В плену лозунгов гл. 5 Кино

    – Надя, бери Аню с Любой, – торопила тётя Клава, – сейчас комедию «Старик Хоттабыч» показывать будут, а вы всё ещё чаи распиваете!
    – А твой Василий пойдёт? – спросила мама, отодвигая банку с вареньем.
    – Сказал, что из детского возраста давно уж вышел, и завалился спать.
    Мы поспешили в рабочий клуб, где каждое воскресенье крутили бесплатное кино. Продвинутая молодёжь предпочитала идти в дом культуры имени Ленина и смотреть новый прокат фильма, сидя в мягких креслах с откидными сиденьями в просторном зале с бархатными занавесями. А малые дети с родителями да пенсионеры шли в старый деревянный клуб, где висел полинявший от времени плакат «Культуру в массы» и жалобно скрипели половицы под ногами.
    Галка заняла мне с сестрёнкой места на первой лавке среди детей, которые толкались и звали своих друзей на свободные места. Взрослые же мирно рассаживались на заднем плане и щёлкали семечки, выплёвывая шелуху в газетные кулёчки. Наконец, киномеханик выключил свет, и кинопроектор закрутился. Но вместо привычного юмористического журнала «Фитиль», нам показали документальный фильм «Пора большого новоселья», где руководство компартии обсуждали директиву Хрущёва: «Каждой советской семье отдельную квартиру». Затем шла хроника широкомасштабного строительства многоэтажек от Москвы до Сахалина.
    После этого началась долгожданная комедия «Старик Хоттабыч». Люба, увидев огромного джина с выпученными глазами, выскочившего из кувшина и выросшего до потолка, вцепилась в моё плечо руками:
    – Аня, я боюсь! У него такие глаза ужасные!
    – Ничего не ужасные, – успокаивала я сестрёнку, – а очень даже добрые. Сейчас увидишь, какие смешные чудеса он будет совершать. 
    – Тихо там! – раздался мужской голос на задних рядах. – Будете шуметь, выведу.
    Мы замерли, как мышки. Старик Хоттабыч был уже переодет в светлый костюм и улыбался. Люба успокоилась и смеялась над смешными эпизодами вместе со зрителями.  В середине фильма киномеханик не успел вовремя поставить вторую часть киноплёнки и по белому экрану побежали чёрные полосы. Послышался мальчишеский свист, дружное улюлюканье и топанье ног по полу. Гул не смолкал, пока на экране снова не ожили герои.
    Галка фильм видела раньше, поэтому Любе подсказывала шёпотом, какие желания Вольки исполнит джин. Комедия закончилась, и толпа зрителей шумно вывалилась из душного помещения на свежий воздух. Мы шли домой, а сестрёнка изображала перед нами, как дёргает волоски из невидимой бороды, и говорила:
    – Трах-тибидох-трах! Трах-тибидох-трах! Трах-тибидох-трах
    – Ты букву «р» научилась говорить? – обрадовалась мама. – Надо непременно отблагодарить логопеда.
    – Надо Старика Хоттабыча благодарить, — ответила сестрёнка, невинно глядя маме в глаза. – Я просила его букву «р» научить говорить и дёрнула за волосок из бороды.
    – Класс! – рассмеялась я. – Мама, когда будешь его благодарить, попроси заодно отправить нас в тот самый санаторий на Чёрном море, как в фильме показывали.
    – Аня, что за бред! Как можно просить того, кто не существует?
    – Жаль, что в жизни нет волшебников! – высказала мои мысли Галка.
    – Почему нет, – ответила тётя Клава. – Вон сколько их в президиуме КПСС. Пусть длинных бород и не имеют, а любое желание исполнить могут.
    – Девочки, не слушайте её, она шутит, – сказала мама и тихо шепнула, – Клава, зачем детям знать такие вещи. Да и люди могут услышать. Что о нас подумают?
    – Надя, а чего бояться? Сталинские времена давно прошли, – ответила бесстрашная соседка и распахнула входную дверь барака.
    А там, в центре коридора происходило шумное представление. На высоком табурете сидел краснощёкий дядя Вася в тёмно-синем трико с оттянутыми коленками и серой майке, сползшей с одного плеча. Он размашисто играл на двухрядке, а маленькие дети задорно приплясывали под его задорные частушки:
    – Пойду плясать!
       Дома нечего кусать,
       Сухари да корки –
       На ногах опорки!
    Затем гармонист вскочил и, притоптывая босыми ногами, дал такого жару, что дети с визгом запрыгали ещё выше, а он им:
    – Пляши веселей,
       Сапог не жалей!
       Стало жить хорошо,
       Только очень дорого! 
    Люба с радостным визгом ринулась в круг, но дядя Вася застыл столбом. К нему приближалась, грозно сомкнув брови, тётя Клава:
    – Ну, ты глянь! Жена в кино, а муж за водкой. Я думала, он своим храпом барак сотрясает, оказывается нет – комедию ломает.
    – Клавочка, чего кипятишься, всего-то сто грамм для согрева выпил.
    – На дворе лето жаркое, а ты значит, водкой согреваешься да на всю Ивановскую частушки горланишь!
    – А что плохого? Я радость несу людям! – невозмутимо сказал дядя Вася и, подняв вверх указательный палец, добавил, – «Искусство должно принадлежать народу!»
    – Так чего тогда сидишь в этом долбанном бараке? Давай, езжай в Большой Театр и неси своё искусство народу.
    – И то правда! Что-то я засиделся. Пора вещи собирать да ехать народ веселить!
    Дядя Вася хитро подмигнул трёхгодовалому Мишутке, которого молодая женщина пыталась увести, и запел под гармонь:
    – Мишка, Мишка, где твоя улыбка,
       Полная задора и огня?
       Самая нелепая ошибка,
       То, что ты уходишь от меня.
    Мамочка шлёпнула сына, который не желал уходить, и обратилась к гармонисту:
    – Дядя Вася, какой пример вы показываете детям? Правильно люди говорят, поздоровавшись с водкой, попрощайся с умом.
    В это время из своей комнаты вышел в коридор папа моей подруги Галки с газетой в руках. Дядю Колю уважали и прислушивались к нему:
    – Василий, ты чего распоясался? Угомониться уж пора и дать покой людям.
    – Так я ничего, Николай. Детишек развлекаю, вон как прыгают.
    – Сейчас и ты запрыгаешь, как только прочту последние новости.
    – А что там? Уж не война ли с Америкой началась?
    – Типун тебе на язык! Скажешь тоже! Новость у меня очень даже хорошая.
    Дядя Коля развернул местную газету «Знамя труда», которую мы называли «Знамёнка» и начал читать притихшим сразу людям:
    – Следуя решениям компартии, где говорится, что каждой семье по бесплатной квартире, администрация города вынесла постановление: «Жителей двух бараков по улице Гастелло переселить в микрорайон Черёмушки в первом квартале будущего года».
    Эта новость оказалась настолько ошеломляющей, что сначала все молча переглядывались, а потом разом заговорили. Дядя Вася хлопнул по плечу соседа:
    – Николай, так что же получается, через полгода мы новое жильё получим? Это надо срочно отметить! «Эх, любо, братцы, любо, любо братцы жить…» – загорланил он, развернув широко гармонь.
    Но дядя Коля остановил меха, положив свою крепкую мужскую ладонь на разлохмаченную двухрядку:
    – Давай, Василий, завязывай. Водка никого ещё до добра не довела.
    – Оби-жа-ешь. – протяжно ответил тот, – Я же не алкаш. Сегодня воскресенье, не грех и выпить.
    – Мой отец тоже любил по выходным пропустить одну за другой рюмочку. Но со временем стал напиваться до чёртиков и гонять с топором семью вокруг дома. Однажды ночью в пьяном угаре упал в навозную лужу и, захлебнувшись, умер. Лично я не хочу такой славы ни себе, ни тебе.
    – Николай, твой папаша просто не знал меру.
    – А ты значит, меру эту знаешь?
    – Знаю.
    – Если б знал, не стоял бы пьяным перед детьми! 
    – Пошли, Василий, – тихо позвала тётя Клава, краснея за мужа.
    – И куда же, милая моя, ты поведёшь меня?
    – Спать, дорогой мой, спать. А когда проспишься, я расскажу тебе занятную историю, как один нерадивый мужик искусство нёс народу.
    Дядя Вася свернул гармонь под мышку и пошёл за любимой женой. Остальные не спешили расходиться. Сплотившись, они взволновано обсуждали новость. И это было не кино, где Старик Хоттабыч мог исполнить любое заветное желание, а реальный подарок советской власти. Значит, не зря написано на плакате над входом горсовета: «Партия делает всё на благо народа, всё во имя человека!»