Может быть, я плакал тогда. Хотя, вряд ли. Плакать я не умею: мужчины не плачут, даже становясь большими!
Я взял Человечка в руки.
«Ты меня спас. Чем я могу помочь тебе, чем отдарить? Что для тебя сделать, как отблагодарить?»
«Посади меня на пол, а сам закрой глаза».
Я так и сделал:
«Скажи, когда можно открыть?»
«Подожди. Я еще не готов, еще миг, еще один. Теперь можно! Давай!»
ЕГО ВЫСОЧЕСТВО И КАРЕТА ИЗ ОБЛАКА
Я ОТКРЫЛ ГЛАЗА…
…И кого же я увидел? Передо мной стоял прекрасный принц. Настоящий принц из Доброй Сказки. Высокий и стройный, в воздушном облачении: зеленый плащ, серые глаза, красивый пояс и шпага на нем!
И волшебная палочка в руках. Я подошел к Принцу и дотронулся до его руки. Принц был теплый, настоящий. Он сказал:
«Ну вот, теперь и я вернулся к своему обычному облику. То, что случилось со мной, тоже было связано с обидой. Только обиделся вовсе не я, Злая фея разгневалась на меня и заколдовала, превратив в человечка для хранения иголок.
Но ты пожалел меня. Ты стал моим Другом. И злые чары развеялись! Наша Дружба — сильнее любого колдовства.
Зла нельзя избежать. Каждый встречает его на пути, кому-то оно попадается чаще, кому-то реже. Кого-то колет прутиком, кого-то бьет палкой. Не в наших силах избежать встречи со злом.
Но каждый может отослать его в Царство "Вчера". Забыть за ненужностью И колдовство злой феи теперь тоже осталось в Царстве Вчера!
«Куда мы теперь?» — спросил я.
«Мириться, конечно. С той, которую ты любишь».
«Но она живет далеко, на другом конце города. Пешком пройдем часа три, а на такси…»
«Зачем же пешком, зачем на такси? У нас есть карета! Мы поедем в карете!»
Принц махнул рукой. И тут же с неба к нему прилетело белое облако, похожее на карету, и еще одно, похожее на лошадь. Мы вошли в облако и полетели мириться к моей невесте, на другой конец города, в Страну, где больше не будет обид и злого колдовства.
Где обиды и злое колдовство строго-настрого запрещены.
Свидетельство о публикации №220071400888