В плену лозунгов гл. 8 Три правила

    Этажом выше заселились молодожёны, а вечером хозяйка пришла к нам за солью и засиделась за чашкой чая, откровенно рассказывая о себе: 
    – Работаю я на стройке крановщицей. Квартиру мне выделил Стройтрест, как только замуж вышла, – сказала она и с явным удовольствием добавила. – Наконец-то, вырвалась из общежития!
    – А нам квартиру дал Горисполком, когда барак пошёл под снос, – поделилась мама. – Работаю на заводе в сборочном цехе. Сама я из деревни. Там до сих пор живут мои родители. 
    – Повезло, а меня двухлетней девочкой подобрал на вокзале милиционер и привёл в детдом. Имя дали Тамара, а фамилию Неизвестная. Так и не знаю я, откуда родом и кто родители.
    Мама, сочувствуя, подвинула тарелку с печеньем поближе к её чашке. С того дня она при каждом удобным случае угощала её домашним солением или варением, что привозила из деревни. Вот и сегодня велела мне отнести баночку яблочного варенья. Поднявшись на четвёртый этаж, я постучала в дверь. 
    – Входите, дверь открыта, – крикнула Тамара.
    – Здравствуйте. Мама прислала вам варенье.
    – Здравствуй, Аня. Поставь на журнальный столик, а я согрею чайник на газу. Попьём с тобою чай, пока моего Ивана нет. Он понёс подарок сыну на День Рождения.
    Все знали, что у Ивана от первой жены есть годовалый ребёнок. Бабушки на лавочке шептали, что Тамара увела мужа у своей же подруги. Но я, вспоминая своего отца, ушедшего из семьи, обвиняла в этом случае бездушного Ивана. Нам в школе говорили, что: «Семья – это маленькая ячейка советского общества, где есть любовь и взаимопонимание». Выходит, если мужчина бросил семью, значит, не любил ни жену, ни ребёнка.
    Я окинула взглядом комнату со стандартной мебелью. Здесь теснились диван-кровать, два кресла с журнальным столиком и торшер с рожками-абажурами. В углу на этажерке тикал будильник «Слава», рядом лежала коробочка с леденцами «Монпансье» и баночка с кремом «Метаморфоза». Остальные полки забиты журналами «Крокодил», «Работница» да гибкими пластинками. В другом углу был телевизор «Рубин» на трёх длинных ножках. На чёрно-белом экране пышногрудая доярка делилась опытом, как добиться высоких надоев молока.
    – Аня, выключи этот ящик, всё равно смотреть нечего, – сказала Тамара, неся две чашки с дымящимся чаем.
    Я щёлкнула выключателем на панели телевизора, а хозяйка, поставив чашки на журнальный столик, направилась к подоконнику, где стояла радиола «Беларусь». По ночам Иван ловил передачу «Голос Америки» или «Би-Би-Си», слушая новости, о которых умалчивало советское Информбюро. Тамара открыла крышку радиолы и поставила виниловую пластинку. 
    Мы сели пить чай с вареньем под лирические песни Эдиты Пьехи. Тамара вспоминала свой детский дом. Затем достала с антресолей коробку из-под обуви с надписью «Скороход» и, близоруко щурясь, начала перебирать стопку писем, сетуя, что нет времени ответить. Выбрала одну из фотографий и показала мне:
    – Аня, смотри, мой детский дом. Вот здесь под плакатом: «Дети – будущее народа!» стою я. Мне тогда, как и тебе, двенадцать лет было, а рядом воспитательница Прасковья Ивановна. Она меня всегда от драчунов спасала. На Новый Год открытку прислала.  Слушай, что пишет в ней:
    Тамара, будь всегда счастливой,
    И следуй правилам златым всегда:
    «Не делай так, чтоб было стыдно!
    Добром за доброту лишь отвечай!
    Не лги товарищам и близким!»
    Тогда все станут уважать тебя. 
            С Новым Годом, моя любимая девочка! Твоя Прасковья Ивановна.   
    Выслушав мудрые пожелания воспитательницы, я решила спросила уверенную в себе молодую хозяйку:
    – А вы следуете этим трём правилам?
    – Аня, эти морали нужны для простачков! В моей жизни, как на войне, чтоб достигнуть цели, все средства хороши. Сама посуди. Чего достигла Прасковья Ивановна со своею порядочностью? Замуж не вышла, ребёнка не родила, и всю жизнь воспитывала только чужих детей. Теперь сидит наша одинокая пенсионерка в своей коммуналке и рассылает письма бывшим воспитанникам. 
    – Значит, ей в радость писать и получать благодарность.
    – Вот-вот, одна лишь радость, писаниной заниматься.
    Тамара посмотрела на ручные часики «Заря» в форме кирпичика и вздохнула:
    – Времечко-то, как бежит! Иван должен уже вернуться. Сегодня идём в кино на вечерний сеанс.
    Мне дали понять, что пора уходить. Поблагодарив за чай, направилась к выходу и столкнулась в дверях с запыхавшимся Иваном. Резко посторонившись, я поздоровалась, и бегом спустилась по лестнице к себе в квартиру. Подошла к окну и распахнула створки навстречу свежему ветру. Бабье лето всё ещё баловало нас теплом. Дождь перестал лить, и солнце заиграло в лужах.
    Двор постепенно заполнялся людьми. На лавочках появились бабушки, отпустив внуков бегать по двору. За столом под тополем собралась мужская компания, стуча костяшками домино. Из подъезда вышел слегка подвыпивший дядя Вася с двухрядкой под мышкой. Одна из старушек попросила его сыграть любимую песню. Он развернул гармонь и с радостью запел:
    – Если б гармошка умела
       Всё говорить, не тая!
       Русая девушка в кофточке белой,
       Где ты ромашка моя?
    В ответ ему со второго этажа запел бархатным баритоном Иосиф Кобзон:
    – А у нас во дворе есть девчонка одна,
       Среди шумных подруг неприметна она.
       Я гляжу ей вслед – ничего в ней нет,
       А я всё гляжу – глаз не отвожу.
    Дядя Вася поднял голову, определяя, откуда несётся песня и, разрывая меха потрёпанной гармошки, загорланил:
    – И кто его знает,
       Чего он вздыхает,
       Зачем он моргает,
       На что намекает?
    На первом этаже открылось окно и послышался раздражённый мужской голос: 
    – Да что же это такое! В заводе шум, на улице шум, пришёл домой и здесь шум! Когда же отдыхать?
    А ему, как бы в насмешку из окна Тамары на всю громкость радиолы запела Пьеха с красивым польским акцентом:
    – Как теперь не веселиться,
       Не грустить от разных бед,
       В нашем доме поселился
       Замечательный сосед.
    Один за другим стали высовываться любопытные лица, стараясь угадать откуда несутся песни. Музыкальная баталия могла бы долго продолжаться, если бы не тот же раздражённый голос, крикнувший во всю горло:
    – Если сейчас же не заткнёте свои шарманки, я вызову участкового!
    Громкое заявление возымело должное действие, песни смолкли к удовольствию одних и разочарованию других. Остался слышен лишь скрип детских качелей да стук доминошников. Вскоре из подъезда вышел Иван и Тамара с модным начёсом на голове. Из расстёгнутого болоньевого плаща виднелось красивое платье-колокол, на ногах туфли-гвоздики. И как последний штрих – блестящая клеёнчатая сумочка на согнутой руке в перчатке.
    Когда молодая парочка проследовала мимо дяди Васи, старушки дружно зашептались, провожая недобрым взглядом. А в это время мальчик, футболя ногами пустую консервную банку по лужам, обрызгал её лакированные туфельки. Тамара схватила ребёнка и хотела ударить, но Иван оттащил жену.
    – Ты что делаешь? Он же не нарочно!
    – Отпусти меня! Я должна наказать этого паршивца!
    – Тогда иди в кино одна, а я возвращаюсь к сыну и жене!
    – Иван, вернись! Иван! Сейчас же вернись! Иван!
    Но тот удалился, несмотря на отчаянные крики. Дядя Вася одобрительно хлопнул ладонью по сомкнутым мехам гармони и вполголоса спел Тамаре:
    – Говорят, не повезёт,
       Если чёрный кот дорогу перейдёт,
       А пока наоборот,
       Только чёрному коту и не везёт.