Белла Дижур-2. Окончание

Белла Дижур-2. Окончание.
Жизнь в любом возрасте должна иметь свой смысл.

Из Википедии:
"Bella Dizhur Белла Абрамовна. 30.07.1903-17.02.2006.
American-Russian-Soviet poet
Белла Дижур — член Союза писателей СССР с 1940 года. В члены Союза её принимал тогда знаменитый уральский писатель Павел Петрович Бажов. Белла Дижур была наставницей для многих инакомыслящих того времени. Её дом в Свердловске был приютом для тех, кто так или иначе выражал недовольство советской действительностью"
________

Уникальная Белла
«Мама – удивительный человек. И сегодня она переписывается со всем миром, следит за событиями. Вы говорите, что привезли ее книжку на латышском языке? Вот будет сюрприз! Она очень обрадуется.
Но постарайтесь ограничить ваш визит к ней 15-20 минутами. 100 лет – это уже возраст», – предупредил нас Эрнст Неизвестный, с которым мы встретились раньше, в его студии на Манхэттене.
\
И вот мы, мой муж Маврик Вульфсон и я, уже вручаем привет из Риги этой уникальной женщине, прожившей век и сохранившей трезвость и логику ума, жизнелюбие и желание познавать мир. Книжку «Путешественники-невидимки», издана в Латгосиздате в 1958 году на латышском (переводчик Я. Брусбардис, художники М. Витолиньш и К. Соколова. Тираж 10 тысяч экземпляров). Эх, повезло же детям той поры!

– 1958 год! – Белла восторженно всплескивает руками. – Я тогда еще жила в России. Какие прелестные рисунки и оформление. Спасибо большое! И за янтарик – память о любимой Юрмале.
Главное же, расскажите мне про Ригу, как там? Я слежу за событиями в Латвии. А недавно из социальной службы ко мне приходила бывшая рижанка. Она говорила, что ее муж и родители, которые приехали в Латвию не тогда, когда надо, – неграждане. Что это значит? А вы, Маврик, имеете гражданство?

– Имею. Я почти сто лет живу в Риге, и это не шутка.
– Сколько же вам лет? 85? А мне сейчас 99!
– Так что мы можем петь в одном хоре.

Вопросы сыплются, как из рога изобилия.
– А у Эрика вы были на Шелтере или в Сохо? Эрик мне каждый день звонит.
Как вы нашли его и его последние работы? Новую монографию его биографа Альберта Леонга видели?

Подайте, пожалуйста, мою записную книжку… Там вырезка из газеты «Челябинский рабочий», которую мне прислали друзья с Урала о монографии «Кентавр» – последней книге Альберта об Эрике.
Альберт – это американский парадокс: вьетнамец по рождению, блистательный русский язык, а эта книга написана на английском.

У подножия Монблана…
– 10 лет назад, когда мы познакомились, вы, Белла, говорили, что собираете стихи для следующего сборника, потому что жизнь в любом возрасте должна иметь какой-то смысл. И дальше я процитирую вас по моим заметкам: «Если стихи чего-то стоят, то не пропадут. Дети издадут. В поэзии есть Монбланы, уже не говоря о классиках, подобных Пушкину, Шекспиру или более близких к нашему времени, как Мандельштам, Ахматова, Цветаева. Но есть и великое множество таких, как я, стоящих у подножия Монблана. Однако это меня не огорчает. У меня даже есть рассказик о маленьких корабликах. Они плавают рядом с большими лайнерами в том же океане. Простор тот же. Кораблики везут не бомбы, не пушки, не ракеты и даже не апельсины и табак. Мы несем добро, любовь, нравственность. И потому положение маленького кораблика меня вполне устраивает».

– Сегодня я согласна с той, 90-летней, – сказала Белла. – Недавно был у меня разговор с киевским писателем. Имени не назову. Он жаловался, что его не издают в России. Я рассказала о маленьких корабликах. Он очень обиделся.

«Пусть какой-нибудь святой обо мне помолится…»
– Что пишу, чем живу? — и Белла открывает папку с рукописями. – Лучше всего представление об этом дает вот это стихотворение. Маврик, сядьте поближе, я вас плохо слышу:.
Пусть какой-нибудь святой
Обо мне помолится,
Потому что я живу
За околицей,
За околицей современности
И ее космических ценностей.

Не постиг мой разум убогий
Сатанинских ее технологий
И ее избыточной сытости,
И ее бесстыжей открытости…

Ископаемый робкий предок
Дремлет в логове людоедов.

– Ох, как хорошо! Замечательно сказано! Мне очень нравятся все ваши стихи, это лучшее из лучшего и очень нужное сегодня людям. Точно так думаю и я – словно из моей души вырвано. Спасибо! Если бы издать это большим тиражом, да и у нас! – восхищается Маврик.

– Я дарю эти с стихи вам, только надпишу. Как вас правильно называть – Маврик или Маврикий?
Если не будете меня фотографировать(это обращение ко мне. Э.), я пороюсь в папке и найду еще что-нибудь...

Вот: «Крылья нежности и боли нам страницей шелестят, И растет моя тетрадка, как зеленая трава. Значит, все со мной в порядке, Значит, я еще жива».
Пересев из кресла за пишущую машинку на письменном столе, Белла отстучала на страницах со стихами свой автограф и послание: «Не только Эмме, но и Маврику. Спасибо за память, за дружбу и за новую встречу. Белла».

– А почему одной рукой пишите?
– Всю жизнь все свои книги, статьи, стихи я писала только от руки. Только в Америке, в свои почти в 85 лет освоила пишущую машинку – в век компьютеров посылать материалы от руки в редакции посчитала неудобным. А одним пальцем – это по привычке. Как ручкой.

– Мы прощаемся, не можем больше вас утомлять.
– Ой, нет! Маврик, расскажите о себе.
– Не навсегда же мы останемся на этой земле. И не беда, если мы с вами уже многого не можем. Но вы пишите стихи, я – книги. Значит, мы еще не бесполезны. Когда перелистаете мои «Карты на стол», возможно, со мной согласитесь.

– Будем все-таки прощаться. Спасибо за то, что вы есть, ваше присутствие на земле очень нужно людям. Здоровья вам! Будем держаться вместе!
– Не торопитесь, пожалуйста. Вы монографию уральского художника Михаила Брусиловского видели? Присядьте за стол, посмотрите его работы, а я посижу в кресле и отдохну… А книгу вашу я обязательно прочитаю, – обращается она к Маврику. – И сообщу свое мнение. И давайте о себе знать. Пришлите мне фото, пожалуйста. Буду ждать.

После расставания
Всю дорогу домой Маврик не расставался с подаренными стихами и уже в самолете начал мучиться над переводом. Вскоре в Америку полетели стихи Беллы Дижур и на латышском.

«Политика, как ядовитая паутина,а люди всего лишь беспомощные мухи».
Дорогие Эмма и Маврик!
Спасибо за фото, за память, за добрые слова, но при всем при этом у меня к вам огромная просьба. Больше всего на свете страшусь громких слов. Пожалуйста, прошу вас: будем дружить, избегая излишних восклицательных знаков.

Книжечку Маврика я прочитала и попробую сказать о впечатлении, которое она на меня произвела.
Я человек абсолютно аполитичный. Мой покойный муж пытался объяснить мне, как я ошибаюсь, недооценивая роль политики в жизни наших детей и т.д. и т.п.

Конечно, с годами я поумнела, время показало, что мой муж прав: политика – страшная сила, она, как ядовитая паутина, а люди всего лишь беспомощные мухи. Да, головой я это поняла. Да и факты жизни подтвердили: жертвами политических игр оказались мой сын, мой муж, да и я сама. Пришлось все это принять как неизбежность. Но и только. Более глубокого интереса по-прежнему не возникло. У меня были другие боги: литература, природа, искусство. И среди моих друзей не могло быть политиков. Мы жили на разных планетах.

Но вот мне попадается книжечка Маврика. Признаюсь, я принялась за нее с опаской. Что я скажу человеку, который мне как-то лично симпатичен, а дело, о котором он пишет, мне не только не интересно, но какое-то совершенно чужое и не очень чистое. Но книжка подарена, я ее читаю, втягиваюсь, заинтересовываюсь не столько событиями, сколько л и ч н о с т ь ю автора – участника событий. И чтение превращается в дорогой подарок: передо мною несомненно политик, но совсем не той породы «ядовитой паутины», передо мной высоконравственная л и ч н о с т ь, конечно же, дипломат, в политике это неизбежно, но он высоко человечен и божественно великодушен.

Милый Маврик! Возможно, я выражаюсь недостаточно ясно. Могу добавить: политикой Вы меня не заинтересовали. Мое отношение к ней не изменилось. Но Вам лично я благодарна. Я рада нашей дружбе.
Обнимаю вас обоих. Белла.
2003 год.
Простите небрежность письма – опечатки.
Белла.
* * *
И наша активная переписка продолжалась. Последнее письмо, написанное в 103-й год ее жизни, пришло 3 декабря 2005 года. В письме подарок – миниатюрное издание «Белла Дижур. Американская тетрадь».

«Дорогие Эмма и Маврик! Посылаю книжечку, которую недавно напечатали в Екатеринбурге. Обратите внимание на выходные данные. Ее выпустил «Банк культурной информации». Я даже не знала о его существовании, пока они не обратились ко мне с предложением прислать стихи для издания миниатюрной книжечки.

Из стихов, написанных за 17 лет, прожитых в Нью-Йорке, я отобрала то, что представляется мне наиболее достойным внимания. В надежде, что рукопись превратиться в книгу, дала ей название «Американская тетрадь. Стихи последних лет». Тираж небольшой – 300 экземпляров. Но теперь мне стало известно, что в Москве есть «Музей миниатюрной книжки», и моя книжечка туда попала. Кое-кто из моих московских знакомых там ее купил.

Напишите о себе. Обнимаю, целую. Белла. Нью-Йорк, февраль 2005».
(До сего времени не хотелось сообщать Белле об уходе Маврика. – Э.)
В книжечке есть и стихи, которые она подарила нам «Пусть какой-нибудь святой обо мне помолится…»

Белла Дижур ушла в 103 года. По всем еврейским обрядам и традициям, она похоронена на нью-йоркском кладбище Beth-El, где покоятся и многие известные еврейские мудрецы.

Жизнь в любом возрасте должна иметь свой смысл.Этому своему девизу Белла Дижур была верна до своего последнего дня на земле