Дочка священника глава 77

После видеоуроков Хильда с Маричкой совершали прогулки, по «таинственным», как убеждала Маричка, местам села Сыч. «Таинственные» места сводились к заброшенным старым избам, пустырям, запустевшим дворам, и просто тропинкам, труднопроходимым для человека. Каждое такое место, Маричка наделяла всевозможными легендами, преданиями, которые сочиняла буквально на ходу. Поначалу, Хильда во всё это наивно верила, даже удивлялась. Но, со временем, поняла – Маричка просто водит её за нос, и старалась поддержать в их разговорах, такую же атмосферу таинственности, размешанную с интригами.
— Вот здесь, — указывала Маричка на заросли, когда-то, добротных фруктовых деревьев, а сейчас просто корявые хащи, — жил старик, по прозвищу Булава. Говорят, давным-давно, при немцах, Булава служил в полицаях. Когда людей сгоняли в Германию, он тайком укрывал девочек-подростков. Ты не думай не потому, что был такой сердобольный. Булава приводил их сюда, в свой дом, кормил, поил, а затем делал с ними такое… После войны этот жуткий полицай куда-то пропал. Его искали -искали, так и не нашли. Говорят, в его доме обнаружили целую гору девчоночьих косичек. Он их в чулане хранил. Жители сожгли его дом, а остатки жилища растащили по округе, чтоб даже следа не осталось. А вон там, видишь, на пригорке камень такой необычный стоит, там по ночам…
— Врёшь ты всё, Маричка, — улыбается Хильда. — Врёшь и не краснеешь. Жути нагонишь только.
Маричка лукаво улыбается, пряча глаза.
Сегодня девочки зашли в совсем незнакомое для Хильды место. Вроде всё обычно – вон храм видно, его купола пробиваются, сквозь начавшие покрываться зеленью ветки деревьев. А вон магазин, с этой стороны его невзрачное здание выглядит совершенно иначе, как-то непривычно, что ли. Здесь много кустов лещины, боярышника, даже терновник имеется. Он прячется за стройными, ровными ветками лесных орехов, будто скрывается от посторонних глаз незваных гостей, играя с ними в прятки. Хильда провела рукой по длинному пруту орехового куста. «Наверное, - подумала она, - с таких получаются хорошие удочки».
— Куда ты меня завела? – оглядываясь по сторонам, спросила Хильда.
— Сама не знаю, — пожала плечами Маричка. — Так, за разговором, залезли в неизведанные дали.
— Давай выбираться отсюда. Мне здесь не нравится.
Они прошли ещё немного вперёд, и наконец увидели убогие домики, скрываемые зарослями молодой акации.
— Раньше, я представляла село совсем по-другому, — задумчиво произнесла Хильда.
— Это как? – Маричка сорвала одинокий цветок ряста, тут же засунув его себе промеж волос, ставши похожей на какую-то лесную девочку из сказки.
— Ну-у, не знаю, — пожала плечами Хильда. — Тракторы, комбайны, коровы с козами, километровые огороды.
— Пф, — покрутила головой Маричка, — это ты о каком селе говоришь? Хотя, всё правильно, раньше, мне бабушка рассказывала, всё так и было. Теперь колхозов нет, а с ними комбайнов с тракторами. Коровы также мало кто держит, не выгодно. Знаешь сколько корове жрать нужно дать?
— Нет.
— Вот то-то и оно. Молодые все в город подались, а старикам уже не до коров. И так еле выживают. Я, когда выросту, тоже в город уеду. В селе перспективы никакой. Работы не найти, да и тоска смертная.
Девочки прошли ещё немного. Из-за потрёпанных, совершенно сгнивших остатков забора, показалось нечто похожее на узкую, грунтовую дорогу.
— Пошли уже отсюда, — Хильда указала рукой в сторону дорожки. — Зябко как-то, да и есть хочется.
— Ладно, — быстро согласилась Маричка, вспомнив, что к ужину бабушка Аня приготовила свою, так сказать, фирменную запеканку, которую Маричка полюбила с первой пробы.
Они ускорили шаг, но вдруг послышались негромкие голоса, а с зарослей вышли двое – мама Вовки заики Раиса, и его сестра Лина. Хильда с Маричкой стали, для Вовкиных родственников, полной неожиданностью. Они резко остановились, пристально вглядываясь в подруг, словно пытаясь узнать в них знакомые лица, наконец мама Вовки добродушно улыбнулась, проговорив, каким-то не естественным, елейным голосочком:
— Олечка - деточка, а вы как здесь?
Хильда с Маричкой переглянулись, а Хильда ответила:
— Я не Олечка, я…
— Знаю, знаю, — улыбка с лица женщины не сходила, — по церковному ты Оля, верно?
— Но, мы же не в церкви? – нахмурилась Хильда, тут же почувствовав лёгкий толчок в бок от Марички, которая отвернула в сторону голову, скрывая смешок.
— А мы вот с Линочкой за грибами ходили, — Раиса решила перевести разговор в другое русло.
Чтоб её слова выглядели более убедительно, Раиса чуть оттопырила пакет, на дне которого лежало несколько странных грибов, до селя Хильде неизвестных. Девочка, ради приличия, заглянула в пакет, скривилась, утвердительно кивнув головой.
— А что, грибы уже есть? – спросила Маричка, блуждая скучающим взглядом по земле, в надежде отыскать нечто похожее. — Вроде, ещё рано.
— Есть, сморчки, — Раиса вытащила из пакета один грибок, с коричневой сморщенной шляпкой, продемонстрировав его Маричке.
— Они хоть не ядовитые? – Маричка слишком уж неприлично скривила лицо.
— Их можно есть, — Вовкина мама с восхищением осмотрела гриб, вертя его в руках, словно видит в первый раз. — А хотите, пойдём к нам в гости, и я вас угощу грибами? Их, если правильно приготовить, такая вкуснотища.
— О, нет, — резко ответила Маричка, замахав руками. — Только не это.
Теперь уже Хильда толкала подругу в бок, скорчив укоряющую рожицу. Но, слова Марички ничуть не расстроили женщину. Казалось, она вообще не обратила на них внимание, ведь обращалась исключительно к Хильде. Правда Лина, до этого стоявшая словно статуя, будучи абсолютно безучастна к происходящему, кинула суровый взгляд, на Маричку, заставив её моментально сникнуть.
— Ну так как? – настаивала женщина.
— Я бы… — начала было мямлить Хильда, ища взглядом спасение у подруги, только Раиса её оборвала:
— Вот и чудненько. У нас ещё осталась бутылка лимонада, мы её на пасху припрятали. Но, для такого случая, с вами разопьём. Заодно, Олечка, увидишь, как мы живём. К нам редко заходят гости. Мы ведь люди пришлые, никого здесь не знаем. Да и наша хозяйка людей не очень любит. Сегодня же особый случай. Ой, представляю, как Володя обрадуется.
Хильда не успела даже рот открыть. Она почувствовала, как Раиса взяла её под руку, осторожно так, нежно и стала уводить в глубь грунтовой дороги. Она оглянулась на оставшуюся стоять у куста лещины Маричку, словно умоляя избавить её от компании этих странных людей. Только та лукаво улыбалась, засунув руки в карманы ветровки, провожая компанию озорным взглядом.
— Пошли, — в очередной раз обернувшись, поманила подругу рукой Хильда.
— Нет уж, — демонстративно выговорила та. — Пойду ка я домой. Вспомнила, что у меня осталось неотложное дело.
Сказав это, девочка мигом скрылась в зарослях, оставив Хильду на едине с Вовкиными родственниками. Раиса всё болтала без умолку, о каких-то своих, лишь ей ведомых проблемах, о том, что они живут не весть как, лишь милостью Божией, так как средств на существование практически не имеют. Лина плелась сзади, уткнув голову в землю, чуть слышно шаркая лёгкими, одетыми не по сезону туфельками. В её руках нелепо болтался полупустой пакетик, где должны были находиться весенние грибы сморчки.
Проживало семейство Раисы, как говорилось выше, в дряхлой халупе местной пьянчужки Светки Роговой. Светка, не любившая людей, взяла семью на проживания, конечно же не из-за жалости. Дармовые средства на покупку спиртного, Роговой были как раз кстати. Да и Раиса не в состоянии себе позволить снять приличный угол, не говоря уж о целом доме. Переехав в Сыч, Раиса никак не могла устроиться на работу. Будучи, в прошлом, педагогом, женщина желала работать по профессии, только некоторые отклонения с головой, начавшие проявляться с ней сразу по приезду, не давали возможности это сделать. Ей отказали во всех окрестных школах, стояло лишь директору, либо завучу пообщаться с нею. На первый взгляд, ничего такого заметить за ней не представлялось возможности. Женщина, как женщина, странная немного, но с кем не бывает. Лишь в определённых случаях её выдавала некая причудливость, что само-собой настораживало.
В данный момент, Раиса с детьми, проживали одни. Светку Рогову, после очередной попойки, а равно, как всех переживаний связанных с потерей маминых бус, которыми она дорожила, увезли в диспансер на неопределённое время. Во дворе дома, творился полный хаос. Всё кругом навалено, разбито, заполнено всевозможным негодным хламом, практически заполонившим всю полезную площадь двора. Крохотный пёсик, которого Раиса окликнула, как Козявка, едва завидев людей, тут же забился в груду деревянных брусков от ящика, и больше оттуда не выходил.
— От бестолковый! – посетовала Раиса на собачонку. — Хотя бы для вида тявкнул. Теперь всю ночь просидит в рухляди. Зря только кормим.
— Он какой-то перепуганный, — заметила Хильда.
— Ещё бы, — ответила Раиса, — не будешь тут перепуганным. Светка, бывало, как выпьет, и давай его воспитывать. А ещё когда дружки заявятся, так от нечего делать измываются над животным как хотят. Вот он, с тех пор, людей и боится. Уж как я пыталась с ним поладить, ни в какую. Одним словом – бестолковщина.
— Почему же бестолковщина? – удивилась Хильда. — Если над ним издевались, как вы говорите. Он просто боится. Как его зовут?
Хильда осторожно подошла к груде брусков и тихонько позвала собачонку.
— Говорю же, Козявка! – с некой брезгливостью во взгляде, ответила Раиса.
— Ну, какая Козявка?! Разве это имя для собаки?
— Не знаю, — равнодушно пожала плечами Раиса. — Светка так его называла. Мы так зовём. Мы же не хозяева здесь, нам то что? Козявка, значит Козявка. Вон, у соседа, собутыльника Светкиного, собаку вообще Гитлер зовут. Какая разница? Они ведь не понимают ни грамма, хоть дураком назови.
Хильда хотела было возразить, но вовремя прикусила язык, вспомнив, что кота бабушки Ани, вообще Телевизор зовут. Наверное, и в правду всем здесь всё равно. Так и не дозвавшись собачонку из своего убежища, Хильда бросила безуспешную затею.
— Пошли в дом, Оля, — лицо Раисы снова сделалось ласковым, а в голосе появилась добрая доля елея.
Как же не хотелось Хильде идти в гости к этим людям. Она уже даже придумала вескую причину, чтоб сбежать домой, только мигом поразмыслила, что такой поступок станет выглядеть не очень красиво. Ведь они папины прихожане. С другой стороны, интересно, тем более тайна бус покойной княжны, ведут куда-то сюда.
Внутри крохотная хибарка, казалась вполне себе компактным домишкой. Раиса с детьми, занимала пару комнат, в коих, царил уют и порядок. Пахло супом, вперемешку с чем-то похожим на то, что варит бабушка Аня курам. Но, Хильда решила ничему не удивляться, ни на что не обращать внимание.
Услышав возню в прихожей, навстречу вышел Вовка. Его лицо вмиг засияло какой-то необъяснимой радостью, а щёки слегка покрылись краской.
— Вот, Володя, — обратилась Раиса к сыну, — принимай гостей. Олечка любезно согласилась с нами пообедать.
Вовка ещё больше засмущался, улыбнулся опустив голову, после чего сказал:
— Это п-п-потрясающе.
— Ну, тогда займи гостью, — сказала Раиса, — а мы с Линочкой приготовим грибы.
Володя вдруг оживился, подбежал к матери, проговорив:
— Т-тогда п-пожарь ту рыбу, что я п-поймал поз-з-завчера.
Раиса как-то сомнительно покривила губы, спросив:
— Ты уверен?
— Да! Да! А ещ-щё, от-ткрой б-б-банку шпрот, пэ-пэ-пожалуйста.
— Сынок, — Раиса провела рукой сыну по голове, — мы же договорились, что шпроты откроем на пасху.
— М-мама, я сейч-час х-хочу! – Володя заметно разволновался, у него даже задрожала нижняя губа. — Ради-ди гостьи. Я, п-потом, ещё дэ-дэ-достану.
— Где же ты достанешь? – тяжело вздохнула Раиса.
— Володя, не говори глупости! – вмешалась, всё это время молчавшая Лина. — Какие шпроты?! Сейчас пост строгий, рыбу только на Благовещение можно, потерпи несколько дней, если невмоготу!
— Да что вы в-все!! – у Володи появилась влага на глазах. — Я ж не рад-ди об-б-бжорства. Рад-ди г-гостьи.
Парень широким шагом прошёл в комнату, завешенную замызганной занавеской, порылся там, роняя металлическую посуду, наконец демонстративно вынес баночку шпрот и водрузил её, как нечто важное посреди стола, стоявшего в центре гостиной. Хильде сделалось до того неловко и не по себе, что неимоверно захотелось покинуть дом со всеми его обитателями. Тем более, после такой сцены, садится за стол, казалось, по крайней мере не ловко. У Раисы с детьми банка шпрот на пасху, как главное угощение, может они вообще впроголодь живут. Так хотелось сбежать домой, чтоб принести этим людям какие-нибудь вкусности, нечто такое, способное сделать стол по-настоящему праздничный.
— П-пошли, п-покажу тебе н-наш уг-г-гол, — Володя хотел взять Хильду за руку, но она вежливо отстранилась.
Войдя в гостиную, Хильда почувствовала, как тут душно. На улице, хоть и тепло, но следовало ещё топить печку. Поскольку, все окна в доме обтянули полиэтиленовой плёнкой, форточку открыть не представлялось возможности. Лёгкий запах дыма, размешанный с приятным ароматом сушёного хлеба, немного закружил голову. Хильда, на мгновение, зажмурила глаза. Старые обои, во многих местах утратившие изначальный цвет, потрескавшиеся потолки, низкое окно, небольшой стол, три табуретки, скрипучая кровать с пружинами и раскладушка – вся обстановка гостиной. Хильда, как раз остановила взгляд на раскладушке, когда Володя проговорил:
— Эт-то наша с мамой комната.
Хильда лишь автоматически кивнула головой.
— А т-там, комната Ли-лины, — парень показал на узкий проём, плотно завешенный байковым одеялом.
Хильда поймала себя на мысли, что с интересом бы заглянула в ту комнату. Это её рассмешило.
— Что с-смешного? – заметил смешок Володя.
Его лицо изменилось, а в глазах отразилось удивление, в одночасье с разочарованием.
— Да я так, — попыталась выкрутиться Хильда. — У вас почти похоже комнаты расположены, как и у нас. Только в другую сторону. А комната Лины, точно так же уходит в бок, как моя. Вот я подумала, было бы любопытно взглянуть.
— Что ты, — более спокойным голосом сказал Володя, — Лина с-строго на с-строго за-за-запрещает ходить в её к-комнату.
— Даже тебе? – удивилась Хильда.
— И мне. Лишь м-мама м-может в-ойти, и то, в ис-сключит-тельных се-сеслучаях.
— Понятно, — пожала плечами Хильда, проведя указательным пальцем по столу. — А здесь, значит ваши с мамой апартаменты?
— Д-да. У н-нас, как видишь, всё ске-ске-скромно.
— Дай угадаю, на раскладушке спишь ты?
— Нет! М-мама.
— Странно, — удивилась Хильда. — Мама у тебя высокая, а раскладушка такая маленькая.
Хильда снова почувствовала, как сказала лишнее. Ну, какое ей дело, кто где спит? Люди, можно сказать, концы с концами сводят, а она со своим мнением.
— М-мама не мо-может спать на той койке. П-попробовала, затем отк-к-казалась. У неё позвоночник, а к-кровать слишком с-с-сильно пе-пе-прогиб-бается.
— Ладно-ладно, забудь. То я так сказала, не подумав.
Володя снисходительно улыбнулся. Хильда подошла к небольшому книжному шкафу, с треснутым стеклом. Он располагался вплотную к стенке в углублении, за печкой, так что его не сразу можно заметить, войдя в комнату. На полках стояли толстые тома по высшей математике, геометрии, вперемешку с книгами духовного содержания. На самой верхней полке небрежно валялись несколько медалей на лентах – такие дают за спортивные заслуги. Там же, словно ненужный хлам, лежали в разброс спортивные грамоты.
— Ух ты, — Хильда выразила искреннее восхищение. — Это твои?
Она указала на грамоты и медали. Володя чуть улыбнулся, отрицательно покрутив головой.
— Н-нет, ч-что ты, — с каким-то сожалением в голосе ответил парень. — То всё Лины. Она р-раньше, на соревнован-ниях, пе-пе-рвые м-места за-занимала.
— Хм, интересно. А на каких соревнованиях? – опять поинтересовалась Хильда, пытаясь краем глаза прочитать надписи на грамотах.
Володя не успел объяснить. Дверь гостиной открылась, и Раиса жестом головы позвала сына.
— Не с-скучай, — вернувшись, проговорил Вовка, — оказалось в д-доме н-нет хлеба. Пэ-пэ-пойду одолжу в сос-седки.
Не дождавшись ответа, Вовка тут же накинул на плечи курточку, выскочив на улицу. «Зачем было приглашать в гости, если в доме шаром покати», — подумала Хильда. Впрочем, она быстро отогнала от себя нахлынувшие мысли, принявшись разглядывать, через стекло, грамоты и медали.
— Линочкины достижения, — голос Раисы раздался так неожиданно за спиной, что Хильда невольно вздрогнула.
— Вова рассказывал, — ответила Хильда, отходя от книжного шкафа. — Только не разберу за что.
— Фехтование, — ответила Раиса, протирая тряпкой стол. — Линочка очень увлекалась. Это крёстный её надоумил, хотя, мне такое увлечение совсем не нравилось. Лина способная девочка. У неё, как и у меня склонность к цифрам. Всему виной обстоятельства. Когда сюда переехали, у всей нашей семьи всё нарушилось. Я не могу никак найти работу, Лине пришлось бросить учёбу в медицинском, а Володя, — она как-то небрежно махнула рукой в сторону.
— А что Володя? — Хильда и сама не знала зачем задала данный вопрос, но уж точно не из любопытства.
Раиса застыла на короткое время, глядя в одну точку стола. Её взгляд помутнел, выражая сожаление и невыносимую тоску. Отложив в сторону тряпку, которой вытирала стол, женщина присела на стул, и не отводя глаз от мёртвой точки, сказала:
— Володе пришлось сполна хлебнуть всю горечь нашей прошлой жизни. Мой муж, весьма жестокий, деспотичный человек, сильно издевался над нами, в особенности надо мной. Володя был тогда ещё маленьким, и всё происходило на его глазах. Бедному мальчику довелось пережить не один сильнейший стресс.
— Теперь понятно, почему он заикается, — сказала Хильда, хотя казалось непонятным другое – зачем Раиса рассказывает это ей.
— И не только заикается, — тяжело вздохнула Раиса.
В это время в комнату зашла Лина. Недовольно зыркнув на мать, она проговорила, ставя на середину стола открытую банку шпрот:
— Сейчас же прекрати болтать на людях о наших проблемах! Для чего посторонним знать о всех неприятностях из прошлой жизни?!
— Но, Линочка, — попыталась выдавить улыбку Раиса, — Олечка ведь не посторонняя. Да и нельзя совсем закрываться от людей. Люди помогут.
— Помогли уже, — буркнула Лина, забирая со стола тряпку.
Наступила тишина. Лина немедленно ушла на кухню, откуда начали доноситься аппетитные запахи жаренной рыбы. Хильде неимоверно захотелось покинуть этот дом, только она не могла никак найти веский предлог. В тот же момент, стало неимоверно жаль Раису. Она сейчас сидела такой потерянной, такой несчастной, что хотелось хоть как-то попытаться утешить её.
Скрипнула входная дверь, прибежал запыхавшийся Вовка. На ходу сбрасывая видавшие виды кроссовки, он ворвался в комнату, с довольной улыбкой, демонстративно водрузив на стол четверть кирпичика ржаного хлеба.
Стали накрывать стол. Возле шпрот появилась литровая бутылка лимонада. Вовка тонкими дольками порезал хлеб – их получилось ровно четыре. Лина принесла небольшое блюдце, аккуратно выложенное только что поджаренной мелкой рыбёшкой, пригодной разве что, на один зуб. Затем принесли грибы, их также казалось немного. Видимо, большую часть, семейство решило приберечь на потом.
— Ну, что. Давайте потрапезничаем, чем Бог послал, — когда помолились, произнесла Раиса.
Хильда, до сих пор, чувствовала себя неловко. Присев на край стула, она взяла оловянную вилку, понимая, что аппетит у неё напрочь отсутствует, и она едва сможет хоть что-нибудь сейчас проглотить. Пауза затянулась. Не понимая в чём дело, Хильда подняла глаза, с удивлением обнаружив, как все трое хозяев дома смотрят на неё с каким-то нетерпением.
— Уг-гощайся, — улыбнувшись, сказал Володя, — не с-стоит сэ-сэ-стес-сняться.
Хильда, заметно робея, потянулась за кусочком хлеба. Лишь после этого, все за столом оживились. Три руки мигом размели хлеб, кто-то потянулся за шпротами, а Раиса поровну разлила в гранённые стаканы лимонад. Поправив на голове волосы, она приподнялась с места и возвысив стакан, произнесла:
— Хочу пригласить вас выпить за нашу дорогую гостью, милую девочку Олю…
— Я Хильда! – автоматически перебила хозяйку дома героиня тоста, которой до смерти надоело, что её называют непривычным именем.
— М-мама, — поддержал её Вовка, — он-на Х-хильда!
— Но, крещена она, как Ольга, — возразила Раиса. — Позвольте мне её именно так называть. Если ты, солнышко, не будешь против.
Женщина виновато улыбнулась Хильде, которая лишь вздохнула, снисходительно покивав головой. «Пусть уж будет Ольга, если ей так хочется. Скорей бы вырваться прочь, и никогда, никогда больше не ступит моя нога в этот странный дом», — подумала она.
— Так вот, — продолжила Раиса, — я поднимаю свой бокал за то, что эта девочка, равно как и мы, все здесь собравшиеся, никогда, ни при каких обстоятельствах, не узнали, что такое на самом деле боль, обида, разочарование.
Произнеся эти слова, Раиса медленно выпила лимонад, слегка стукнув стаканом по столу. Остальные сделали то же самое, лишь Хильда отпила слегонца, и потянулась рукой к тарелке с рыбёшкой.
— Кушай, кушай, не стесняйся, — приговаривала Раиса, подвигая к Хильде банку со шпротами.
Но, есть совсем не хотелось. Зато, больше уже никто на неё не обращал внимания. Семейка с жадностью принялась за трапезу, практически не оставляя остатков и костей. Хильда старалась не глядеть на данное зрелище, уткнувшись в свою тарелку, где по-прежнему лежала надкушенная, мелкая рыбка, поджаренная на дешёвом растительном масле.
— Олечка, а ты не будешь доедать? – когда больше уже ничего не осталось, спросила Раиса, глядя, как Хильда ковыряет вилкой рыбёшку.
Та отрицательно помотала головой. Тогда женщина бесцеремонно взяла из тарелки Хильды рыбку и положила её, почему-то, Лине, которая, в свою очередь, с неким укором взглянула на мать, чуть покраснев.
На улице стало темнеть, когда Хильда поблагодарив за угощение, начала собираться домой. После обеда, ей пришлось немного посидеть, выслушивая непонятные рассказы Раисы о несправедливых каверзах судьбы, по отношению ко всем им. Она, в очередной раз, подчеркнула, как их семья нуждается в деньгах, поддержке, просто человеческому вниманию. На что Хильда лишь пожимала плечами, либо мямлила какие-нибудь слова утешения.
Вырвавшись из дома Светки Роговой, Хильда почувствовала будто выбралась из вязкой грязи, неприятной тяжестью, облепившей всё тело. Вовка порывался провести её, но она напрочь отказалась, сославшись на то, что должна зайти по делам к подруге. Вовка понял, что Хильда просто хочет отделаться от него, тихонько посетовав, на свою никому ненужность. Мол, такие как он всегда будут лишь обузой и предметом насмешек. Только Хильде уже было безразлично. Она устала и неимоверно хотела поскорей уйти.
Идя домой Хильда всё время перебирала в голове увиденное. Ей вдруг стало жаль этих людей, стояло лишь вспомнить, с какой жадностью они потребляли скромный обед. А ещё вспомнилась рыбёшка, которую Раиса без всякого смущения, приличия и брезгливости взяла из её тарелки, передав дочери. Настолько тяжело им, что приходиться преступать через определённые рамки. Она решила, завтра же пойти в магазин и купить им хлеб, целых пять банок шпрот и двухлитровую бутылку самого лучшего лимонада. «А если они снова посадят за стол? — подумалось. — Нет уж! Лучше куплю и попрошу папу отдать им, как подарок».
Хильда вернулась домой с весьма озадаченным видом. Она уселась за стол в гостиной, уткнувшись глазами в одну точку. Часы пробили пять раз.
— Где ты была? — спросил я, присаживаясь на диван. — Опять Маричку до самого дома провожала?
— Хуже, — нехотя ответила дочь.
Это слово, видимо, вырвалось само-собой. Девочка быстро опомнилась, добавив:
— Побывала в гостях у Раисы.
— Это та, которая мама Лины и Вовки?
— Угу.
— Что ж тебе так у них не понравилось?
Хильда пожала плечами, скривилась, словно надкусила лимон, ответив:
— Странные они какие-то. Только это не главное. Они живут практически впроголодь. У них банка шпрот – праздничное угощение, а лимонад, как дорогое вино. И хлеба нет. Как же так? Они твои прихожане, неужели им нельзя помочь?
— Понимаешь, Хильда, не всё так просто с этой семейкой. Они как только переехали в наше село, от всех отрешились. Ни с кем не общались, никуда не ходили. Такое впечатление складывалось, будто они прятались от кого-то. Прячься, не прячься, а жить за что-то нужно. Раиса пришла к нам в храм, о себе ничего не рассказывала, ни с кем, по-прежнему, на контакт не шла. Намекнула лишь, мол нуждаются они, на работу не может устроиться, всё такое. Мы попытались хоть как-то помочь, всё безрезультатно. Я ведь сразу смекнул, у Раисы с головой, как будто не всё в порядке. Временами ничего, а временами…
— Она рассказывала, что это её муж-отморозок довёл до такого состояния. Избивал сильно. Вовка поэтому и заикается.
— О таких подробностях её судьбы стало известно лишь недавно. А тогда… Пусть Раиса, ладно уж, но Лина. Здоровая девка, не глупая, как посмотришь, а работать не идёт. Вообще не пыталась даже устроится. Сидит у мамки на шее. Да и Вовка какой-то… Не пойму его. Просил его приходить пономарить в храм. За это что-нибудь с панихиды дадим, либо старушки наши то молока, то творога, или ещё чем угостят. Он то придёт пару раз, то пропадёт совсем.
— Сейчас же, вроде, ходит.
— Сейчас ходит. Хотя, мне кажется, ненадолго. С чем такая непостоянность связана, не знаю. Может характер такой, или другое. В общем, положиться на него нельзя. Как им помочь, если люди сами себе помочь не хотят.
Хильда тяжело вздохнула, сложила перед собой, на столе руки, положила на них подбородок. Она ещё долго так сидела, переживала, размышляя о Раисином семействе. Несмотря ни на что, ей всё равно захотелось помочь этим людям. Она вдруг представила картину, как на свои скудные сбережения, завтра пойдёт в магазин, и купит разных лакомств, хлеба, рыбных консерв, побежит в нищую лачугу Светки Роговой, постучит в дверь… Отворит, конечно же, хмурая Лина. Она скупо спросит: «Чего тебе?» А Хильда очень вежливо поздоровается, улыбнётся, затем протянет пакеты с продуктами. Лина мигом поменяется в лице, немного смутившись пригласит войти, не переставая благодарить за внимание и милость к их семье. После этого, завидев Хильду где-либо, девица всегда будет здороваться с ней ласковым тоном, спрашивать, как дела, а главное вся та хмурость, оккупировавшая её лицо, пройдёт насовсем. Вовка же, увидев подарки, окажется на седьмом небе от счастья. Он устанет благодарить добрую девочку, а в конце незаметно расплачется. О Раисе, Хильда думать не хотела. Все её нахлынувшие фантазии предпочли обойти эту особу вниманием. Почему, она покамест, сама не могла объяснить.
Увлекшись размышлениями такого типа, Хильда не перестала ими услаждаться лёжа в постели, настолько они казались ей приятными и благородными. А утром, едва кое-как позавтракав, не поставив меня в известность, девочка сгребла свои сбережения, помчавшись в магазин. Она нагрузила целых три пакета всякими съестными продуктами, конфетами, печеньем, бананами, лимонадом, кексами, булками и всяким таким разным. Будучи ребёнком, Хильда рассуждала, как ребёнок. Что нравилось ей, то, весьма вероятно, должно было понравиться всем. Потратив деньги, она купила много вкусных вещей, только все они могли послужить угощением на пару раз, для какой-нибудь вечеринки, не больше. Ей не хотелось об этом думать вовсе. Сейчас она тащила довольно тяжёлые пакеты, с самым что ни на есть, прекрасным расположением духа, предвкушая ту радостную реакцию своих знакомцев, какую она на придумывала ещё вчера.
Первое разочарование пришло, когда ей не открыли дверь. Может их нет дома? Может уехали куда, с утра пораньше? Хотя, сейчас карантин, куда уезжать? Хильда на миг растерялась.
— Не могли дома побыть, — буркнула она сама к себе. — Вот не задача.
Девочка взглянула в сторону, где предполагалось место нахождение собачонки Козявки. Тот даже не выглянул, при появлении Хильды.
— Куда это всё теперь девать? – тяжело вздохнула девочка. — Оставить у двери? А если Светка, или её дружки обнаружат? Точно уж не упустят возможности поживиться на дармовщинку. Ладно, что поделать, не тащить же обратно!
Хильда обошла дом, затем водрузила пакеты на подоконник комнаты, в которой ютилось Раисино семейство, пытаясь заглянуть сквозь занавески, не происходит ли там хоть какое движение. Движения не происходило. Побродив во дворе минут десять, Хильда ушла домой, с немалым расстройством. В любом случае, она не сможет увидеть реакцию счастливых людей. Эх, как жаль. Весь день она ходила сама не своя. Невероятная сила заставляла её отправиться к Светкиному дому. Только какой теперь смысл?
— Хотя бы записку оставила! – вдруг опомнилась Хильда. — Вот я дура – нерасторопная. Как они узнают от кого такие подарки?!
Даная мысль буквально повергла её в отчаяние. Даром старалась, что ли? Вся затея коту под хвост.
— Ну, ничего, — она тут же попыталась себя утешить, — соберу деньжат и снова куплю им продуктов. Отдам прямо в церкви. Они тогда всё поймут и ещё больше обрадуются.
Такая мысль немного успокоила.
На следующее утро Хильда, забыв о завтраке, помчалась к Раисе. Девочка очень плохо спала ночью, всё время ворочаясь, за одно борясь с коварными мыслями.
— Просто приду, — шагая быстрым шагом по тропинке, говорила сама себе Хильда, — спрошу. Мол, вчера приносила вам пакеты с продуктами, вас дома не оказалось. Сегодня пришла справиться, нашли ли вы мои пакеты? А то мало ли. И они такие: «Ой, это твои были подарки? Как хорошо, как классно. Мы ужинали и всё время благодарили неизвестного благодетеля. Спасибо тебе огромное, добрая девочка!»
Дом, как и вчера снова оказался заперт, но пакетов, на подоконнике, Хильда не обнаружила. Всё в порядке, найти их не составляло особого труда. Она улыбнулась сама себе, сорвала веточку котика, с пушистыми почками, повертела ею возле носа, ощущая приятное прикосновение. Намереваясь уходить, Хильда случайно бросила взгляд в сторону кучи деревянных брусков, в которых пряталась собачонка Козявка, и обомлела. Один из её пакетов, разодранный на две части, весь в грязи висел на нижних ветках куста сирени. Она подошла ближе, чувствуя, как тело охватила непонятная дрожь. Неужели бродячие собаки, которых здесь, наверняка, бегает целые стаи, стащили её подарки, сожрав впопыхах? То, что она увидела после, повергло девочку буквально в ступор. Нет, то были не собаки. Возле укромного места Козявки стояли открытые консервным ножом две банки шпрот и форель в томатном соусе. Их никто не ел. Козявке, вероятно, они также не пришлись по вкусу. Рядом валялись слегка погрызенные печенюшки, вафли, шоколадные зефир. У полуразрушенного погреба, воробьи щипали добрый кусок пушистого хлеба, а неподалёку, соседская курица доклёвывала ломтик колбасы. Как же так? Свалить всё на подлость Светки, не получалось. Хильда точно знала, что она до сих пор находится на лечении в диспансере. Тогда, что это? Как это? Может соседи? Но, зачем? Стояло лишь Хильде увидеть, сквозь окна, до половины остеклённой верандочки, ещё один из пакетов, купленный ею, небрежно поставленный на покосившуюся тумбочку, она всё сразу поняла.
— Как такое может быть? – бредя домой с потухшим лицом, говорила сама себе Хильда. — Они одалживают хлеб, берегут шпроты, как драгоценный продукт, и тут такое. Нелепое недоразумение. Что не так в этих людях? Я не могу поверить. Этому должно быть какое-то объяснение.
Хильда пришла домой, небрежно бросила на стул куртку, после чего закрылась в своей комнате, не выходя из неё до самого ужина. Все мои попытки узнать о происшедшем, что послужило такому переживанию дочери, не увенчались успехом. Уже уходя спать, Хильда выдавила неискреннюю улыбку, тихонько проговорив:
— Всё хорошо, всё в порядке.            
Дальше будет....