Как на духу

  «Честность - она хороша, спору нет. Сколько приятных бонусов можно при желании обнаружить в жизни честного человека. Во- первых, ему практически нечего волноваться, что под утро, в самую сладкую фазу сна,  у него над ухом вдруг раздастся настойчивый стук в дверь, сопровождающийся не менее требовательным возгласом – «Откройте полиция». А еще честному человеку не приходится голову напрягать, как обосновать жене запах «Пуазона», исходящий от его любимой сорочки. Это, во-вторых. Да и на Страшном суде такому оправдаться будет значительно легче. Черт, это все что-ли? Маловато как-то на круг выходит. Кажется, я в своей жизни поставил не на ту лошадь.» -
 Столь грустное раздумье накатило на Иннокентия Петровича Лукина после того, когда его дражайшая половина, уставшая подставлять зеркалу свои спелые грани, промяукала: «Как полагаешь, милый, ладно ли сидит на мне это вечернее платье?»
- «Вот это молодежное со стразами? Точно змеиная кожа облегающее чересчур щедрые выпуклости? C открытой на четверть спиной? Хорошо конечно... сидело бы...лет десять тому назад,» - Он кисло улыбнулся, вспомнив ее упругий, выточенный словно из слоновой кости, стан, приятные на ощупь изгибы загорелого тела. - «Но сейчас… Как ты ни втягивай живот, ни высовывай язык, до одури крутясь перед зеркалом, сорок пять - это сорок пять. Расплылась ты ягодка изрядно, раскисла, что в боках, что в подмышках.»
- Как на корове седло, примерно,– чуть было не сорвалось у него с языка, но Иннокентий Петрович вовремя осекся. Сказать жене сейчас правду, означало бы для него, как минимум еще полчаса, изнывая от духоты, преть рядом с ней у гардероба в своем новом, неразношенном костюме и стиснувшей горло бабочке. А душа его тем временем страстно рвалась к аперитиву, который поди уже вовсю раздают у Паратова.
Да уж, после десяти лет безупречной службы Лукин дотянулся наконец–то до своего счастливого билета и оказался в ближайшем окружении самого главного босса Корпорации. Настолько ближнем, что даже получил приглашение на ужин в его загородной резиденции, который Антон Павлович Паратов давал «для своих» по случаю успешного окончания финансового года.
- Ты в нем прекрасна, как никогда, дорогая, - нехотя процедил Иннокентий, поцеловав супругу в запылавшую от удовольствия щечку.
   Приглашенного народа на ассамблее набралось не так чтобы много, где-то десятка полтора – два знакомых и не очень чинов из учреждения, где служит Лукин.  Почти все пришли со вторыми половинами. Сейчас здесь в полумраке небольшого зала, освещаемого настоящими восковыми свечами, царят лень и безмятежность. Откуда-то из-за колоннады доносится живая музыка. Это зажигают скрипка и виолончель. С чувством, надо сказать, играют. Мужчины, в новых смокингах, важно, словно пингвины, раскланиваются и вытягивают шеи в поисках силуэта Антона Павловича. Чуть поодаль, вонзив друг в друга ревностные взгляды, прохлаждаются с бокалами шампанского их жены, все поголовно в декольтированных узких вечерних платьях, богато усыпанных стразами. В накинутых на оголенные плечи, пушистых боа они напоминают розовых фламинго.
   На фоне этого птичьего базара задерживает на себе взгляд щеголеватый долговязый шатен с узким лицом и рыскающим взором. Раскачиваясь в разные стороны на своих длинных ногах, он энергично описывает круги по гостиной зале, останавливаясь лишь с тем, чтобы поведать попавшемуся на пути коллеге пару анекдотов или отпустить пару комплиментов в адрес скучающей женской аудитории. При этом при всем ему удается в нужный момент поднести шефу очередной бокал с аперитивом, ну и про себя конечно не забыть. Коль скоро мы избрали себе в помощь для художественного описания публики орнитологическую тему, то применительно к этому персонажу уместнее всего подошло бы сравнение с цаплей или болотной выпью. Как же его звать- то? Вроде Никаноров …Иван Осипович. Точно. Кажется, он начальник какого- то отдела, То ли Отдела переводов, то ли по хозяйственной…
    Наконец музыка замолчала, и гости с приглашения хозяина расположились за несколькими столиками, установленными под цитрусовыми деревьями, что раскинулись в кадках внутри большой стеклянной веранды, именуемой в великосветских домах зимним садом. Первым слово взял вездесущий и резвый донельзя Никаноров:
- …Можно бесконечно долго распространяться о неисчислимых талантах уважаемого Антона Павловича. Но что проку, если я скажу хоть тысячу слов о трудолюбии, о железной хватке, о верной руке нашего кормчего. Все равно это не отразит даже в малой степени того, насколько он всем нам дорог, насколько он необходим своей работе. Поэтому буду прост и краток- давайте выпьем за его гений, который и в следующим году поведет нас покорять новые производственные вершины…
Потом понемногу стали подтягиваться остальные, они брали микрофон и провозглашали тосты не особо стесняясь повториться. Пили в основном за гений Антона Павловича, за его креатив, за рассудительность и прозорливость, ну и само собой за многия-многия лета под его чутким руководством.
   Наконец, дав всем желающим выговориться, уже изрядно накирявшийся и разомлевший босс, кряхтя поднялся с места, и тяжело выдохнул:
- Вот я, друзья, сижу тут, понимаешь, слушаю и жду.   Жду все, что кто-нибудь из вас встанет сейчас и произнесет: «При всей, мол, твоей гениальности, Антон Павлович, не везде и не во всем ты прав бываешь. Там вон, смотри, недоглядел, здесь,  не обессудь, недоработал…». Вы же мне только елей через край льете, да дифирамбы распеваете. А надо ли оно ? -
   На какое-то время в зале стало тихо так, что можно было услышать муху, утопавшую в кисло сладком соусе. Насладившись в полной мере замешательством среди гостей, оратор, наконец, самодовольно пояснил.
  - Нет, мне-то , конечно, оно может отчасти и приятно. Но ежели подумать, какая с того польза для дела будет?  Вооот!  Для дела, понимаешь, за которое  мы все радеть тут должны, речи эти ваши, что зайцу патронташ. Ох, знали бы вы, как руководителю моего уровня критики взвешенной не достает. Некому подсказать, некому поправить.  От вас- льстецов разве  чего дождешься?  Ох, трудно нынче стало сыскать прямодушного и при том способного человека...
  Антон Павлович  медленно окинул суровым взглядом разом поникшее  общество, словно подался в поиски такой незаурядной личности. Неожиданно взгляд его потеплел. - Впрочем, есть и посреди вас такие люди. Взять вот  к примеру Иннокентия Петровича. Честен, открыт,  умен изрядно. Да и опыта ему не занимать. Между прочим, днями вакансия моего второго заместителя открывается. И на этой должности я вижу именно такого мужа, как он – грамотного, принципиального и прямого.
   На этом месте публика словно по команде повернула головы в сторону нашего героя, который одновременно почувствовал на себе прожигающий взгляд более двух десятков пар глаз. Правда смотрели на него они по- разному. Кто с интересом, кто с удивлением, кто с завистью, а кто и с легким подобострастием. Пожалуй, только один Никаноров, стиснув зубы, уставился в свою пустую тарелку. Но равнодушных, впрочем, не было.
А тем временем большой босс продолжал, нежно глядя на остолбеневшего Иннокентия.
- Скажите уж, теперь вы что-нибудь нам, голубчик. Только, чур, честно, как на духу. Не исключено, что не все уж так ладно в датском королевстве. Возможно имеются и в нашем стиле руководства, какие- никакие недостатки? На кого, как не на вас уповать мне- старику остается.
Заметив замешательство, мелькнувшее  у Лукина  в глазах, Паратов ободряюще и тепло кивнул ему:
- Не переживайте, любезный. Здесь все свои. Здесь можно. И постучав вилкой по салатнице, торжественно провозгласил. - Внимаем Иннокентию Петровичу. После чего смиренно сложил руки на своем животе и превратился в слух.
    - Ну что ж извольте, - начал дозволенные речи Лукин, раскрасневшийся от неожиданного высокого признания и оказанного доверия, - Вы, Антон Павлович, крепкий хозяйственник, спору нет, настоящий профессионал своего дела. Но также мне очевидно, что вы человек старой формации. Которая, уж  так вышло, в массе своей консервативна и отказывается воспринимать передовые технологии. Взять хотя бы компьютерные инновации. Все вокруг говорят, что за искусственным интеллектом будущее. Только где у нас они, эти современные автоматизированные рабочие места, эти электронные системы производственного учета? Мы и сегодня-то cо своими «калькуляторами» категорически уступаем конкурентам по этому показателю. А  завтра что? Cтагнация, упадок, свалка истории?
   По мере того, как Лукин резал правду- матку, крупное лицо шефа все больше покрывалось свинцовыми тучами. Под глазами у него появились сырые пятна. То ли это слезы от напряжения выступили, то ли градины пота со лба скатились. В какой-то момент нижняя челюсть хозяина застолья и вовсе упала ему на грудь. Видя такие нелицеприятные метаморфозы с сановным лицом, честная компания перестала даже дышать и замерла в ожидании непредсказуемой развязки.
Но Лукин, казалось, этого не замечал. Его увлекающаяся, искренняя натура бросала на алтарь всесожжения богини Моат все новый и новый хворост.
- Я бы хотел искренне посоветовать вам , Антон Павлович, перестать уже мыслить по инерции и выйти наконец за плоскость, двухмерных стереотипов и устаревших представлений….
    - Нет это не честность, это даже не критика, это уже прямо оскорбление какое-то, - послышалось вдруг из-за кадки с апельсинами. Голос, что перебил оратора принадлежал Никанорову, который в возмущении аж привстал со своего места. – Это у кого еще инертный ум? Да у Антона Павловича, к вашему сведению, такой…такой ум. Очень умный ум, в общем. И с калькуляторами мы, как видите успешно год отработали, будет надо и со счетами всех порвем. А коли некоторым так не нравится стиль управления нашего уважаемого шефа, то может им тогда стоит у конкурентов счастья поискать, которых они тут так искренне превозносят. Постараемся не расплакаться. Знаете, господа, вы как хотите, а я такую честность категорически не приемлю. Хоть режьте.
- И я, и я не приемлю, - поспешно раздались отовсюду голоса.
Лицо Паратова немного порозовело. Челюсть встала на свое штатное место.
    Устремив на Лукина колючий и торжествующий взгляд, он, приподняв плечи, развел в стороны руками, как бы ему этим жестом демонстрируя: «Я, сам-то, может и принял бы твою критику, уважаемый, да вот только видишь сколько народа вокруг с тобой не согласны? Что поделать. Коллектив-то он всегда, поболе прав, чем индивид будет. А еще Иннокентий прочитал в его глазах приговор - «Может ты, конечно, и честный человек, Лукин, да вот только, как специалист, я погляжу, так себе».
В тот вечер Иннокентий Петрович с горя надрызгался до чертиков: «Ну что, правдоруб, довыступался, размечтался уж поди, как в кресло зама запрыгнешь? Решил, что в кои–то веки честность и прямота дивиденды тебе принесут? Неужели ты еще не понял на пятом-то десятке, что никому эта правда даром не нужна. Неликвидный она товар, бросовый, хотя на словах вроде, как и ценят ее везде...»
Уже по дороге домой, в такси, он все-таки не удержался и бросил жене: «Если хочешь знать, то в платье своем вечернем ты, как колбаса смотришься … любительская», после чего с чистой совестью захрапел.
    Не знаю, стоит ли после всего говорить, что это был первый и единственный случай, когда неблагоразумный Лукин оказался в столь теплом и узком кругу. Больше его на подобные мероприятия, как вы уже наверно поняли, не приглашали. Да и с Антоном Павловичем-то он  уже давно  перестал видеться. Даже по работе. Теперь по всем служебным вопросам  Лукин ходит к его новому заместителю – Ивану Осиповичу Никанорову.