Глава 1. Утрата представления о том, что творилось

Утрата представления о том, что творилось в армии

Ликвидация Охранных отделений

Февраль 1917 года стал результатом деятельности тех, кто вместо самодержавного монарха хотел видеть либо премьер-министра при конституционном монархе, либо диктатора при монархе декоративном, либо президента без какого бы то ни было монарха вовсе.
Армия жаждала диктатора.
Начиная разговор о роли армии в развале исторической России, необходимо, на наш взгляд, коснуться обстоятельств, которые позволили армии из стража веры, царя и Отечества выродится в инструмент разрушения.
Хорошо известны слова будущего председателя Третьей Думы Гучкова, высказавшего следующую мысль: «Революция 1905 года не удалась потому, что войско было за государя. В случае наступления новой революции необходимо, чтобы войско было на нашей стороне. Поэтому я занимаюсь исключительно военными вопросами, желая, чтобы, в случае нужды, войско поддержало более нас, нежели Царский Дом».
Для достижения этой цели вначале была запущена информационная кампания, навязавшая обществу миф о «слабом государе, пребывающем в плену у немцев и Распутина». Затем была разрушена система государственной безопасности, вследствие чего генералы, оставаясь искренними патриотами России, от всей души желали смещения «слабого государя» и замены такового на диктатора, способного спасти Родину от немецких шпионов, свивших гнездо в самом сердце государства. Следствием разрушения этой системы стало то, что государь утратил связь с армией, а армия подпала под влияние заговорщиков в погонах.

***
«Изменение внутриполитической ситуации в государстве привело к тому, что широкие слои общества, а также многие сановники считали необходимым покончить с «чрезвычайщиной» послереволюционных лет, наиболее ярким проявлением которой была деятельность политической полиции». [1]
В декабре 1912 года новым министром внутренних дел становится черниговский губернатор Н. А. Маклаков (при этом он был противоположностью своему родному брату, известному масону В. А. Маклакову).
«При нём в 1913 году пост товарища [заместителя] министра внутренних дел получает масон В. Ф. Джунковский начавший свою карьеру при Великом Князе Сергее Александровиче и сумевший вкрасться в доверие к его жене, родной сестре царицы великой княгине Елизавете Фёдоровне». [2]
Владимир Федорович Джунковский (1865–1938) по своему происхождению «принадлежал к старинному, давно обрусевшему польскому дворянскому роду, корни которого восходят к легендарному монгольскому князю Мурзе-хану Джунку. Представители этого рода верно служили русским царям, занимая крупные государственные посты. Так, например, дед Владимира Федоровича, С. С. Джунковский, с 1811 по 1839 г. был директором Хозяйственного департамента Министерства внутренних дел, секретарем Вольного экономического общества, редактором многих издаваемых ВЭО трудов. При нём род Джунковских был включён в родословную дворянскую книгу Полтавской губернии с пожалованием герба, на котором значился девиз: «Deo et proximo» («Богу и ближнему»)». [3]
«В. Ф. Джунковский был очень популярен в общественных кругах и всеми силами стремился эту популярность поддерживать. Бывший преображенец, затем адъютант у великого князя Сергея Александровича по должности московского генерал-губернатора, затем неожиданно московский вице-губернатор, а затем и губернатор.
Связи у него в «сферах» были громадные, и он легко и бестрепетно поднимался по высшим ступеням административной лестницы, закончив свою административную карьеру в должности товарища министра, заведующего полицией и командира Отдельного корпуса жандармов.
«Это был, в общем, если можно выразиться кратко, но выразительно, круглый и полированный дурень, но дурень чванливый, падкий на лесть и абсолютно бездарный человек». [4]
Такими нелестными эпитетами наделил блестящего офицера начальник Московского охранного отделения полковник Мартынов Александр Павлович (1875–1951).
«Новый скачок в карьере В. Ф. Джунковского был связан с блестяще проведённым им приёмом императора Николая II во время юбилейных торжеств, связанных с празднованием в Москве в 1912 г. 100-летнего юбилея Бородинского сражения.
В 1913 г. В. Ф. Джунковский был отозван в Петербург с назначением товарищем министра внутренних дел и командиром Отдельного корпуса жандармов. В его распоряжении теперь находилась вся государственная полиция царской России. И первой задачей нового командира Отдельного корпуса жандармов было обеспечить охрану царской семьи во время путешествия ее по старым русским городам в дни 300-летнего юбилея Дома Романовых.
Новая должность стала началом конца карьеры В. Ф. Джунковского». [5]
«Генерал Джунковский не любил Корпуса жандармов уже по тому одному, что офицеры этого Корпуса ему как губернатору подчинены не были. Независимость он в других не любил». [6]
Став товарищем министра, Джунковский получил в своё ведение всю русскую полицию, а также жандармский корпус.
«Быстрое восхождение по служебной лестнице, головокружительная карьера, легко возносившая заурядного по уму и способностям гвардейского капитана до высших в государстве должностей, и твёрдая уверенность в прочных связях в высшем обществе, по-видимому, вскружили голову генералу, и он к описываемому времени чувствовал себя «опытным администратором».
Воспитание в условностях света и привычка быть своим в самых высших слоях общества чувствовались сразу. Чувствовалось сразу же и его внутреннее предубеждение против порученного ему дела, так как генерал щепетильно старался не касаться политического розыска, какой-то там «секретной агентуры», «шпионов», как он, вероятно, образно мыслил, простодушно, но уверенно полагая, что любой подчинённый ему исправник Московской губернии, им выбранный из неудавшихся гвардейских офицеров, гораздо лучше любого «охранника» исполнит поручение, данное ему московским губернатором.
Большой острослов, мой брат Николай, хорошо знавший Джунковского по своей службе в Московском губернском жандармском управлении, как-то говорил мне, уже после назначения Джунковского командиром Отдельного корпуса жандармов и товарищем министра внутренних дел:
– Ты сделаешь большую ошибку, если, докладывая о каком-нибудь розыскном случае, будешь употреблять непонятные ему и «неприемлемые» для него технические розыскные термины и выражения вроде, например, такого: «по точным агентурным сведениям от секретной агентуры, близко стоящей к таким-то революционным центрам, я узнал, что», и т. д.; или, если, докладывая ему о предположенных тобой розыскных шагах, ты скажешь: «поручив моей секретной агентуре возможно ближе соприкоснуться с подпольной организацией такой-то, я рассчитываю на то, что» и т. д.
– Нет, – говорил мне, смеясь, брат, – нет, этого он не поймёт и, главное, не поверит тебе, что ты что-то там узнаешь и достигнешь таким путём. А вот если ты скажешь ему так: «Ваше превосходительство, я поручил двум толковым городовым, переодев их в штатское платье, разузнать всё о деятельности Бориса Савинкова, по данным одного станового пристава, посещающего фабрику такую-то», то, поверь, генерал Джунковский будет доволен твоей служебной ловкостью и распорядительностью!
Не забудь при этом, – добавлял мой брат, – подать ему вовремя галоши и осведомиться о драгоценном здоровье его сестрицы Евдокии Федоровны...» [7]
Генерал Джунковский старался прослыть либеральным администратором, неустанно заботился о своём, как теперь принято говорить, «имидже и рейтинге». При этом он чутким носом придворного улавливал изменения настроения как «влево», так и «вправо». При этом он, по делу и без дела, норовил демонстрировать твёрдость власти.
«Один из таких «правых» его поворотов был просто нелеп. Случай был показателен и достаточно выразителен для того, чтобы рассказать о нём.
В связи с «Романовским юбилеем» шли толки о возможной амнистии. Некоторая частичная амнистия была в то время уместной, да и время было спокойное, а власть, как никогда, прочна. Та секретная агентура, которая осведомляла меня об общественном настроении, указала мне на один случай, где применение такой частичной амнистии было бы встречено общественностью с особым «признательным сочувствием» и в то же время показало бы внимание верхов к выдающимся представителям нашей культуры. Дело шло о предстоящем осенью 1913 года судебном процессе известного поэта Бальмонта, обвинявшегося в богохульстве, усмотренном в одном из его стихотворений». [8]
Речь идет о сборнике К. Д. Бальмонта «Злые чары» (М., 1906), который был арестован цензурой из-за богохульных стихотворений, в частности, стихотворения «Пир у сатаны» и других, названия которых не хотелось бы и воспроизводить. В 1911 г., когда издательство «Скорпион» хотело переиздать «Злые чары» в составе Полного собрания произведений Бальмонта, дело о запрещённых стихотворениях было возобновлено.
Начато было судебное преследование, и если бы Бальмонт вернулся в Россию, то был бы арестован. Начальник Московского охранного отделения полковник Мартынов получил негласную информацию о том, что оправдательный приговор предрешён членами судебной палаты; следовательно, своевременная амнистия Бальмонту устранила бы нежелательную судебную процедуру, которая непременно дала бы поводы многочисленным ищущим поводов царапнуть Россию ржавой булавкой.
Тем не менее, желая поддерживать образ «высоконравственного реформатора», пресекающего крамолу, Джунковский отверг предложение амнистировать Бальмонта. Однако, после указа 1913 г., в котором была объявлена амнистия лицам, привлекавшимся за «преступные деяния, учиненные посредством печати», судебное дело было всё равно прекращено. Наряду с Бальмонтом были амнистированы А. В. Амфитеатров, М. Горький, В. Г. Короленко и др. [9]
Когда же дело касалось реальной борьбы с разлагающей работой неприятелей нашего государства, Джунковский вовсе не был столь же «тверд», как в деле Бальмонта. Более того, за короткий период пребывания у власти Джунковский серьёзно ослабил возможность правоохранительных органов защищать государство.
Итогами деятельности «высоконравственного реформатора» стало следующее:
– ключевые фигуры «охранки», которые, по мнению Джунковского, не заслуживали доверия, были уволены со службы;
– уменьшился общий бюджет полиции;
– исчезла сеть полуавтономных охранных отделений, созданная Зубатовым, а также было ликвидировано большинство районных охранных отделений, созданных Трусевичем;
– секретные агенты больше не проникали в гимназии и воинские части.
Все дела, которые велись Охранным отделением, были переданы в ведение местных губернских жандармских управлений, «которые и без того задыхались от огромного количества работы, задаваемой им революционерами».
Прочитав приказ об упразднении районных отделений, начальник Пермского губернского жандармского управления Е. П. Флоринский сказал: «Нам дали шефом изменника, мы теперь слепы и не можем работать. Мы должны теперь ожидать революцию».
Предчувствуя, какое впечатление этот приказ произведет на подчинённых, Джунковский издал ещё один приказ, запрещавший жандармским офицерам просить о переводе из корпуса жандармов в армию.
Одновременно Джунковский уничтожил органы секретного наблюдения за порядком в войсках. В результате контроль над делами в войсковых частях был потерян.
Революционеры получали полную возможность проникать в войска для своей подрывной работы, само же военное руководство было склонно не выносить сор из избы. И если и сталкивалось с подрывной работой в армии, то во избежание скандала старалось дело замять. Уничтожая органы наблюдения за войсками, Джунковский проявил завидную настойчивость, посетив военного министра Сухомлинова и командующего войсками великого князя Николая Николаевича, убеждая их, «как омерзительна агентура в войсках».
Весной 1914 года Джунковский под фальшивым поводом ликвидирует самого ценного полицейского агента в партии большевиков, ближайшего соратника Ленина Р. Малиновского. Русская полиция потеряла возможность получать информацию из близкого к Ленину источника. В результате с большим опозданием поступали данные о сотрудничестве большевистской верхушки с австрийской и германской спецслужбами, а это наносило ущерб национальной безопасности России.
Под разными выдуманными предлогами Джунковский принимает участие в травле патриотического движения и, где удаётся, стремится его всячески ущемлять. При нём, в частности, был ликвидирован обычай выдавать бесплатные билеты на железную дорогу организаторам публичных патриотических лекций в провинции.
Срезаны до минимума суммы субсидий на патриотическую печать». [10]
Кроме того, Джунковский приложил руку к дискредитации Г. Распутина, что, разумеется, приводило к подрыву авторитета царской семьи.
В настоящее время предпринимаются попытки выработки «альтернативного взгляда» на личность Джунковского, а энергичные мероприятия, приведшие к развалу всей системы службы государственной безопасности, преподносятся в качестве желания перестроить службу розыска в соответствии с некими нравственными «совершенно новыми началами», «в строгом соответствии с законом». В этой связи стоит отметить серию очерков И. С. Розенталя [11], изображающего Джунковского реформатором, «не любившим провокаторов».
Зарубежные исследователи также прикладывают руку к ретушированию портрета этого человека. В диссертации кандидата исторических наук Анастасии Юрьевны Дунаевой «В. Ф. Джунковский: политические взгляды и государственная деятельность: конец XIX – начало XX в.» в качестве примера такого «переосмысления» приводится текст американского исследователя Дж. Дейли, в котором Джунковскому посвящена отдельная глава «Моралист во главе полицейского аппарата». [12]
«Человек с глубоким чувством чести или, по крайней мере, одержимый желанием выглядеть таковым, Джунковский направил свою энергию и внимание на чистку полицейских институтов, – пишет автор. – Он хотел защитить и поддержать государственный порядок, но ненавидел методы, которыми это обычно делалось. Возможно, тот факт, что действия Джунковского вызвали мало сопротивления со стороны официальной власти, двора и правых кругов, свидетельствовал об отношении элиты к политической полиции, особенно на волне «азефовщины-богровщины».
Полицейский аппарат выиграл войну против революционеров и террористов, но проиграл сражение с обществом». [13]
По логике американского исследователя выходит так, что «порядочный Джунковский мог бы завоевать доверие общества».
Впрочем, американец оценивает реформы Джунковского в целом негативно: как ослабляющие розыск. Вместе с тем, Дейли делает общий вывод о том, что Джунковский, безусловно, имел при этом самые лучшие намерения.

***
Как уже говорилось выше, новая должность стала началом конца карьеры В. Ф. Джунковского. Воспользовавшись положением свитского генерала, летом 1915 г. реформатор попытался конфиденциально поведать государю о том, что приближенный ко двору старец является «авантюристом и проходимцем, подрывающим престиж Императора».
Дело кончилось тем, что В. Ф. Джунковский был отправлен в действующую армию. Весьма красноречив тот факт, что реформатор был отстранён от должности без принятого в таких случаях выражения благодарности за беспорочную службу.
Тем не менее, за столь короткий срок – с января 1913 по июль 1915 – пребывания «у руля», Джунковский успел содеять немало.
Будучи на своем посту, Джунковский разрушил всё то, что было создано кропотливым трудом генерала Павла Григорьевича Курлова (05.01.1860–07.06.1923).
1 января 1909 года по личной просьбе П. А. Столыпина генерал Курлов был назначен товарищем министра внутренних дел, а с 26 марта – командиром Отдельного корпуса жандармов с производством в генерал-майоры.
В этой должности много сделал для организации работы секретных спецслужб и охраны императорской семьи, неоднократно сопровождал императора Николая II Александровича в поездках по стране и за рубежом. В 1910 г. был произведён в генерал-лейтенанты.
Именно ему принадлежала инициатива создания специального исследовательского отдела по изучению и противодействию подрывной деятельности тайных обществ как внутри страны, так и за её пределами. Конечно, такой служака, как Курлов, стоял на пути у авантюристов типа Гучкова и его братьев по ложе.
Под руководством Курлова готовился специальный доклад о деятельности «проснувшегося» масонства, который Столыпин собирался представить царю. Однако после убийства Столыпина в сентябре 1911 Курлов был отставлен с поста товарища министра, а материалы к докладу сданы в архив.
Более того, гибель Столыпина была использована как предлог для травли Курлова, которого весь антимонархически настроенный общественно-политический «бомонд» преподнёс в качестве «виновника убийства». В вину вменялось допущение Богрова в театр. Особенно активно в его травле выступали А. И. Гучков и В. В. Шульгин.
Курлов был уволен и попал под суд.
Высочайшим повелением следствие было прекращено. Верный монархист и слуга государя был убран со сцены, а на смену ему пришёл честолюбивый деятель, руками которого и была разрушена система государственной безопасности.
Процессы, происходившие в армии, перестали контролироваться государством. После 1 августа 1914 г. дальнейшее продолжение разрушительных реформ было прекращено, но результаты уже осуществлённых реформ были столь значительны, что «многие особенности в работе политической полиции в военный период были предопределены именно ими». [14]
Были сделаны попытки восстановить отменённую Джунковским внутреннюю агентуру из солдат, однако «восстановить уничтоженную агентуру не удалось. Департамент полиции по-прежнему не получал никаких сведений о настроениях в армейской среде. [15]
А император утратил трезвое представление о том, что творилось в умах и сердцах тех, кто должен был с оружием в руках отстаивать веру, царя и Отечество.
 



Примечания к первой главе:
[1] Романов К. С. Преобразования В. Ф. Джунковского // Департамент полиции МВД России накануне и в годы Первой мировой войны (1913–1917 гг.): Дис. ... канд. ист. наук. – СПб., 2002. С. 130–150. Цит. по: Дунаева А. Ю. В. Ф. Джунковский: политические взгляды и государственная деятельность: конец XIX – начало XX в.: Дис. … канд. ист. наук. – М., 2010. 392 с. URL: http://www.lib.ua-ru.net/diss/cont/379229.html.
[2] Платонов О. История Русского народа. С. 311.
[3] Использованы материалы публикации: Коронационные торжества 1896 года в Москве / Сост.: З. И. Перегудова, И. М. Пушкарева // Отеч. история. № 4. М., 1997.  С. 13–24.
[4] А. П. Мартынов. Моя служба в Отдельном корпусе жандармов. В кн.: «Охранка». Воспоминания руководителей политического сыска. Т. 1, 2. – М., Новое литературное обозрение, 2004.
[5] Коронационные торжества 1896 года в Москве...
[6] Там же.
[7] Там же.
[8] Там же.
[9] Куприяновский П. В., Молчанов Н. А. Поэт Константин Бальмонт: Биография. Творчество. Судьба. – Иваново, 2001. С. 209–210.
[10] Платонов О. Указ. соч. С. 313.
[11] Розенталь И. С. Злополучный портрет // Советский музей. № 4. 1992. С. 39–41.;
Розенталь И. С. Он не любил провокаторов? // Родина. № 2. 1994. С. 38–41;
Розенталь И. С. Страницы жизни генерала Джунковского // Кентавр. № 1. 1994. С. 94.
[12] Daly J. W. A Moralist Running the Police Apparatus II The Watchful State: Security Police and Opposition in Russia, 1906–1917. DeKalb (111.). 2004. P. 136–158. Цит. по: Дунаева А. Ю. Указ. соч.
[13] Daly J. W. A Moralist Running the Police Apparatus
[14] Романов К. С. Указ. соч. С. 130–150.
[15] В этой связи предлагаем вниманию читателей фрагмент дискуссии по обсуждаемому предмету, имевшей место на форуме русской Народной Линии:
Вопрос: «Что конкретно пресёк Джунковский в армии?
Чем, в частности, занималась охранка в армии?
Провокаторы из числа рядового состава, распространяли нелегальную литературу среди военнослужащих. На тех же, кто проявлял интерес – «стряпали дело».
Мы, видимо, по-разному, понимаем задачи, стоящие перед службой безопасности в армии.
Служба безопасности призвана пресекать преступную деятельность в армии, уничтожая её источник. Пресекать, но не становиться источником, распространяя преступность и плодя преступников.
Служба безопасности в армии призвана обеспечивать безопасность армии, но не свою собственную, самым наглым образом попирая служебный долг.
Потому эти функции в армии были от охранки переданы контрразведке. При самой активной поддержке Великого Князя Николая Николаевича. Так что службу безопасности в армии никто, спешу Вас разочаровать, не разваливал.
Мудрецы из охранки, а именно, из районных отделений, дошли до того, что занялись организацией фальшивых революционных групп в гимназиях. Подобная практика восходит к ее отцу – Зубатову и именовалась – «зубатовщиной». Суета это, но кровавая, стоившая жизни П. А. Столыпину».
Ответ: «Само представление о «зубатовщине», боюсь, у Вас где-нибудь между мнением об этом Ленина и писателя Пикуля. Между тем, сей метод надолго парализовал действия революционеров в Москве (в отличие от питерской «гапоновщины»). Прочитайте хотя бы воспоминания об этом того же Спиридовича.
Службы безопасности всего мира работают одинаково: вербуя информаторов в нужной среде, через них получая необходимые сведения и осуществляя воздействие на враждебную среду. Деятельность контрразведки отличается от деятельности жандармского отделения (у Вас почему-то брезгливо – «охранки») только тем, что первая специализируется на профилактике военной угрозы, вторая – политической.
По каким критериям Вы решаете, что «охранка» «плодила преступников», а контрразведка «не плодила», – непонятно.
Спиридович в воспоминаниях дифференцирует «сотрудников» – на «раскаявшихся и желающих бороться с революцией из идейных соображений» и людей беспринципных, типа Азефа:
«Не жандармерия делала Азефов и Малиновских, имя же им легион, вводя их как своих агентов в революционную среду; нет, жандармерия выбирала лишь их из революционной среды. Их создавала сама революционная среда. Прежде всего, они были членами своих революционных организаций, а уже затем шли шпионить про своих друзей и близких органам политической полиции.
Чины охранного отделения или жандармского управления, от начальника до младшего филёра, никогда в революционные ряды не становились».
Вывод: «Несмотря на то, что «зубатовщина» могла выглядеть эффективнее «гапоновщины», убийство Столыпина агентом Богровым, безусловно, представляет собою провальную экзаменационную отметку системе внедрённых сотрудников».