Тонкая красная линия

         Когда-то гениальный Джеймс Джонс увидел, что войну от безумия отделяет лишь тонкая красная линия. Но точкой отсчета он взял войну. Для меня точкой отсчета в этой системе стало безумие.
         Безумие тысяч вооруженных людей на бронетехнике в масках и без погон, без имен, без званий. Только прозвище им придумали сразу — зеленые человечки. Про которых никто точно не знал, откуда они взялись и кто они такие.
         Безумие с арестами и задержанием наших друзей только за то что приходили с букетами желтых и синих цветов к памятнику великому Кобзарю в Симферополе в день его рождения и в день Независимости Украины, страны, где они родились, которую  любили и прожили в ней всю свою жизнь.
         Безумие «возвращения» людей в страну, в которой они никогда не жили, а многие, если не большинство и не были то никогда. Даже в гостях.
             Безумие опутанного колючей проволокой и усеянного минами Перекопа.
Круглосуточные потоки ненависти, лжи, оскорблений людей только за то что у них есть родина и они не готовы от нее отказаться.
             И оказалось что и безумие от войны тоже отделяет лишь тонкая красная линия. Если брать точкой отсчета безумие. В том и гениальность Джеймса что правило это оказалось универсальным. В любой точке системы и с обеих сторон.
             Эта тонкая красная линия как выражение  родилось именно здесь, в Крыму. В Балаклавском сражении Крымской войны. Издалека так смотрелась цепь шотландских стрелков в их красивых красных мундирах. И только вблизи было видно что это цепь человеческих судеб.
            Так и сейчас. Эта красная линия состоит из  капелек крови. Но это тоже видно только вблизи.
            Нам просто сломали здесь жизнь. В чем-то  все разломы похожи. Их края поначалу всегда пористые и неровные и сколько бы ни было пролито крови и слез они впитают их все. Но так бывает только поначалу. Пока все события еще дымятся, а из свежей горячей крови выдувает пар холодный и безразличный ветер истории. Часто мы называем солью таких событий именно то, что кажется нам в них самым главным. То, что останется в «сухом остатке». Так же как в крови и слезах. Ветер времени высушит их, вода испарится и останется  эта самая соль. Она постепенно заполнит все поры, загладит все неровности, и капли незаметно начнут оставлять на разломе следы. Поначалу совсем небольшие едва заметные пятнышки. Со временем на их месте начнут появляться маленькие брызги, которые постепенно станут не исчезать, а опять собираться в красивые, круглые с забавным хвостиком капли и стекать по уже совершенно гладкой отполированной ими поверхности вниз.
             То место, куда они будут стекаться принято называть чашей терпения. Люди издавна заметили за этой чашей две ее главных особенности.
             Она всегда когда-нибудь переполняется. Всегда.
             Никто не знает, какая из капель будет последней.
             Не нужно потом удивляться ярости потока вырывающегося из этой переполненной чаши. Тонкая красная линия рвется и тогда этот поток уже не слышит ничьих жалоб и стонов. Так ведет себя любая сила накапливающаяся долго, а освобождающаяся в один миг. Эта сила неудержима и потому часто безжалостна. Ведь чаще всего эта чаша и наполнена слезами несбывшихся надежд и искалеченных несправедливостью судеб.
             Когда-то давно, мама рассказывала мне что у них в селе, за Уралом, где она выросла был один странный такой мужичок по имени Тимофей. Странность  состояла в том, что он предпочитал никого не слышать, когда это было ему удобно. А когда  совсем уже было некуда деваться  он предпочитал делать вид что хоть и слышит, но ничего не понимает. Не то чтобы он был совсем глухой и совсем уже глупый. Просто ему так удобнее было жить. А учудить он иногда мог вообще все что угодно. Сейчас это  назвали бы защитой национальных интересов в эпоху решительного вставания с колен. Но тогда в Сибири, в деревне мужики называли это проще. Натуральным скотством. И периодически били этого самого Тимофея чем-то тяжелым по голове и часто наотмашь. Ну, чтобы хоть как-то привести его в чувство и объяснить ему, что делать так больше нельзя. По-другому он, к сожалению, просто не понимал.
            Теперь я все чаще прихожу к выводу, что может они там переродились давно все. Победил таки Тимофей. Или мама просто берегла мои чувства и так и было всегда, а Тимофей это просто такой  собирательный образ моих соплеменников.
            Если честно, глядя на это все я просто даже не знаю что думать. Зато точно знаю что нужно делать. И другого способа как привести этих людей в чувство и заставить их хоть кого-то слышать вокруг себя я просто уже и не вижу.


Рецензии