За любящих в разлуке

В этот день, приехав домой, Марта нашла в почтовом ящике письмо от Галины Игнатьевны, где та писала, что Ира неожиданно уехала к мужу в Латвию, бросив её одну, и просила пожить у неё хотя бы месяц.

Марта предупредила Люду, что некоторое время поживёт у прежней хозяйки, собрала сумку и отправилась на Воскресенку.

Как давно это было, как светло – словно в какой-то иной жизни; каждый пятачок, каждая пядь земли на этом старом маршруте была связана с каким-либо воспоминанием, и сейчас возвращение в прошлое болью отзывалось в её душе. Как изменилась жизнь, как изменился мир вокруг! Того мира, того Киева больше нет.

Галину Игнатьевну она нашла в ужасном состоянии. Здесь же была и Зоя. Видно, Галина Игнатьевна опасалась, что Марта не приедет, и пригласила подругу.

Вдвоём они поведали Марте неприятную историю: Ира вела себя с матерью хуже и хуже, они все время ссорились, потом и вовсе уехала, подселив к Галине Игнатьевне дальнего родственника мужа, парня двадцати лет, приехавшего в Киев на учёбу и страдавшего припадками эпилепсии.

Бедная Галина Игнатьевна, сама больная, натерпелась такого страха, что перестала спать по ночам. Ира вернулась, устроила матери скандал за то, что та отказала Косте (так звали парня) от комнаты.

– Марточка, подумай сама: он – взрослый парень, мужик, а я больная женщина. А ему самому нужна помощь. Ой, страх какой! Теперь сколько жить буду, не забуду!

В конце ссоры Ира то ли нечаянно, то ли нарочно, в припадке злобы, толкнула несчастную больную так, что та, падая, сломала руку, и бросила её одну в таком положении на неопределённый срок.

– Не знаю, Марточка, приедет она чи ни, собрала сумку и ускакала. Ну, ты хоть немного поживи у меня, пока рука заживёт.

Она заплакала. Тётя Зоя, уверившись в Мартином согласии, засобиралась домой, застучала стульями и поскорее вышла в коридор, чтобы скрыть набежавшие слёзы.

Как раз в это время в Киеве проездом на пару дней были родители Марты – ездили повидаться с друзьями юности в Смоленск и на Брянщину, а на обратном пути заехали в Киев. Марта с радостью познакомила их с Галиной Игнатьевной, которая уже давно стала ей как родная. Потом они вместе погуляли по Киеву. Мама не удержалась от вопросов о Кидане, и Марта рассказала ей почти всё, что знала сама: уехал, словами ничего не обещал, но – он необыкновенный человек, это ясно, как ей сказали в том сне об острове (маме она тоже его рассказала): «Он не человек, его природа иная».

– Не знаю, вернётся он или не вернётся, – заключила она, – но я его жду. И пока не дождусь, никуда из Киева не уеду!

Мама с сомнением покачала головой, но спорить с дочкой не стала. Уж очень она была у неё какая-то мудрёная, хотя теперь, когда жизнь складывалась, похоже, неудачно, чего мама и опасалась, эта мудрёность уже не приводила маму в восторг, а, скорее, тревожила. Зачем эти сны? Эти мечты? Училась бы, закончила университет, вышла бы замуж, как другие, родила бы детей, а так… Но делать было нечего. Родители покинули Киев с тяжёлым сердцем.

А Марта снова стала жить на Воскресенке. Физически с Галиной Игнатьевной теперь было труднее, приходилось делать за неё буквально всё – одевать, раздевать, кормить, расчёсывать, но на их дружбе это не отражалось, и отношения их были по-прежнему тёплыми, только Галина Игнатьевна стала теперь более кроткой и молчаливой. По вечерам Марта включала для неё телевизор, а сама уходила на кухню со своими тетрадками.  Да, всё было почти как прежде. Только телефон молчал.

Один раз позвонил Данчо, просил встретиться, но Марта отговорилась тем, что у неё много дел, и она не может оставить одну свою беспомощную хозяйку. По плану у неё в этот день была другая встреча – с пастором Альфредом из Зимбабве.

Как-то, гуля в центре и проходя мимо Октябрьского дворца культуры, она увидела объявление и решила непременно побывать на встрече, справедливо полагая, что на встречу с чернокожим пастором соберётся много его соотечественников.

Вечером она отправилась. При входе ей вручили маленькую книжицу «Моя новая жизнь со Христом». На обложке был изображён Иисус, окружённый детьми. На его коленях сидела девочка, прижавшись щекой к его груди. Она так напоминала Марте её саму в возрасте двух-трёх лет, что она невольно разулыбалась и долго-долго смотрела на картинку, не замечая того, что происходит в зале.

И ещё ей вспомнилось, как они с Киданом стояли на лестнице в Октябрьской больнице, расположенной неподалёку от того места, где она находилась сейчас, и тогда она вот так же прижалась лицом к его груди, – и время перестало существовать. Это было самое лучшее, самое сильное воспоминание за все эти годы, что они провели вместе.

Пастор Альфред запаздывал. В зале собралось множество старушек, а на сцене молодёжный ансамбль распевал «Кровь Христа омыла меня от всякого греха». Потом появился переводчик – темнокожий белозубый Генри, знакомый большинству из присутствующих, а потом на сцену в окружении внушительной свиты поднялся и сам пастор.

Он извинился за опоздание, связанное с тем, что он никак не мог выбрать для жены сувенир – этот прекрасный платок, как носят русские женщины. Теперь же роскошный платок с кистями украшал плечи его улыбающейся половины, которую тоже представили залу. Все захлопали.

Пастор начал свою проповедь громким криком, точно обращался к огромной аудитории на стадионе. Первые ряды недовольно загудели, а минуту спустя послышались недовольные реплики обиженных старушек:

– Чего кричит-то? Пусть потише говорит. Ишь, раскричался, как на параде. Мы не глухие!

Оратор остановился в замешательстве, обернувшись к Генри. Тот в корректной форме передал ему просьбу собравшихся.

Пастор понимающе улыбнулся и заговорил спокойно. Что это был за голос! Его обладатель был невысокого роста, заурядной южноафриканской внешности, но сотни глаз устремились на него, как прикованные.

Пастор рассказывал о своей жизни дома, о своём детстве и о том, как Господь Сам призвал его на служение, чтобы он нёс людям Слово Божие и исцеление. Потом он прочитал то место из Евангелия от Иоанна, где Господь говорит собравшимся: «…Я дверь овцам. Все, сколько их ни приходило предо Мною, суть воры и разбойники; Я есмь дверь: кто войдёт Мною, тот спасётся, и войдёт, и выйдет, и пажить обрящет. Вор приходит только для того, чтобы украсть, убить и погубить. Я пришёл для того, чтобы имели жизнь, и мели с избытком».

Стоило ему произнести слова: «вор приходит, чтобы украсть, убить и погубить», как перед Мартой внезапно раскрылся смысл озадачившего её недавнего сна о Данчо. Вот именно, он пришёл украсть её любовь, убить и погубить её душу, поэтому он и был назван вором! Ах, как хорошо, что всё объяснилось. Какая хорошая эта книга «Евангелие от Иоанна», надо самой почитать.

В конце встречи все встали и вместе молились: об исцелении страждущих, о даровании мира земле, об изобилии урожая, об исцелении от пьянства и наркомании, об упокоении умерших и даровании им Царства Небесного. Весь зал говорил и дышал, как одно целое, а над толпой верующих, тихий и нежный, звучал голос темнокожего пастора.

Расходились все неохотно, хотя пастор Альфред обещал провести ещё две встречи. Некоторые люди – глухие, хромые, страждущие другими недугами вслух свидетельствовали о своём исцелении или о полученном облегчении. Лечил он безвозмездно.

Марте захотелось подарить ему цветы, как делали некоторые другие благодарные участники встречи.

На следующий день пастор Альфред приехал вовремя. Переждав немного, чтобы собраться с духом, Марта поднялась с цветами на сцену.
 
– Thank you, – поблагодарил пастор, взглянув на неё с глубоким вниманием. Это был взгляд не внешний, а проникающий в самую душу. «Какой проницательный взгляд, почти как у Кидана», – невольно подумала она.

Пастор Альфред долгое время держал в руках подаренные ею цветы, хотя они ему явно мешали, и лишь потом передал их одному из своих ассистентов. Так же он поступал и с другими цветами, которые дарили ему на протяжении встречи. А когда пришло время молитвы, то ко вчерашним прошениям добавилось ещё одно новое: «за любящих, которые в разлуке», и Мартины глаза невольно обожгло слезами: надо же, один взгляд – и он всё понял, и сейчас все эти люди молились о ней!

После трёх вечеров, проведённых в том зале, Марта чувствовала себя окрылённой – хотелось всех любить и жалеть, сострадать и оправдывать, хотелось всем помочь, поделиться радостью, развеять грусть – своих печалей как будто бы не стало. Нежный, добрый голос пастора Альфреда ещё долго звучал у неё в ушах, и она молилась за него, как он просил, а ещё за Галину Игнатьевну, за бедную глупенькую Иру и за больного эпилепсией мальчика, за добрую тётю Зою, за уставшую от одинокой жизни хозяйку Люду, за всех страждущих, болящих, утомлённых и унывающих, и за всех любящих, которые в разлуке.

"Другой", вторая часть романа "Пришелец", роман опубликован, авторский дизайн обложки, авторские иллюстрации, доступен как в электронном, так и в печатном виде, сслыка в комментариях и внизу авторской страницы (там есть ссылка на все мои опубликованные книги, их уже много)