Свободы жуткая цена

         
               
«Высший тип свободных людей следует искать там, где приходится преодолевать самые сильные препятствия» (Фридрих Ницше).



Как-то в третьей четверти десятого класса заболел учитель физики, и я пришла раньше из школы, громко открыла стеклянную дверь на кухню и нечаянно оказалась свидетелем того, как отчим разделывал свиную голову, купленную на рынке. Он был так увлечён, что не слышал ни моих шагов, ни стука двери. С явным наслаждением выкалывал глаза, резким взмахом ножа отрезал уши, копошился в черепной коробке, выдавливая толстыми пальцами мозг. На лице отражалась какая-то радостная отрешённость, как у человека, слушающего любимую музыку и уносящегося в облака под её влиянием. Он священнодействовал. Только музыка его совсем не нравилась мне. Самое непонятное случилось потом. Разложив все части на столе, принялся составлять какую-то композицию, таинственно и повелительно-грозно произносил монологи, обращаясь к отрезанному языку, стеклянным глазам, как к живым существам, которые при этом не могут ни убежать от него, ни ответить. Потирал руки, улыбался, ноздри трепетали.
Не дожидаясь, когда меня заметят, на плохо гнущихся от ужаса ногах «отползла» в свою комнату.

Он псих, не иначе. Хотя за столом при первом знакомстве даже немного понравился мне. Показался вежливым. Тихим голосом рассказывал истории из своей жизни, шутил.

Помню свой четырнадцатый день рождения, будто он был  вчера.  Прикрыв глаза, почти явственно вижу цветущие кусты сирени и даже ощущаю их запах. Всё располагало к радости и умиротворению. Двадцатого апреля, в субботу, в семь вечера, собрались поздравить меня мамина хорошая знакомая Оксана и моя неразлучная подруга Ленка из квартиры этажом выше. Обычно приезжал крёстный Иван Петрович с женой. К сожалению, в тот раз они были заняты на работе. Зато пришёл мужчина лет сорока. Не красавец, не урод. Так, серая мышь. Мама представила его нам, как своего любимого человека. Он приобнял её за талию и улыбнулся. Оказалось, он будет моим отчимом и поселится в нашей двухкомнатной квартире.
Помню, мама предложила сделать общую фотографию, но он как-то легко и уверенно выкрутился. Мы не придали этому значения. А зря!

Когда Ленка уходила, отчим, провожая её вместе со мной до двери, сильно ущипнул за предплечье. Ленка взвизгнула от боли, её круглое личико перекосилось, а он просиял и пожал плечами, как бы извиняясь: «Знаю, что больно, но мне дела нет до тебя. Зато мне какое наслаждение».

Что-то неприятное кольнуло меня в сердце. Неужели каким-то чутьём я угадала тот ужас, который пришёл с ним в наш дом?

Отец умер, когда мне исполнилось восемь лет, но мама делала всё, чтобы я не чувствовала себя одинокой. Я видела, что меня любят, обо мне заботятся.  Может, поэтому каждый день приносил мне радость и маленькие открытия, как многим детям из хороших, дружных семей. Мы с мамой часто доставали фотографии и вспоминали ту жизнь, когда папа был с нами, всегда весёлый, энергичный, простой. Нам нравилось думать, что папа просто уехал в командировку. Так прошли шесть лет. А потом мама переложила альбомы на верхнюю полку.

С появлением отчима мама расцвела, как весенний цветок. Я, конечно, понимала, как ей хотелось женского счастья. Только почему же она совсем забывала обо мне? Всё свободное время проводила с ним. А как же я?
- Наташка, ты ревнуешь маму к нему, - заключила Ленка, покусывая прядку длинных русых волос. В серых глазах - сочувствие.
- Да нет, - подскочила я. И перешла на шёпот. - Я боюсь его. И маму окрутил. Она и не подозревает, кто живёт с нами под одной крышей. Где мама нашла его? Пройдёшь около такого на улице, будто мимо очередного дерева. Хоть бы чем-нибудь выделялся. Но иногда глаза у него делаются похожими на лезвие ножа, серые, с металлическим блеском. Смотришь и столбенеешь. Почему только я замечаю это? Вот ты видела? Уверена, что нет. Я раскусила его: он играет роль перед всеми, а дома иногда расслабляется, вот тогда  мельком и наблюдаю.
 
Я поделилась с подругой сокровенным и тут же огляделась и насторожилась. Умел отчим появляться из ниоткуда.

Ему нравилось командовать и унижать. Приписывала тому, что сам работал ночами на охране никому ненужного строительного объекта. Всегда один. С мизерной зарплатой. Никто и ничто.  Даже я подозревала, что нигде он не работает. А просто уходит  ночью. Но куда?

Что говорить про меня, если наш старый кот, который любил весь мир, ни за что не хотел воспринимать нового жильца. Отчим злился, обзывал его болваном.  Вскоре Васька пропал. Мы с мамой искали везде, где только мог спрятаться Василий, но его нигде не было. Уставшая, я в слезах присела около вешалки в прихожей и тут подумала: «Почему карман у пиджака отчима так неестественно раздут?». Рассеянный взгляд вычленил  это несоответствие. Какая-то сила так и потянула мою руку туда. «Как воровка», - обожгла мысль.  Я вытянула кусок толстой верёвки, изумилась, потом вдруг вспыхнула: она вся была в клочках шерсти нашего любимца. Страшная  догадка словно кипятком ошпарила мозг.
Во мне всё взбунтовалось. Такие чудовищные чувства сплавлялись в огненный комок, что меня покорёжило. Воображение услужливо преподносило в деталях ужасные картины страдания дорогого беззащитного существа. Я тонула в бескрайней ненависти к сильному  мерзавцу. Казалось, и выплыть не смогу. Спасла Ленка, к которой я прибежала тут же. Ей выпала неблагодарная миссия утешать, когда утешить было нельзя.
«Понимаю, что ты меня подозреваешь, - говорили глаза отчима. -  Ну,  не мог удержаться. Если бы ты знала, какое удовольствие я получил от мучений старого ненужного кота, ты бы меня, возможно, простила. Ха-ха».
На самом же деле, как мы узнали позже, он предвкушал удовольствие, когда вместо кота окажусь я, и продумывал все детали, чтобы никто не смог помешать ему.

Меня буквально парализовывало, когда  он подходил близко. Мне мерещилось, что на дне его глаз притаился беспощадный зверь и только ждёт момента вырваться наружу. Я не думала так о ком-то другом. Значит, со мной всё в порядке. А вот с ним...  Ответы от страха убежали из нашей квартиры. Но я-то осталась. Часто мечтала, чтобы отчим ушёл обратно, жил же он где-то до нас.  Мама непременно найдёт достойного человека.

 «Сослаться на сюрприз, позвать ночью в парк и там убить? Или в квартире? – раздумывал между тем отчим. - Надо хорошо обдумать все “за” и “против”. Возможно, и мать, и дочь вместе. Не торопись, потерпи, это окупится блаженством».

 Ленка меня спросила, отводя глаза в сторону:
- А он... не трогает тебя?
- В каком смысле? - не поняла.
- В самом прямом: гладит руку, сажает на колени.
- Да ты что? - задохнулась я от возмущения. - Пусть бы только попробовал!
- Помнишь, у меня был отчим, которого четыре года назад нашли убитым. Любил по бабам бегать. Всё ему было мало. Фотографом работал, в костюмчиках ходил. Тебе теперь расскажу: в одиннадцать лет он меня изнасиловал.
- Ленка-а-а, - задохнулась, в ужасе прижала руки к груди.
- И продолжал насиловать больше года.  Меня запугал. Я, дура малолетняя, молчала. Мать и не догадывалась. Зато теперь пусть только кто-нибудь хоть пальцем тронет, так отвечу, что не оклемается.
- Я так не смогу. Ты же меня знаешь.
- Наташка, добро должно быть с кулаками, - Ленка, моя столько пережившая Ленка, знала, что говорила.
Я слушала верную подругу, а душа разрывалась от жалости к ней. Мы же с детского сада вместе.
Ночью думала: «Вот бы и мой отчим, как Ленкин, исчез. Нет, живой и невредимый, только бы подальше от нас».

Через две недели после этого разговора приехал мой крёстный. С подарком на шестнадцатилетие. Пружинил лёгкий шаг, задорно смеялся: открыл своё кафе в соседнем городе. Предложил мне работать официанткой.
- На первых порах, -  сказал, - поработаешь так, а дальше и о карьерном росте подумаем.
- Такая красивая, стройная и умная девушка будет прекрасно смотреться на этой должности, - заверил он мать.
- А жить станешь у нас, - добавил, обращаясь ко мне. - Дочь поступила в московский институт, поэтому место есть. Но сначала тебе надо окончить школу.
 
Я просто обомлела от радости. Неужели буду свободной? Сейчас конец апреля, осталось всего два месяца. Не зря я пошла в школу с шести лет. Видимо, кто-то уже знал, как жизненно важно будет для меня быстрее получить аттестат.
«Потерпи, - приказала себе, - всего-то ничего».
И принялась считать дни.

- Наташка, - удивлялся сосед по парте Максим, - ты последнее время вся светишься. И улыбаешься часто. Что-то в тебе изменилось. Пошли сегодня вместе после школы.
Мы с Максимом подружились. Он оказался душевным парнем. Меня понимал с полуслова. Но про отчима я даже не заикалась. Стыдно и неприятно.

Страх и плохие предчувствия по-прежнему не оставляли меня. Поддержки ни от кого, кроме подруги, у меня не было. Иногда я делилась переживаниями с Оксаной, но она  не могла вмешиваться в чужую семью, раз моя мама не желала слушать её. Равно как и меня. На все мои убеждения мама смеялась, утверждая, что нужно мягче относиться к человеку.

- Ленка, а давай поищем в интернете что-нибудь про маньяков.
И нужную нам статью мы раскопали. Зато первая же строчка охладила пыл: «Маньяк часто ведёт двойную жизнь. Поэтому вычислить его практически невозможно. Даже для опытных специалистов».
- Вот и почитали, - безрадостно протянула я и отправилась на кухню.
Мы хотели приготовить винегрет.
- Ой, Наташка, смотри, – Ленка буквально завопила.
Завопила так, что я кинулась на звук её ненормального крика и уткнулась в то место статьи, где она держала палец: «Иногда маньяк может случайно выйти из образа, столкнувшись с раздражителем: долго и заливисто смеяться над упавшим ребёнком, пытаться догнать и пнуть ногой кошку, перебежавшую дорогу».
- А? Это уже что-то, - размышляла подруга.

Мы  молча обдумывали найденную информацию, нарезая лук, свёклу, картошку. Я боковым зрением увидела в дверном проёме кухни отчима и вскрикнула: он появился, как из-под земли, раскинув руки и обхватив косяк. Ленка  вздрогнула от моего голоса и сильно порезала указательный палец левой руки. Кровь так и брызнула.  Отчим наклонился, будто для помощи, но лишь раздулись крылья носа, вдыхающего запах крови. Сквозь смех он махал кистями рук, давая понять, что хочет и не может остановиться.
Мы с Ленкой прочитали в глазах друг друга одинаковый ужас.  Ужас!.. Это  не просто страх, а страх в кубе. Он парализует и тело, и мысли. Я отметила резко побелевшее лицо подруги, как будто вся кровь отхлынула от него. Колени у меня мелко и противно задрожали. У неё, видимо, тоже, потому что обе почти упали на круглые кухонные стульчики. Но я тут же поняла, что нельзя себя выдать. Нельзя показать, что мы вычислили маньяка.  Быстро засуетилась с аптечкой, обрабатывая рану трясущимися пальцами и стараясь закрывать спиной лицо Ленки, которая не могла справиться с собой.
Он с усилием оборвал смех. Однако не знал, как мы рылись в интернете, потому не обратил внимания на нашу реакцию.
От страха мы обе забыли, что делали на кухне. В висках билась одна мысль: «Выбраться отсюда. Поскорее убежать».

Ленкина тётя работала судебным криминалистом.
- Наташка, я такого натерпелась и так переволновалась за нас, что решила выведать у родственницы всю возможную информацию по разыскиваемым психам, маньякам, монстрам.
Всплыло  именно то, чего мы опасались.
Подруга прибежала и не сразу смогла рассказывать, а только ловила ртом воздух, как рыба, только что пойманная и выброшенная на берег.
- Два года назад, -  Ленка наконец-то взяла себя в руки, - в соседней области маньяк вырезал целую семью, в которой жил на правах отчима. Оглушал, убивал и насиловал. – подруга  сделала «пустой» глоток. – Больше того, по рассказам соседей составлен портрет. Это мужчина чуть старше сорока лет, с неброской внешностью... Ой, чем-то похоже на ваш случай... – от осенившей догадки глаза её увеличились до размеров футбольного мяча.
У меня стало как-то очень холодно в животе. Тысячи тонких ледяных иголок словно вонзились в тело. Стояла столбом и молчала.
- Надо идти в полицию, - вернул к действительности голос Ленки.

«Навру им, что еду на три дня в район. Типа, друг может помочь с работой, -придумал отчим. - Работой! Ха-ха. Обману, чтобы расслабились. Они нужны мне спокойные. Пора, хватит тянуть резину. Чувствую, что не могу больше сдерживаться, каждая жилочка в теле натянута до предела, ждёт праздника. Заслужил я праздника? А то!».

- Да-а, - протянула я, приходя в себя, - отчим уехал на три дня в район. Там, сказал, друг может помочь ему с работой. Три дня его не будет, вот счастье! Я пригласила к нам Максима. Хочу познакомить его с мамой. Я с ним отдыхаю душой, понимаешь? Вы у меня два светлых человека – ты и Максим. А уж потом непременно пойдём и заявим. И Максиму всё расскажу.

Но рассказать не пришлось. Не успела.

Мы втроём сидели на кухне, мама смешила нас, мы весело болтали. Такой лёгкости я давно не испытывала.  Тут послышался звук открываемой входной двери. О, нет! Только не это! Как он мог вернуться так рано? Но чуда не произошло: это был отчим. Рот нервно кривился, видя трёх счастливых  людей за спокойной беседой.  Ах, так вас трое, ещё и лучше.  Да вам хорошо!  Вот это не дело. Так не пойдёт. Хорошо должно быть мне.
Максим встал для приветствия. Он обрадовался  знакомству. Зато у меня застыла рука с куском сладкого пирога, испечённого для этой встречи. Я видела зловещее в улыбке маньяка. Он весь напрягся, в глазах проскальзывал металлический блеск наточенного ножа.  Скрыть это ему не удавалось.

Я же корила себя: «Как просчиталась! Ведь могла бы догадаться, что он обманул с тремя днями, чтобы притупить наши возможные подозрения. Откуда у него друзья? Ловко он перехитрил. Моя наивность может стоить нам троим жизни. Что делать? Что делать?».

«Почему на столе только чай? Давайте выпьем. Закусим», – отчим поставил на подоконник какой-то пакет.
Моё сердце то замирало, то отплясывало дикий танец.  Понимала, что присутствие людей зажигает маньяка, толкает на вызов.
Ясный стальной взгляд, уверенные действия прозвучали во мне звонком: «Всё свершится здесь и сейчас». Даже воздух стал твёрдым и липким. Таким липким, что не давал дышать. В горле словно застрял колосок: не выскакивает и не глотается.

- Наташка, что с тобой? – Максим ничего не понимал. – На тебе лица нет.
Мама встала, чтобы помочь, но отчим грубо отстранил её. Мама впервые посмотрела на любимого настороженными глазами. Отчим порылся в холодильнике и протянул руку к своему пакету.
 
Больше сидеть и ждать, когда он станет нас резать, как баранов, я не могла. От ненависти к мерзкому ублюдку, защищая друга, мать, поруганную почти ребёнком Ленку я почувствовала такую силу, которой вообще не может быть у человека. «Ты ничего с нами не сделаешь!» - с этой мыслью я вскочила, не помня себя, схватила тяжёлую хрустальную вазу, в которую поставила хризантемы Максима, резко развернулась и швырнула отчиму в голову. Удар пришёлся в висок. Брызнула кровь, он осел, лицо исказилось невероятной досадой, ноги дёрнулись. Из последних сил, не разжимая зубов, он прохрипел: «Как ты посмела-а-а...».

Желтые, разбросанные цветы заливались кровью, а  я видела цветы и кровь тёмно-серыми, как мои перемешанные мысли, обрывками скачущие в потрясённом  сознании. Из цветов выстраивались какие-то причудливые геометрические фигуры с красными точками в углах. Фигуры быстро изменялись, перестраивались, удлинялись и заполняли всё пространство.

«Вот и свобода», - здравая мысль протиснулась сквозь плотную массу уродливых фигур. Ещё запомнился крик мамы и руки Максима, подхватившие моё сползающее по стене тело. Всё остальное стёрлось из памяти, как информация с засвеченной фотоплёнки.

Маньяк выжил. На следствии сознался в двенадцати убийствах. Первый раз непреднамеренно убил в восемнадцать лет пожилого соседа по лестничной площадке и сбросил в люк канализации. Никто ничего не нашёл и не заподозрил. А он ощутил непреодолимую тягу к убийствам. Эта страсть оказалась сильнее его, она диктовала и требовала убивать. Снова и снова. Придумал практиковать роль отчима. Одинокие женщины охотно принимали его в свой дом. Был признан психопатической личностью с извращёнными половыми влечениями и вменяемым. Приговорён к пожизненному заключению.

P.S. мысли маньяка взяты из показаний на судебных заседаниях.