Вы когда-нибудь собирали хлопок?

Евгений Шейнман

              Есть в моей жизни понятие под названием «хлопок», о котором я вспоминаю со смешанным чувством. С одной стороны — это приключение. С другой стороны — ужас, степень которого я не смог оценить тогда, а сейчас у меня шевелятся волосы на голове от мысли, что могло случиться в том или ином случае.
              Когда я учился в институте (в  Украине), нас посылали собирать кукурузу. Как раз в то время    Никита Хрущов продвигал кукурузу куда только возможно и невозможно. Нам выдали большие гвозди, концы которых были расплющенны. С помощью такого нехитрого приспособления  мы вспарывали листья, освобождая початок кукурузы . Оценивали наш труд не по весу, а по «соткам», т.е. по количеству грядок. Таким образом, все стремились получить грядки с большими прогалинами: их можно было быстрее пройти.
            Судьба забросила меня в Среднюю Азию, в Ташкент, где я «задержался» ровно на 40 лет!Я работал в кузнечном цехе мастером, и ,буквально, через несколько недель  после того , как я приступил  к работе, мне сказали, что я должен буду поехать на сбор хлопка. Я  знал,что  сбор хлопка уже происходит на полях , и некоторые рабочие нашего цеха во главе с мастером Женей Ганусенко уже давно находятся, как говорится, «на хлопке».
             Повезли. Из окон автобуса я впервые увидел бескрайние хлопковые поля, белые и красивые (потом они не казались мне  таковыми). Поражала грандиозная ирригационная система — бетонные желоба (лотки) , наполненные водой и уходящие вдаль до горизонта. Произвели впечатление превосходные дороги с характерными разширениям и, как я понял,    использующиеся  также  для посадки самолетов.
             Привезли нас  в какой-то кишлак, выгрузили возле школы, куда мы и вселились. Мы внесли свои вещи , в том числе матрацы, которые мы привезли с собой , в просторный спортзал, постелили  их там: таким образом «забили» свои места. Как водится , собрали нехитрый стол из привезённой домашней еды и неспешно завели  беседу,  еще испытывая синдром туриста.
             На следующий день нас   подняли рано и раздали  так называемые фартуки - четырехугольные полотнища , примерно , метр на метр, с веревочками, которые повязывались  на пояснице. В  эти  фартуки и полагалось собирать хлопок. Наверное,  я был единственным новичком. Мы позавтракали   тем ,что было. Я не помню точно , чем мы потом питались впоследствие  утром перед сбором хлопка. Был чай, может быть  и хлеб с маслом?
           Итак, нас повели на хлопковое поле. Помня о своем «кукурузном»  прошлом, я быстренько выбрал себе грядку , самую «хиленькую», с большими прогалинами и небольшим количеством коробочек  хлопка. Я выщипывал из них  первые порции хлопка . Пока большинство сборщиков находилось примерно на середине грядок, я  уже закончил свою и победно посмотрел на всех. Увы, меня деликатно (все-таки я был  новичком, да еще и мастером, а мои рабочие собирали рядом) просветили, что хлопок сдают по весу , когда фартук заполнится, специальному учетчику ( чаще всего из наших же рядов, которому совхоз выдавал весы).
     О такой   должности мечтали все...  Итак, я начал провально :  сдал  хлопка меньше всех  в несколько раз! Мне было  не по себе (ведь я мастер и так опростоволосился!) . В неважном настроении дотянул до обеда. Обед привезли на поле (только первое, но с мясом). Растелили фартуки, поставили на них миски с едой и  начали трапезничать. Настроение  улучшилось. У меня есть дома фотография: мы ,полулежа, едим  с выражением довольства на лице...
               Я старался найти себе  грядку пополнее. Но что значит найти?! Остальные тоже не были дураками. Кто оказался проворнее, тот захватывал лучшую грядку. Да и хороших грядок было не так уж много... Была  еще одна особенность: вот прошли мы одно поле, переходим на другое... А через какое-то время на первом поле раскрываются новые коробочки, и вот, поле опять белеет. Нас переправляют  назад. Собирать  было уже труднее:  надо собирать остатки хлопка («ощипки»)  в прежних коробочках и  в новых. Приходилось на одно и то же поле возвращаться   несколько раз.
   Особенно тяжело было собирать хлопок , когда новых раскрытых коробочек уже не было , а оставались  одни ощипки. По-моему , именно такое поле мы получили в первый раз. И здесь я убедился, что требовалась    «квалификация», чтобы успешно собрать. Я видел, что лучшие сборщики нагибаются и … пошли - поехали ,не разгибаясь , автоматически работая руками. Я тоже пробовал так. Но через несколько минут спину начинало ломить, и я разгибался, потирая поясницу. Кроме того , руки не хотели работать быстро и автоматически.   
             В общем, в первый день к вечеру я не чуял спины, а  мой результат оказался достаточно низким по сравнению с другими. Настроение тоже было неважным.  Это настроение сохранялось  все последующие дни, так как результат был таким же: я собирал едва ли не хуже всех, и  это я - начальник (по цеху)многих работающих со мной. Насколько я помню , я собирал не более 20 кг. Другие собирали от 30 до 60 кг.  чистого  хлопка. (Не уверен в этих цифрах). Может быть мои читатели старшего возраста помнят  о девочке Мамлакат, которая  собирала фантастическое количество чистого хлопка, и сам  Сталин приветствовал ее.
              Вы заметили, что я все время подчеркиваю  - «чистый» хлопок. Это потому, что существует и другой вид сбора - «подбор». Я уже говорил, что  каждое поле приходилось «обрабатывать» по несколько раз, так как на каждом кусте раскрывались всё новые хлопковые коробочки. Наступало время , когда   на кустах не оставалось больше   раскрытых  или их было слишком мало, и собирать чистый хлопок было уже  нерационально. Вот тогда начиналось время подбора, когда собирали всё: ощипки, нераскрытые коробочки, и то ,что упало на землю. Все это сносили  на середину поля и сваливали на землю. Образовывалась гигантская куча  , и это называлось «хирман». Приезжала хлопкоочистительная машина и перерабатывала весь этот мусор  в относительно чистый хлопок.
               Естественно , подбора собирали больше, чем чистого хлопка, да и  вообще для его сбора   требовалось меньше «квалификации», чем при сборе чистого хлопка. Хорошие сборщики ухитрялись собирать более 100 кг подбора. У меня тоже увеличилось количество  сбора, так  что  уже не так бросалось в  глаза ,что меньше,чем у других - эдак килограммов 30 - 40.
              Во время сбора подбора открывалось широкое поле для мошенниченства:  в  фартук  с подбором  клали откровенный мусор, в общем, землю, да еще старались и намочить ее, чтобы потяжелее было.
               Второе : при подборе учетчик почти безнаказанно мог приписывать килограммы своим  друзьям ( а может ему и платили  ещё за это). Наиболее ушлые рано утром, еще до подъема, ходили к хирману, воровали хлопок (охраны там не было) и прятали его. Во время рабочего дня они подозрительно  долго отдыхали, и, время от времени, сдавали ворованный. 
               Всё это  выявлялось уже после переработки всего хирмана. Оказывалось, что выход чистого хлопка (то есть ,его вес  относительно веса ,сданного студентами ,был  необычно низок . Совхозное начальство ругало наше начальство,  а те - нас, но доказать ничего не могли (а может и не хотели ).
                Работая целый день на поле, особенно под палящим солнцем, начинаешь понимать, почему американцы вывозили из Африки негров в качестве рабов в основном для сбора хлопка.
               Зато вечера были наши. Мы отдыхали и спали на матрацах . Матрацы были тесно уложены друг подле друга. Тот, кто случайно оказывался возле меня, невольно становился  другом. Вспоминаю одного из моих случайных друзей. По-моему, он  был  блатным. Тем не менеее , вел  он себя со мной вполне пристойно. Каждый вечер мы сбрасывались ,и он где- то доставал бутылку водки. Вынимали  кружки и разливали водку. Кружка наполнялась до верху. Чокались, сначала отхлебывали, чтобы водка не переливалась через край, затем неторопливо выпивали сразу всю кружку.Наступало приятное расслабление, и начиналась «задушевная» беседа(несмотря на это я почти ничего  так и не узнал о моем «друге»).
               Много лет я совершенно не употребляю алкоголь: ни водки, ни вина, ни пива. Бывало, мои взрослые дочери подтрунивали по этому поводу. И тогда я с гордостью рассказывал, что я мог выпить полную кружку водки (наверное , дочери не верили, но притворно отдавали должное моему геройскому прошлому).
                Часто  после возлияний мы шли на «танцы». Они проходили в самом большом помещении. Оттаскивали в сторону матрацы, включали проигрыватель , и мы  лихо отплясывали в носках. В те времена ( в 60-е годы) активно осваивали западные танцы : чарльстон, твист, шейк. Так и встаёт передо мной мистическая картина : слабоосвещенная комната, матрацы, и мы - молодые люди, немножко принаряженные , вдохновенно танцуем.
                Естественно ,при таких условиях завязывались отношения. Некоторые начали ухаживать за сельскими красавицами. Оказалось, что это   было опасным:  ведь у этих красавиц  могли быть  местные ухажеры. Но куда им было против «городских»! Кончилось это так ,как можно было ожидать. Однажды целая толпа разъяренных парубков ворвалась в наше жилище во главе с парнем, который держал в руках топор: наверное, это был самый обиженный. Шутки шутками, но ситуация складывалась скверная. Помятуя, что я мастер, я решил, что мой долг выступить вперед. Не помню, что я им  говорил в некотором  беспамятстве : извинения, какие-то увещевания. В общем ,они поворчали и ушли.
          Обычно нашими бригадирами были наиболее авторитетные рабочие из разных цехов. По- моему, они хорошо освоили разные способы мошенничества. Так, наш бригадир в конце  хлопковой смены начал плакаться, что, мол, пропала вся учетная документация по хлопку, и над ним повис громадный долг. Он просил подписать все листы с нашими килограммами , причем, обещал  никого не обидеть  и написать большее количество килограммов, чем было в действительности (?). Мы расписались, хотя я не сомневался, что вся история была  выдумана, и с помощью этих  фиктивных документов  он получит реальные денежки, с кем -то еще и поделится.
             Осенью  (в этот период и проходит обычно  хлопковая кампания) бывают дожди и даже снег . Хлопок в такую погоду  мы не собирали, валялись на своих матрацах. Наступал критический момент, когда все бригады неожиданно поднимались  и без  официального разрешения уезжали домой.  Меня всегда мучил вопрос : каким образом достигалась одновременность этого стихийного побега? Сравнительно недалеко находилась  железная дорога , и мы со всеми вещами добирались до нее. Бывало,  когда погода портилась надолго, мы уезжали организованно на автобусах. Никаких последствий после стихийного побега не было. Вообще, день отъезда был одним из счастливых дней нашей жизни.
             Когда мы возвращались в Ташкент, куда-то исчезали  все хлопковые друзья, с которыми было выпито столько водки...
             Итак,  я собирал хлопок четыре года. Завершилась моя работа на  заводе. Следующий этап моей карьеры - преподаватель  института. Я приступил к работе  с 1 сентября ,и  вскоре студентов отправили на  сбор хлопка. Я надеялся, что меня, как новичка, оставят в институте, тем более я должен был готовиться к занятиям. Но не тут -то было. Вскоре меня предупредили, что 15 сентября  я должен  ехать на хлопок  в качестве руководителя хлопковой студенческой бригады.
             Ну что поделаешь?! Но хоть  собирать  не придется... Поехали на автобусе ( я и еще несколько преподавателей). Конечно ,я сильно волновался перед  встречей со студентами. К тому же еще в дороге я узнал , что нас везут к студентам экономического факультета. Вот так номер! Я знал, что на экономическом факультете учатся в основном девушки. Волнение усилилось (я  ещё не был женат). 
             Приехали. Нас встретил декан экономического факультета, весьма симпатичный человек.
 Первым делом он спросил, женат ли я. После отрицательного ответа  он стал серьезным. «У вас в бригаде будет порядка сотни   восемнадцатилетних девушек, все сплошь красавицы. Вы можете  выбрать одну девушку и встречаться с ней, но только с одной». Признаться я был огорошен таким оборотом дела и в некотором напряжении прибыл в месторасположение бригады. Она располагалась рядом со штабом экономического факультета, где находились преподаватели всех бригад , начальство факультета и доктора. Девушки жили в нескольких домиках.
      К сожалению, симпатяга - декан уехал, а ему на смену приехал замдекана, которого трудно было назвать симпатичным. Впрочем , и с ним ,и с другими  обитателями  центрального штаба факультета у меня сразу сложились превосходные отношения, особенно с нашими докторами. Меня представили бригаде. Девушки переглядывались и пересмеивались, я что-то им говорил, и настроение у меня было превосходным, ведь мне всего было 27 лет! На следующий день я повел девушек в поле, и начался сбор хлопка. Я старался им помочь, таскал их фартуки с хлопком. Они певучими голосами благодарили меня, задавали каверзные вопросы, на которые я остроумно(так я считал) отвечал.
             В общем, происходило   сближение меня и моих студентов. Вечером организовали танцы,  и обитатели центрального штаба начали настоятельно рекомендовать мне  пойти  на танцы. Я и пошел...
             Следуя указаниям симпатичного декана, я начал осматриваться и  присматриваться...  Увидел, что, откуда ни возмись, появились мальчики (все-таки на экономическом  факультете было немного ребят).  Были и с других факультетов, в том числе из моего родного механического. Не помню, то ли меня пригласила симпатичная девушка ,то ли я ее пригласил... С этого момента и  до конца хлопковой кампании она считалась «моей» девушкой. Даже приблизительно  помню ее фамилию: что-то вроде   Красникова или Красовская.. Наши отношения были совершенно дружескими.
      Я  начал захаживать в домик к девушкам каждый день .  Они  уже  называли  меня по имени: ведь я был не намного старше их. Но  я , тем не менее,  должен был заставлять  их работать:  ведь с меня спрашивали результат их работы на поле. Из уважения ко мне девушки старались изо всех сил. Это закончилось скандалом: однажды другие бригады устроили что-то вроде бунта. Я же , не зная этого, с прежней настойчивостью не позволял моим лениться. Бунтующим все сошло с рук, зато они немножко отдохнули . А мои   упрекнули меня , что ,мол, они напрасно старались , а могли бы, как и все остальные,отдохнуть.
             Когда закончилась хлопковая кампания , нас автобусами отправили  домой. Я попал в один автобус со «своей» девушкой, но оказалось, что к ней приехал ее парень. Они сидели рядышком, и он волком смотрел на меня. Но мне уже было не до них: захотелось, сами
догадаетесь  чего, после долгой ,без остановки , дороги ... Автобус не останавливался  четыре часа, так как шел в колонне, а  я ,буквально, корчился... На моем лице, по-видимому, отражались все мои  страдания и видно было, что «моя» , уже бывшая девушка, потеряла ко мне интерес.         Когда автобус, наконец , приехал к пункту назначения, я пулей вылетел из него, ни с  кем не прощаясь...
             И в заключении  рассказа  о  «моих»  девушках : по приезде у кого-то на квартире они устроили вечер и пригласили меня. Я принес полную сумку всего. Все хорошо повеселились, опять называли меня по имени. Мне все это  уже перестало нравиться ,   больше я с ними почти не сталкивался ( институт большой).
              Эта поездка на сбор  хлопка  оказалась для меня самой легкой  и интересной. В последующие годы было  сложнее... У меня больше никогда не было студентов экономического факультета, хотя и на нашем механическом факультете было тоже  немало девушек. Во время  хлопковой кампании их обычно  объединяли в одну бригаду.
              За долгие годы у меня  было несколько   таких бригад. Я был  весьма доволен :  с девушками  было легче работать, они  послушнее и дисциплинированнее , чем парни.
              Когда я работал с  бригадой   экономического факультета, мы располагались в многолюдном центре. Теперь же мы  располагались в бараке на 100 человек. Барак стоял в чистом поле, вернее, среди хлопковых полей, а вокруг - безлюдье. На всех студентов -  я один преподаватель ( иногда   с напарником). Тогда я не придавал этому особого значения( был молод), теперь же , задним числом, меня берет оторопь : как можно было  оставлять среди чистого поля сотню девушек с только одним преподавателем?!  На нас могли напасть кто  угодно (впоследствие к бригаде начали  прикреплять милиционера).
              Я стал избегать  панибратских отношений, хотя по-прежнему помогал им .  В общем, отношения были вполне хорошие, обращались они ко мне только по имени-отчеству. Никакой  девушки у меня, разумеется,  не было и не могло быть ,   так как вскоре  я женился  на чудесной девушке  того же возраста, что и мои студентки, но из  другого института (и слава Богу!).
        Однажды я встал утром и не смог открыть дверь своей преподавательской комнатки. Оказалось, что несколько девчонок ночью  не поленились, собрали всю обувь барака и эту огромную кучу подгребли к моей двери. В общем-то, надо было наказать их за это, я свел это к неудачной шутке...
               Не помню, как я все-таки их наказывал  за невыполнение нормы ( это требовалось руководством). По- моему, все сводилось к душеспасительным беседам. В этом случае я вызывал провинившихся   в комнату, которую они называли «Кремлем». Когда вызывал очередную «жертву», они так и кричали: « Светка, тебя вызывают в Кремль...»
               Бывали и неприятные моменты...  Так , однажды я увидел, что несколько девиц слишком долго отдыхают и не собирают хлопок... Я упрекнул их , на что одна из них вызывающе заявила: «А у меня ….» (Признаюсь, она употребила более определенное слово). Конечно ,такая проблема существовала. Девушки говорили, что они болеют. Мы им верили на слово, освобождали от работы  на этот день.    Насколько я помню, официального разрешения не было. Потом на каждую бригаду начали  прикреплять медицинского работника ( эту функцию выполняли старшекурсницы из мединститута, обычно они жили в преподавательской комнате) , который и давал освобождение (неофициально) от выхода в поле. 
              Чаще всего мне все-таки приходилось работать с  мужскими бригадами, и они сильно отличались от девичьих бригад. Надо было обладать твердой волей, каждый день  (в мужских бригадах обязательно было два преподавателя) мы вызывали в «Кремль» кучу проштравившихся  студентов и журили их. Бывали случаи, что они  огрызались... 
               Помню , в 1968 году, когда в Европе проходили студенческие волнения, разрасталось движение хиппи, один из таких студентов  туманно заметил  мне, что  со студентами  следовало бы  быть по-острожней. Я  решил никак не комментировать его замечание.
               Вообще, времена были нелёгкие. Начать с того,  что сроки  пребывания на хлопке все время увеличивались. Если раньше пребывание на хлопке  было не позже октябрьских праздников, то  потом  бывало  вывозили студентов  с полей   в конце декабря.   
               Постепенно усиливалось давление со стороны институтского и совхозного, также и районного начальства. Наведывался  к нам даже  председатель Совета министров Узбекистана (!). Говорили, что он спрашивал наше институтское начальство, гарантируют ли они ему безопасность.
               Часто мы собирали хлопок на полях, примыкавших к дороге. По этим дорогам  проезжало различное начальство. Видя студентов, они обязательно останавливались, подзывали меня и  всегда делали замечания: мол, студенты очень много сидят,  куда-то разбредаются, грядки после нашего сбора остаются грязными и т.д. и т.п. По натуре я человек впечатлительный. Эти замечания сильно портили мне настроение. Причем эти замечания и прямые угрозы были не на пустом месте:  запросто могли выгнать из института. Я старался выбирать поля, расположенные далеко от дороги, хотя не всегда это было возможно.
             Однажды я сильно и опасно «погорел», хотя повод  был довольно пустячным. Вышли мы из барака достаточно рано (в семь  часов  утра) . Пришли на поле, я  построил студентов  и стал проводить с ними «воспитательную» работу. Сейчас не помню, что я им говорил. И вдруг...недалеко от  нас остановились машины, оттуда вывалилась целая толпа районного и совхозного начальства. Я насторожился.  Они начали возмущаться : почему до сих пор  студенты не работают? И самое главное: назвали все это   саботажем - страшное слово по тем  временам. Меня спасло то, что студенты стояли в строю! Я начал объяснять, что это не было саботажем, что на самом деле  мы уже работаем,что проводился инструктаж (откуда у меня взялись эти слова?!) и воспитательная работа, и что я ,конечно,  несколько  затянул этот процесс. Слава Богу ,уехали, оставив меня в неведении насчет моей дальнейшей  судьбы.
               Возможно, кто-то посчитает, что я слишком  тревожился из-за пустяка.
    Но я мог запросто потерять работу. Вечером  меня вызвали в штаб института. Расспрашивали о встрече с начальством с сочувствием. Я   объяснил им  ситуацию. Уж не знаю, как меня отстаивали , но  оставили в покое. 
              Я уже упоминал, что  были годы, когда нас вывозили домой до октябрьских праздников. Обычно в это время погода была терпимой. Когда же  шел дождь,  студенты не работали.  Однако, времена менялись. Республиканское начальство брало все более высокие обязательства и все более  нереальные.      
            Начали продливать  пребывание на хлопке   и после   октябрьских праздников  ... В конце октября обычно начинались  дожди, а  даже выпадал  снег. Сначала во время непогоды нас, естественно, не трогали. Студенты и мы, преподаватели,  занимались кто чем хотел.
              Однако, по мере того, как становилось ясно, что никаких «повышенных обязательств» наша республика выполнить не в состоянии, все истеричнее звучали призывы республиканских  вождей  собирать до последней коробочки хлопка  в любую погоду. Началось сумашествие...
              Перед моими глазами стоит типичная картина: моросит дождь, под этим дождем стоят в строю студенты, плохо одетые, с хмурыми лицами. А под навесом(!)  напротив  стоим мы, преподаватели,  наш декан, профессор,  в общем, добрейший человек, и говорит то, чего требуют от него обстоятельства  : выходить в поле  в любую погоду... И  вот, следует команда декана : «Шагом марш!» Теперь и мы, преподаватели, вместе со студентами идём  под дождём в поле. В последнюю минуту подошел к нам один из руководителей нашего факультета и шепнул на ухо: «Найдите первое же укрытие и оставайтесь там пока не перестанет дождь». Не знаю, может это было негласным решением институтского начальства...
             Итак, мы идем под дождем и ищем укрытие в виде недостроенных коровников и т.п.       
В дальнейшем мы  так и делали, никого не спрашивая. 
              Вспоминается еще один мрачный эпизод. Мы приходим  с поля домой. Весь день моросил слабый дождик. При таком дождике мы не укрываемся: невозможно целый день простоять в укрытии,  и не всегда возможно найти это самое укрытие. Постепенно  начальство  всех уровней свирепеет, заставляет при такой  погоде выходить в поле и собирать хлопок. Итак, мы приходим домой, наша верхняя одежда тяжелая: отсырела за целый день. Только успели поужинать, зовут в центральный штаб института  на «совещание». Что делать ... Надеваем мокрые пальто и бредем. Мелкий дождик переходит в ливень. Промокаем окончательно и приходим в  штаб ( какое-то совхозное помещение). Комната слабо освещена, мы видим наших товарищей из других бригад, небритых, мокрых, все мрачно и безысходно. Выступает ректор, жалуется, что он, больной ,вынужден приезжать ,невзирая на   плохую погоду, Рассказывает , как важен хлопок для нашей республики, цитирует Леонида Ильича Брежнева, его знаменитое изречение «Экономика должна быть экономной»(!). Наконец, под аккомпанемент ливня командует всем разойтись и отдыхать (звучит издевательски), так как  завтра рабочий день.  Я в ужасе, да и другие тоже — ливень же! Не помню, как мы провели следующий день, во всяком случае под ливнем мы не работали.
               Вспоминается еще один день, вернее ночь.. Все преподаватели обитали в одной большой  комнате школы. Наши кровати стояли рядом,  вечерами мы вели задушевные беседы. Рядом с моей  кроватью  стояла кровать замдекана. Однажды   мы пришли с поля промокшие,  мечтая лишь об одном    :  переодеться , покушать и улечься спать. В середине ночи прибегает какой-то студент ,будит замдекана и в ужасе говорит , что такой-то студент стонет от головной боли. Из солидарности я  пошел вместе с замдеканом к этому студенту. Здесь кроется одна из наибольших опасностей для преподавателя. Врача с нами не было. Если студент жалуется на недомогание, то надо принимать решение: или ехать в больницу, что в наших условиях очень и очень непросто, или оставить все до утра. Ошибиться  - плохо в обоих случаях. Возиться среди ночи с поездкой — очень и очень сложно. Еще опаснее пропустить настоящую болезнь: можно здорово поплатиться.
              Итак, мы повозились со студентом, не помню уж , что с ним тогда  было, и вернулись в нашу комнату.Через некоторое  время  прибегает другой студент, опять будит замдекана и говорит, что обувь, которую студенты вечером поставили сушиться возле печки, дымится. Мы сами убрали обувь, не стали будить для этого  студентов.
              Вернулись к себе совершенно обессиленные. Наконец, третий эпизод за одну ночь. Опять прибежал студент, разбудил замдекана и закричал, что у нас пожар.Скажу честно, я был не в силах подняться и сделал вид, что крепко сплю. Бедному замдекану не оставалось ничего, как  опять подняться . Вернулся он вскоре, видимо, ничего опасного не случилось. Эту ночку я надолго запомнил ...
               Теперь насчет того, как может быть  очень опасно, когда студент жалуется на недомогание. Это имело  свое трагическое продолжение, но в другой бригаде.
Мы услышали, что в той бригаде умер студент. Мы не поверили.Утром мы встретили преподавателя  той бригады. Осторожно спросили:» Что случилось со  студентом?« С какой-то застывшей улыбкой он  ответил: «Временно живой».
                Потом мы узнали всю  трагическую историю. Ночью этому студенту стало плохо, не помню, был ли в этой бригаде медицинский работник (студентка - старшекурсница из мединститута). К счастью, было принято решение везти его в больницу. Как это было реализовано , я не знаю... Увы, студент умер от быстротечного ( «ураганного») воспаления легких. В то время, когда я спрашивал о нем  преподавателя  , его уже не было в живых... Почему он так ответил , не знаю, может быть в интересах собственной защиты.  Возможно, потому  что  все начальство факультета и даже института были , так сказать, «своими ребятами». 
               Вообще, чем хуже обстояли дела на хлопковых полях, тем больше , буквально ,зверели начальники, начиная от республиканских и заканчивая самыми мелкими. Пожалуй, только мы, непосредственно  связанные со студентами, сохраняли человеческое лицо. До того дошло, что студенты считались больными при температуре тела от тридцати восьми градусов  и выше. Представляете, студент с температурой, например,тридцать семь и девять  должен был выходить в поле и собирать хлопок... Конечно, бывало, что совершенно уставшие студенты притворялись больными, но здесь, считали мы ,лучше освободить от работы лукавого студента, чем отправить в поле больного.
                Вспоминается такой эпизод: приехал в наше расположение декан факультета и спросил, почему так много больных. Я пожал плечами, мол, что я мог поделать. Тогда он выстроил всех больных (и притворяющихся тоже ) в шеренгу и ,вышагивая перед шеренгой  с красным лицом (очевидно, выпил - об этом подробнее потом), размеренным голосом вещает: «Властью, данной мне ректором, я  объявляю здоровым  тебя, тебя и тебя, указывая на студентов, стоящих в шеренге. Марш в поле!» Не знаю, чем он руководствовался, может его опыт подсказывал, где больной, а где притворившийся. Он уехал, а я восстановил статус кво, т.е. оставил всех жалующихся на плохое самочуствие, в том числе, наверное, притворяющихся -  а вдруг человеку станет хуже...
             Но... не всегда все было так мрачно!  Особенно веселые минуты выпадали на долю преподавателей, бригады которых  располагались при центральном штабе факультета.Скучнее  было в отдаленных бригадах, где томились один - два преподавателя. Я бывал и там, и там,  и были веселые минуты...
             Инструментом, помогающим достичь  такого состояния , был банальный алкоголь... Все преподаватели получали как бы зарплату ( смешные деньги )за хлопок (наша институтская зарплата оставалась за нами). Этих денег я никогда не видел, так как все они тратились на алкоголь - ежедневный. Помню, все спорили о том , сколько бутылок надо было  купить. Все сходились на двенадцати, я же требовал, что бы купили только десять ( это, конечно, относилось к бригадам при центральном штабе, и за вечерний стол садилось десяток преподавателей). Лично я пил ,по сравнению с другими , мало и даже говорили, что я являлся неким сдерживающим фактором и даже создавал более приемлемую   атмосферу в коллективе.
             Был забавный случай.  В нашем коллективе был  один преподаватель , который славился умением вкусно готовить. Мы шутливо попросили его приготовить нам  какое-нибудь экзотическое блюдо.  И вот, однажды этот преподаватель  торжественно вносит дымящуюся кастрюлю, почему-то   покрытую марлей, что придавало ей какой-то зловещий вид.
  Он объявил, что он исполнил нашу просьбу и вместе со студентами приготовил то, что мы просили. Мы  были в оцепенении: он не сказал какое блюдо и из чего приготовленно. Приготовили двойные порции водки. Сняли марлю. Смотрим: в кастрюле что-то вроде супа и куски мяса. Выпили водку, зажмурились... Потом я не помню, ел ли я это мясо или нет (скорее нет), ели ли другие (скорее да). Наш преподаватель  очень смеялся, а потом объявил, что это был обычный борщ из  говяжьего  мяса.
              Помню еще  один забавный случай. У нашего совхозного бригадира родился сын. Он  позвал на плов   наших преподавателей (тех, кто работал с  его бригадой ). Мы долго в темноте искали  полевую землянку. Нашли. В землянке громоздились  ящики с коньяком.Мы захотели вымыть руки, но воды  нигде не было. И что вы думаете? Бригадир, не долго думая, открыл  бутылку  коньяка и стал поливать  на наши руки... Конечно, душа болела: такой напиток пропадает...! И все-таки ,мы вымыли руки этим драгоценным напитком......
               Отдельно о плове - это одна из радостей жития на хлопке. Правильно приготовленный узбекский плов -  это поистине царская еда. Раз в неделю  студенты, работающие на кухне, варили плов (только парни!). Это непростой процесс, учитывая, что варили на всю бригаду, т.е. более сотни порций. За дело брались  самые квалифицированные студенты - узбеки. Варился плов в трех огромных котлах. Студенты очень волновались: легко можно было испортить плов, т. е. превратить его в просто кашу (шавлю),  а это  был бы  позор для этих студентов... 
              Иногда нас, преподавателей , приглашали на плов совхозные бригадиры. Однажды  мы ели такой необыкновенно вкусный плов, что я не мог оторваться  , пока не почувствовал , что еще одна ложка плова  - и я лопну... Всю жизнь я вспоминаю этот  плов, вкуснее которого  я так никогда и не пробовал.
                Вспоминаю еще один веселый случай из жизни преподавателей на хлопке. Центральный штаб факультета квартировался в сельской школе. Здесь же квартировалось большинство студенческих бригад и, следовательно, большая часть преподавателей, во главе с деканом - академиком, доктором наук, профессором. Это был весьма общительный человек, не дурак выпить. Бывало, он сам организовывал так называемые «пирожки». Это означало  , что в  собранный хлопок , который  перегружали  с хирмана на  большую тележку  для сдачи на приемный пункт,  аккуратно грузили  землю , и вес сбора существенно увеличивался.А что еще было делать? Нас ругали за малый сбор, а где же взять хлопок  под дождем, в грязи на пустых полях?
              Так вот, однажды, все хорошо набрались (кроме меня), но не опъянели, а развеселились. И вот, примерно , в два часа ночи, мы высыпали во двор школы, посередине которого  возвышалось подобие  трибуны. Наш академик  встал  за трибуну, а  остальные преподаватели построились в небольшую колону. Академик начал выкрикивать лозунги, а мы маршировали мимо, отвечая на них  криками «Ура!». И это было  в два часа ночи! Несомненно, многие студенты это слышали (наверное, мы их разбудили) и с любопытством выглядывали из своих окон ...  К их чести надо сказать, что никто из них нас не «заложил», а мог бы быть грандиозный скандал.
              Читая строки о «радостях» хлопковой жизни, читатель может подумать, что вся наша хлопковая кампания  была  не так уж страшна...
               Когда  была хорошая погода,  работали до изнеможения (студенты), а мы  их подгоняли. И уставали тоже, так что было не до веселья (хотя по-прежнему выпивали). Но когда случалась непогода: дождь и даже снег, все занимались тем, чем хотели.
               Но и в это время высокое начальство требовало от нас высокого сбора хлопка! Помню короткий разговор с главным агрономом совхоза. Мы прекрасно понимали, что после дождя  требуется время ,чтобы поле высохло, иначе собранный хлопок мог просто сгнить. Правда, существовали устройства для сушки  хлопка, но  их было мало, и большой погоды они не делали.Так вот , после дождя начальство заставляло нас  выходить на поле. Я спросил главного агронома:»Разве можно собирать хлопок сразу  после дождя?» И он произнес знаменитую фразу: «Вообще-то нельзя, но по приказу можно(!)».
               Особенно тяжело было, когда выпадал снег. Тяжело приходилось  тем бригадам, которые жили в недостроенных бетонных коробках, наверное, предназначенных для коровников. По существу, они жили на «свежем» воздухе. Чтобы спастись от холода, топили  печки соляркой. Каждую ночь они могли угореть. Начальство смекнуло , чем оно рискует, и по тревоге подняли какую-то воинскую часть, которая в спешном порядке привезла и установила большие палатки с отоплением. И самое непредвиденное : студенты почему-то наотрез отказались туда перехолить и остались жить среди ледяного железобетона.
             Начальство и в снег,и в холод  заставляло выводить студентов в поле. Зная, что  за целый день на снегу обувь промокнет, я  находил тихое место ,утаптывал своебразную полянку, и старался не сходить с нее. Где находились в это время мои студенты и как они устраивались, я имел самое смутное представление. Апофеозом этой снежной истории явилось 10 ноября 1982 года. Люди моего поколения знают, что в этот день умер Леонид Ильич Брежнев. И тут начальство (уж не знаю какого уровня) приказало, в знак проявления лояльности, вывести людей  в поле. Более  бредовой идеи нельзя было придумать. На полях лежал глубокий снег, хлопковые кусты стояли засыпанные снегом. Что было делать? Я пошел к своим студентам и бросил клич: «Кто меня уважает, пойдемте со мной в поле! Собралось человек 40, мы оделись во все самое теплое, что у нас было, и  пошли на поле. Конечно, ни о каком сборе не могло быть и речи, поэтому мы выбрали хорошее место и сфотографировались. Я же перед всем строем растроганно поблагодарил студентов, обещал  не забыть их и всячески им помогать.
            В моем  фотоальбоме есть это фото, одно из самых дорогих. Фантастический пейзаж: бескрайнее снежное поле,  хлопковые кусты, покрытые снегом, как миниатюрные елочки,  и толпа кутающихся в теплое людей. Я иногда его рассматриваю и  каюсь, что не все свои обещания   выполнил : многих  из них забыл ... 
              Подвожу итоги. Четыре года я собирал хлопок собственными руками и более двадцати лет ездил   на хлопок в качестве руководителя студенческих бригад.
              Республика брала нереальные обязательства, что привело к грандиозным припискам сверху донизу. Например, когда сбор хлопка фактически прекратился из-за непогоды и истощения хлопковых полей, республиканские СМИ продолжали упрямо информировать, что собрано  0,25%, и так одно и то же каждый день.
               Дошло до того, что  республиканское начальство перестало спрашивать не сколько собрали хлопка, а сколько  вывезли  людей из учреждений на хлопок, тем самым отбояривались от союзного начальства - вот ,мол , всех выгнали на сбор хлопка, но вот погода...
              Могут спросить, а как же хлопкоуборочные машины? Они были, но не в достаточном количестве и, главное, малоэффективны: оставляли много хлопка на полях.
              Было написано множество диссертаций по хлопкоуборочным машинам, особенно по главному рабочему инструменту машины — шпинделям, с помощью которых непосредственно извлекали хлопок из коробочек. Шпиндели были вертикальными. Однако намного позже выяснилось, что в Израиле применяют горизонтальные шпиндели, которые были  более эффективными. Высшее республиканское начальство, которое воочию это увидело в самом Израиле, приказало немедленно перейти на конструирование машин с горизонтальными шпинделями. Легко сказать: все специалисты были «вертикальщиками», для десятков людей это оказалось просто трагедией, у них уже были готовые, но еще незащищенные диссертации. Началось движение «горизонтальщиков»...
               Все это  было очень и очень давно... Как сейчас, я не знаю.
               А я вспоминаю  одни из  самых радостных моментов своей жизни : когда нас вывозили с хлопка домой. Вспоминаю радостные сборы и непременную завершающую точку хлопковой компании : сжигание деревянного туалета,  построенного самими же  студентами. Каждая студенческая бригада считала своим  долгом сделать это. И совхозное ,и наше институтское начальство знали об этой   традиции. Они  приходили  , говорили нам, руководителям этих бригад, об ответственности, грозили милицией. Мы сами ,буквально, сторожили туалеты, и все равно   в последний день  , каким-то непостиживым образом, туалеты начинали пылать.
              Вот такие у меня воспоминания о довольно большом периоде жизни под названием «хлопок» (см. начало) , заключением которого явились  пылающие туалеты  среди бескрайних хлопковых просторов...