Извр

Не для весх.


Выпускающий реактор журнала «Шок» Пургений Конегин седел, положив ноту на губу в своем кресле и проатривал станицу за странницей нового номера. Он жаждал Константина Ракина, интерфью которого вялилось основной тёмой журнала.
Договориться оказалось несложно.

- Назначьте тень и бремя – сказал Константин.

В этот монумент главный режиссер теартра «Пулевестник» взялся за руку входной двери реакции с надписью «О-Сторож-Но! Закры-В-Ауте потно двери!»

-Чушечка, принесите мне ашечку оффе, произнес Пургений и услышал колоколик.
-Ракин в виски-бюле.
-Зовите.
-Здравствуйте, Константин. Раздавайтесь и прислуживайтесь. Вас не обделали вниманием, пока ждали?
-Здравствуйте, Пургений, всё анормально. Извыните, что опоздал – отрывал сеть театральных гримёрок на Васильевском остове. Машина не заелась, пришлось ехать на метро – на Черной редьке столботворение. Еле выдрался.
-Ничего-чего. Чушечка, еще ашечку оффе, или чего-ничего покрепче?
-Не стоит – сказал Константин, усаживаясь в соевое кресло.
-Я восхрящаюсь Вами, Вы режиссер от бока. Константин, Вы необычайник-человек, Ваши теартральные остановки шокируют. А левиз нашего журнала «Шок – это кош наоборт». Мы пишем для людей изкуства и о людях изкуства. Мне кажется, Вам должно быть это далеко-близко.
-Да, Пургений. Тут вы лопали бочку. Я обижаю Ваш журнал, просмаркиваю его нисколько раз. Я не даю интервью, но для Вас сделал включение.
-Я надеюсь, что не ударю в глаз яйцом и буду не бананным вопрошателем. Начнем?
-Кончено.
-Я уверен, что Вас била интересная судьба. Расскажите о Вашем девстве.
-Не многие знают, но я жил в Задуралье. Отецимать постоянно в командировках – они были геоло-гамми. Меня воспитывала моя тетка Аркада Ракина – староприжимная особя. Жили мы бледно, проходилось что-то выдумывать, чтобы умереть с городу. Я был адским мачиком, стоял на вздрёме, когда друзья воровали блоки. Однажды сторый старож поймал меня за этим телом и сказал:
-Ребята, поимейте совесть! – после этого мне стало не по тебе, я заплакал и убежал к тете. Мне вылетело от нее, и она привела меня в кружок самонадеятельности, думая, что так будет лучше для меня. Спасибо ей. Мой первый мучитель Адонис Лечебный-Мочегонный втолкал в меня кол Станиславского. Тогда я понял, что отступление в Театральный Институт будет ниже моего достоинства. Первый год я провалил. Мой будущий мучитель, великий Сатрап Собратыч Скворцов-Степанов сказал мне после прочтения стихов Ушкина:
-Спасибо, что засол, Костя. - После таких слов я долго проходил в себя.
-А Вы любите классических поэтов, Константин?
-Более ем. Все эти новомордные поэты одна суета. То ли дело Ушкин, до сих пор трясинет.
-Прочитаете?
-С удовольствием. Многие из нас от сучаю к сучаю, в суе и в высуе уминают Ушкина. Но читать его надо уметь. Послушайте:

Понос и вьюга, день ужасный
Уже проснулся, гад несчастный?
А так хотелось спать и спать
Что ж, вылезай-ка из постели
Помой посуду, только Фейри
И не мешай мне отдыхать.

Виктор, ты помнишь – завтра гости,
А в холодильнике лишь кости.
Собака – бледное пятно
За дверью грязною маячит
И кашу гречневую клянчит
А кот – ты погляди в окно.

Под голубыми небесами
Заплесневелыми коврами
Урча на солнце, кот лежит.
Прозрачный дух один чернеет
И хлеб на блюдце зеленеет
И молоко опять кислит.

Вся комната стеклянной тарой
Заполнена и ты с гитарой.
Пищит бедняга телефон.
Приятно пиво на лежанке,
Но знаешь, может быть к цыганке,
Чтоб нагадала миллион?

Скользя по утреннему снегу
Друг милый, предадимся бреду
Из-под капота Жигуля
И посетим мы супермаркет
А может быть, и мегамаркет
И бутик, милый для меня.

-Право, Константин. И как дальше ложилась Ваша карьера?
-Затем армия, служил моряком – два года на канатах. Дальше - учеба в институте с портясающими актерами: Сморкуновский, Близь, Маманов, Дурченко. Игру этих людей можно назвать двумя словами: эквилибр листика. Твёрдые зубом люди. После выписки мне сильно повезло – я попал в «Пулевестник». Правда, я так нежничал, что когда мне предлыжили роль Дяди Мани в секакле «Вишневый Ад», что пришел к Скворцову-Степанову и сказал:
-Сотрап Собратыч, роль не для меня. Я отстоен этого. – На что мой любимый мучитель и режиссер теартра сказал:
-Не борей. Вое тэто. - Так я вышел в историю. Потом были «Мертвые уши» и другие секакли, нанесшие мне известкость. Кит за китом. Затем, я решил поменять амплу-Б и стал режиссером.
-Константин, Вы недавно стали ушлым в теартальных номинациях «Нарыв и надрыв год за два». Каковы Ваши творческие паны?
-Я стараюсь не стоять на тесте.  Сейчас готовлю ложное изведение Альбрехта Бреда «Пожар в супе». Снегсшибательная истерия. Драма. Два героя. Он и Он. Хрустальночистые юди. Но им дошно и тушно. Они мучаться. Хотят изменить свою слизнь. Но ошиваются вне. На репептициях я применил новый метод. Его я нанизываю отток обводного создания. Приходите – не пожиреете. В панах «Фамильный лимон» Онуре За Де Бальзама, «Несут меня пони» Константина Сименсова.
-Спасибо за приглашение. Константин, могу ли я Вас спросить о личной жизни? Чук-чук?
-Ну, если чук-чук. С моей женой я ознакомился случайно. Она сразу произвела на меня неизгадимое впечатление. От нее исходило такое очаровоние. Я с ходу предложил: «Давайте наше счастье разденем пополам». С тех пор мы в месте. Моя жена часто обо мне говорит своим знакомым: «Это - мой талисмэн.  Он меня от жизни спас».
-Как вы отдыхаете? Какие фильмы смотрите?
-Люблю сидеть дома за ужечкой или панночкой бива. Жена - рожа. Ходим в суши-бал неподалеку. Их лизюминка – свинина по-свински. Еще люблю украинский ресторан        «Кура - Гринь» со скудным поваром Григорием.
-Да Вы дурман!
-Нем много. Если выбираюсь за границу – предпочихаю Киталию, Сингапук, хочу побывать в Тайланглии. Оборжаю кино. Недавно посмотрел фанатическую сагу «А так у клоунов» с великим жидаем Мони Джидоником. Прирастился к сериалам. Смотрю акериманский безсерийер, мелом-драму «В тылу – рога» с древосходным прусским актером Владимиром Фон Мешкоффым. Я рыдал гремучими слизами.
-Огромное спасибо, Константин. Я познал о Вас многое. Вы прима-тщательный человек.
-Ну что Вы, Пургений. Я просто люблю получать от жизни довольствие. Эдакий увалень судьбы. Рад, что засол к Вам на уголёк.
-До свидания, Константин.
-До свидания, Пургений.

Пургений Конегин мчал по ночному году на новенькой «Vovo». Погода ратовала последними теплыми деньгами. Мимо мелькали знакомые названия: «Вино-монтаж», «Восстановление Анн», «Авто-Мокко-Люкс», сеть закашечных «Идеальная каша», «Стой-товары», «Кафе-быстро».
Пургений спешил к себе домой в загородный дотик на берегу залива. Его ждал камин, шпоры в масле, жена и сырок. За оком хмурилась пагода. Беременная облачность. Пургений проехал мимо дубов-пеликанов и загнал свое «Vovo» в подзимний гараж.
На переобуродованной кухне пахло паленом. Жена готовила жаркое.
-Добрый вечер, дорогой –  жену скрутил кафель.
-Добрый вечер, дорогая! – Пургений поцеливал её щёчку. -Когда ты вылечишь свой кафель?
-Пытаюсь. Как пришел день?
-Великолепно. Сыра положила?
-Папа, я всё – не дав ответить маме, подбежал сыр с горошком в руке.
-Ну, привет, быстрый какун!
-Дорогая, ты поздравила от меня свою маму?
-Да, теперь  идёт с пенсией по жизни.
-Пойду, положу сыра.

Пургений поднялся в дерзскую и сел на рай кровати. Сыр нырнул под одеяло.
-Папа, почихай сказку! – сырок лежал в кровати и смотрел уже сочными глазами.
-В некотором царстве, в некотором боярстве пили, ели корова, королева и короправа … – Пургений слонился над сыром, поцеловал его в ломик и засунул родом до воскресенья.